Provocation

― Опять… ― и тонкий вздох перемешался с дымчатой атмосферой в комнате, ― кхм, лучше бы я и не приходил, ― заметил Чондун, медленно снимавший обувь, входя в плохо освящённый холл, где его глаза сразу же остановились на беспорядке, среди которого нашлась знакомая фигура, растлавшаяся по креслу; тонкая рука свисала с него, зажав между двух пальцев сигарету. ― Тебе противно смотреть на меня? Или завидуешь? ― с расплывчатой от наслаждения улыбкой произнёс Мир. ― Единственный способ твоего расслабления – трава? ― как бы не расслышав вопросов Мира, продолжал Гром, пробравшийся к дивану, стоявшему вблизи кресла. Усевшись на его подлокотник, он не переводил взгляда с Чольёна, уже покончившего с сигаретой с сюрпризом, отбросившего голову на спинку кресла, закрывшего глаза. Многое перемешалось в голове Грома: отчаянье за жизнь дорогого человека, поглощалось свойственным безразличием, приправленным неким чувством, которого он сам не понимал. Но спустя несколько минут раздумья прервались. ― Да, пока это только она, но моей слабостью можешь быть и ты... ― расширенные зрачки Мира открылись и отбросили монотонный взгляд на своего собеседника, осматривая его, останавливаясь на каждом сантиметре лица, словно предвкушая непредсказуемую реакцию, которая, кстати говоря, не заставила себя долго ждать. ― Я? ― успел Гром только произнести это, как по лицу невольно скользнула мимолётная, едва заметная улыбка, брови мило построились «домиком», а нежный поцелуй коснулся его губ. Сладкое послевкусие затуманило глаза, закрыв в памяти тот момент, когда маннэ с ловкостью кошки оказался рядом с ним, обвивая его руками. В секунды поцелуя Мир надеялся, нет, он ждал от Чондуна продолжение, нечто большее, но новое увлечение удивило его и лишь задало вопрос. ― Ты спятил? ― Как видишь, да, ― смотря исподлобья проговорил Чольён, ― я спятил, а ты… Ты наверное, испугался? ― тролльская усмешка эвила выступила на лице, ― испугался? ― снова переспросил Чольён, облизывая нижнюю губу и щуря глаза. Такая провокация не прошла даром и уже через пару секунд слащавое провокаторское тело было жестко скинуто на диван. ― Я испугался? Чего? Секса? С тобой?...Нет, конечно, ― сухо ответил Гром, вжимая тело Мира в кожаную обивку. ― Да? Тогда чего же ты ждешь? ― ласково прошептал Чольён над ухом Грома. ― Ничего. Но ... готов ли ты к боли? ― злорадно спросил Гром. ― Начинай уже ,сволочь!... ― прокричал Мир, похотливо прижимая к себе до боли знакомую плоть; изящные пальцы вцепились в волосы Грома, не оставляя ему шанса на освобождение, ни единой минуты для вздоха, ничего, кроме смачных поцелуев, чуткого и тёплого контакта глаз, в которых непроизвольно можно было прочитать только одно предложение: «Я хочу тебя. Здесь и прямо сейчас...» Но в эту минуту никто из них не пожелал отказаться и от объятий, поглощающих в агонию страсти: влажные, неопытные губы Чондуна скользили по атласной шее маннэ, а непослушные кисти рук запутанно пытались расстегнуть приталенную рубашку, стремительно покончив с ней, перешли на ремень, а затем и на брюки, которые в отличии от остального не поддавались снятию с божественного и юного тела, но поняв, что они проиграли этой ночью, быстро оказались подкинуты в воздухе и упали где-то рядом с диваном вместе с футболкой Грома. Последнее, что оставалось в эти чувственные минуты на Мире, тоже оказалось на полу, тем самым, представляя сэмэ нереально упоительную картину, в виде обнажённого и пленительного тело укэ. Оно манило его всем, всем, что только поддавалось обзору его органов чувств, оно обладало какими-то чарами, магией во всём; в запахе парфюма, предававшего нотку сладости, в эльфийских чертах лица, столь необыкновенных и нежных, в длинных ногах, бёдра которых охотно были зажаты руками Грома, в прекрасном прессе, достигнутом каждодневными тренировками в спортзале....И вот сейчас, вся эта нереальность смотрит на Чондуна и прокручивает надменный, показушный план о том, как медленно стянуть с него джинсы; снова эвилская усмешка на лице и он хочет действовать, но словно читая его мысли Чондун опережает его и сам разбирается с ними: столь ненужные в этот миг тряпки витают в воздухе. А тем временем, не теряя ни минуты, извращённый под кайфом маннэ, отпустив взъерошенную причёску Грома, перешел на более нижнюю часть тела, доставляя непомерное наслаждение парню, лаская рукой его плоть, ту, столь желанную зону паха ,"по-детски" играя языком с его торсом. Словно актер, он собирал от своего почитателя овации на «бис»,заключённые в разнообразных стонах, которые в этот вечер уже не прекращались; возбуждаясь всё больше и больше, кусая поочерёдно, то нижнюю, то верхнюю губу, растворяясь в тусклом свете под невообразимые засосы Мира, Гром дошёл до точки кипения и неожиданно для себя и для партнёра, с живостью закинув обе ноги укэ куда-то на свою поясницу, с болью и матерными криками со стороны Мира, вошел в него и с каждой секундой погружался глубже и глубже чуть дыша, постепенно наращивая темп, подавлял рваные стоны партнёра в крепких объятиях. 2, 3, 4, 5 сантиметров? Нет, куда больше, разъезжал кожаный диван, непростительно сильно обдирая верхний слой дорогого швейцарского паркета под натиском быстрых толчков сверху. Да какой к чёрту паркет? Нежная кожа спины Чольёна, обтиралась об обивку, подобно ластику, стирающему ошибки в тетради первоклассника. ― Только не останавливайся! ― срывалось с распухших алых губ маннэ, сознание, которого мутнело и желало лишь продолжение нереального удовольствия, на что Гром, ухмыльнувшись, резко выйдя их парня, поменял положение и теперь, довольствовался задним обзором, похотливого тела. О боже, эта спина, эта чертовски рельефная и бархатная кожа, бархатная настолько, насколько прекрасен нежный голос Джио-хёна и измождённая настолько, насколько перфекционистски измождены огромные круги под глазами Сынхо. И сейчас, все это принадлежит мне? Да. И не кому больше, ― размышлял Чондун, поглаживая покрасневшую кожу лопаток Мира, а затем, правой кистью руки, обхватив пульсирующую шею маннэ, приподнял его к себе, обрисовывая разнообразные узоры влажным кончиком языка на холсте широких плеч. ― Не останавливайся...Нет, я не хочу, чтобы это заканчивалось... ― перевернувшись, встретившись взглядом с Громом, молил Чольён, прогибаясь под россыпью сладких поцелуев, прижимая по прежнему невинное тело Грома к себе, желая слиться с ним навсегда, проводя тонкими пальцами по искусанным в кровь губам, четкому овалу лица, спускаясь кривой дорожкой всё ниже и ниже, ласкать плоть, возбуждённого мальчика, чьи развратные стоны и засосы тонули и омывались в девственных глубинах ясных глаз. ― Миру-я.... ― крепко сжимая спинку дивана, простонал Гром, опрокинувшись на часть подлокотника, но Чольён его не слышал, его разум витал где-то за пределами комнаты, одурманенный, бесстыдный и порочный. Слегка опустившись, он покорно принялся услащать член парня, обласкивая ствол и лишь иногда помогая себе рукой, ― аааах....Ааах... ― больно прикусывая фаланг указательного пальца, постанывал Гром, кончая маннэ на лицо, ― Чольён-а... ― лишь сорвалось с его уст, как долгий поцелуй, опьянённо-мокрых от сладковатой спермы, губ, коснулся него, завершая плеяду наслаждений.