could he try me? (mmm, most likely)

— Итак, окей, первое, что нам понадобится, — мурлычет Чимин, продолжая свою запись, — это четверть чашки кленового сиропа. Для приготовления пирога я не буду использовать сахар, поэтому сироп придаст ему необходимую сладость. Так, отлично, — Чимин тянется к следующему ингредиенту, показывая его на камеру. — Теперь половина чашки арахисового масла. Как видите, — мальчик хихикает, демонстрируя почти пустую банку, — я ем его действительно часто. Похоже, придётся включить его в список продуктов, когда мы поедем в магазин, — бурчит он. — Чонгук обещал, что завтра с утра мы вместе съездим в Whole Foods Market, так что, да, мы снова забьём всю тележку, потому что у меня уже есть несколько рецептов, которые я хочу попробовать и показать вам, поэтому ждите с нетерпением. Ага, теперь чайную ложечку ванильного экстракта. Вот так. О боже, ребят, — лицо мальчика озаряется, стоит ему наклониться над миской, в которую он добавляет необходимые ингредиенты, — этот аромат! Честно, вы должны попробовать приготовить этот пирог, я обещаю, это супер просто. Все эти ароматы определённо для таких сластён, как я, но при этом всё это абсолютно здоровая еда. Лучше вы приготовите что-то дома, чем купите вредную сладость в магазине, во всяком случае моё мнение именно таково, и мне бы хотелось, чтобы вы тоже поняли, что любой приём пищи — это не бездумное забивание желудка, а получение полезных микроэлементов и, конечно, наслаждения. А чем можно наслаждаться больше, чем ощущением, что твоя еда делает тебя более здоровым? — Чимин ярко улыбается, смахивая волнистую прядь с лица. — Супер, сладкий картофель у меня уже готов, и мне нужно всего несколько штук. Вот так, остальное оставлю на завтра. А я тем временем предоставляю всю работу миксеру и пока достаю всё остальное, — Чимин порхает по кухне, переставляя камеры и находя лучшие ракурсы для каждой из них. — Когда всё хорошенько перемешается, добавляем четверть чашки какао, половину чайной ложки соли и чайную ложку муки. Как видите, муки мы используем совсем немного, и это то, что привлекло меня в этом рецепте. И ждём, пока миксер снова сделает свою работу. Всё супер просто, не так ли? Очень быстро и вкусно. Выглядит так красиво, не могу поверить! — Чимин мило болтает на камеру какое-то время, делясь своими впечатлениями и рассказывая немного больше о рецепте. Попутно он неспешно опустошает миску с черникой и проверяет смесь на готовность, как вдруг дёргается, ощутив, как две сильные руки опускаются на его талию, задирая тунику [ читать как: абсолютно новую, ещё ни разу не ношеную футболку Чонгука, которая висит на нём большим, длинным мешком ]. Чимин почти взвизгивает от неожиданности, и старший смеётся ему в шею. — Привет, сладкий. Прости, я, кажется, напугал тебя. На его виске оставляют поцелуй. — Я не слышал, как ты пришёл, — бухтит мальчик, изворачиваясь, на что его сгребают в охапку лишь сильнее. — Ребят, как видите, Чонгук вернулся с работы, и мы могли бы приготовить что-то вместе, но я уже почти закончил, осталось только залить смесь в форму и поставить в духовку, но в следующий раз мы снимем что-то для вас. — Что готовишь? — интересуется старший, заглядывая в чашу миксера из-за плеча Чимина. — Пирог из сладкого картофеля. Должно выйти вкусно. — Пахнет хорошо. — Ага. Это ва- Ванильный экстракт, думаю, — Чимин немного сбивается, когда Чонгук прижимается губами к его шее, хмыкая в качестве побуждения к дальнейшему рассказу. — Так сегодня на ужин пирог? — Нет, на самом деле нет. У меня сегодня не было особых планов, а ты был на работе, и мне было довольно скучно, так что я решил снять видео «Что я ем за день?», поэтому я пробую немного новых и простых рецептов сегодня и делюсь ими со зрителями. Пирог будет на десерт, а на ужин я сделал коричневый рис с овощами и жареный тофу. Он вышел таким золотистым и хрустящим! Не могу дождаться, когда ты попробуешь его. И у меня осталось несколько сэндвичей с утра, я специально сделал побольше. Чонгук поражённо выдыхает ему в район челюсти, оставляя на мягкой коже поцелуй. — Ребят, понимаю, что бывает трудно, но не завидуйте слишком сильно. Этот мальчик официально мой, — урчит Чонгук, смотря в одну из камер и притираясь ближе к младшему. — Не могу поверить, что ко всему прочему мой малыш ещё и потрясающий повар. На самом деле, я недавно пообедал, но через пару часов мой голод достигнет своих пределов, и я буду готов смести всё, что ты наготовил. — Только что рассказывал зрителям, что еда — это не просто попытка забить желудок, — обиженно журит его Чимин, открепляя чашу и начиная переливать смесь в подготовленную форму, обложенную бумагой для выпечки. — Я умею наслаждаться ей, поверь, — извиняющимся тоном сообщает старший, отодвигаясь и предоставляя мальчику больше пространства. Тонкие ноги Чимина выглядят милыми и сексуальными одновременно, а футболка красиво обтекает тонкую талию и проработанные ягодицы, когда тот тянется за ложкой, чтобы разровнять смесь. — Всё, что ты делаешь, дарит мне наслаждение, как и ты сам, дорогой. Сладко и вкусно. Чимин фыркает. — Прекрати эти флиртующие вещи, Чон Чонгук, камеры ещё работают. Не хочу потом вырезать огромные куски из видео, — мальчик наконец разворачивается, чтобы метнуть грозный взгляд на мужа, но его воинственный вид [ скажите спасибо ложке, перемазанной в сладкой смеси, которую он держит в руке, и нахмуренным бровям ] тут же сменяется комично приоткрытым ртом, когда он скользит взглядом по тёмно-серой футболке и открытым, покрытым татуировками рукам. Чёрные волосы привычно в небольшом беспорядке после поездки на машине. — Вау. Я- Ты выглядишь особенно горячо сегодня. — А как же «камеры ещё работают», Чон Чимин? — О, знаешь что? Больше никаких комплиментов сегодня, — Чимин отворачивается, уверенный, что это именно то, что нужно демонстрировать на камеру. Святая невинность. — Итак, ребят, Чонгук больше не будет отвлекать меня. Сосредоточимся на блюде. Смотрите, как красиво, — он снимает аппетитно выглядящую смесь, заполнившую форму. — Осталось лишь отправить это в духовку, и у нас есть час, чтобы заняться чем-то полезным. Я, например, думал, что сейчас самое время, чтобы сделать свой комплекс физических упражнений или небольшую растяжку, пока есть такая возможность, — Чимин смотрит на Чонгука, оперевшегося на широкую столешницу посреди кухни и наблюдающего за ним, и снимает на камеру загруженную в духовку форму для выпекания. — Вот так, быстро и просто. А мы с вами увидимся, когда этот красавчик будет готов. Жду этого с нетерпением! — Неожиданно. Пять месяцев в браке, а пирог уже получает больше комплиментов, чем я, — тянет Чонгук, шаря по столешнице в поисках перекуса. — Кажется, с этого и начинается рутина. Чувства утихают. Никаких комплиментов, — театрально сокрушается он, — поцелуи только перед сном, а секс в тишине, под одеял- — Заткнись. Чонгук не может не растянуть губы в довольной ухмылке и заглушить смешок, когда Чимин почти нападает на него, вдавив в мраморную поверхность. Старшему ничего не остаётся, кроме как сгрести его в кучу, прижимая к себе, пока мальчик выпускает через поцелуй всё накопленное напряжение от недолгого, но всё же расставания. Он напористый, когда заскучает, много кусается и рычит, пальцами цепляется за футболку и волосы старшего, ведя себя не хуже дикой кошки. Но противиться его напору нет никакого желания. Большие губы всегда самые родные и самые вкусные, тонкое тело — самое изящное и красивое в его руках, а маленькие, но такие сильные и требовательные пальчики, — очередное доказательство преданности и нетерпеливости. — Я так ждал, когда ты уже придёшь, — удаётся разобрать Чонгуку непонятное мычание, прежде чем красивый рот снова атакует его. Мужчина гладит его по светлым завиткам волос и по чувствительным ушкам, на что тонкое тело идёт волной, сильнее вжимая его в столешницу. Лениво отвечает на отчаянный поцелуй, верховенство в котором глупо не отдать такому отчаянному сейчас мальчику. От Чимина пахнет любимым ванильным спреем для тела, а на кухне перемешаны ароматы всевозможных сладких ингредиентов. Чонгук успевает подумать, что вопрос, хочется ли ему попробовать Чимина или приготовленный им пирог, очевидно риторический. Младший падает ему на грудь, пушистой макушкой забивается под подбородок Чонгука и, тот может поклясться в этом, почти урчит от нетерпения. — Люблю приезжать домой и видеть, что по мне так скучали. Я польщён. Неужели я оставил тебя так надолго? — Не смей так говорить со мной, понял? Не смей! Ты- Да ты- Я не знал, чем отвлечь себя, чем занять, — Чимин даже толкает его в грудь. — Я наготовил еды на месяц, ты только открой холодильник! Ты жестокий, бесчувственный, ясно тебе? Яс- Очередь Чонгука затыкать этот прелестный болтливый рот. Он хватается за отросшие кудряшки, не давая возможности отстраниться, хоть младший и пытается. То ли старается получить глоток кислорода, то ли продолжить «гневную» тираду. В любом случае, затихает он очень и очень скоро, а тело вместо напряжённой борьбы за свободу начинает вести такую же отчаянную борьбу за каплю удовольствия, когда его промежность трепетно жмётся к сильному бедру старшего. Чонгук в свою очередь прижимает его голову к своей груди, ласково зачёсывая волосы. — Только посмотрите, как мы заскучали. Не получал моего внимания целый день, да? Мой хороший, — Чимин хочет взбрыкнуть в ответ на этот издевательский тон, но его тут же прижимают обратно. — Ну тише. Я тоже спешил к тебе, знал, что оставил своего мальчика в таком положении. Думал о том, что моя персиковая карамелька, вся сочная и сладкая, осталась дома одна и рискует подтаять. Чимин снова раздражённо бьёт его по груди. — Клянусь, если ты сейчас не закроешь рот, Чон Чонгук, я- Я- Чонгук издаёт тихое «пф-ф», изображая сдувающийся шарик. — Не удаётся поставить мне условие? Я понимаю, что хочется, понимаю, хороший. Но это ты здесь такой зависимый от меня, а не я. Взгляни на себя. Чимин, возможно, даже не отдаёт себе отчёт в том, что продолжает тереться о Чонгука, мягко толкаться промежностью в напряжённое бедро, ёрзать по торчащим тазобедренным костям и по чужой вздыбленной ширинке. Тело так нагло подводит его. Бесполезно дуться, но мальчик дуется. Прекращает свои движения, но тут же ноет и обиженно возобновляет. — Почему ты такой- Такой отвратительный и противный? Чёрт, либо делай со мной что-то, либо я продолжу заниматься сублимацией, и ты будешь присматривать нам второй холодильник на кухню, — требовательно бормочет Чимин, с вызовом глядя в чёрные глаза и с усилием притираясь пахом ещё ближе. — Она ведь всё ещё в тебе, да? Чимин, кажется, багровеет и взрывается. — Нет, я не могу! Ты такая козлина, Чонгук, клянусь, такая козлина! Она жужжит так, что я боялся, как бы этого не было слышно на видео, а ты спрашиваешь, во мне ли пробка? Грёбаное чудовище, понял меня? Мужланище бесчувственное. Ну-ка не трогай меня! Я сказал, не трогай меня! Чонгук смеётся, умиляясь и несколько раз целуя его в висок. Обнимает крепче. — Такой нервный. Должно быть, что-то тревожит тебя прямо сейчас. — Да ты- Чимин так мило барахтается в его руках, что у старшего что-то трепещет в сердце, и он чмокает мальчика в нос, а после, полюбовавшись скуксившимся лицом, касается губами и лба. — Ты выключил камеры? — наконец отстранившись от любимого личика, спрашивает мужчина. — Что? Глаза Чимина всегда большие и ясные, два кристаллика красиво сияют под нижними ресницами. Ему идёт новый макияж. Он отвлекается от своего показного скандала буквально за секунду, превращаясь в маленькую невинную белокурую овечку. — Камеры. Ты снимал видео. Хочешь потом пересматривать записанное? — Я- Не смущай меня! Ты- Ты хочешь здесь? Прямо тут? Я готовил, и тут грязно, и везде куча ингредиентов, и вообще- — Ш-ш, — Чонгук нежно оглаживает круглые ягодицы, всё ещё чувствуя жар Чимина в районе своего бедра. — Я лишь прошу о своём вкусном десерте. Возможно, даже с ванильным топингом и капелькой мороженого. На улице в эти дни так жарко, ты же знаешь. — Я не думаю, что готовил что-то сладкое кроме пирога, — озадаченно и даже обеспокоенно шепчет мальчик, замирая. — Ты хочешь мороженое? Я мог бы- Мог бы приготовить, если ты дашь мне немного времени. Я только найду всё нужное, я- — Тебе действительно удаётся быть самым развратным, при этом сохраняя всю свою непорочность, дорогой. Кажется, пробка за день вышибла из тебя весь рассудок, — Чонгук трётся щекой о его щёку, приникает к ушку. — Просто закрой свой прелестный рот, запрыгивай на столешницу и позволь мне помочь и вылизать тебя. Не могу перестать думать о твоей мокрой разработанной дырке и прекрасных бёдрах. Разрешишь мне помочь тебе прояснить мысли, прелесть? Чимин даже прикрывает рот ладошкой, и Чонгук, будучи двадцатидевятилетним мужчиной, хочет запищать от восторга. К нему в руки несколько лет назад попало настоящее сокровище. — Ты- Ты правда- Ты давно не делал этого, я- Я не ожидал, что ты хочешь- — О чёрт, Чимин, — Чонгук подхватывает его под мягкий зад, поворачиваясь и наконец усаживая свою ношу на столешницу, не способный терпеть его заторможенность. Миски с фруктами и печеньем теперь отставлены в сторону. Чимин неловко ёрзает, опешив от такого напора, пока старший уже протягивает ему небольшую подушку, предпочитая заботиться о такой драгоценной части тела своего мужа. Мальчик елозит по белой поверхности, пытаясь одновременно запихнуть под себя подушку и стянуть футболку с трусами, не переживая, что останется абсолютно голым перед камерами, которые, вообще-то, всё ещё исправно снимают тот бардак, что происходит в пространстве широкой кухни. Вырежет. Вырежет из влога и надёжно сохранит в домашний архив. Не в первый и не в последний раз. Но то, как его вылизывают, как слезятся его глаза, дрожат бёдра, напрягается рельефный животик, то, как громко он стонет и скулит, как разваливается под языком и руками мужчины, как мокнет его тело, извивается и трясётся- Что ж, такой записи в их коллекции ещё нет, и он бы с удовольствием взглянул на всё то, что каждый раз ему в красках описывает муж, но на что сам он пока не имел возможности посмотреть. Его ноги неловко мотаются в воздухе, футболка и трусы лежат на полу, а большая подушка обеспечивает комфорт — под поясницей хорошо и удобно, не слишком высоко, но и не так, чтобы кости бились об столешницу. Они купили её пару месяцев назад в каком-то пафосном магазине с этой горой дорогущих домашних штук, и сейчас Чимин видит, что она пригодна не только в декоре. Окей, будет приятный бонус. Его поток мыслей в формате «юный дизайнер интерьера Чон» прерывает палец, который настойчиво нажимает на пробку, заставляя его руки разъехаться в разные стороны, а его самого потерять поддержку. Он пытается не плюхнуться плашмя, но в итоге находит себя распластавшимся по поверхности, немного перевозбуждённым и немного напряжённым — подушка под поясницей — единственное мягкое, что он получает [ окей, пожалуй, ещё губы мужчины, которые оставляют вес поцелуев на бёдрах, коленях, голенях и аккуратных стопах, которые даже летом большинство дня нежатся в пушистых бежевых тапочках, отчего всегда кажутся такими очаровательными ]. Чимин думает о том, как удобнее пристроиться на лопатках, о том, как вздёрнут его зад, как ноги всё ещё висят, не находя места, куда можно было бы приткнуться, но Чонгук мягко шлёпает его между ног, ударяя по пробке, и его мысли- Не поймите неправильно, блондин пытается их остановить, даже видит, как они добродушно машут рукой, но в итоге он просто распахивает рот и роняет голову, ударяясь затылком о мрамор. Всё тело превращается в желейную конфету, полежавшую на жаре, когда его муж совершает бесхитростные, но такие действенные манипуляции — несколько раз шлёпает между ягодиц, чтобы наверняка знать, что извилины в голове Чимина больше не будут мешать ему, а сам он растечётся трясущимся беспорядком по столешнице. Конечно, стоило ждать, что он намеренно будет игнорировать то, как мальчик течёт. В буквальном смысле льётся тонкими струйками неполученного удовольствия себе на живот. Но почему-то хотелось верить, что его муж приличный кавалер. Забудьте. — Такая милая детка, посмотрите на него. Взгляни на меня, радость, — Чимин немного приподнимается на локтях, мягкие кудрявые волосы создают красивое облако, когда он запрокидывает голову. Он ходит с этой занозой в заднице [ на минуточку, в прямом смысле ] с самого ёбаного утра, и это немного туманит голову, особенно сейчас, когда руки, взгляды, губы мужчины целиком сосредоточены на нём. Когда весь Чонгук вроде бы тут только для него и ради него, но продолжает дразниться, играться с пробкой, мять его бёдра и покусывать их, лишь бы не доставлять реального удовольствия. — Хорошо, что мы оба знаем, что одной пробки никогда не было достаточно для того, чтобы ты мог кончить, да? — младший немного ведёт головой, запрокинув её на плечо. Его ноги наконец находят пристанище на плечах мужа, и он потерянно смотрит на то, как собственные бёдра подрагивают. — Да, Чимин? — М-м. Никогда-никогда. — Тебе было хорошо сегодня. Такой влажный, так сильно течёшь. Я сделаю так, — два пальца игриво поглаживают заалевшую головку, на что мальчик тут же бурно отзывается, дёргаясь всем телом и совсем немного поскуливая, — а ты случайно кончишь. Кончишь? — Чимин кивает, наверное, чересчур отчаянно даже для него самого, но что поделать. Кто в здравом уме откажется от такого? Он уже готов принять ещё пару дразнящих поглаживаний и спустить себе на живот, перемазавшись в сперме. Был готов ещё с того момента, как атаковал бедро мужчины, вжав его в столешницу. — Хорошо. Конечно, ты кончишь. Поэтому пока мы отложим эту весёлую игру, — мальчику хочется стукнуть его ногой, да так, чтобы прямо больно-больно, но он держится, лишь закусив губу и смотря на свой ярко-розовый член, — и я сосредоточусь на твоей заднице. А ты будешь милым и терпеливым, договорились? Будешь ведь лапочкой? — Есть другие варианты? — Боюсь, что для тебя нет. Методично надавливая на пробку, мужчина перестаёт обращать на Чимина внимание, скорее сосредоточенный на том, что происходит меж сочных, широко расставленных ножек. Приятная вибрация ласкает слух, и, должно быть, это чертовски незрело, но ему нравится знать, что даже такая вещь в мальчике заставляет его возбуждаться. Он опускается на колени, чтобы занять комфортную позу, а дырочка, подрагивающая из-за жужжащей игрушки, была прямо перед ним. — Придержишь свои ноги, прелесть? Обхвати их, чтобы такие мелочи не мешали мне выполнять свою работу. Чимин со свистом выпускает воздух из лёгких, в конце концов перейдя на какое-то мурчание, когда мужчина называет вылизывание его дырки своей работой, и с готовностью подхватывает себя под коленями, ещё больше раскрываясь перед ним. Сам же он покорно смотрит в потолок, хлопая ресницами и дожидаясь своей участи. Возможно, Чонгук сжалится и на этот раз сделает всё быстро. Кто знает! Он знает. Он, сука, знает. Быстро не будет. Старший пока только играется с пробкой, вытаскивая и вжимая её обратно, и убеждается, что вибрации абсолютно точно доводят мальчика до исступления и дрожащей беспомощности, а ему уже дурно. В действительности он никогда не мог сопротивляться Чонгуку, когда тот хотел посмотреть, как будет реагировать податливое тело на разного рода дребезжащие внутри него пробки, хоть и знал, что это доводит до высшей точки бреда. Когда слюна изо рта, а дыхание через стоны. Но раз за разом он оказывался в таком положении и мысленно молил о том, чтобы мужчина либо подрочил ему, либо вылизал так, чтобы мерзкий узел, тяжёлым грузом висящий внизу живота, не то что развязался, а скорее лопнул от силы натяжения. Мужчине доставляет удовольствие видеть, как мальчик вспотел, как сильно напряжено рельефное тело, которое вьётся по столешнице. Нравится покусывать ягодицы, оставлять яркие пятна на бёдрах, утыкаться носом в яички, чтобы потом сладко скользнуть по ним губами и выбить из Чимина что-то вроде плача в перемешку с ругательствами. Он проделывает манипуляцию ещё раз, мажет языком по мошонке и выдыхает слабый поток воздуха, но этого хватает, чтобы- — Хён! Хён, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — Чимин сжимает ноги, желая оттолкнуть мужчину, но на деле лишь выставляет себя напоказ ещё лучше. Напряжённые яички оказываются буквально оттопыренными прямо перед умелым ртом, и Чонгук никогда не был в состоянии сдержаться и не подразнить их языком, не втянуть тонкую кожицу и не шлёпнуть напоследок открытой ладонью по такому чувствительному местечку. — Ненавижу тебя. — Я бы советовал выбирать слова, когда твоя задница находится прямо перед моим лицом. Чонгук не уверен, но ему кажется, что глаза мальчика слезятся. Он бы не удивился, если бы это оказалось правдой, — ничто не доводит его так сильно и не ведёт по такой тонкой грани, как ситуация, в которой он оказался сейчас. — Завались. Ты даже не притронулся к ней. Только обещаешь. Он немного сипит, пыхтит, в целом звучит не так, как привычно, потому что мужчина вылизывает его бёдра в местечке их перехода в пах, а большим пальцем продавливает пробку, убеждаясь, что несчастный комочек где-то внутри чиминовой дырки сейчас так сильно сжат и пускает маленькие разряды болезненного удовольствия по телу. Учитывая, как начинает дёргаться Чимин, как трясётся его задница в попытках трахнуть самого себя этой пробкой, вероятно, так и происходит, и это весело. Словно гитара, которая порождает любую мелодию, стоит тебе только научиться управляться с ней. А Чонгук знает тело мальчика наизусть. — Знаешь, в чём прелесть? Он кружит по кончику пробки пальцем, убеждаясь, что она ходит внутри мужа по кругу. — М-м? — В том, что ты можешь договориться до того, что я прекращу всё это прямо сейчас, и ты как миленький пойдёшь доготавливать свой пирог. — Нет- — И лучше всего то, что ты даже не попробуешь вытащить игрушку из себя, даже не подумаешь об этом, потому что я не сказал делать этого, правильно? — Чимин хнычет, убеждённый, что это сочтут за ответ. — Правильно. Поэтому держи свои ноги и дай мне спокойно насладиться этой задницей без твоего нытья. Это- Это сказано таким тоном, как будто мальчик здесь только затем, чтобы старший хорошо поигрался с его телом, крутил и вертел так, как ему нужно, подстраивал под себя и свои нужды, и он постыдно смотрит, как собственный член вздрагивает в ответ на эти слова, изливаясь маленьким белёсым ручейком. Чонгук действительно даже не смотрит на него. Всё его внимание приковано к тому, чтобы наконец извлечь игрушку и заворожённо наблюдать за тем, как влажно и жарко Чимин пульсирует. Будто сам просит заткнуть его чем-нибудь снова, затолкать поглубже и покрепче, чтобы всегда растянут, всегда готов, всегда хорошо раскрыт. Мужчина оборачивается, выискивая ближайшую камеру. Ракурс неплохой, но это не то. Сняв её со штатива, он чуть ли не вдавливает объектив между ног младшего, так хочет запечатлеть этот момент — обилие смазки выливается из него, стекая по коже на столешницу, дырочка не может толком закрыться, хорошо растянутая за день. Он на пробу пропихивает два пальца, убеждаясь, что получает самый хороший кадр, и те так легко скользят, что это почти противно. Чонгук хмыкает. Видит, как мальчик смотрит, видит, с какой надеждой светятся карие глаза — сейчас его снова заполнят, сейчас что-то живое, тёплое, знакомое будет распирать изнутри. Мужчина снова отходит, на этот раз забирая штатив и устанавливая его чуть в стороне, достаточно близко для того, чтобы дырка Чимина была выставлена на обозрение, и недостаточно для того, чтобы перекрывать ему обзор и мешаться. Мужчина аккуратно проталкивается в него. Несколько десятков неожиданно быстрых толчков пальцами, несколько прямых попаданий по простате, и вот Чонгук уже размазывает смазку по животу мальчика, удовлетворённый, — входить до неприличного легко, хлюпает громко, а младший держится на грани, начиная причитать от любого давления на комочек нервов. — Как скоро ты смог бы кончить, если бы я разрешил тебе? Мягко, но настойчиво мужчина проталкивает внутрь четыре пальца, два указательных и два средних, чтобы растянуть его и раскрыть этот позор на камеру. Мальчик мяучит, гнётся в спине и с трудом дышит. Его разработанную дырочку аккуратно поглаживают, дуют на неё, оставляют мягкий поцелуй на влажной от смазки коже. Чимин даже немного забывает о вопросе, пока мужчина наконец не лижет край дырки, напрягая язык и проходясь по ней самым кончиком. Он закатывает глаза, скуля. — Сейчас. Не знаю. Я как будто собираюсь кончить только от того, что ты разок лизнул меня. О, чёрт возьми, Чонгук. Старший смеётся, смачно чмокнув раскрытую дырку и ещё раз лизнув её. Факт, который всегда бесил его, — это невозможность постоянно видеть лицо Чимина, когда он вылизывает его, и сейчас мальчик со своими блогерскими штучками предоставляет ему идеальную возможность исправить это. — Камера поснимает твоё личико, милый. Хочу видеть, как ты плачешь, пока я вылизываю твою задницу, хорошо? Постарайся не мотать головой и смотреть в объектив, прелесть, — Чонгук двигает один из штативов поближе, приближая кадр и убеждаясь, что действительно чуть влажное от слёз лицо Чимина видно на весь экран. — Мой хороший мальчик. Выглядишь таким миленьким, когда я не разрешаю тебе кончить, — сюсюкается старший. — Был таким возбуждённым весь день, да? А я не разрешаю. Такой плохой муж, верно? Чимин кивает головой, намеренно смотря куда-то за камеру, а тот даже не возражает. Иногда он может побыть мудаком и помучать своего мальчика. Пусть говорит, что хочет, они всё равно до глупого любят друг друга. Его дырочка всё с таким же рвением принимает Чонгука, когда внутри неё оказываются уже не его пальцы, а язык, который сначала легонько, на пробу, лижет, оглаживает колечко, а потом скользит глубже. Приятно ощущать, как мальчик пульсирует вокруг него, язык ощущает мягкое давление, когда Чимин весь сжимается, стараясь не кончать раньше времени. Держится за свои ноги, как за единственную опору, и закатывает глаза, раскрыв рот и тяжело дыша прямо в камеру. Как и просили, даже не думает вертеть головой, чтобы все эмоции, все слёзы, всё удовольствие, всё это запечатлеть в вечном кадре. Он пытается проморгаться, когда мужчина начинает вылизывать его. Не просто входит и прощупывает почву [ а заодно и мягкие стенки ], но и лижет, раскрывает его ещё больше, губами присасываясь к влажному колечку. Наверняка, кадры выходят ужасными, мальчик знает, что по левой щеке льётся слюна, а сам он бьётся головой о столешницу, жмурясь и смаргивая слёзы. — Чонгук, пожалуйста-пожалуйста. Тот только хмыкает ему куда-то между ног, разводя мясистые половинки шире, чтобы притереться поближе, вгрызться посильнее. Внутри химия от смазки, и запах персика немного щекочет нос. Вроде даже приятно, но натуральный запах кожи всегда роднее. Широкими мазками мужчина вылизывает промежность младшего. Убеждается, что Чимину, который мечется по светлой поверхности, слышно, как хлюпают слюна и смазка, как рычит Чонгук, особенно жадно проходясь по раскрытой и ещё более влажной дырке. Он издаёт что-то вроде животных звуков, уверенный, что услышать такое в районе собственной задницы не хотелось бы никому, но мальчик не возражает. — Гук-а, пожалуйста. Я ходил так весь день, Гук-а. Если я кончу? Чонгук. Тот с недовольством отрывается от занятия, когда Чимин снова начинает ныть. — Просил же не мешать. Он лижет его член, широко, влажно, от яичек до самой головки, убеждаясь, что это достаточно мучительно для того, чтобы младший взвыл, а его тело содрогнулось в недостигнутом удовольствии. — Пожалуйста, — почти шёпотом просит он. Что-то между смирением и желанием надавить на жалость. — Только попробуй. Если я делаю тебе приятно, ты слушаешь меня. Если ты не слушаешь меня, я не делаю тебе приятно. Смотри, как просто, — Чимин поскуливает своим тонким голосом, пытаясь не плакать уж слишком громко и просто довериться мужу. Тот знает его тело, кажется, лучше него самого, и это даёт немного уверенности. — Я стараюсь. Я правда стараюсь, Чонгук. Пожалуйста. — Знаю, прелесть. Старайся для меня. Старший проходится мокрой дорожкой по его бедру, от паха к колену, чтобы оставить поцелуи и там и дать ему передохнуть, но два пальца всё ещё настойчиво массируют вход мальчика. Ноги призывно растопырены в воздухе, Чимин так старательно цепляется за них, как будто это помогает ему держаться для него здесь и сейчас. В награду Чонгук тянет одну из ног на себя, обхватив её за лодыжку, и целует в центр стопы, вызывая шаткий вздох у мальчика. — Хорошо? — Чимин пытается посмотреть на него, но быстро растекается по столу, когда мужчина проходится по стопе языком, скользнув к поджавшимся пальчикам. — Расслабься, милый. Тот, конечно, не слушает, наоборот начинает метаться по столешнице, когда мужчина старательно вылизывает пространство между аккуратными пальцами — чувствительные местечки, где особенно хорошо и приятно. Те точки, от которых живот мальчика напрягается, и он начинает дёргаться, как будто пытаясь потереться хоть обо что-то. Любит, когда мужчина лижет его маленькие чувствительные стопы, посасывает нежные пальчики, когда зацеловывает каждый участок, дышит горячо, шершаво скользит по розоватой коже. Целует свод стопы, торчащие косточки, спускается до коленки и возвращается к паху, мазнув по горячей влаге носом. Дышит пряным ароматом с помесью персика, который почти заглушили пот и терпкое возбуждение. Мокрый поцелуй ложится на налившиеся яички, небольшие и такие милые, и Чонгук отстраняется лишь тогда, когда убеждается, что ноги мужа начинают трястись, а сам он ноет и даже пытается подрочить себе. Его только хлопают по руке. — Убери. — Я хочу кончить, Чонгук-а. Я не могу ждать вечно. Я не могу больше терпеть. Ну пожалуйста, пожалуйста, хён, пожалуйста. Он мычит это, даже не поворачиваясь. Немного разрушенный и немного заплаканный. Мужчина уже хочет увидеть кадры, которые снимут обе камеры. — Потерпи, прелесть. Давай, потерпи для меня. Сильно хочешь кончить? — мальчик часто-часто кивает, бёдра инстинктивно взмывают, чтобы бесполезно толкнуться в пустоту. Мужчина накрывает его член рукой, создавая необходимое давление, два пальца второй руки гладят влажный вход, иногда проскальзывая внутрь. — Ты не посмеешь обкончать мне руку, Чимин, — тот качает головой, но трётся о неё, дёргая ногами. — Нет, Чимин. Держи себя в руках. Кто хороший мальчик? Требуется некоторое время, прежде чем Чимин понимает, что это не риторический вопрос. — Я хороший. Это я. Хён, хороший, пожалуйста. — Тогда прекрати это немедленно. Не веди себя, как животное, Чимин. — Я не буду. — Не будешь? Он продолжает тереться, хотя и тужится, пытаясь напрячь все мышцы, лишь бы не кончить раньше времени. Его голова немного затуманена, а глаза слезятся. Ноги и руки трясутся от напряжения, влажная кожа скользит по гладкой поверхности. Легко потеряться в удовольствии, когда тебя методично ласкают со всех сторон, и Чонгук сознательно решает добить его, когда начинает вылизывать хорошо разработанную дырку, похлопывая раскрытой ладонью по текущему члену. Движения почти никак не ощущаются, это не то чтобы сильно больно, но, когда весь день ты ходишь по тонкой грани, понимание действительности капельку искажается, и для Чимина в целом это всё, о чём он мог бы просить. Он то ли завывает, то ли стонет, когда старший порыкивает и вгрызается в его задницу, мотая головой и как будто пытаясь проникнуть ещё глубже. Мальчик чувствует, как всё его лицо прижалось ему между ягодиц. — Я не могу, хён. Я- Не могу, не могу. Хён! Чонгук, я кончаю. Я кончаю, Чонгук-а, — Чимин прикрикивает на него, пыжится и рычит. Он видит, что его собственный живот напрягся так сильно, что обратного пути нет. Глаза болезненно закатываются, когда он отпускает ноги, чтобы кулаки начали бесполезно бить по столешнице. Слишком хорошо для того, чтобы он прошёл через этот оргазм спокойно. Его дырочка сокращается вокруг языка Чонгука, и это настолько ужасно, но тот даже не думает отстраняться. Перехватывает его за бёдра, тянет ближе, раскрывает так, как хочется, чтобы как можно ближе и плотнее. Вылизывает его, чувствуя каждое конвульсивное движение, каждое сокращение мышц, каждый тяжёлый вздох, с которым из Чимина будто выходит вся энергия. Он даже не протестует, что муж не отстраняется, продолжая вылизывать его до тех пор, пока белёсые струйки не прекращают забрызгивать его живот, а тело не раскатывается по столешнице. Последний широкий мазок всё-таки заставляет его вздрогнуть, но в целом он уже не чувствует в себе сил, кажется, даже на рефлекторное движение. Тело настойчиво требует отдыха, и Чимин поддаётся ему. Когда мужчина собирает всю влагу с его живота, чтобы дать мальчику очистить его ладонь, тот смотрит на него слезящимися глазами. Взгляд выглядит расфокусированным, а сам блондин уже явно не здесь. — Прости, — застенчиво бубнит он. — Ты моя прелесть. Всё в порядке. Ты справился потрясающе. Я лишь хотел посмотреть, на сколько тебя хватит, и, скажу честно, ты удивил меня, — он целует мальчика в уголок рта, наклонившись над ним. — Ты маленькая плакса, которая только жалуется, а на самом деле может подождать, если это необходимо, не так ли? — Нет. Когда Чимин куксится, вы дарите ему весь мир. Это всегда является главным правилом мужчины касаемо мужа и всех людей, что его окружают, в том числе и касаемо самого себя. Поэтому сейчас его главная цель — весь мир для Чимина. Ну, начать можно с хорошего прохладного душа с множеством поцелуев, а потом чистой одежды и питательной еды. Хотя бы так, а потом уже посмотрим. — Надо в душ, детка. — Тебе надо, ты и иди. — Ты потный и в сперме. — Я потный и в сперме. Чимин улыбается и отворачивается от него. Теперь старший смотрит на его ягодицы. В принципе, хороший вариант, но сейчас, по большей части, хотелось бы смотреть ему в глаза. — Детка. Я понимаю, что ты устал, но кто-то всё ещё собирался разбираться со своим влогом. Мальчик шипит, наслаждаясь прохладной поверхностью там, куда он перекатился. — Мой пирог, — он скулит, понимая, что не отделается от десерта и работы, потому что тот уже выпекается в духовке, наверняка поднялся и разрумянился, а начальный материал уже отснят, и будет жаль, если он не будет использован. — Если бы не ты, этого влога вообще бы не было. Конечно, он бы занялся чем-то иным, а не отвлекался бы от дикого возбуждения на кухне. — Как и денег за него. Чимин зыркает на мужа, соскребая себя со столешницы и приводя в сидячее положение. Он смотрит на таймер и видит, что в его распоряжении ещё добрых двадцать минут. — Неси меня. Чего смотришь? И принеси мне мои тапочки. Если ты снова спонтанно соберёшься сделать то, что ты сделал, — Чимин даже думать не хочет о том, как мягко горячий язык скользил между его пальчиками, — ты не будешь рад тому, что я расхаживаю где-либо босиком. — Если бы не это, — мужчина показывает ему безымянный палец, на котором сияет их же совместный выбор — платиновое очарование с бриллиантовым паве от Bulgari, — никогда бы не стал никому подносить тапочки. Чимин лениво забирается в них и тянет руки к мужу, жамкая ладошками воздух, чтобы тот поднял его. Маленький, с этими его светлыми кудряшками, чуть потёкшим макияжем, но абсолютно прекрасными стразами под глазами [ а ещё голенький ]. Мужчина держится, чтобы не заурчать от умиления. По большинству он носит его на руках, как невесту, если они дома вдвоём, потому что- Почему бы и нет? Он любит эту маленькую задницу, а тот любит кататься на ручках. — Если бы не это, — Чимин показывает ему свой палец с таким же кольцом, — ты бы даже близко не получал то, что получил сегодня. Я думаю, это перекрывает все тапочки мира, которые ты можешь мне принести. Мужчина хочет что-то заворчать, но Чимин целует его, и это вроде как их универсальное «люблю тебя, но давай-ка ты помолчишь». И Чонгук молчит. Просто глупо улыбается, чувствуя себя хорошо от того, что хорошо мальчику. Сегодня по плану только душ и дегустация всех изысков, которые дожидаются [ и доготавливаются ] на кухне. А впереди три дня выходных, которые они привычно проводят с друзьями [ Чонгук включает сюда парочку стоящих баров ближе к ночи, потому что это Юнги, и парочку веганских кафе днём, потому что Тэхён с Чимином, вроде как, ведут что-то вроде особой совместной рубрики, и один из выходных непременно превращается во что-то вроде «сегодня мы решили взять печенье с ягодами годжи и тёмным шоколадом и с кофе и шоколадно-банановой помадкой», пока мужчины пьют кофе, не особо стараясь влезать в кадр и во всё происходящее в целом ], потом поездка за продуктами, бассейн и, может, шоппинг, если Чимин вдруг почувствует, что ему катастрофически не хватает образов для съёмок или новой посуды для красивой сервировки. Привычные, родные выходные. В целом, прямо сейчас Чонгук чувствует себя довольным, и то, как елозит под его руками и струями воды Чимин, уже, кажется, восстановивший свои силы и готовый бухнуться перед ним на колени, «чтобы этот душ был не таким непродуктивным», говорит о том, что он тоже энергичен и счастлив. Честно? Это самое главное. И ещё не забыть выключить духовку, конечно.