Sex sex sex and don't forget the «violence»
Кайлу кажется, что он в каком-то глупом наркотическом сне. Обстановка этому вполне способствует: в воздухе клубится сигаретный дым вперемешку с дымом от косяка и кальяна, из соседней комнаты слышатся чужие голоса и громкая музыка, приглушенная стеной и дверьми. Время от времени на кухню, где Кайл курит вместе с Картманом, кто-нибудь заходит, чтобы взять пива или со сконфуженным лицом спросить, где уборная. Столько лет прошло, а люди до сих пор по пьяни теряются у Кенни в доме. Хотя было бы, где теряться. Картман стоит рядом, облокотившись о дверцу холодильника, и сверлит Кайла холодными разноцветными глазами. — Че? — спрашивает Кайл, как истукан. Он слышал, что Картман ему сказал, но смысл его слов настолько сюрреалистичный и неправдоподобный, что Кайл сомневается, правильно ли его разморенный косяком и алкоголем мозг все понял. Картман стряхивает пепел в банку из-под пива и спокойно повторяет: — Давай встречаться, говорю. Выглядит он так, будто ничего особенного и не происходит. Может, это часть больного картмановского характера. Когда нужно, эмоции он контролирует очень даже хорошо. В детстве ему это давалось куда хуже, но с возрастом Картман научился держать себя в узде — понял, что таким образом можно добиться от людей гораздо больше, чем яростными криками и пулеметной очередью из ругательств. Результат налицо: сейчас Кайл смотрит на него в шокированной тишине, как дебил, и не может даже понять, что вообще творится и как на это реагировать. Ровно до этой минуты Кайлу казалось, что Картмана он давным-давно разгадал: клинический психопат с манией величия, с которым у Кайла обоюдная ненависть переросла в грубый жесткий секс — ничего такого необычного, просто они решили проблему взаимной агрессии самым мирным путем. Но вот теперь все как-то переворачивается с ног на голову, и Кайл больше не понимает, что Картман вообще за человек. — Ты ебнулся? — спрашивает он коротко. Картман усмехается, делая затяжку, и театрально выдыхает дым носом. — Почему же? — отвечает он вопросом на вопрос. — Мы сколько уже трахаемся, год? Замуж не зову, конечно, не переживай. Кайл по-глупому пьяно хлопает глазами. — На кой черт нам встречаться? Картман открывает было рот, чтобы ответить, но тут на кухню влетает Баттерс, собирающий собой все дверные косяки. — Ой, парни! — восклицает он в своей привычной детской манере. — А вы Кена не видели? Кайл слишком шокирован тем, что у них тут за разговор происходит, поэтому даже не дергается от непривычного «Кен» — Кенни так называют еще реже, чем Картмана — Эриком, — но Картман вполне себе в уме. — Он пошел такси с добавкой встречать, — сообщает он. Баттерс поспешно кивает, быстро его благодарит своим наивным «Спасибо, Эрик!» и уходит, врезаясь по пути в парочку дверных проемов. Картман все так и смотрит на Кайла, и Кайлу кажется, что он — мышь, загипнотизированная змеей. — Ну так что? — Ты точно с катушек слетел, — констатирует он наконец. — Чего тебе надо от меня на этот раз? Картман пожимает плечами. — В смысле? — и делает вид, что ничего не понял. Но он всегда все прекрасно понимает. Кайлу все это кажется очень уж затянувшейся шуткой. Не может Картман быть серьезен, не в таком вопросе. — В прямом. Ты не просто так это говоришь. Чего ты хочешь? Картман наконец докуривает и кидает бычок все в ту же банку, куда стряхивал пепел. — Только твоей чистой и светлой любви, Кайл, — наигранно серьезно выдает он. Кайла это ужасно злит, он даже сжимает пальцы в кулаки, почти готовый начать очередную, хоть и нечастую теперь, драку, но в последнюю секунду отказывается от этой затеи. Затушив свою сигарету, он горделиво вскидывает подбородок и бросает Картману в лицо со всем ядом, на который способен: — Да кто тебя вообще полюбить сможет, мудила? — прежде чем уйти, вливаясь в общую толпу пьяных одноклассников.* * *
Кайл решает, что эти гнилые отношения пора прекращать. Он планировал прекратить их после выпускного, скрыться в другом городе, где-нибудь в Аризоне или даже замахнуться на Нью-Йорк, как они со Стэном мечтали — поступить вместе в колледж, может, даже вместе жить в комнате кампуса. Если быть уж совсем честным с самим собой, каждый чертов раз, как Картман выбирался из его комнаты через окно, Кайл обещал себе, что больше ни разу его к себе не подпустит, но все тянул, поддаваясь черт пойми чему. Теперь все по-другому. После вечеринки — после слов Картмана — Кайл почему-то слишком уж задумывается о том, что между ними происходит. Это нездорово и дико, и если кто-нибудь из друзей об этом узнает — заклюют насмерть, особенно Стэн. Спокойный, почти ленивый голос Картмана не идет из головы следующие несколько дней, и Кайл изо всех сил старается понять, зачем вообще этот мудак такое предложил, но разгадка его коварного плана — которого просто не может не быть! — никак не приходит на ум. На следующую же ночь после вечеринки Кайл закрывает окно намертво. Ему не спится, и он ждет, что Картман постучит по стеклу, просясь внутрь, но нет — Картман не приходит. Это дарит некоторое облегчение, и Кайл себя уверяет, что так им будет куда лучше. Ему — так точно. Картман найдет, над кем издеваться, он в этом всю жизнь преуспевал. А Кайл предостережет себя от пары седых волос и мучительного самобичевания. В школе Кайл старается с ним не пересекаться — даже больше обычного. Кенни и Баттерс все еще болтают с Картманом между уроками, ходят с ним в курилку и сидят на ланче, иногда — втроем, иногда — вместе с Крэйгом и его бандой, иногда — вместе с девчонками. Кайл все еще не понимает, зачем им это. Им всем. Никто не любит Картмана, да его все терпеть не могут. И все равно продолжают с ним общаться? — Не знаю, чел, — говорит Кенни, когда они курят вместе за школой. Кайл стоит рядом, сунув руки в карманы темно-кирпичной парки. — Картман всегда конченым гондоном был, и мы это знали, и все равно с ним тусили и тусим, разве нет? Я имею в виду — мы все разные, но все-таки мы кореша, и бла-бла-бла. Вы ведь тоже общаетесь. Кайл хмурит медные брови. — Мы не общаемся, — отвечает он. Кенни пожимает плечами. — Знаешь, мне кажется, у вас там однозначно какое-то фрейдовское дерьмо. Может, так оно и есть. Может, у них и правда какое-то «фрейдовское дерьмо». У Кайла была в детстве психотравма из-за вечных картмановских унижений и пакостей, и теперь он вынужден терпеть это идиотское «сексуальное напряжение», несчастная жертва стокгольмского синдрома. Но ничего из этого Кайл Кенни не сообщает, даже несмотря на то, что человека надежнее не найти во всем городе. Стэн, конечно, лучший друг, но Стэн будет переживать и сучить, а Кайлу этого не надо. Кайлу вообще не хочется, чтобы ему мозги промывали — он и сам знает, что в полном дерьме. И все же это дерьмо хочется оставить при себе. Картман к нему не лезет, что удивительно. Они вообще пару недель сосуществуют в одной школе, никак не пересекаясь. Кенни и Баттерс иногда заикаются про Картмана, но чаще всего это просто упоминания, которые Кайлу все равно не нравятся. По ночам в своей комнате он теперь совершенно один, и даже когда дрочит, старательно себя уверяет, что с Картманом его фантазии никак не связаны. Осень заканчивается, на улицах уже лежит снег. В конце ноября Бебе немного запоздало устраивает вечеринку по случаю Дня Благодарения, на которой Кайл знакомится с парнем из другой школы. Джеймс из Литтлтона, живет в сорока минутах езды на машине. Кайл не то чтобы непривычен к чужому вниманию, но флирт Джеймса его сначала немного удивляет. Джеймс совершенно на Картмана не похож — милый, веселый, вежливый, немного неловкий. У него светлые волосы и глаза совершенно понятного голубого оттенка. Никакой гетерохромии. Джеймс приглашает Кайла в Денвер на следующий день — звонит по телефону, и сперва Кайл тормозит, потому что совсем забыл, что дал ему свой номер. У Кайла нет своей машины — родители против, чтобы он садился за руль, пока не станет совершеннолетним — но Джеймс говорит, что сам за ним заедет. И это все — очень хороший шанс попробовать что-то новое. Что-то адекватное. Настоящие нормальные отношения, которых у Кайла, по сути, и не было — он встречался с девчонками еще в средней школе, пока не понял, что девчонки его особо не интересуют, но эти отношения, максимум на две недели, ограничивались походом в кафе и неловким держанием за руки. С Джеймсом они гуляют по Денверу, едят мороженое, пьют газировку — все вот это романтическое дерьмо. У них есть общие интересы, которые они весь вечер обсуждают, и оба хотят поступать на юридический. Лучше и быть не может, если бы не одно «но». Всегда ведь есть какое-то ублюдское «но», так ведь? Кайлу ужасно скучно. Он сперва старается от этого отмахиваться, маскировать, но время от времени уплывает в свои мысли, а когда возвращается, понимает, что потерял нить разговора. Джеймс зовет его гулять и на следующий день, и через день, и они идут на бейсбольную игру младшей школы Южного Парка против Литтлтона, где Кайл краем глаза замечает мистера/миссис Гаррисона и вспоминает веселое, полное приключений детство, когда их было четверо, и они шатались по городу, ища новых ощущений. Кайл рассказывает несколько историй Джеймсу — как они с Картманом воевали за новый талисман школы, как вчетвером играли в супергероев, как игнорировали Картмана, и тот решил, что умер, как они открыли детективное агентство и бизнес по уборке снега. Джеймс хохочет, говорит, что в его детстве таких забавных случаев не было. — Этот Картман — твой друг? — спрашивает он в конце концов. — Хотел бы я с ним познакомиться. Кайл чувствует себя так, будто ему ледяную руку на шею положили. Улыбка сама собой стекает с лица, и он отнекивается: — Нет. Ну так. Знакомый. Поверь — лучше тебе его не знать. — Веселый, видимо, чувак. Кайл хмыкает про себя: да уж, веселый. В каком количестве дерьма они из-за Картмана перебывали — не счесть. Хотя, если так подумать, в дерьме они и из-за Стэна были, и из-за Кенни. И из-за него, Кайла, тоже. Из дерьма, словом, не вылезали, но это было веселое дерьмо. Теперь все иначе. Они выросли, изменились, нажили проблем. Все стало каким-то сложным и совсем невеселым. Может, это в них проблема, это они разучились видеть что-то веселое и хорошее в окружающем их пиздеце. Но этот пиздец затягивается на шее, как удавка, и Кайлу совсем не до смеха. Ему неприятно признаваться даже самому себе, что как только речь зашла о них четверых — ладно, о Картмане — беседа вдруг стала менее скучной. На самом деле, Кайл хочет дать Джеймсу шанс. Он не изображает из себя черт знает что, не воротит нос, соглашается на еще несколько свиданий. Они снова идут в кино, снова сидят в кафе, смотрят хоккей вместе со всеми в баре в Денвере, где документов не спрашивают. И все-таки это что-то другое. Что-то не то. Но окончательно Кайл в этом убеждается, только когда Джеймс целует его в своей машине, зажав на пассажирском сидении в лучших традициях подростковых мелодрам и сериалов на «Нетфликсе». И Кайл не против: он даже отвечает, но только ему как-то… никак. Только потом, уже извинившись и распрощавшись с Джеймсом, он понимает, чего ему не хватало: укуса в шею, например. Или грубой хватки в волосах — такой, что аж слезы брызжут. Да и глаза у Джеймса — понятного голубого оттенка. Никакой гетерохромии. А жаль. Кайл стискивает зубы от злости и бессилия. Он мазохист и больной извращенец, (не)счастливый обладатель стокгольмского синдрома и фрейдовского дерьма — веселее не бывает. Джеймс звонит ему на следующий день, зовет покататься на тачке. Кайл соглашается с одной целью: расставить все точки над «и» и снять груз с плеч. Он совсем не хочет и дальше пинать мертвую лошадь. — Слушай, я… В общем, думаю, лучше нам закончить, — говорит он немного нескладно, сидя на пассажирском сидении авто. Джеймс молчит, потом признается: — Да, я так и подумал, что ты это скажешь. У него в голосе и взгляде — явное разочарование, может, даже грусть, но Кайлу почему-то совсем его не жаль, да и совесть благоразумно молчит. Наверное, это дурное картмановское влияние. По-другому быть просто не может. — Я тогда пойду, — говорит Кайл. Джеймс кивает, затем спрашивает: — Может, тебя хоть домой подкинуть? — Не переживай, я так пройдусь. Признаваться в том, как сильно ему не терпится слинять, Кайл не хочет. Стоит ему выйти из машины — он будто из душной комнаты выпрыгивает на свежий воздух. Не то чтобы Джеймс душный. И не то чтобы плохой. Наоборот — слишком уж хороший. Это все очень дерьмовые мысли. Которые приводят его куда-то не туда. Голос Картмана слышится даже из-за двери. — Кого черт принес? — недовольно бубнит он, открывая дверь. Кайл стоит на его крыльце, как идиот, чувствуя себя примерно так же. Это ужасно унизительно: стоять перед дверью Картмана, хотя пообещал себе в его сторону даже не смотреть. И послал куда подальше буквально месяц назад. — Привет, — говорит Кайл, стараясь, чтобы его лицо не выражало ничего. Картман скрещивает руки на груди и задумчиво, даже с любопытством оглядывает его с ног до головы. — Возвращение блудного жиденка? Поскакал по литтлтонским хуям, и на родину потянуло? — спрашивает он с привычным, почти родным ядом в голосе. Кайл знал, что так будет — это же Картман, они с пеленок знакомы — поэтому даже не разворачивается, чтобы гордо уйти прямо сейчас. — Впустишь? Или тут постоим? — требовательно спрашивает он. Картман ухмыляется. — А ты че, постоять пришел? Кайл закатывает глаза и по привычке выплевывает: — Не твое собачье дело, зачем я пришел. Хотя это тупо. Он же не куда-то, а к Картману пришел. Сам. Но Картман никак не комментирует его ответ, просто пропускает в дом. Кайл тут не был уже давно, год так точно, тем более один. Но гостиная, как и прихожая, особенно не изменились: те же обои, тот же диван и его сосед — телевизор. Вверх уходит лестница, но на втором этаже никого нет: Лиэн съехала к мужу, появившемуся пару лет назад, в приличный район Денвера, а дом оставила любимому сыночке-корзиночке — доучиваться в школе. Потом они собирались дом продать, а на выручку оплатить Картману учебу в университете. Это все Кайл знал только с рассказов матери, которая знала все с рассказов Шэрон, которая общалась с одной соседкой… В общем, слухами Южный Парк всегда полнился. — Никого нет? — спрашивает Кайл сразу. Картман пожимает плечами. — Да нет, всех блядей успел в окно выкинуть, как только тебя увидел. Кайл хмыкает, поворачивает голову, смотря на Картмана, так и стоящего у дверей, уже закрытых. — Да что ты? Какая честь. — Ага, — подтверждает Картман с убийственной серьезностью. — Ко мне же самая главная рыжая блядь намылилась. Остальные мне зачем? Кайл ожидал этого панчлайна — уж куда без него — и даже прячет усмешку, не желая вознаграждать ею Картмана. Кто первый делает движение — непонятно, но где-то через минуту они уже целуются так грубо, что Кайлу кажется, они целуются прямо зубами. Картман больно толкает его в стену, заставляя приложиться об нее затылком, и так вдавливает его собою, будто хочет в эту стену вмять. Кайл хватается за его плечи, сжимая в пальцах его серую футболку, и с готовностью, жаждой откидывает голову назад, открывая белую шею. Картман усмехается — Кайл эту усмешку кожей чувствует — и больно вгрызается в его кожу, вгоняя зубы так глубоко, что вот сейчас точно кровь брызнет. Но не брызгает, и Кайл сильнее прижимает его голову к себе. Ему кажется, что это — какой-то делириозный сон или наркотический бред, как-то так он себя чувствует. Но это все Картман, как бы там ни было. Они трахаются прямо в одежде, Кайл даже куртку не успевает снять. Ему все равно, по большей части. Он не хочет ни о чем думать, ни о какой совести, гордости и прочей шелухе. Кайл ни о чем не думает. Даже о том, как сильно он этого хотел, как сильно скучал по тому, как Картман грубо швыряет его, кусает и трахает так, что пальцы на ногах поджимаются. Потом они сидят немного на диване, в тишине, и Кайл стягивает надоевшую куртку. — Чай предложишь? — спрашивает он. Картман, кажется, удивлен такому вопросу, хоть изо всех сил старается это скрыть. — Раз уж настаиваешь. Они пьют чай на кухне. Кайлу сидеть неудобно — задница теперь будет ныть еще какое-то время — но он скорее капсулу с цианидом прямо здесь и сейчас раскусит, чем покажет это Картману хоть малейшим движением мышц лица. Подумав, Картман встает и что-то достает из шкафа. И оказывается, что это диабетический шоколад. — Откуда он у тебя? — не скрывает удивления Кайл. Картман пожимает плечами, словно отмахивается. — Случайно купил и оставил. Врет он всегда отлично, с детства, и актер из него что надо, но сейчас его ложь отлично видна, и Кайл не знает, задумано так или ситуация правда какая-то особенная. Хотя, казалось бы, что может быть особенного, когда речь идет о них двоих? Кайл изо всех сил себя убеждает всю свою жизнь, что абсолютно ничего. — Так что не так с красавчиком Джейми? — подает голос Картман. Кайл хмыкает — все-то он знает. — Откуда про Джеймса знаешь? Картман пожимает плечами. — Я все знаю, жиденок. — Все с ним так. Просто мы не сошлись характерами. Вообще-то, это правда. Кайлу с Джеймсом скучно. И ему страшно подумать, что ему в принципе с адекватным милым парнем будет скучно. Конечно, есть свои исключения: Стэн, например, адекватнее и милее некуда, даже если напьется; он со своими проблемами и заскоками, но вполне себе отличный парень, и Кайлу с ним дружить совсем не скучно, но только разве что дружить. Может, Кенни прав, как и всегда, и виной всему «фрейдовское дерьмо». И в этом дерьме Кайл будет тонуть, пока не захлебнется. — А что, на поцелуи под луной и цветы на первом свидании у тебя не стоит? — хмыкает Картман. — Может, и не стоит, — говорит Кайл, смотря ему прямо в разноцветные глаза. Противно думать, что это — очередная победа великого и ужасного Эрика Картмана, но смысла юлить Кайл не видит. Может — то есть он надеется — это пройдет. Он вырастет, поумнеет, походит к психологу где-нибудь в Нью-Йорке и найдет себе идеального адекватного парня без говна в башке, психопатии и мании величия. Но это будет потом, а пока что придется топиться дальше. Потом Кайл уходит к себе домой, морщась от невыносимого желания принять душ. Мама приветствует его, сидя в гостиной, но Кайл не очень-то хочет с кем-либо сейчас разговаривать. Ложась в свою постель после душа, он ворочается и пялится в потолок. Мама всегда говорила: все что ни делается — то к лучшему. И Кайл старается себя убедить, что главное — это жить моментом, не париться о будущем и думать о проблемах по мере их наступления.* * *
Картман больше не лезет к нему в комнату через окно. Вместо этого Кайл к нему сам приходит. Так удобнее и безопаснее, да и по-взрослому как-то. Стэну он врет, что познакомился с парнем из Денвера, матери — что гуляет с Кенни и Баттерсом. Это — ложь во благо, потому что мать хватит удар, если она узнает, что Кайл зачастил к сыночку Лиэн. Мама Картмана на дух не переносит — по понятным причинам, Картмана все не переносят — и Кайлу подобной «дружбы» в уже сознательном возрасте не простила бы. Ему нравится проводить время с Картманом в его подвале — они там играют в приставку, пьют пиво, которое Картману покупают знакомые постарше, и трахаются на неудобном старом диване. Никто их не видит, не слышит и не тревожит. И не нужно зажимать себе рот рукой, чтобы не орать, когда Картман кусает его до крови. — Ну так что? — спрашивает Картман. Кайл, все еще полуголый, лежит на диване, со стянутыми к лодыжкам штанами, ноги свисают с подлокотника, а голова покоится на чужих коленях. Это не какой-то романтический жест — просто Кайлу еще нужно перевести дыхание, а Картман уже успел оклематься и сходить в душ. На таком крохотном диване вместе не полежишь, и устроиться можно только в такой позе. — Что «что»? — хрипит Кайл с закрытыми глазами. — Давай встречаться, — снова говорит Картман. Кайл сначала не отвечает, даже век не поднимает. Затем, спустя минуту молчания, он смотрит Картману в холодные разноцветные глаза. — Зачем тебе это? — спрашивает прямо. Картман хмыкает, отпивая из банки энергетик. — А зачем люди встречаются, тупой ты жид? — раздраженно выплевывает он. — Я знаю, зачем встречаются люди, Картман. Тебе это зачем? — Чтоб твоя жирная мамаша спросила, — огрызается Картман, а затем стряхивает его голову со своих коленей и поднимается. — Уебывай отсюда уже. Я спать буду. И Кайл уходит.* * *
Всю ночь он смотрит в потолок и думает о какой-то ерунде. С одной стороны, сама только мысль об отношениях с Эриком, мать его, Картманом вгоняет его в холодный пот. Если бы десятилетний Кайл увидел свою восемнадцатилетнюю копию, мгновенно и без предупреждения выпустил бы пулю в лоб либо себе, либо Картману — либо обоим, чтоб наверняка — или как минимум сдался на добровольное психиатрическое лечение с немедленной госпитализацией. Потому что это бред и чушь и похоже на тупую издевательскую шутку: Кайл и Картман вместе. Встречаются. Ну и дебилизм. С другой стороны, Кайл понимает, что все, что между ними происходит уже сейчас, и так подозрительно похоже на отношения. Они проводят время вместе, занимаются сексом, болтают и даже иногда вдвоем идут по домам после школы. Не хватает разве что конфетно-букетного периода с милым держанием за ручки, любовных клятв, медляка на школьном выпускном и прочей ереси. У Кайла мурашки по спине бегут, когда он представляет, как Картман держит его за руку где-нибудь посреди городской улицы. И не то чтобы он боится, что подумают о нем люди — да, он выступал президентом анти-фан-клуба Эрика Картмана с детского сада, не раз пытался его убить в начальной школе, проклинал всеми известными проклятьями, желая ему долгой мучительной смерти от рака, СПИДа, сифилиса, гепатита и чумы в одном флаконе, но ведь все на свете меняется, верно? Именно это, скорее всего, Кайла и пугает: то, что все поменялось. В какой момент — он сам не понял. Он даже пытается вспомнить, анализирует в своей голове всю начальную, среднюю и старшую школу, припоминает первый раз, когда они с Картманом потрахались — ведомые такой яростью, что зубы друг о друга стучали — и не может понять, в какой момент свернул не туда. Или он всегда таким был? А Картман? Что вообще у Картмана на уме? Что им движет? На следующее утро в школе он видит Картмана в коридоре, у шкафчиков. Тот выглядит хмурым и раздраженным, как и всегда в девять утра — лучше в это время суток к нему не соваться. Но Кайлу уже ничего не страшно, ведь все самое страшное в его жизни произошло еще лет в пять, когда он познакомился с Картманом на дошкольных курсах. Кайл подходит, встает рядом, сунув руки в карманы, и без приветствия говорит: — Ну давай.* * *
Встречаться с Эриком Картманом — это очень странно. Хотя, по сути, ничего не меняется. Они по-прежнему проводят вечера у Картмана в подвале, занимаются сексом, катаются на новой машине, которую Картману подарила любящая матушка, съедаемая чувством вины за то, что бросила единственного сынулю одного в городе. В общем, все по-старому, но Кайлу все равно странно думать о том, что Картман теперь вроде как его парень. А он вроде как парень Картмана. За ланчем в кафетерии, где Кайл сидит за одним столом со старыми друзьями и старается подготовиться к тесту по философии, потому что вечером был занят совсем другими вещами, Картман без предупреждения объявляет: — Мы с евреем встречаемся. Звучит он абсолютно спокойно, как будто сообщает о погоде. Стэн мгновенно давится салатом и заходится душераздирающим кашлем, Кенни выгибает бровь, а Баттерс выглядит так, словно ему сообщили, что Земля на самом деле все-таки плоская. Все в лучших традициях дурацкого ситкома, разве что закадрового смеха не хватает. Кайлу кажется, что с него разом сорвали одежду посреди переполненного людьми торгового центра и повесили на шею табличку с надписью «Дебил». На его потрясенный взгляд Картман только пожимает плечами. — А что, ты собирался до конца года по углам мыкаться? — спрашивает он. — Или стоило собрать дружеский ужин при свечах, заказать торт с надписью «Жид + Картман = любовь» и предложить хиппарю задуть свечки? Кайл может только хрипло выдавить: — Просто мог бы обсудить это со мной, уебок. — Какого хера, старик?! — не заставляет ждать себя Стэн. — Я как чувствовал, — мудро заключает Кенни. Баттерс продолжает молчать. — Не вижу смысла, — заявляет Картман. — Ты бы начал ссыковать и придумывать сто миллионов отмазок, как бы сохранить хрупкую психику своего гомо-дружка. — А не пойти ли тебе… — начинает приходить в ярость Кайл. — Пойду, детка, сразу после школы, — обещает Картман. — Да что за пиздец?! Вы совсем поехали?! Кайл, чел, скажи, что это все шутка! — не сдается Стэн. — Это ведь шутка, да? Кайл продолжает сверлить Картмана гневным взглядом, не говоря ни слова. — Кайл! — Стэн… — Нет… — обреченно вздыхает Стэн. — Кайл, ну нет, ну это же бред какой-то… Вы ведь друг друга ненавидите! Да вы терпеть не можете друг друга! Вы в четвертом классе друг друга каждый день убивали! Картман делает свое лучшее «Я тебе сейчас все объясню» выражение лица и тоном психолога, рассказывающего зареванному ребенку, чем на самом деле его родители занимались в своей спальне поздно ночью, начинает: — Видишь ли, Стэнли, иногда два человека осознают, что… — Картман, да закрой ты рот! — рычит Кайл. — Парни, успокойтесь, у вас такие лица, как будто Кайл сказал, что он на самом деле девочка, — отмахивается Кенни, стараясь разрядить атмосферу. Стэн отвешивает себе смачный фейспалм. — Поверить не могу… — Я тоже, — признается Кайл. В этот момент звенит спасительный звонок, и все пятеро бредут по разным кабинетам на уроки. Кайл надеется, что за это время Стэн поуспокоится и свыкнется с внезапной новостью. А Картман свое еще получит.* * *
Кайл не разговаривает с Картманом следующие три дня, не отвечает на его сообщения и показательно игнорирует его присутствие в школе. Он не то чтобы в обиде, но Картман поступил по-свински, в своей излюбленной манере. Стоило обсудить этот разговор заранее — хотя Кайл и понимает, что наверняка струсил бы. И не то чтобы он Картмана стыдится — тот теперь и выглядит хорошо, и репутация у него в общем-то стала получше — по крайней мере, в масштабах города. Кайл скорее себя стыдится, потому что всю жизнь в их компании он был ответственным за разумные, сознательные решения, отличался умом и обостренным чувством справедливости и морали. А закончилось все тем, что он встречается с мудаком Эриком Картманом, аморальным психопатом и нарциссичным придурком, не гнушающимся ни нацизма, ни расизма, ни сексизма, ни вообще ничего на -изм. Смешнее тут просто не придумаешь. Но Кайлу нужно время, чтобы в этом себе признаться. Да, они с Картманом разные, очень разные, но так ли это на самом деле? Может, они вместе не потому, что противоположности притягиваются, а потому, что они очень даже похожи? Кайл курит со Стэном после физики в полнейшей тишине около пяти минут, прежде чем Стэн спрашивает: — А это точно? Кайл испускает тяжелый вздох. — Ага. Стэн кивает, хоть и выглядит расстроенным. — Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, — заключает он. — Это же Картман, чел. — Знаю, — отвечает Кайл. Уж кому как не ему знать Картмана. После школы Кайл сидит на кухне, попивая кофе, и делает домашнее задание, когда слышит, как к дому подъезжает чья-то машина, из которой довольно громко слышно очень провокационную матерную песню. Видимо, как раз для мамы Кайла, прямо стол заказов. — Милый, это что за безобразие там? — восклицает она, мгновенно подходя к окну. — Это что, Эрик Картман? Кайл вздыхает, чувствуя себя очень странно, и без лишних слов идет в коридор, чтобы взять парку и надеть зимние ботинки. — Кайл! — зовет мама. — Это к тебе? — Это ко мне, — признается Кайл. — Я думала, ты с сыном Лиэн больше не общаешься! Кайл не отвечает, потому что маме пока что рано открывать все карты — она так может и дух испустить, прямо тут, под песню Мэнсона. Он выходит из дома, спускается по ступенькам крыльца, направляясь к машине Картмана, и садится на переднее сиденье. Картман молча едет куда-то вперед, пока не останавливается на пустой парковке за городом. Минут пять они молчат, музыка выключена. Потом Картман вдруг говорит: — Знаешь, что я в тебе люблю, жиденок? Кайл молчит, не обращая внимания на то, как странно ему слышать от Картмана слова «я» и «люблю» в одном предложении. — Что ты на самом деле куда интереснее, чем можешь показаться на первый взгляд. Ты совсем не ангелочек, да ведь? Будь ты таким правильным и высокоморальным, ты бы меня к своей кошерной заднице на милю не подпустил. — Он достает сигарету из кармана куртки и закуривает прямо в машине. — Мы с тобой похожи куда сильнее, чем ты думаешь. С тобой вообще не скучно. Ты, может, даже ебанутее меня. Это ведь ты хотел в четвертом классе школу взорвать, не я, помнишь? Кайл усмехается себе под нос, вспоминая, как в десять лет пытался купить напалм вместе с жвачкой в магазине. — А знаешь, что я в тебе ненавижу? — спрашивает Картман, и это риторический вопрос, ответа он не ждет. Но Кайл все-таки отвечает: — Все? Картман цокает языком. — Я никогда тебя не ненавидел, Кайл, — говорит он, смотря куда-то вперед. — Ты бы это заметил, если бы вынул башку из своей королевской задницы. На этих слова Кайл давится возмущением — это у него-то башка была в заднице? Да Картман его терроризировал всю жизнь, насмехался над его народом, религией, семьей — всем! На Кайле ни одного необсмеянного места не осталось! Как он должен был догадаться, что Эрик, черт его дери, Картман испытывает к нему что-то помимо ненависти? Но Картман не дает ему возможности все это озвучить: — Я в тебе ненавижу то, как отчаянно ты пытаешься казаться пай-мальчиком. «Не пью, не курю, матом не ругаюсь, сексом не занимаюсь». Тебе только костюма монашки не хватает, и прямо так можно в монастырь. И меня это пиздец как бесит, Кайл. — Картман поворачивается к нему лицом и, наконец, смотрит в глаза, да так прямо, что Кайл на мгновение теряется, забывая все свои гневные тирады. — Какой во всем этом смысл тогда? Ты собрался до конца жизни в шкафу отсиживаться? Ныкаться от предков, выставлять себя правильным кошерным мальчиком перед хиппарем и мамулей, делать вид, что ты-то на самом деле выше всего этого, а я — дерьмо на твоем ботинке? И закатывать свои красивые глазки? Боишься, что о тебе хуево подумают, если узнают, что мы трахаемся? И что у нас пиздец какие высокие чувства? Если так — то в пизду такие отношения, Кайл. Сразу на этом расходимся и делим Кенни с Баттерсом после развода. Кайл не к месту прыскает со смеху на последнее его предложение. Картман никак это не комментирует, и следующие несколько минут они сидят в тишине, пялясь в лобовое окно. — Я не собирался отсиживаться, — говорит, наконец, Кайл. — Просто я хотел сообщить остальным позже. И не так. — Ка-а-йл, — морщится Картман. — Кому ты в уши ссышь? Я тебя с пеленок знаю. — А я — тебя, — хмурится Кайл. — Кому ты в уши ссышь? Ты надо мной уже лет тринадцать издеваешься, ты пытался меня убить черт знает сколько раз, чуть от счастья не лопнул, когда у меня почка отказала, ты меня унижал, оскорблял, ты… Картман смотрит на него без какого-либо стыда. — А ты — меня, — пожимает он плечами. — Ты в четвертом классе кипятком ссался, когда врачи проебались с анализами и сказали, что у меня СПИД. Забыл уже? Кайл открывает было рот, но замолкает. Что правда, то правда. Они, по сути, квиты. — Но если бы один из нас двинул кони, — продолжает Картман, — то, уверен, второй бы запил с горя, каждую ночь плакал в подушку, а через двадцать лет назвал первенца в его честь. Разве нет? Кайл хмыкает. — Еще ребенка мне с твоим именем не хватало для полного счастья, — бормочет он. — Я это к тому, — непривычно серьезно говорит Картман, — что мы с тобой, как бы так сказать, два сапога пара. Понимаешь, Кайл? Я — Микки, а ты — Мэллори. Я — Фуфелшмертц, а ты — Перри Утконос. Я – Стьюи, а ты – Брайан. Я – Кларенс, а ты – Алабама. Я… — Я понял-понял, заткнись! — обрывает Кайл его поток странных сравнений. — И почему это я Мэллори? — Потому что ты Мэллори, Кайл, признай, — не упускает возможности поспорить Картман. — Вообще-то, ты больше Мэллори, чем я! — Кто тебе такое сказал, жиденок? — А кто тебе сказал, что ты Микки?! — Да потому что… — Так, закрыли тему! — рычит Кайл. Картман усмехается, довольный его реакцией, но все-таки замолкает. Они снова сидят в тишине. — Я понял тебя, — говорит Кайл. Ему нужен был этот разговор, только сейчас он это понимает. — Но родителям я сейчас говорить не буду. Они отправят меня в психушку, скажут, что я опасен для общества. Позднее скажу. И я САМ скажу! Без твоей помощи, понял?! Картман пожимает плечами, соглашаясь с его условиями. Напряжение между ними, копившееся последние несколько дней, наконец-то рассеивается, возвращаясь в привычное русло. — И я не стал бы называть ребенка в твою честь, — заявляет напоследок Кайл. — А я бы в честь тебя назвал, — говорит Картман. Кайл переводит на него изумленный взгляд, чувствуя, как сердце в его груди очень по-дурацки ёкает. Да, может, в детстве он и не смог бы поверить, что через десяток лет будет вот так сидеть с Картманом в машине и слушать от него такие вещи, что согласится признаться в их дурацкой связи родителям и в принципе — с Картманом встречаться! Но вот он здесь, со своей фрейдовской проблемой, стокгольмским синдромом и, в общем-то, полной олигофренией, если так посмотреть. И ему это даже нравится. Его пугает то, как все изменилось, но и нравится тоже. И именно этот момент Картман выбирает, чтобы добавить: — И продал бы его на органы в даркнете. Кайл не может сдержаться и все-таки смеется. Ладно, может, все не так уж и изменилось.