Глобальное потепление

Первый раз, когда Мидория замечает неладное, происходит прямо во время урока. Их класс писал очень важную контрольную, и в кабинете стояла гробовая тишина, прерываемая только щелчками ручек и шелестом тетрадных листов. Изуку старательно выводил каждое слово, вспоминая всë то, что учил накануне вечером, как вдруг резкий звук с задних парт заставил его обернуться. Тодороки уронил ручку. Ничего особенного, все быстро вернулись к своим делам, но не Мидория. Он нахмурился, заметив, как испуганно Шото смотрит на свои подрагивающие пальцы. Через несколько секунд он отмирает и поворачивается к Деку, но быстро скрывает своë волнение за улыбкой. Мидории ничего не остаëтся, кроме как улыбнуться в ответ. Изуку забывает про этот случай до следующего понедельника. Тренировки с Айзавой почти всегда означали, что к концу дня ты останешься без сил. Конец дня ещё далеко, но Мидория уже не чувствовал ног. Чем больше сила — тем больше приходиться стараться. Взяв передышку, он присосался к горлышку бутылки и упал на пол у стены, где уже образовалась целая компания таких же вымотанных. — Как можно целый день заниматься в этих костюмах? — сказала Мина, стирая пот со лба. — Вы только представьте, как несладко бывает героям-профи в такую жару, когда приходится сражаться с преступниками! — Привыкай, — ответил ей Киришима. — В будущем нам придëтся работать ещё больше. Хоть карманный кондиционер с собой носи, честное слово. Хэй, Мидория, тоже устал? — Я сейчас просто умру, — выдохнул Изуку, двигаясь ближе к Тодороки. — Шото, прости, но можно я немного посижу справа от тебя? — Да, конечно, — кивает Тодороки, который всë это время молчал, смотря куда-то прямо перед собой. — Эй, а нам ты не разрешил! — недовольно воскликнула Мина. Тодороки пожимает плечами, и Мидория прижимается к охлаждëнной коже плеча, осознавая свои привилегии. Злорадствовать он, конечно, не будет, но и делиться тоже. Честно говоря, Изуку мог так и заснуть. Он уже полностью расслабился, когда Тодороки неожиданно вздрогнул и обхватил себя за плечи, резко выпрямившись. — Что случилось? — спросил Мидория, схватив Шото за локоть. — Что-то не так? Тебе больно? — Нет, я… — Тодороки сглотнул, глядя на свои руки, а потом повернулся к остальным. — Ребята, вам не кажется, что здесь как-то холодно? Повисает неловкая пауза. Мина и Эйджиро смотрят на него с недоумением, а Изуку — с нескрываемым беспокойством. — Тодороки, мы только что говорили о том, как всем чертовски жарко в костюмах летом, а ты говоришь, что тебе холодно? — спросила Ашидо. — Мы очень рады, что ты можешь охладить сам себя, но не надо этим хвалиться, мы тут и так все помираем. — Вы не так поняли, я просто… — Тодороки нахмурился, сжав ладони в кулаки. — Ладно, не важно. Вы правы, тут очень жарко. Я, пожалуй, пойду. Мидорию это не успокаивает. Он провожает Шото взволнованным взглядом, не зная, что предпринять в такой ситуации. Он даже не знает, что конкретно только что произошло, но чувствует, что это не предвещает ничего хорошего. Переживания не отпускают Изуку до конца тренировки. Переодевшись, он находит красно-белую макушку Тодороки среди толпы школьников, идущих в столовую, и догоняет его, взяв за руку. Ладонь Тодороки тëплая. — Всë в порядке? — спрашивает Мидория, обращая на себя внимания. — Ты выглядел растерянным. — Да, всë отлично, — Тодороки сжимает его руку. — Сейчас тебе не холодно? Шото опускает голову и изучает Мидорию долгим и пристальным взглядом прежде, чем дать ответ. — Сейчас мне очень тепло. Изуку пока что удовлетворяет этот ответ. Если ничего такого больше не повторится, значит, всë действительно было в порядке. Но это снова повторяется. Совместные ночëвки стали чем-то обыденным. Первые разы было очень неловко, оба боялись нарушать личные границы друг друга или коснуться там, где не надо, постоянно ограничивая себя в передвижениях. Перебежки из комнаты в комнату по вечерам тоже не входили в список плюсов. Позже выяснилось, что спать вместе намного неудобнее, чем это показывают в романтических фильмах и сериалах. Иногда бывает больно, неприятно, жарко и много ещё как. Чтобы привыкнуть, потребовалось время. Хорошо, что времени у них было достаточно. Мидория чаще выполнял роль маленькой ложечки, но иногда она переходила к Тодороки. Тот во сне мало двигался и почти не издавал никаких звуков, зато Изуку переворачивал постель с ног на голову, постоянно спихивая на пол одеяло. Любителем закидывать конечности оказался тоже именно он. Шото же оставалось только терпеть всë это, но иногда он не выдерживал и наваливался на Мидорию сверху, чтобы утихомирить его беспокойный сон и попробовать дожить до утра. Так и засыпали, постепенно привыкая друг к другу каждую ночь. Мидория видит уже десятый сон, когда Тодороки подрывается со своего места, неожиданно сталкивая его со своей груди. Изуку едва не падает с кровати, пока его сердце с силой колотится о рëбра от испуга. — Господи, Шото, что случилось? — Деку поворачивает его лицо к себе. — Тебе что-то приснилось? Губы Тодороки дрожали, но это не выглядело так, будто он сейчас заплачет. Обычно так дрожат люди, которые мëрзнут. Он отрицательно качает головой и накрывает руки Мидории своими, заставляя того озадаченно нахмурить брови. — У тебя руки холодные, — шепчет он. — Ты замëрз? — Уже нет, — Шото поджимает губы, резко переставшие трястись. — Просто мне на секунду стало… Хотя нет, не важно. — Нет, важно, — сказал Изуку. — Я могу дать тебе кофту или выключить кондиционер, если хочешь. Здесь станет душно, но я потерплю. — Нет, не нужно ничего, — Шото мотает головой. — Всë уже прошло, правда. — Если опять станет холодно, сразу скажи мне, хорошо? — Хорошо, — Тодороки кивает. — Знаешь, ты всë-таки можешь сделать для меня кое-что. — Да? Шото раздвигает руки в стороны, приглашая Мидорию в свои объятия. Тот падает в них, не думая, и заворачивает их обоих в одеяло. Для него Тодороки тëплый даже с правой стороны. Через несколько дней Мидория понял, что игнорировать проблему больше нельзя. В столовой академии как всегда было людно. Полчища голодных студентов спешили занять свободные столики, и компания Изуку не стала исключением. Они нашли себе место на пятерых в самом углу зала и расположились там. Иида и Тсую были заняты обсуждением предстоящего теста по английскому, Урарака пыталась подсунуть в тарелку Асуи кусочки помидоров, которые она не ест, а Мидория ждал возвращения Шото, который всë ещё стоял в очереди. Наконец, Тодороки опустился на стул рядом с ним с таким видом, будто только что с кем-то подрался, с громким стуком поставив свой поднос на стол. — Всë в порядке, Тодороки-кун? — спросил Иида, делая глоток сока. — Мне кажется, я слышал чей-то крик в очереди. — Два парня не могли поделить последнюю порцию шоколадного пудинга, — вздохнул Тодороки. — Меня пару раз толкнули, но ничего серьëзного. — Ты не ушибся? — одновременно спросили Мидория и Урарака. — Нет, — улыбнулся им Тодороки и показал то, что прятал в руке. — И мне удалось забрать пудинг. По столу прокатились добродушные смешки. Вскоре все приступили к трапезе, лишь изредка отвлекаясь на короткие разговоры. Мидория одним глазом приглядывал за Шото, пока тот непринуждëнно откусывал свой сэндвич. Никаких приступов внезапного холода не было с той самой ночи, однако Изуку всë равно стал в разы внимательней относится к нему, уже придумав тысячу и одну причину происходящего. — Кстати, — голос Тсую прервал его размышления, — мои родители хотят познакомиться с моими друзьями. Не хотите прийти ко мне домой в эти выходные на ужин? — Ого, звучит здорово! — хлопнула в ладоши Урарака. — Да, я бы с удовольствием пришëл, — ответил Мидория. — Ты как, Шото? Пойдëшь? — Почему бы и нет, — Тодороки взял с подноса горячую чашку чая. — Я спрошу у… Его тело пронзает дрожь, и чашка падает, обливая кипятком и стол, и руки. Шото смотрит на свои обожженные пальцы и трясëтся, пока остальные ошеломлëнно пялились на растекающийся чай. Ступор длился всего несколько секунд, а потом Тодороки зашипел от боли, обхватив себя за плечи. Мидория, уже будучи готовым к такой ситуации, рывком снял с себя кофту и накинул еë на чужие плечи. — Шото? Опять холодно? — спросил он, помогая ему встать. — Я не знаю, всë было нормально… — Тодороки сморщился, попытался охладить пострадавшую руку с помощью причуды. — Не надо! Давай… Давай лучше остудим еë под водой, — остановил его Мидория и обернулся на своих друзей. — Мы сейчас вернëмся! Когда они дошли до туалета, Тодороки окончательно пришëл в норму, уняв свою дрожь. Деку включил кран, настроив его на холодную воду, и опустил его руки под сильную струю. — Изуку, я могу использовать причуду, в этом нет нужды, — сказал Шото, неуверенно взглянув на него. — Я думаю, тебе не стоит это делать. — Почему? — Потому что… — Мидория опустил взгляд и выключил кран. — Потому что мне кажется, что твои приступы озноба как-то связаны с твоей причудой. Я могу и ошибаться, но более подходящего объяснения у меня нет. — И что мне делать? Совсем не использовать правую сторону? — Тодороки нахмурился. — Совсем не использовать еë ты не сможешь, поэтому попробуем что-нибудь другое, — Мидория задумался. — Я посмотрю в интернете, что обычно делают при таких случаях, а ты постарайся воздержаться от использования причуды без надобности, ладно? Шото не был уверен, что сможет как-то избавиться от этих приступов, но слова Мидории звучали убедительно, так что отказать ему он не мог. Тодороки вообще никогда не мог ему отказать, если уж на то пошло. Если Мидория решил помочь, то его уже ничего не остановит. Особенно, когда помощь нужна Тодороки.

*

— Эй, Тодороки-кун, что у тебя на руке? — спросила Тсую, подойдя к его парте. Шото взглянул на свою левую руку и улыбнулся. Прошлой ночью он долго не мог уснуть, поэтому Мидория предложил о чëм-нибудь поболтать, но разговор слишком затянулся. Тодороки понял, что пора ложиться спать, когда за окном стало светать, а Изуку от скуки начал вырисовывать ручкой на его руке какие-то незамысловатые узоры. Теперь на тыльной стороне ладони Шото красуется размашистая надпись «Изуку», обрамлëнная звëздочками и кружочками. Смывать это он пока не спешил. — Подпись владельца, — отвечает он, пожимая плечами. — Что? — Тсую склонила голову, не совсем поняв его слова. — Да так, ничего. — Шото! В класс зашëл Изуку, немного растрëпанный, но воодушевлëнный. Вместе с рюкзаком он нëс какой-то пакет с непонятным содержимым. Поставив свою ношу на парту Тодороки, он начал вытаскивать оттуда всë подряд, попутно объясняя смысл своей задумки. — Озноб может быть вызван переохлаждением, стрессовыми ситуациями или лихорадкой, — начал перечислять Изуку. — Также причиной могут быть воспаления или заболевания эндокринной системы. Ты болен чем-нибудь из этого? Шото удивлëнно мотает головой. — Тогда будем считать, что причина кроется в твоей причуде. Смотри, — Мидория вытащил из пакета термос, — это горячий чай на случай, если тебе снова станет холодно. Ещё я принëс плед, свой свитер, который мне связала мама, поверь, он очень тëплый… А, шерстяные носки я тоже взял. Подумывал взять перчатки, если у тебя мëрзнут ладони, но… — Изуку, — сказал Тодороки, смотря на всë, что было у него на столе, — спасибо тебе, но… Это всего лишь секундные приступы, я могу перетерпеть их без этого всего. — Но ведь… — Мидория опустил руки. — А если тебе станет хуже? Если приступы будут длиться не несколько секунд, а целые минуты? Как ты будешь согреваться? Ты ведь не можешь согревать сам себя, когда это происходит! — Для этого у меня есть ты. Мидория стремительно краснеет. Тодороки точно делает это специально, чтобы сбить его настрой, но Изуку на провокации не поддаëтся и смущение проглатывает. — А если меня рядом не будет? — говорит он тише, упираясь руками в стол. — Пожалуйста, Шото. Давай хотя бы попробуем? Вдруг что-то из этого действительно поможет? Тодороки прикрывает глаза и медленно выдыхает. Он просто не умеет отказывать Мидории, и с этим срочно надо что-то делать. Шото решил начать с горячего чая. Он каждый день исправно заваривал чай, переливал его в термос и носил с собой, в ожидании нового приступа. Когда же он случился в следующий раз, Тодороки делал уроки в комнате Мидории. Чай он выпил, но только обжëг язык, а объятия Изуку помогли гораздо больше, чем горячие напитки, с которыми Шото был определённо не в ладах. Он честно пытался использовать свитер, но постоянно ходить в нëм летом — смертный приговор, а носить везде с собой — слишком запарно. Тодороки намного сильнее согревался от мысли, что этот свитер принадлежит Мидории, а саму вещь после нескольких часов ношения можно было выжимать. Тоже самое он мог сказать и про шерстяные носки. Однажды Тодороки колотило почти две минуты. Это снова случилось прямо на уроке, и всë, что Мидория мог сделать, это неотрывно смотреть на него, сходя с ума от невозможности помочь. Как только прозвенел звонок, он сорвался с места и схватил Шото за плечи, пытаясь узнать, как он себя чувствует и не забыл ли он тот плед. Тодороки сказал, что плед он постелил на свою кровать, чтобы сидеть на ней и вдыхать его запах. Изуку был почти в ярости. Ключевое слово почти, потому что на Тодороки он злиться не умеет. Он заставил Шото сходить к врачу, чтобы убедиться в отсутствии у него каких-либо болезней, и тот подтвердил, что Тодороки здоров как бык. Единственной возможной причиной оставалось только переохлаждение тела из-за постоянного использования правой стороны и длительного игнорирования левой. Лечение — навëрстывать упущенное и восстанавливать температурный баланс. Мидория услышал только то, что приступы придëтся терпеть, пока они не исчезнут совсем. — Я не понимаю, — сказал он, сверля глазами потолок. — Неужели нет ни одного способа предотвратить это? — Ты слишком преувеличиваешь, — Тодороки вздохнул, когда понял, что поспать сегодня не выйдет, и перевернулся на бок. — Мне не так уж и плохо. Это неприятно, но терпимо. Я просто буду больше тренироваться, и всë закончится. — А вдруг у тебя начнëтся приступ прямо в бою? — Мидория резко выпрямился. — И ты не успеешь отреагировать, пропустишь удар, а это ведь опасно, Тодороки! Ты можешь серьëзно пострадать или даже… — Изуку, — Шото поднимается и кладëт руки на его плечи, прерывая неконтролируемый поток мыслей, — успокойся. Поверь мне, ты из-за этой ерунды страдаешь намного сильнее, чем я. — Но я же люблю тебя, — грустно тянет Мидория. — И хочу, чтобы у тебя всë было хорошо. — У меня и так всë хорошо, потому что у меня есть ты, — Тодороки огладил руками его щëки. — Твоë существование согревает меня получше всяких носков и свитеров. Изуку вспыхивает и сникает, принимая своë поражение. Шото прижимает его к себе, успокаивающе поглаживая по спине. Он надеялся, что приступы вскоре исчезнут, потому что заставлять волноваться Деку он не хотел, и видеть это его испуганное выражение лица он тоже не мог. Разозлившись на самого себя, Тодороки стиснул Мидорию покрепче и упал на спину, повалив того за собой. — Ой, — Изуку поднял голову, смахнув волосы с лица. — Что ты… — Я сейчас собираюсь выцеловать из тебя все переживания, — уверенно произносит Тодороки. — Приготовься. Приготовиться Мидория не успевает, потому что его тут же вовлекают в требовательный поцелуй. По мнению Изуку, Шото целовался просто отменно. Ему, конечно, было не с чем сравнивать, но он всë равно был уверен, что никто так хорошо не целуется, как Тодороки. Вот он действительно мог растворить все плохие мысли в своих поцелуях, занимая всю голову и пространство одним собой. Хотя у Мидории Тодороки Шото головного мозга на постоянной основе, а не только во время поцелуев. Кому тут ещё лечиться надо. Тодороки целовал его губы, нос, щëки и лоб, заставляя Мидорию тихо хихикать от счастья. На какое-то время он забывает про приступы, про чай и про носки, думая только о том, как бы сейчас не растечься лужицей. Он улыбается во все тридцать два и обхватывает лицо Тодороки руками, обводя взглядом каждую ямочку и трещинку на губах. — Мне нравится твоя родинка, — шëпотом говорит он. — Нет у меня никакой родинки. — Есть, — Изуку проводит большим пальцем по коже под шрамом. — Маленькая. Вот здесь. — Как ты еë только разглядел? — Я просто постоянно пялюсь на тебя, как сталкер. — В этом мы похожи. Тодороки наклоняется и целует его щëки одну за другой. — Люблю твои веснушки. — Они странные. — Перестань, — Шото щëлкает его по носу. — Кто тебе такое сказал? — Каччан. — Нашëл, кого слушать, — Тодороки закатывает глаза. — Если он ещё раз что-то скажет про твоë лицо, пни его по яйцам. С использованием причуды. — Это слишком жестоко, Шото, — фыркает Мидория. — Мне нравится. — Мне тоже, — Тодороки едва заметно ухмыляется. — Всë, больше никаких разговоров о Бакуго в моей постели. — А чем мы тогда будем заниматься в твоей постели? — Есть у меня одна идея. Тодороки рывком переворачивает Мидорию на спину и садится у его ног, снимая футболку. Деку хочет начать ругаться, что тот снова раздевается, наплевав на своë состояние, но слова застревают в горле, потому что Шото действительно горяч. С обеих сторон. Так что Изуку молчит, исступленно пялясь на раздетого Тодороки, заставляя того смутиться. — Что-то не так? — В-всë так, — очнулся Изуку. — Просто услышал, как разбились сердца твоих фанаток. Тодороки давит улыбку и наклоняется вперëд, чтобы поцеловать Мидорию в уголок рта. А потом резко хватает его ноги под коленями, разводя их стороны, и сильнее прижимая Деку к изголовью кровати. Тот даже не успел отреагировать, как его заткнули новым поцелуем. Мидория и не думает сопротивляться, ему приятно и всë такое, но. Дальше взаимной мастурбации они не заходили, и от этого было немного страшно. Было видно, что Тодороки настроен серьëзно. Соскочить, как и предыдущие несколько раз, уже не получится. Не то чтобы Мидория не хотел или боялся, но да, он боялся. Думать о сексе с Шото — прекрасно, а вот когда дело дошло до секса с Шото… — Стой, — Изуку отстраняется, упираясь рукой в его плечо. — Разве мы не должны получше подготовиться, купить всë необходимое, почитать статьи, посмотреть видео, сходить в… — Я всë купил и посмотрел, — сказал Тодороки, целуя ямку за ухом. — Но… — Ты мне доверяешь? — Шото заглядывает в его глаза, перехватывая вспотевшие ладони. Изуку зажмуривается и кивает. Будто он мог ответить по-другому. Тодороки кусает его за подбородок и возвращается к губам, настойчиво проталкивая язык в рот. Он выглядит уверенным, но Мидория чувствует, как дрожат пальцы, сжимающие его бока. Шото пытается быть сильным за двоих, но сам едва сдерживает страх. Вдыхая поглубже, Мидория берëт себя в руки и подаëтся вперëд, целуя уверенней. Руки сами оплетают шею Тодороки и голова откидывается назад, чтобы открыть шею. Уловив намëк, Шото припадает губами к бледной коже. Он уже однажды оставил Изуку такой большой и смачный засос, не рассчитав свои силы, который проходил почти месяц, и весь этот месяц Деку его даже близко к своей шее не подпускал. Поэтому сейчас, когда он наконец-то дал зелëный свет, Тодороки собирался быть предельно осторожным. И именно в этот момент его планы были разрушены очередным приступом. Из горла Шото вырывается какой-то задушенный звук, и он утыкается лбом в плечо Мидории, тяжело дыша. Его снова трясло. Деку спохватывается не сразу, а только когда приходит в себя и понимает, что мягкие поцелуи прекратились. — Шото? — говорит он, заставляя Тодороки отлипнуть. — Шото, ты опять дрожишь! — Прости, я всë и-испортил, — сбивчиво шепчет Тодороки, растирая свои плечи. — Не говори так, ничего ты не портил! Мидория вертит головой в поисках одеяла, которое, как назло, валялось на полу, а потом кое-что вспоминает. Он быстро стаскивает через голову футболку и обнимает Тодороки, прижимаясь своим телом к его. Постепенно дрожь начала униматься. Было ли это заслугой объятий, Шото не знал, но ему определëнно точно было тепло. Размеренно дыша, он укладывает голову на плечо, на этот раз без странных звуков, и Изуку ложится на спину, утягивая его за собой. — Вот так, — говорит он, поглаживая Тодороки по голове. — Тебе лучше? — Намного, — отвечает тот, поудобнее устраиваясь на груди. — Ты только что нашëл самый лучший способ согреться. — Тепло чужого тела согревает лучше всего, — Изуку пожимает плечами. — Я же говорил, что ни один горячий чай с тобой не сравниться, — сонно бормочет Шото. — Я удивлëн, как с твоим рождением на Землю не пришло глобальное потепление. Деку ничего не отвечает, а лишь смотрит в потолок и глупо улыбается. Они лежат так какое-то время, пока дыхание Тодороки не становится тише. Мидория зовëт его по имени, но тот мычит что-то нечленораздельное, находясь уже на грани сна. Деку усмехается, запуская пятерню в лохматые волосы. Да уж, и этот безобидный медвежонок только что пытался залезть к нему в штаны. Видимо, придëтся продолжить в другой раз. Они спят в объятиях друг друга до самого утра. Тодороки, кстати, полностью согрелся.