Драгдилер

Вместо дружеского приветствия его встречает холодный взгляд. Луи сканирует тело от носков замызганных белых кед, до растрёпаных кудряшек на голове не произнося ни слова, а когда Гарри открывает рот, тот лишь качает едва заметно головой, призывая к молчанию. — Хочешь что-нибудь сказать? Уверен? — спрашивает он осипшим голосом, и у Гарри от этого тона шевелятся волосы на затылке. — Подумай хорошенько. Мысли сбиваются в тугой ком беспокойства, но он одёргивает себя, как и в прошлый раз. Луи не мог узнать. Ему просто неоткуда. — Я так и думал, — разочарованно выдыхает Томлинсон на притворно-удивлённое лицо Гарри, и прежде чем ему удаётся спросить в чём дело, Луи оказывается рядом, прижимает предплечьем к стене. — Ты мелкая дрянь, Гарри! — Лу, — единственное, чему удаётся вырваться хрипом из горла. Глаза Томлинсона совсем близко, тёмно-серые от злости, как сгоревшие угли. Он давит сильнее на горло, не позволяя произнести ни слова. Не позволяя дышать. — Думал, что сможешь провести меня, не так ли? — Томлинсон убирает руки за секунду до того, как Гарри отключится, с удовольствием вслушиваясь в судорожные вдохи и кашель. Лёгкие мальчишки горят, а голова идёт кругом, и он не может понять от удушья или осознания того, что Луи знает. — Ну так и смог, разве нет? — вопросом на вопрос отвечает Гарри, едва ему удаётся справится с дыханием. Терять больше нечего, и злость вспыхивает лесным пожаром. Недели страха и неуверенности выливаются в ярость, которую Гарри направляет на Томлинсона. Луи выглядит так, будто его предали, но вместо боли на его лице отвращение. Гарри трёт горло рукой, и опасливо поглядывает из-под ресниц. Его друг изменился. В глубине зрачка горит ненависть, которой раньше не было. Черты лица заострились, и если раньше Гарри манили его острые скулы, то сейчас он опасается их, словно острых ножей, способных изрезать в клочья. Такого Луи он не знает, и страх плетёт свою тонкую паутину внутри его груди, заматывая сердце в кокон ледяного оцепенения. Но образ нежного ангела уже поломан, а злость Луи выплёскивается через край, когда он больше не задаёт вопросов, тянет Гарри за футболку на себя и толкает в стену. Голова ударяется с глухим стуком, и Гарри чувствует трещины боли, расползающиеся по затылку. А потом удар в живот, от которого скручивает всё внутри. Гарри сгибается пополам, и медленно сползает на пол, обнимая себя руками в попытках защититься. Но Луи больше не бьёт его. Отходит на несколько шагов, и Гарри видит лишь его “мартинсы”. Выше взгляд не поднимает. Сердце колотится в кончиках пальцев, подступает к горлу, на котором всё ещё чувствуются пальцы Томлинсона. И осознание того, как Гарри вляпался накатывает ледяной океанической волной, утягивая на дно. С губ срывается болезненный высокий стон, когда Луи вздёргивает его вверх за одежду под треск рвущейся ткани. Боль вновь зажигается яркой вспышкой, которая слепит глаза и мутит разум. Удар о диван вышибает дух. — Прекрати скулить, как девчонка, — жёстко произносит Луи. Гарри утыкается носом в кожаную обивку дивана, и вся его гордость развеивается от одного резкого выдоха Томлинсона. — Иначе, мне придётся одеть тебя в женское бельё и вести себя соответственно. Прохладная рука касается головы, и Луи нежно треплет волосы в этом мягком жесте, который стал для них за последнии недели личным. Чем-то большим, чем прикосновения. Чем-то красноречивее, чем признания. Кровь густеет от смеси удовольствия и страха, и Гарри никак не может сообразить, что делать дальше. Единственный его вариант, это сбежать, обдумать свои дальнейшие действия. Теперь, когда Луи раскрыл их обман, по прежнему уже ничего не будет. — Собираешься просить прощение? — ехидно интересуется Луи. Его рука скользит от волос к шее, чуть сжимает, и дальше по пояснице. И несмотря на своё незавидное положение, Гарри не может сдержать дерзости. Слишком долго он был паинькой для Томлинсона. — Может да. Может нет, — шипит Гарри, сбрасывая чужую руку со своего тела и рывком поднимаясь. — А может пошёл ты! — Тем хуже для тебя, маленький, — Луи вновь стискивает горло в стальной хватке и приближается так близко к его лицу, что их носы соприкасаются. — Тем хуже. В машине тепло, но Гарри мёрзнет. Холод распространяется от Томлинсона широкими волнами, топит салон в зимней стуже. Наклейка всё так же блестит в правом углу стекла, и он старается не разглядывать её слишком пристально, не желая раздражать Луи сильнее. Молчание давит, но Гарри рад, что Луи не допытывается, не пытается узнать детали плана. Сейчас он не смог бы спокойно объясниться. Да и что говорить? Гарри предал его. И какой бы ни была причина, она не интересует Томлинсона. Доставая из кармана пачку сигарет, Луи даже не поворачивается в его сторону. Он закуривает, не отрывая взгляда от дороги, и лишь когда мальчишка кашляет и разгоняет дым рукой, Томлинсон поворачивается к нему с вопросительно приподнятой бровью. — Ненавижу запах табака, — произносит Гарри и сразу же жалеет об этом. Луи знает, и потому никогда не позволял себе закурить при нём. — Правда? — приподнимает он бровь. — Очередное враньё, куколка. Знакомый пригород мелькает за окном авто Луи. Красивые загородные домики остаются позади, а впереди виднеется массивное строение дорожной развязки. Томлинсон везёт его в город, и спросить зачем не поворачивается язык. — Сколько же ещё лжи было между нами? — глядя на дорогу произносит Луи. Гарри не отвечает. Незачем. Взгляд голубых глаз направлен вперёд, в пустоту, и Томлинсон не ждёт ответа. Разочарование превращается в горькую складку в уголке губ. — Лу, послушай… Тот лишь трясёт головой, отгоняя назойливый голос, будто насекомое. — Оставь это дерьмо при себе, Гарри. Злые слова ранят, и вспыхнувшее вдруг желание объясниться развеивается как дым от сигареты Луи. Гарри захлопывает приоткрывшуюся было раковину, и прячется внутри, убеждаясь лишний раз, что мир его не поймёт. Луи его не поймёт. Машина тормозит у торгового центра, и прежде чем он успевает отстегнуть ремень безопасности, звучит сигнал блокировки дверей. Гарри стискивает зубы и ненавидит дорогую машину Луи. Да и самого Томлинсона. — Я не дам тебе шанса сбежать, маленький. — Зачем мы здесь? — спрашивает Гарри, полностью игнорируя слова Томлинсона. — Собираешься купить мне подарок к Дню Благодарения? — Твоя язвительность неуместна. Спокойное, почти каменное лицо Томлинсона пугает. Дрожь рождается в пальцах, ползёт вверх по руке. В глубине потемневшего взгляда своего друга Гарри видит приговор. — Ты сделаешь всё, чего я хочу, — Луи вдруг широко улыбается, ласково-ласково, и от этой улыбки сердце Гарри подскакивает к горлу. — Потому что у тебя в комнате лежит увесистый пакет кокаина. Первая реакция — чистая, жгучая ненависть. Рука взмывает вверх для удара, но Луи перехватывает запястье, чуть выворачивает в сторону, обжигая болью. — Ублюдок, — шипит Гарри. — Ты же сам вызвался помочь, — нежно шепчет Луи. — Такой хороший друг. Просто хранит пакет для другого хорошего друга. — Ты не сказал, что там наркотики! Паника сотрясает тело разрядами. Один за другим, будто волны электрического тока, они проходят от макушки до пят, мешают сосредоточиться. Мысли, важные и нужные, ускользают прочь. — Я не дурак, — Луи отпускает его руку, чуть отталкивая от себя. — Что бы ты там не думал. Автомобиль сигналит о том, что двери разблокированны, и Гарри не ждёт ни секунды, покидает тесный, пропахший Томлинсоном салон. Он старается держаться с уверенностью, которой нет и в помине. За несколько секунд ему удаётся осмотреться, взвесить всё и прийти к некоему решению. Приспосабливаться — вот что Гарри умеет идеально. Наркотики в его комнате гарантируют серьёзные неприятности, но что на уме у Томлинсона? Гарри оборачивается, глядя на затянутую в чёрную кожу спину и стряхивает сомнения, будто капли дождя. Разве это имеет значения? Терять стало нечего. — Я не буду этого делать, — Гарри инстинктивно отступает на шаг, прижимаясь спиной к груди Луи. Запах сигарет и сандалового дерева опускается на него, словно древняя паутина. Липкий и оплетающий со всех сторон. — Сделаешь, — уверяет Луи. Прежде чем он успевает отступить ладони Томлинсона опускаются на плечи, обжигая сквозь ткань. — Я позвоню копам, и поверь, они будут у тебя дома гораздо раньше, чем туда доберёшься ты. Поцелуй, который Луи оставляет в волосах на затылке вовсе не вяжется с произнесёнными тихим шепотом словами: — Ты ведь не хочешь в тюрьму, маленький? — Лу, пожалуйста… Горький ком разочарования застрял в горле, мешая говорить. Гарри сглатывает, пытаясь протолкнуть его глубже, но внутри слишком много страха. Другим чувствам в груди нет места. Витрина магазина женского белья выполнена в нежно-персиковом цвете. Сладкая, тягучая красота манит зайти не стесняясь, подобрать подарок себе. Но Гарри ведь не девчонка! — Не отказывай себе, детка, — Луи пропихивает в карман его брюк плотную пачку купюр. Чужие пальцы чувствуются расплавленным металлом сквозь тонкую подкладку. — Ни в чём. Хочу увидеть тебя в самых красивых трусиках. — Сволочь, — выдыхает Гарри и отталкивает чужую ладонь. Всё это похоже на кошмарный сон. Он пересекает расстояние до входа в магазин на дрожащих ногах, не отрывая взгляда от земли. Кажется, будто каждый на улице смотрит в спину осуждающе. Ненавязчивая музыка внутри оглушает. Девушка консультант появляется перед ним, пугая. Гарри вздрагивает, отводит взгляд от её приторной улыбки. В ушах шумит, стучит кровь, будто колёса локомотива. Он мнётся, сжимает пальцы в кулаки, не в силах произнести ни слова. — Гарри! Своё имя звучит громом с небес. Он поворачивается, и прежде чем успевает понять что именно происходит, Перри накидывается на него с объятиями, подобно урагану. — Посмотрите, как подрос малыш Стайлс, — девушка отстраняет его от себя, чтобы оглядеть, но сразу же прижимает обратно к груди. Металлический бейджик с именем больно впивается в кожу. — Перри, ты работаешь тут? — с надеждой спрашивает Гарри. Девушка кивает, а потом синие глаза чуть расширяются, когда до неё доходит как именно они встретились. — Ты завёл себе девушку, приятель? — она по-дружески бьёт его в плечо, но Гарри перехватывает заинтересованный взгляд её коллеги, и схватив подругу за запястье, уводит прочь, в дальний конец зала. — Пезз, тут такое дело… — он чувствует, как вновь краснеет. Что если девушка расскажет об этом его друзьям? Они не будут разбираться что к чему. Слава извращенца закрепится за ним до конца учёбы в школе, и если он не сможет уехать в колледж, то останется изгоем в родном городе. Будет жить преследуемый смешками и шёпотом в спину. Гарри усилием воли отрывается от оборота, который приняли его мысли, когда девушка ободряюще сжимает его плечо. — Нужен мой размер, — выпаливает он на одном дыхании, поднимая испуганный взгляд на подругу. — Что-то особенное? — настороженно-профессионально спрашивает Перри. — Что угодно, любые, — Гарри зажмуривается и чувствует, как полыхают его уши. Он едва может контролировать свои руки, когда достаёт из кармана наличность и протягивает ей. — Тут слишком много, милый. Мне подобрать что-нибудь ещё к ним? Гарри словно проваливается куда-то, и его лёгкие наполняет что-то плотное, злое и горькое. — Ничего больше, — глухо кашляет он в ответ. Когда она уходит, от собственных мыслей уже ничто не может отвлечь. Гарри чувствует себя грязным, и хочет вернуться в спальню Луи. Он готов вытерпеть уготованное ему наказание, но сохранить свой позор в секрете. Публичность совершаемых действий убивает его. Что именно Томлинсон готовит, Гарри не думает. Не может позволить себе ни единой мысли о том, как Луи распорядится его телом в этом женском белье. Впервые Гарри жалеет, что никогда не поддавался искушению и держал всех на расстоянии. Будь у него сексуальный опыт, и может сердце не пыталось бы разорвать грудную клетку сейчас. — Гарри, — зовёт его девушка, и он поднимает голову, отгоняя собственные страхи. — Иди сюда. Выбив чек она возвращает ему деньги, положив на прилавок между ними, протягивает фирменный пакет магазина. Дрожащей рукой Гарри забирает его, небрежно смахивает купюры внутрь к белью. — Спасибо, Пезз, — едва слышно шепчет он, когда она кивает. Гарри не просит её оставить эту встречу в тайне. Его размеренная жизнь выходит из-под контроля и летит к чертям, туда же, куда полетел план Элизабет. И теперь именно ему придётся отдуваться перед Луи за всех. Махнув на прощание рукой, Гарри покидает магазин, сжимая в другой ладони шёлковые ручки пакета. Луи смеётся, ожидая его поодаль, но во взгляде веселья нет. Лишь тяжесть. Гарри задевает его плечом и идёт по направлению к автомобилю, кипя от ярости, в которую превратился весь испытанный в магазине стыд. Но сквозь злобу всё же пробивается серебряная игла страха. Обратная дорога проходит в напряжении. Гарри ёрзает на сиденье. Каждый раз когда его ноги меняют положение Луи бросает нечитаемый взгляд на затянутые джинсой колени. Лишь раз ему удаётся набраться смелости, чтобы взглянуть Томлинсону в лицо. Но взгляд скользит по гладким скулам вниз, к шее, и заметив как дёргается кадык парня, когда тот сглатывает, Гарри отворачивается к окну. Стыд в груди застывает и сгущается в мрачное предчувствие. И оно оправдывает себя, стоит оказаться в доме Луи. Растерянно застыв у двери Гарри получает болезненный тычок локтём в спину. — Ждёшь приглашения? — грубо интересуется Луи. — Иди подготовься. Не в силах переспросить что именно от него требуется, Гарри направляется в ванную, со злосчастным пакетом в потных от волнения ладонях. Там под потолком, словно пчела, жужжит лампа дневного света. Отвратительный звук будто наждачной бумагой проходится по оголённым нервам. Гарри сглатывает раздражение с горькой слюной и открывает пакет. Деньги, разбросанные вокруг аккуратно сложенного белья, словно пощёчина. Кожа на лице жжёт, как от удара. Гарри вытаскивает трусики, с остервенением отрывает бирки. Всё, что он позволяет себе заметить — это бело-красные оборки, и тут же отводит взгляд, бросив ткань на край раковины. Мрачные мысли чёрной пеленой застилают сознание. Гарри стягивает джинсы, делая глубокие вдохи, но голова кружится от беспокойства. Не позволяя себе передумать, Гарри избавляется от боксеров и натягивает бельё, что выбрала Перри. Ткань нежная. Скользит по коже, ласково, но Гарри становится лишь страшнее. Будто на краю крыши, и ветер вот-вот столкнёт его вниз. Даже не взглянув на себя, он надевает джинсы обратно, вжикнув молнией, и выходит в гостиную. Луи в своей привычной позе расположился на диване. Ноги его скрещены в лодыжках и покоятся на кофейном столике. Он не поднимает голову, продолжая что-то набирать в телефоне. Будто его и вовсе не интересует, что Гарри готов. А готов ли? — Луи, пожалуйста, — с видимым усилием Гарри заставляет себя взглянуть ему в глаза, когда Томлинсон, наконец, поднимает голову. — Что “пожалуйста”, Гарри? — Не делай того, что ты задумал, — просит он. Луи поднимается на ноги, пугая и без того напряженного Гарри. — А что я задумал, куколка? Он так быстро оказывается рядом, что Гарри не успевает даже ответить. Сильным толчком Луи прижимает его к стене, нависая. Его лицо так близко, а запах кожи и неизменной туалетной воды — единственное, чем наполняются лёгкие при вдохе. Луи целует. Страстно, агрессивно, проталкивает колено между его ног и разводит их в стороны. У Гарри нет ни одного шанса на сопротивление. Голова кружится. Томлинсон отстраняется, переводя дыхание, и впервые в его глазах мелькает что-то не галантное и смеющееся. Из голубых глаз выглядывает так долго прятавшийся монстр. Руки Луи скользят по спрятанным под одеждой ключицам, по груди к поясу джинсов. За шлейки он притягивает тело Гарри к себе, вновь целует. Язык горячий и скользкий между его губ, настойчивый. Луи не просит, он требует. Каждое прикосновение наполнено уверенностью. — Я долго ждал, Гарри, — произносит он, и ладони проскальзывают под ткань. Луи сжимает ягодицы Гарри, и его сиплый короткий стон пугает сильнее угроз. — Ты подготовился? Ты провёл в ванной слишком мало времени. — Подготовился к чему? — спрашивает Гарри, уворачиваясь из хватки. Ладони сминают его ягодицы, до боли сжимают кожу. Гарри трясёт от ужаса. — К сексу, глупый. Ответ Луи бросает не задумываясь, покусывая его шею, не переставая лапать задницу. Гарри чувствует себя в ловушке. Его охватывает опасное желание оттолкнуть, наговорить гадостей. Слова уже жгут губы. — Только не это, — оседает Гарри. Скелет рассыпается, оставляя его мягким и беззащитным. Впрочем, Томлинсон, кажется, этого не замечает. — Я никогда не был... — Не был?.. Луи останавливается, упирается рукой в стену над плечом Гарри, и его ладони уже не сжимают ягодицы. Это возвращает толику уверенности, но она вновь рассыпается под напором страха. Томлинсон касается кончиком носа виска, втягивает запах кожи Гарри в себя. Новый, совсем незнакомый Луи стоит перед ним. Предсказать его следующее действие — невозможно. И будто не было всех этих недель между ними. Прежняя дружеская связь разорвана. — Ты всё равно получишь по заслугам за свой обман, Гарри. За шкирку, словно нашкодившего котёнка, Луи тащит его к дивану. Выражение лица вновь становится непроницаемым, когда он перекидывает Гарри через колени, втискивая руку между их телами, чтобы расстегнуть джинсы. От прикосновений Томлинсона он чувствует слабость во всём теле, теряется. Джинсы ползут вниз по его ногам. Луи стягивает их до колен, и кладёт прохладную ладонь на попу, затянутую эластичной тканью женских трусиков. Стыд смешивается внутри с чем-то новым. Чем-то, что Гарри боится идентифицировать. — Сколько ударов ты заслужил за свой обман, как думаешь? Ладонь жжёт сквозь бельё, словно сухой лёд. Гарри боится химических ожогов. А ещё он, наконец, понимает, как ошибался всё это время, считая Луи субтильным. Лёжа на его коленях с поднятой кверху попой, он понимает, тело Луи сильное и крепкое — так лежащая на полу собака кажется безобидной, тёплой и пушистой, пока не встанет и не потянется. От страха у Гарри перехватывает дыхание, он не может ответить, а пальцы Томлинсона уже тянут бельё вниз, к джинсам. — Так насколько ты оцениваешь свой проступок, куколка? — Луи, прости, — всхлипывает он и от былой дерзости не остаётся ни следа. — Прощу, маленький, — обещает Томлинсон. — Как только получишь своё наказание. Гарри стонет от ужаса, почувствовав порыв воздуха на обнажённых ягодицах, когда Луи резко поднимает руку. Томлинсон опускает свою вторую ладонь между его лопаток, прижимая грудью к колену, резко выдыхает. И бьёт. Звонко. Обжигающе-больно. Гарри вскрикивает и дёргается, но держат его крепко. — Лу, — молит он, но ещё один звучный шлепок настигает его зад. И ещё один. Ладони вспотели мгновенно, а жар, распространяющийся от задницы по всему телу волнами, превращается в пот на висках. Колено Луи упирается в грудь, мешая дышать, и каждый удар сопровождается хриплыми стонами, кислорода на которые катастрофически не хватает. — Такой сладкий, когда вместо дерзости из твоего рта слышны только стоны, — Луи гладит горящую огнём кожу, скользит пальцами по расселине, и Гарри вновь дёргается, стараясь вырваться. — Ну-ка, лежать! С лопаток ладонь перемещается в волосы, сжимает в кулак у корней. Гарри всхлипывает, теперь уже очевидно, от удовольствия. Невозможно удержать в себе рвущиеся всхлипом наружу чувства. Он сжимает челюсть на бедре Луи, вонзая зубы в джинсовую ткань, не для того, чтобы сделать больно ему. Чтобы удержать в сознании себя. Но Луи шипит, вздёргивает его голову вверх. Слёзы наворачиваются на глаза от оглушающей пощёчины. — Тебе что, мало? — зло спрашивает Томлинсон. Гарри пытается отрицательно мотнуть головой, но волосы в стальной хватке. От слёз вокруг всё размывается, в голове по-прежнему звенит, и Гарри не уверен, что пострадало больше: щека, зад или гордость. Но во взгляд Луи возвращается прежняя мягкость, когда он отпускает настрадавшиеся волосы, пальцами касается губ. — Я искренне заботился о тебе, маленький, — грустно говорит он. И это те слова, которые уничтожают остатки сил. Гарри всхлипывает, впивается пальцами в куртку, стараясь прижаться. Луи отталкивает прочь, но Гарри сжимает руками ткань и хнычет. Мокрым носом он упирается Луи в грудь, скользит ниже. Ловушка захлопывается, когда Луи раздвигает колени, и Гарри оказывается между его бёдер, лицо упирается в молнию штанов. Он приподнимает голову, пытаясь рассмотреть выражение лица Луи сквозь слипшиеся ресницы. Голова Томлинсона откинута на спинку дивана. По загорелой коже шеи ползут мурашки, те же самые, покрывающие спину Гарри, всю, до последнего дюйма. Луи тоже чувствует, но что именно, Гарри затрудняется сказать. Пальцы тянутся к молнии, и он опускает взгляд, заторможенно рассматривая, как Луи расстёгивает собственную ширинку. — Нет, — дёргается Гарри, но чужие ноги оплетают его. Прикосновение тяжёлых ботинок к неотошедшим от порки ягодицам пугает до нервного вскрика. Луи не утруждает себя ответом: натягивает солёный от слёз рот на свой возбуждённый член и по блядски стонет. Гарри упирается в его бёдра ладонями, отталкивает, но рука в волосах мешает отстраниться. — Успокойся, — равнодушно бросает Луи. — Или я переверну тебя и трахну в другую дырку. Только ужас перед угрозой останавливает рефлекторные попытки выплюнуть изо рта ствол чужого члена. Он чувствуется бархатистым и сладким между губ, но стыд и отвращение забивают вкус горечью. Луи утопает в диванных подушках, сползая ниже. Толкается глубже. Гарри пытается расслабиться, думать о другом, но рваный ритм чужих движений постоянно возвращает в реальность. В горле першит, а слюна скапливается во рту. В попытках сглотнуть её, стенки гортани сокращаются, и Томлинсон выгибается под ним. — Не делай так, — сипит Луи. Гарри хотел бы сказать, что будь его воля, он бы не делал никак, но Томлинсон вновь засовывает в него свой член, вытесняя слюни. Вязкими каплями они собираются на подбородке. Губы припухли. Их щипет от въевшейся соли и постоянного трения. Но во всём этом дискомфорте есть одна незаметная, самая страшная деталь. Гарри возбуждён. Его собственный налитый кровью член прижимается к бедру, и от того, как Луи толкается к нему в рот, как мерно колеблет всё тело, возбуждение лишь нарастает. Челюсть сводит, а ягодицы, скорее всего уже начали синеть от устроенной Томлинсоном порки. Последней каплей, переполняющей Гарри становится влажный, горловой хрип Луи. Он поднимает глаза и встречается с парой затуманенных удовольствием глаз. Таким своего друга он не видел ни разу, и воспоминания всех приятельских откровений, каждой доверительной улыбки вдруг кровью приливают к щекам. Гарри выпускает член изо рта и резко отстраняется, но Луи будто только и ждал. Он перехватывает запястье, и последнее, что видит Гарри — это обхватывающие скользкий, блестящий член пальцы. В следующую секунду горячие вязкие капли на лице заставляют его жмуриться и хватать ртом воздух. Когда Луи затихает и его пальцы исчезают с запястья, свобода, наконец, маячит лучом света впереди. Гарри опускает голову и дрожащими пальцами стирает сперму с лица. Комок отвращения к себе, к Луи, ко всей ситуации в целом разрастается, становясь из маленького снежка огромным снежным комом, лавиной, несущейся с горы. — Как же я ненавижу тебя, — ядовито шипит Гарри, натягивая это отвратительно яркое девичье бельё. Луи лишь смеётся в ответ, и вдруг тянет его на диван. Рукой он сжимает оба запястья Гарри, наваливается сверху. Вторая ладонь оказывается в трусиках. — Поубедительнее, куколка. А то я не верю, — ткань слишком плотная, и от того, как Луи обхватывает член, больно. Но Гарри слишком возбуждён. Он кривится, кусает губы, пока Томлинсон дрочит ему под скрип рвущегося белья. Кончает он неожиданно для себя, когда вдыхает полной грудью запах кожанки и послевкусие крепких сигарет. Пачкает бельё и кулак Луи спермой, побеждённо всхлипывая. Удовольствие, мерзкое и грязное, покрывает его плёнкой отвращения. Гарри вздрагивает, чувствует кислый привкус во рту. Его тошнит. Луи прижимается лбом к его вспотевшему лбу и добивает тихой, но до отчаяния правдивой фразой: — Ты был тем, кто всё испортил между нами, Гарри.