Поцелуй на прощание

      Прохладно. Ты одет не по погоде и ветер заползает своими холодными и влажными пальцами под твою легкую куртку, под ворот, едва прикрытый потрепанным шарфом, под полу несвежей рубашки, пахнущей потом и солью, под полы твоих брюк-клеш.       Ты лежишь на скомканных, холодных и отсыревших одеялах на острове. Почти на краю долбаной земли. Поджимаешь под себя ноги, стараясь сохранить немного тепла и наконец задремать.       Открыв глаза, первое что ты заметишь, что лейтенанта нет рядом. Возможно он снаружи - на пляже?       Хромая, ты выходишь из этого бункера на рыжий песок к бетонным звездам волнорезов. Ветер низко пригибает к земле пожелтевший за зиму тростник и ты чувствуешь с ним неоспоримое единство. Тебя все гнет к земле и похоже только твое упрямство не дает тебе сломать спину и лечь в этот холодный снег, покрытый жесткой ледяной коркой. Приложить к нему щеку, почувствовать этот обжигающий холод.       Твои ноги заплетаясь идут по бетону - туда, где цепь скрывается в темной воде. Носки твоих остроносых туфель уже касаются воды, а ты все продолжаешь идти по этому черному зеркалу, чью гладь тревожит только мелкая рябь.       Дальше.       Еще.       Ты идешь, пока не оказываешь на перекрестке рядом с видеопрокатом “Видео Ревашоль”. Ты видишь ее.       Долорес Деи - светоч гуманизма, интернационализма и социального государства - поворачивается к тебе лицом. У нее в руке дорожный чемодан. Кажется, она торопится.       Только не заявляй сразу, что вам “нужно поговорить”. Скажи что-нибудь, чтобы растопить лед, и получится, что вы уже разговариваете. Но ведь ты даже не хочешь с ней разговаривать! Она будет холодная, злая. Просто отпусти ее.       - Можешь задержаться на минутку? Нам надо поговорить. Надо устроить последнюю, мощную и грандиозную ссору.       - Нет, Гарри, - печально качает она головой. - Нет. Я не хочу устраивать грандиозную эпическую ссору. Я хочу отправится на аэродром. У меня билет в Мирову на десять двадцать. Она с грустью смотрит на тебя, - Правда… Нам больше не нужно ни о чем говорить. Любые комбинации слов для нас уже испробованы. Атомы больше в нас не складываются: в нас, в нашу любовь, в наших не родившихся дочерей… Все это прошло. Я должна попасть на аэродром, должна покинуть Ревашоль и тебя. А ты должен быть один - в аду, навсегда. Так устроен мир.       - Но ты говорила, что у меня необъятная душа, и ты всегда будешь за ней возвращаться.       - Мы с тобой наговорили друг другу всякого… Мы были очень молоды.       - Но ты писала мне...Вот же, - ты роешься в кармане, чтобы достать сложенный в несколько раз листок бумаги, - “С каждым моим шагом печаль растет. Когда я дохожу до заправочной станции, она заполняет меня целиком. Я захожу в вагон и оглядываюсь. Я знаю, что это будет продолжаться, пока я не зашагаю обратно к тебе. К тебе, к тебе. Каждый мой шаг легче предыдущего. Мне хочется бежать! Иногда я так и делаю. Я не могу поверить, что встретила тебя. Я не могу поверить тому счастью, что ощущаю рядом с тобой. Твоя душа необъятна, и я всегда, всегда, всегда буду возвращаться за ней.”       - Ладно, довольно, хватит. Да, - сдается она, - Теперь ты счастлив? Что ж, хорошо, - вздыхает она, - Я его написала. Было утро, ты еще спал. На земле был иней, когда я уходила. На Вояджер-Роуд. Стояла осень - наша первая осень. Но Гарри, пойми, пожалуйста, что это было миллион лет назад. Нет… Это было сто миллионов лет назад. Я тогда была совсем другой. Меня переполняла любовь к тебе. Я ловила каждое твое слово. Ты тогда был круче всех, Гарри… Но той женщины больше нет. Вот это, - показывает она на себя, - заняло ее место.       Ее платье просвечивает насквозь в огнях видеопроката, под тонкой тканью - точеный черный силуэт. Это все еще она. Ее ноги, ее груди, ее бедра…       - Ты был круче всех, - она закрывает глаза. - Кожаная куртка, брюки клеш… Ты курил на автобусной остановке, и в тот день я хотела, чтобы ты стал всей моей жизнью. Что ж, ты стал… пусть не всей, но большой частью. Ты был моим первым. Первым, с кем я целовалась, первым, с кем занималась любовью. Это был первый - и самый худший - раз, когда я влюбилась. И он навсегда останется со мной, это факт. Но больше это ничего не значит. Это как день в зоопарке Ле Жардан. Мы были рядом, ты мог погладить мои волосы, поцеловать меня. Заговорить о чем угодно, отправится - куда угодно на свете. А сейчас… сейчас наше общение сводится к боли и сожалению.       И пока она говорит, ты чувствуешь это. Боль и сожаление. Эта горечь оседает на корне твоего языка, и, что самое страшное, заполняет тебя целиком, заставляя чувствовать сковывающую боль, проходящую вдоль твоего позвоночника от самого сердца - до нервов в твоих руках. Ты любил эту незнакомку из прошлой жизни, любил больше всего на свете, больше безграничного неба над твоей головой, но это прошло. Теперь ты даже не знаешь ее имени. Не помнишь цвета ее глаз, не помнишь над какой шуткой она любила смеяться больше всего. Гарри! Ты даже имени своего не мог вспомнить, не говоря уже о таких вещах.       Теперь тебя заполняет злость. Злость от того, что эта женщина из другой жизни заставляет тебя чувствовать все это, заставляет тебя спустится в самые пучины ада. Чужая. Прошлая. Злись, злись Гарри. Это единственный путь к спасению.       Ты делаешь шаг ей навстречу, целуешь робко и холодно.       Изысканный венец у нее на лбу давит тебе в висок. Серебро холодное от вечернего весеннего воздуха. Ее щека, прижатая к твоей щеке, кажется мягкой, словно птица, облаченная в нежнейший пух. Она успокаивает твои полопавшиеся капилляры. Ты чувствуешь ее дыхание. Ее грудь вздымается, как подушка, ты чувствуешь ее теплые выдохи в уголке своего рта - это нежная душа выходит через легкие.       Ты отстраняешься и твое тело и голову заполняет блаженное ничто. Ты не чувствуешь ничего к этой прекрасной и холодной фигуре окутанной дымкой легких, невесомых тканей. К запаху абрикосовой жевательной резинки.       - Это был мой прощальный поцелуй, - ты смотришь ей в глаза не испытывая ничего, - Да. Да, я любил тебя. Десять, двадцать а может быть миллион лет назад. Но теперь ты не моя. Но и я не твой. Какими глупыми детьми мы были, - ты трешь лоб улыбаясь этой мысли, - И я не останусь здесь - в аду. У меня есть шанс стать новым человеком и, поверь мне, я им воспользуюсь. У меня теперь есть человек, который мне дорог. Дороже всех этих воспоминаний. Дороже, чем светоч гуманизма.И да. Это тоже можешь оставить себе.       Ветер подхватывает листочек бумаги лежавший у тебя в ладони, он уносит его вверх, а потом - все дальше и дальше от тебя, где он превращается в маленькую белую точку и, наконец, исчезает.       Ничего не связывает тебя с ней. Ничего не связывает тебя с тем - другим Гарри.       Спина расслабляется и ты чувствуешь… Покой.       Сон заставляет тебя вынырнуть из-под этой глади черной воды. Ледяной, отрезвляющей воды.       Ты открываешь пересохшие веки и видишь лейтенанта Кицураги сидящего на стуле рядом с тобой. Его рыжая куртка, мягко накрывает ваши плечи и спину, почти обнимает. От нее даже немного пахнет сигаретным дымом и лосьоном после бритья.       Ты садишься, как обычно берешься за голову и трешь виски, чтобы смахнуть наваждение сна и поскорее проснутся. Ким садится рядом.       - Вам снилось что-то, детектив? Вы несколько раз так дернулись, что я забеспокоился… - он немного замялся, но потом быстро добавляет, - О вашей ране на ноге.       Он действительно волнуется о тебе. Возможно единственный человек на всем свете, которому ты небезразличен. Не проеби это.       Ты немного медлишь с ответом, вглядываясь в его лицо, скользя взглядом по скулам, веками и губам сидящего рядом мужчины.       - Я тебя так долго ждал. Возможно всю свою жизнь, - ты смотришь Киму прямо в глаза. В его темные, внимательные и обеспокоенные глаза.       - Боюсь, я не совсем понимаю… - Ким не успевает договорить, прежде чем ты аккуратно коснешься его губ своими. Прикрыв глаза, ты можешь чувствовать движение воздуха на своей щеке.       Он не ударил тебя, не оттолкнул. Вместо этого, когда ты хочешь отстранится от первого робкого прикосновения, он двигается чуть на тебя, чтобы снова почувствовать тепло твоих губ. Он отвечает тебе.       Твое сердце взрывается на миллион… миллиард крошечных осколков. Это крохотные кусочки зеркал, которые ловят свет, превращаясь в миллиард солнечных зайчиков. Тебе хочется, что это мгновение длилось вечно. Когда вы, неловко, как пара подростков отстраняетесь друг от друга, Ким все еще смотрит на твои губы. Его уши покраснели от смущения и это кажется тебе безумно милым и искренним.       - Нам нужно вернутся к расследованию, - очень тихо и чуть сиплым голосом говорит лейтенант, - Но.., - он прочищает горло, - Мы ведь обсудим это позже?       - Конечно. У нас будет еще много времени. Я обещаю.       Ваше расследование подходит к концу. Вы близки как никогда, осталось совсем немного.       На другой части острова, покрытые талым весенним снегом, ландыши склоняют к земле свои белые головки.