Вместе

— Если ты перестанешь дёргаться, я закончу намного быстрее! — недовольно прошипел Серёжа, прижимая смоченную перекисью ватку к разбитой губе Олега, при этом недовольно сведя брови к переносице. — Хватит ныть, ей-богу, — Волков хотел обиженно клацнуть зубами, но Серёжа, уже знавший наизусть все фишки друга, успел схватить тонкими пальцами чужой подбородок, на всякий случай отодвинув свой нос подальше. Казалось, этот день не сможет стать ещё хуже. С самого утра Разумовский, полностью потеряв контроль над своими нервами из-за предстоящего выпускного экзамена, порвал свою единственную приличную рубашку. Олег предложил отнести вещь в женское крыло и попросить кого-нибудь из девочек её быстренько зашить, на что Серёжа лишь недовольно поджал губы, ревниво прижимая испорченную рубашку к своей груди. Грустно, конечно, расставаться с самым нормальным элементом своего гардероба, но идти в противоположное крыло детдома и неосознанно краснеть от двусмысленных взглядов и глупых шуток в свою сторону? Это выше его сил. И слишком сильный удар для расшатанного донельзя ментального здоровья. Олег искренне не понимал упёртость друга. Конечно, в его глазах все девушки были ангелами воплоти, всегда готовые прийти на помощь. Но он забывал, что в их дуэте Серёжа явно не дотягивает ни внешностью, ни харизмой, ни чувством юмора, чтобы и ему так легко шли навстречу. Местный Олег Казанова, черт его подери. Экзамен прошёл довольно неплохо, хотя Разумовский практически на него опоздал. Математика давалась ему всегда довольно легко, он не видел никаких трудностей в решении уравнений, задач и графиков. Если Волков чаще предпочитал прогуливать этот неподвластный ему предмет, то Серёжа ходил на него исправно, «грызя гранит науки», как иногда дразнил его неугомонный-лучший-друг. На высший балл можно было бы смело рассчитывать, но Разумовский никогда не заглядывал в будущее, роясь в загадках судьбы. Что сделано — то сделано. Оставалось только дождаться результатов. И вот, казалось, желаемое свободное время. Но только Разумовский зашёл в комнату, желая лечь на кровать и не вставать с неё до следующего понедельника, как сразу за ним вихрем ворвался Волков, прикрывая рукой лицо, будто пытаясь что-то скрыть. Но Сергей знал этого любителя влезать во все передряги мира слишком хорошо, поэтому оставалось только через настойчивые уговоры заставить Олега показать ему рану, попутно слушая историю её появления. Не впервой, тактика уже изучена вдоль и поперёк. Когда твой лучший друг не может и минуты усидеть на одном месте, влезая при этом во всевозможные конфликты, остаётся только смириться, примеряя на себя роль медсестры. Этот придурок значит для него слишком много. Действительно слишком. — А что мне оставалось делать? — продолжал возмущаться Олег, пока Разумовский витал в своих мыслях, продолжая прижимать ватку к верхней губе. — Они Катьку хотели в углу зажать, ну я и впрягся! — поняв, что друг никак не реагирует на его эмоциональные восклицания, Волков решил не сдаваться, специально придвинувшись к нему чуть ближе, наклонив голову вперёд. — Я там одному так навалял, что он первый убежал, своих оставив… — почти шёпотом, будто рассказывая что-то невероятно секретное, произнёс Волков, пытаясь поймать взгляд синих глаз. — Герой-любовник, — фыркнул Разумовский, взглядом оценивая свою работу. Кровотечение остановилось, следов практически не осталось, если не считать маленькой, но глубокой раны над бровью. Видать, действительно сильно прилетело. «Катька», а точнее Екатерина Синицына, являлась отличницей и победительницей заключительного этапа олимпиады по литературе всех годов обучения в школе, и ко всему этому ещё и девушкой Олега. Разумовский до сих пор не понимал, как эти двое сошлись: она — женский идеал из романа Толстого, скромная и тихая, как загнанная в клетку мышка, и он — местный хулиган и гроза всего района, имеющий в запасе уважение всего детдома к своей провокационной персоне. Серёжа трезво понимал, что если бы весь детдом не знал про их крепкую дружбу с Волковым — его бы загнобили ещё с самого начала проживания в этом страшном, жестоком месте. Серёжа не просто не понимал. Он ревновал. Ревновал до зубного скрежета и попыток не заплакать. Разумовский старался не потерять себя в этом омуте запретных чувств, забрасывая их в самый дальний угол своей души. Катя всегда была с ним мила и приветлива, искренне желая подружиться с лучшим другом своего парня. А в ответ получала лишь мрачные взгляды исподлобья и тихие огрызания. Зато, она перестала сюда ходить, не желая в лишний раз сталкиваться с тем, кто ей явно не рад, а это был огромный плюс. Даже не хотелось представлять, чем Волков мог тут заниматься со своей барышней, пока остальные жители комнаты расходились по своим делам. Пусть трахаются за домом, если так не терпится. А ещё лучше пусть сразу поженятся, нарожают кучу детей, возьмут квартиру в ипотеку, их съест бытовуха, начнутся ссоры, измены, развод… Серёжа любил Олега столько, сколько себя помнит. Каждый взгляд непроницаемых карих глаз, каждое движение подтянутого тела, к которому хотелось прижаться холодными ладонями, каждый шёпот и яркий смех. Даже редкие ссоры и глупые детские обиды. Всё это было высечено уже на подкорках мозга, как самое сокровенное, что у Разумовского есть и когда-либо ещё будет. Любил так, что весь остальной мир казался серым и скучным, если в нем не было крепких объятий и постоянного чувства защищённости. Но любил в пустоту, не сумев нащупать в ответ столь нужного признания. Оно досталось другой. И от этого хотелось выть, думая, что это поможет избавиться от раздирающей боли в груди. Но не поможет. Серёжа пробовал. — Зря ты так, — буркнул Волков, цепким взглядом наблюдая на каждым движением Разумовского, который прятал свою личную аптечку под матрас. Она появилась у него ещё в начале подросткового возраста, когда Олег из-за гормонов вообще перестал видеть границы, каждый вечер возвращаясь в комнату с новым фингалом. Пришлось тогда влезть в медицинский кабинет без спроса, воруя всё самое необходимое, но это стоило ему нежного взгляда Олега, а ради этого Разумовский был готов хоть под поезд броситься. И это без преувеличения. — Спас свою ненаглядную ценой своего лица? — Серёжа старался убрать из своего голоса этот язвительный сарказм, но ревность, словно ядовитая змея, вонзилась зубами прямо в сердце. И Волков, как и ожидалось, заметил эту неожиданную смену настроения, подняв на друга удивлённый взгляд. — Извини, — уже спокойнее добавил Разумовский. Олег ведь не виноват, что обрёл свою любовь в другом человеке? Он достоит всего самого лучшего, и Сергей старался убедить себя в этом каждый чертов день. Но каждую ночь его сердце сгорало заживо. — Тебе бы отдохнуть, а то выглядишь очень уставшим, — тепло, как умел только он, словно накрывая пуховым одеялом, сказал Волков. Разумовский не посмел поднять на него взгляд, подозревая, что если сейчас окунётся в этот карий омут — уже не сможет выбраться. В этой войне у них должна была быть ничья, но Разумовский каждый раз проигрывал. — Эй, что с тобой такое? Экзамен прошёл как-то не так? — Олег, как назло, положил свою широкую горячую на ладонь на чужое хрупкое плечо, крепко его сжимая. Со мной всё не так. Я слаб. Я ничтожен. Влюбиться в лучшего друга? Чем я думал? Что он примет меня с распростертыми объятиями? Придурок. — Все в порядке, просто устал, — «от самого себя». Разумовский дернул плечом, освобождая его от обжигающих прикосновений. Олег послушно убрал руку, но внимательного взгляда не отводил, словно пытаясь с помощью глазного рентгена понять все болячки друга. Не подозревая, что он сам и является его главной болезнью. Лечить её не хочется, но симптомы хотелось выцарапать из себя, чего бы ему это не стоило. Волков уже открыл рот, чтобы что-то сказать, что, скорее всего, вдребезги бы разбило и так хрупкое сердце Серёжи, но раздался аккуратный стук в дверь. Воспитательницы стучали громко и грубо, будто пытаясь кулаком выбить дверь, так что это точно не они. А их соседи вообще не знают, что такое «стучаться». Значит, кто-то явно незваный, но хотя бы вежливый. — Олег? — светлая голова просунулась в проём, и оба парня сразу оживились. Только на лице Волкова отразилась вся гамма светлых эмоций, а Разумовский судорожно сглотнул вязкую слюну, надеясь, что у него хватит самообладания не кинуться на ни в чем не повинную Катю с кулаками. Кто её звал? Зачем она каждый раз всё портит одним лишь свои существованием? Надо же ей было попасть именно в этот детдом. Будто в Санкт-Петербурге он один. Это как «эффект домино»: толкаешь одну костяшку, а за ней валятся остальные. Вот Олег один раз подтолкнул Серёжу в спину, а тот до сих пор падает. В самую бездну. — Ты чего здесь? Всё в порядке? — как ни странно, Олег даже не встал со стула, чтобы подойти к своей возлюбленной. Наоборот, зачем-то снова положил на плечо Разумовского свою руку, будто боясь, что тот сейчас вскочит и сиганёт в окно. Или всё-таки с кулаками на Катю. Но зато его голос так сочился нежностью, что Серёжа вновь злобно дёрнулся от чужой руки, но на этот раз Волков так легко не поддался, продолжая держать ладонь на том же месте. — У меня сегодня соревнования, а ты обещал пойти со мной, помнишь? — Катерина неловко улыбнулась, будто боялась в лишний раз нагружать Олега своими разговорами. Разумовский предпринял ещё одну попытку освободиться, но и она оказалась безуспешной. Наоборот, Волков как специально ещё крепче сжал ладонь, заставив тихо прошипеть себе под нос от негодования и отголоска боли. — Помню, конечно… — Сергей еле сдержал едкий смешок. Потому что видел по растерянному лицу друга, что ни черта тот не помнил. — Извини, но у меня не получится сегодня. Кучу домашки задали, Людка сожрет, если я её не сделаю… — подбородок Разумовского можно было поднимать с пола. Зачем это нелепое враньё? Волков категорически отказывался делать домашнее задание, как бы ему не угрожали учителя и воспитатели. Никто ни разу не видел его с учебником в руке. Неужели Катя действительно на это купится? — Ой, извини, — купилась. Идиотка. — Нас тоже сегодня завалили… — спасибо, всем очень интересно. — Слушай, если что, я могу тебе помочь вечером с физикой… — а вот это уже ни в какие ворота. — У Олега сегодня очень важные дела, если ты ещё не поняла, — голос, словно сталь: холодный и твёрдый. Разумовский даже испытал некую гордость за самого себя. — И ему некогда ходить на твою эту хуету… — чужая рука сжалась так сильно, что Серёжа даже вскрикнул от боли, зажмурив глаза. Эти слова действительно не были похожи на его привычный стиль общения, но Волков уже явно перебарщивает со своим способом отрезвления. Синяки на бледной коже останутся точно. Катя уже куда-то испарилась, когда Разумовский открыл глаза. Зато остался разъярённый Олег, который явно был в шаге от того, чтобы прямо сейчас зарядить другу горячую пощёчину за его скотское поведение. Что ж, он этого заслужил, нечего даже отрицать. Никто не давал ему права так относиться к девушке, которая не сделала ему ничего плохого. А особенно, если эта девушка дорога твоему лучшему другу. Сергей ненавидел терять контроль, но с Олегом по-другому было просто невозможно. Эмоции брали верх над разумом, сердце топтало мозг. Хотелось прижаться щекой к крепкой груди, обвивая руками всё тело, вымаливая при этом прощение. Не за Катю, а за свой ужасный характер. Волков не заслуживает таких бесцельных трат своих нервов. — Серёж, я правда пытаюсь понять тебя, — издалека начал Олег, а Разумовскому уже сейчас хотелось провалиться сквозь землю от стыда. — Я понимаю, что начались все эти ебанные экзамены, из-за которых ты постоянно на нервах. Я верю, что у тебя получится абсолютно всё, что ты задумал, потому что ты лучший человек, которого я встречал… — Серёжа всё-таки решился поднять взгляд, только сейчас осознав, что в его глазах всё это время стояли предательские слёзы. Волков заботливо провёл большим пальцем по его щеке, стирая мокрые дорожки. И этот невинный жест стал отправной точкой. Или сейчас, или никогда. Сухие губы неловко скользили по тёплым, аккуратно сталкиваясь зубами и языками. Внутри произошёл такой мощный взрыв, что весь воздух из лёгких резко пропал, заставляя спустя несколько жадных секунд оторваться от столь желанных, но далеких губ. Облегчение не наступило, даже не дав намёка на своё существование. Обрывистое дыхание обоих нарушало звенящую тишину. Синева глаз тонула в тёмной бездне, создавая пропасть, которую невозможно перепрыгнуть. Второй поцелуй уже казался более чувственным, хотя ощущение затянувшегося сна никуда не пропало. Пропасть уже не казалась такой огромной. Языки сплелись в нежном танце. Родная рука на рыжих волосах, которая настойчиво прижимала ближе, заставляя полностью раствориться в ярких чувствах. Синие глаза вновь наполнились слезами, но их остановили всепоглощающая забота и внимание. — Серёжа, я… — от переизбытка чувств голова нещадно кружилась, не давая сосредоточиться на столь важных словах. — Господи, это просто нереально… — Волков хрипло рассмеялся, прижимаясь лбом к рыжей макушке, ославляя на ней несколько нежных поцелуев. — Ещё как реально, — Серёжа подхватил смех, крепко прижимаясь к надежному плечу того, кто единственный смог подарить Разумовскому столько непередаваемых эмоций за столь короткий промежуток времени. Хотелось плакать, кричать, смеяться, прыгать по всей комнате, лишь бы закрепить в памяти этот момент. Он больше никогда не отпустит свой личный луч солнца. Он просто не переживет этого. — Ещё в тот день, когда я первый раз увидел тебя на детской площадке с потрёпанным блокнотом и обгрызенным карандашом, я понял, что мы всегда будем вместе, — мурашки табуном пробежали по спине, крепче вжимая в любимые объятья. Олег говорил это так открыто и искренне, что доверие лилось через края. Разумовский испытывал такую любовь, на которую, ему казалось, даже не был способен. — Вместе… — эхом повторил Серёжа куда-то в пустоту. Конечно, вместе. Только он и Олег. Навсегда. И он расскажет всему миру о том, что они вместе. Это он обещает.

***

Это не может быть правдой. Олег не может умереть. Он обещал, что они всегда будут вместе. Сердце глухо билось где-то в подреберье, хотя сейчас Разумовский желал, чтобы оно просто остановилось. — Мёртв твой дружок, — подливал масла в огонь Гром, тыкая пальцем в яркую надпись. Этой ночью сгорел он сам. Он отомстит каждому, кто причастен к смерти любимого человека. Выроет могилу голыми руками, чтобы убедиться, что чертова бумага не врет. Его Олег Волков, лучший друг, возлюбленный, напарник, его смысл жизни. Этого не может быть. Ты обещал, что мы всегда будем вместе. Где же ты сейчас?