*
— То-о-о-ох, — нараспев вою я в трубку. Антон непонимающе кряхтит и явно пытается очухаться ото сна. — Ты просил тебя разбудить, у тебя сегодня съёмки где-то в сраке мира. — Я же в шутку ляпнул, Рен, ебать, — голос у Шаста скрипучий и хриплый, я хихикаю и не планирую отключаться, пока не услышу, что друг поднялся и пошёл делать свои дельные дела. — Проспишь — я виновата буду, я ж тебя знаю. Давай, кисонька, иди умывайся, завтракай и чё ты там вообще с утра делаешь. — А можно нескромный вопрос? — с шумным зевком произносит Шастун. Я сперва молча киваю, потом соглашаюсь вслух — голова вообще не варит. — Ты уже не спишь или ещё не спишь? — Уже, — хмыкаю я. На часах пять тридцать, а я проснулась в четыре и до сих пор не ложилась. — Тасе плохо, — я встаю с кресла в спальне, чтоб проверить детскую. Дочка всё же спит, румяная от жара, и часто дышит: ещё полчаса, и придётся вызывать скорую, чтоб сбить температуру. — Жучок заболел! — с ужасом в голосе восклицает Антон. — Что нужно? Лекарства, врач, малиновое варенье из Воронежа, я, Арсений? — Антон, — я умилённо улыбаюсь: Шастун бесконечно любит Тасю, и пока у них с Ирой нет своего ребёнка, вымещает отцовский инстинкт на Таисии, — ничего не нужно, у нас всё есть, правда. Арсова мама тоже присылает нам варенье. Сейчас вызову скорую, врачи поставят укол, и всё будет нормально. — Скорую?! Точно ничего серьёзного? Регина, я щас в Питер вылечу вместо съёмок. — Антон, ты сам как маленький. Я же сказала, всё в порядке, у детей так бывает, паниковать ни к чему. Всё будет нормально, недельку поболеет и снова пойдёт в садик. — Я ведь говорил, что надо идти в частный! Там бы её ничем не смогли заразить! — Тош. При чём тут это вообще? Дети постоянно болеют! Это нормально, у них иммунитет формируется. Не веришь мне — спроси у Окси, она тоже через это прошла. — Ладно, — сдувается друг. — Если что, звони. Я реально пошёл собираться, скоро опаздывать начну. — Ага, давай, покеда, — говорю я и отключаюсь, чтоб в очередной раз зайти в детскую и всучить сонной дочке градусник. Та бубнит что-то недовольно, но температуру измеряет. Увидев, что с тридцати девяти показатель сполз до тридцати восьми, успокаиваюсь и иду спать: мне нужно будет целый день возиться с недовольным больным ребёнком, силы пригодятся. Как и предполагалось, Тая капризничает целый день, постоянно хнычет и не слезает с рук, хотя у меня уже отваливается спина — если спина вообще физически может отвалиться. Приходится брать отгул на работе, звонить в детский сад и развлекать дочь всеми возможными способами. К вечеру я выжата настолько, что едва не засыпаю в душе, стоя под тёплой водой. По ногам тянет сквозняком из-за приоткрытой двери: запираться с ребёнком в одной квартире совершенно бесполезно. Добравшись до постели, я со слипающимися глазами просматриваю рабочую почту, отвечаю на взволнованные сообщения Шастуна и наконец открываю диалог с Арсением, чтоб хотя бы пожелать спокойной ночи — мы можем не общаться целый день, но обязательно обмениваемся такими сообщениями дважды в день. Последнюю неделю вся переписка выглядит одинаково: «спокойной ночи, и тебе, доброе утро, хорошего дня»; и так по кругу. Тая давно спит, поэтому звонить и тревожить её не хочется — если она проснётся, я точно ебанусь. Рен, (01:17): доброй ночи, Арсений Арс, (01:17): Не засыпай ещё минут пять, пожалуйста Рен, (01:18): зачем? почему Арс, (01:18): По кочану Я недовольно фыркаю и сажусь на кровати, завёрнутая в одеяло, чтоб не отрубиться — тело в горизонтальном положении почти сразу выключается до самого будильника, потому что я смертельно выматываюсь. Гипнотизируя стрелку на часах, я начинаю моргать медленнее и едва не падаю обратно на подушку, но слышу возню ключа в замке и встаю так резко, будто не собиралась заснуть только что. В дверном проёме оказывается Арсений — с рюкзаком на плече и нежным взглядом, с растрёпанными волосами и в мятой толстовке. — Ты как! Откуда! Почему! — я радостно вьюсь вокруг мужа, пока тот с широкой улыбкой снимает куртку, швыряет рюкзак в угол и разувается. — Узнал, что Таюша заболела. Правда узнал почему-то не от тебя… — Извини, — я строю мордашку кота из «Шрека», которая на Арса вообще никогда не действовала, и подхожу ближе. — Я не хотела тебя тревожить, да и смысл? Ты бы просто нервно работал, а тебе надо себя беречь. — Мне надо вас беречь, ну. Я же отец семейства, все дела, — Арсений тоскливо вздыхает и наконец размыкает руки, чтоб прижать меня к себе. Я чувствую себя настолько дома, что хочется скулить. Запах кожи Арсения, его тепло и звук дыхания — самое лучшее, что могло произойти со мной в жизни. — Извини, — ещё раз выдыхаю я и встаю на носочки, чтоб чмокнуть любимый нос-кнопку. Арс смешно морщится и мелко хихикает, не расцепляя рук. — Тут постоим или пойдём спать? — всё-таки не выдерживает Попов, пока я едва не засыпаю, уткнувшись носом в ткань толстовки. Одеяло сползает с плеча, я стараюсь придержать импровизированный плащ и медленно отстраняюсь, борясь с ощущением, что это сон, который вот-вот закончится. — Я пулей в душ и сразу к тебе. Иди, — Арс мягко шлёпает меня по заднице и уходит в ванную. Я просыпаюсь от щекотки и еле слышно хихикаю, отползая к стенке — Арсений целует в шею и плечи, тревожа горячим дыханием и прилично отросшей щетиной. Арс двигается за мной, пока не загоняет в угол, и довольно улыбается, разглядывая моё лицо. Я сонно и лениво потягиваюсь и тоже рассматриваю в ответ. Попов смотрит ласково, с такой пробивной нежностью, что сердце оглушающе лупит пулемётной очередью и, кажется, бьётся о рёбра. — Как Тая? — шёпотом спрашивает муж, ложась на спину. Я тут же подползаю ближе, укладываю ладонь на его живот и мягко глажу кожу, стараясь надышаться чужим запахом. За щекочущим ноздри резким ароматом шампуня чувствуется сладкий и тонкий запах Арсения — мне крышу рвёт так, будто мы не живём в браке много лет, а едва-едва познакомились и не можем друг другом насытиться. — Лучше уже. Антон нас сдал? — я говорю с паузами, коротко и мелко чмокая любимые родинки на плечах. Арс кладёт руку поверх моей ладони и крепко сжимает пальцы, будто тоже отпускать боится. — Болтун находка для шпиона, ага, — отвечает Арсений и поворачивает голову лицом ко мне. Я с восторгом пересчитываю его ресницы и чувствую, что вот-вот задохнусь от любви. Видеть его вот здесь, в кровати, а не на экране телевизора или телефона, невероятное счастье. — Я так по тебе соскучился, — тихо-тихо говорит Арс и едва улыбается, как будто прочитав мои мысли. — И я, — киваю я и придвигаюсь ближе, чтоб поцеловать. Мягко касаюсь губ и улыбаюсь, чувствуя улыбку мужа. — Это какой-то ужас, — хихикаю я, уткнувшись носом в Арсову шею. — М? — Арсений посмеивается, но я точно знаю: понимает, о чём я. — Да ничего такого, — отвечаю я и выпрастываю вторую ладонь из-под одеяла, чтоб зарыться пальцами в волосы. — Я тебя тоже. Настолько же, насколько и ты, — улыбается Попов и подставляется под касания. — Давай спать, а? — Ну и как спать, когда ты тут? Зачем спать, если можно ласкаться? — тут я, конечно, от души припизднула: глаза слипаются жутко. — Ты развлекайся тогда, а я спать, — хмыкает Попов и смыкает веки. Я засыпаю почти мгновенно; сразу, как муж перекатывается на бок и обнимает меня. Чувствуя чужое сердцебиение, я отрубаюсь сном младенца.***
— Не могу поверить, что вы протянули вместе так долго, — хихикает Антон, и я скашиваю взгляд на официанта, чтоб намекнуть — Шастуну больше не наливать, он начал нести ахинею и глупо посмеиваться. Ира тяжко вздыхает и тыкает Антона грязной вилкой в предплечье, на что тот лишь фыркает и миролюбиво улыбается. — В хорошем смысле же! Вы очень терпеливые! Я что Регину, что Арса дольше недели вынести не могу. Сидящий рядом Арсений тихо смеётся, прикрыв рот ладонью, и я подхватываю. Мы сами друг друга порой выносим с трудом, если говорить откровенно. Утром мы умудрились в очередной раз сцепиться из-за зубной пасты. Я покупаю для себя отдельный тюбик, потому что Арс выдавливает пасту с середины — меня это бесит. Но он продолжает путать тюбики и выводить меня из душевного равновесия. С некоторыми бытовыми привычками Попова и периодическими заскоками мне не удаётся смириться, как и ему — с моими. Если бы не психолог и понимание, что такое работа над отношениями, наш брак и правда давно бы распался. Приходится в первую очередь каждому из нас работать над собой. Я, например, пытаюсь проработать чрезмерную вспыльчивость и постоянное желание убегать от проблем. Первые ссоры неизбежно заканчивались тем, что я хлопала дверью и уходила сначала на улицу, а потом в себя. Арсению же нужно выяснить всё здесь и сейчас, прожить драму на соответствующем уровне и угомониться, пока я коплю негатив и в какой-то момент швыряю в затылок мужа брошенную в неположенном месте вещь, хотя разозлилась я ещё неделю назад по абсолютно другому поводу. Арсу пришлось полюбить «разговаривать серьёзные разговоры» несмотря на постоянное желание перевести всё в шутку и спустить конфликт на тормозах, не разобравшись. Теперь нам обоим приходится докапываться до реальных причин ссор и учиться идти на компромисс. Когда-то мне казалось, что быть с человеком в браке — просто здорово, легко и приятно, но на деле, когда человек опять не запер дверь на ночь, хочется броситься с кулаками и кричать, что Таю обязательно кто-нибудь украдёт из-за отцовской безалаберности. Таким образом было решено, что я сама каждый вечер на всякий случай проверяю дверь, а Арсений искренне старается запирать её самостоятельно. Так и живём. Самым трудным для меня оказалось ощущение чужих личных границ. Специалист рассказал, что у меня тревожный тип привязанности, из-за которого всё время нужны подтверждения в том, что Арсений по-прежнему любит меня. А фраза «Мне нужно побыть одному» — не камень в мой огород, а реальная потребность побыть наедине с собой. Короче, тяжеловато, но мы справляемся. — Давайте за годовщину уже выпьем, — вырывает меня из размышлений Серёжа и поднимает вверх стакан со свежевыжатым апельсиновым соком, дружелюбно улыбаясь. Сидящие за столом охотно присоединяются к тосту, сыплют пожеланиями и тёплыми словами. В Арсении удивительным образом сочетается две несовместимые черты — непреодолимая любовь к повышенному вниманию и ужасная скрытность. Поэтому в честь круглой даты Попов собрал огромную компанию людей, но запретил всем делать какие угодно фотографии и рассказывать не приближённым, что происходит за дверью в ресторан с табличкой «спецобслуживание». Прикованное ко мне внимание кажется неуместным и неприятным после того, как отпала необходимость светиться перед камерами подставной девушкой. Вход на концерты и съёмки мне теперь практически закрыт, иначе не отделаться от взглядов, перешёптываний и новых теорий. Казалось бы, интерес должен спасть, но на деле всё иначе — приходят новые зрители, а значит и новые желающие сунуть свой любопытный нос в чужую личную жизнь. — А где Таюшка? — с лёгким разочарованием в голосе спрашивает Шастун. К Тае Антон испытывает особенно нежные чувства, при любой возможности заглядывает в гости и возится с ребёнком и подарками, которые тот дарит каждый раз, как пересекается с девчонкой. Иногда складывается впечатление, что Антон покупает все эти наборы «Лего», чтоб в итоге самостоятельно собрать и обустроить замок — Тая пару раз обижалась на это. — Если бы она услышала, что ты так её называешь, она бы обиделась. Она нынче отстаивает позицию, что она очень-очень взрослая девочка, и зовут её Таисия — никак иначе, — подаю голос я. — С няней она сегодня, не сюда же её тащить? — Но мне, кстати, можно называть её ёжиком и Тасей, — гордо задрав нос, заявляет Арсений. — Это всё потому, что ты её балуешь, — пожимаю плечами я и не подаю вида, что мне Тая тоже всё подобное разрешает — Арс слишком хочет быть совершенно особенным в жизни дочери. Попов тоже пожимает плечами и подливает мне вина, но по поджатым губам видно, что мужчина прячет улыбку. Назавтра снова предстоит расстаться — Арсений поедет сниматься в какой-то серьёзной драме, а я вернусь к домашней жизни и снова буду скучать. Со временем Арс научился выкраивать хотя бы сутки в безумном графике и приезжать целоваться и обнимать дочку — я практически вытребовала своё право на встречи и подпитку чужой энергией. Если бы мы продолжили жить практически порознь, я бы рано или поздно сбежала куда-нибудь. Попов искренне старается, и я это ценю.***
— Ма, а куда мы идём? Я отвечала на этот вопрос уже раз триста, если не больше. Пытаясь не сорваться, сначала глубоко дышу, а только затем отвечаю. Повторяю себе мантрой: быть матерью прекрасно, быть матерью прекрасно, быть матерью… — В магазин, крошка, нужно купить тебе ботинки. Таисия молчит ещё минут пять, а затем снова повторяет вопрос. Со стороны может показаться милым, что ребёнок постоянно что-то забывает и задаёт много вопросов, но у меня нервы уже ни к чёрту. Мало того, что день с утра не задался, так ещё и Таисия со своими «А куда мы идём?». Игнорирование не работает, дочь начинает спрашивать громче, при этом тянет за рукав. Сегодня мне уже довелось соскребать с плиты убежавшую кашу, отмывать разрисованное краской зеркало, мазать очередную ссадину Таи зелёнкой. — Тай, в магазин мы идём! — я повышаю голос, не выдержав, и дочь тут же начинает хлюпать носом. Злость тут же отступает, сменяясь виной: сорвалась на ребёнке, хотя могла просто ответить. — Прости, малыш, я просто устала. Таисия продолжает шмыгать, но кивает и вытирает влажные глаза. Я хватаю ту за руку и направляюсь дальше, мысленно ругая саму себя. Кажется, быть матерью — не совсем моё. Иногда обстановка накаляется до того, что мне хочется биться башкой о стены, но это не слишком помогает — я пробовала. Каждый новый день похож на предыдущий, это сводит с ума: завтрак, садик или прогулка, игры, чтение, а потом сон. Кажется, что я целую вечность не отдыхала, а порой хочется просто пролежать пару часиков в ванной, сделать какую-нибудь маску для лица, а потом почитать в тишине, либо свалить на тусовку и протанцевать полночи. Конечно, можно пригласить няню или папу и отправить Тасю на прогулку, но дочь не любит гулять дольше часа или двух — я не укладываюсь. Арсений звонит в тот момент, когда мы идём обратно домой — дочь рассказывает игрушечному мышонку про новые ботинки и напевает что-то себе под нос. Настроение стало только хуже, большое спасибо очередям в магазинах и сломанным терминалам в магазине, поэтому я без особого энтузиазма принимаю вызов. — Что-то хотел? — рявкаю я вдовесок ещё и на мужа, за что тут же начинаю себя корить: он точно не при делах. — Да нет, соскучился просто. Скоро домой поеду, — по голосу слышно, что Арсений улыбается, и это бесит тоже: я тут зашиваюсь, а он радуется, ишь. — Ясно. Картошки купи, — бесцветно отвечаю я. Арс тянет непонимающее «э-э-э», но ничего не спрашивает — уже хорошо. — Ладно, до вечера, — с полу-вопросительной интонацией произносит мужчина и отключается. Я бессильно вздыхаю, убираю телефон в карман и крепче хватаю дочь за руку, чтоб перейти дорогу. Таисия с умным видом проверяет, нет ли приближающихся машин, смотрит на зелёный сигнал светофора, и сама тянет меня за собой. Я топаю следом и надеюсь на дневной сон дочери — хоть сама поспать смогу по-человечески, иначе сегодня прольётся чья-то кровь.*
— Рен, кошечка, ты в порядке? Я тебя обидел? Опять дверь не закрыл, не вынес мусор, не купил что-то? Забыл про какую-то годовщину? Что не так? — Арсений лежит под боком и не даёт сосредоточиться на тексте сообщения от коллеги. Я со вздохом откладываю телефон и смотрю на мужа, развернув корпус. — Арс, я так заебалась, если бы ты только знал, — после того, как я произношу это, из глаз непроизвольно начинают литься слёзы: Арсений сначала охуевает, а потом усаживается рядом, уложив к изголовью кровати подушку, и крепко обнимает. — Тая то болеет, то достаёт дурацкими вопросами, на работе платформа слетела, я разбираюсь с айтишниками, постоянно эта ебучая уборка, готовка, стирка, я скоро с катушек слечу, честное слово, а ты приходишь такой весь красивый папашка, даришь всем подарки и снова уезжаешь работать. Попов позволяет мне тараторить и сбиваться, мягко поглаживая по волосам; я чувствую, что плечо его футболки уже насквозь мокрое, и шмыгаю носом, стараясь успокоиться. Не получается от слова «совсем», меня уже мелко потряхивает, и Арс вздыхает. — Чего ты молчала, а? — укоряюще спрашивает Арсений и продолжает держать меня. Я судорожно вздыхаю и качаю головой. — Теперь будем вызывать клининг или наймём помощницу по дому, чтоб ты могла отдыхать. Несносная девица… — Не знаю, — всхлипываю я и потихоньку расслабляясь от нежных касаний — у мужа есть уникальная супер-способность сначала бесить меня, а потом успокаивать обычными объятиями. Видимо, это любовь. — Ложись спать, я сам Таюшке почитаю. И выходной на завтра возьми, — мягко говорит Арсений спустя несколько минут, когда я окончательно прихожу в чувства и вытираю мокрые щёки. Я киваю и укладываюсь, заснув почти сразу, как щёлкает выключатель и сообщение «Завтра не выйду» отмечается прочитанным. Я просыпаюсь от света солнечных лучей — это настоящий нонсенс, потому что обычно приходится вставать ещё засветло, чтоб собрать дочку в детский сад и успеть добраться. Глупо хлопая глазами, шарюсь рукой под подушкой и вытаскиваю телефон: экран показывает 10:23. Хочется подорваться и побежать собирать Таю, но в квартире подозрительно тихо, а Таисия вообще жаворонок и наверняка давно бы меня разбудила. С кухни доносится почти кошачье, тихое чихание, я умилённо улыбаюсь и кричу: «Будь здоров!», узнав мужа. Дочь чихает куда громче, ничего и никого не смущаясь. Спустя полминуты в комнату заходит Арсений и виновато улыбается, почёсывая нос. На нём домашние широкие штаны и огромная розовая футболка — в розовом он всегда выглядит ужасающе мило. Образ завершает мелкая заколка Таисии на чёлке. — Разбудил? — вместо ответа я мотаю головой и от души зеваю. — Можешь ещё поспать, я Тасю в садик отвёл, — я прислушиваюсь к собственным ощущениям и отмечаю, что чувствую себя вполне отдохнувшей — спать не особо хочется. — Иди сюда, — я хлопаю ладонью по месту рядом с собой. Арсений подходит и садится рядом. — Не, прям ложись, хочу обниматься. Арс хмыкает, но просьбу выполняет — укладывается рядышком и крепко обнимает меня, попутно поцеловав в макушку. Я сама не замечаю, как вновь проваливаюсь в дрёму, чувствуя невероятный покой. Просыпаюсь в следующий раз уже не одна, а с мужем — тот даже с приоткрытым ртом и отёкшим лицом выглядит восхитительно. Аккуратно выпутавшись из кольца рук, ухожу в ванную и отмечаю, что цвет кожи стал чуть здоровее, даже глаза будто заблестели. Улыбаюсь собственному отражению и чищу зубы, слушая, как в комнате возится Арс — тоже просыпается, но никуда не торопится. Судя по звукам, смотрит ТикТок. — Там на кухне завтрак, кстати, — говорит Попов, когда я возвращаюсь в спальню уже умытая. Я улыбаюсь и подхожу к кровати, чтоб поцеловать мужа в лоб, и после этого почти бегом устремляюсь на кухню — есть и правда очень хочется.*
— Всё, пора Таю забирать, — ворчу я и силюсь подняться с постели, но Арсений меня удерживает и заставляет плюхнуться обратно. На экране Сандра Баллок делает Райану Рейнольдсу предложение посреди оживлённой улицы, а в ведёрке стереотипно подтаивает клубничное мороженое. Арсений искренне постарался устроить настоящий выходной, дал мне отмокнуть в ванне и заказал море сладостей, которые ещё несколько недель придётся прятать от дочки — у неё диатез от сладкого. — Тася пока побудет у Алёны, я договорился, — зевает муж и облизывает сладкую ложку. Я резко оборачиваюсь к нему и непонимающе хмурюсь. — Ну ты же не ревнуешь? — Да нет, просто… Почему? — Потому что тебе это нужно, — просто отвечает Арс и пожимает плечами. Я целую его приторно-сладкие губы и довольно ёрзаю, устраиваясь поудобнее. Конечно, мне бы попереживать за дочь, но ей точно будет лучше с Алёной и Кьярой, чем со мной, когда я такая уставшая и дёрганая. — Ты лучше всех, — заявляю я и снова целую Арсения. Тот лишь мягко улыбается и гладит меня по щекам. — В следующий раз обязательно скажи мне, если что-то будет не так, ладно? — Угу, — киваю я и погружаюсь в сюжет «Предложения». Арс, кажется, ещё на середине засыпает — тоже вымотался, но я его не бужу и досматриваю фильм на минимальной громкости. Когда Попов просыпается, я успеваю посмотреть ещё и «Отпуск по обмену», а потом пересмотреть все возможные истории и посты в Инстаграме — сто лет такого не было, обычно я проверяю лишь обновления самых близких людей, если есть время. Уведомления из рабочего чата я вырубаю, в конце концов зачем открывать собственный бизнес, если потом не будет возможности просто пропасть и отдохнуть? Понимающие подчинённые не названивают и не забрасывают истеричными сообщениями — лишь раз ассистентка присылает милое: «Регина Александровна, Вы в порядке?». — Я лет десять так от души не дрых, — блаженно мурчит Арсений и потягивается со стонами. Я улыбаюсь и треплю тёмную чёлку мужа. — Хочешь прогуляться? — Не, будем дома батониться, — отвечаю я, поразмышляв, и замечаю облегчение во взгляде Арса. Хихикнув, включаю следующий фильм и наконец прибавляю звук. Арсений ненадолго сбегает в туалет и за очередной порцией какой-то вредной еды и шлёпается рядом, с удовольствием вовлекаясь в сюжет. Периодически комментирует актёрскую игру и развитие любовной линии, что меня жутко забавляет. — Если бы мы знали, что это такое, мы не знаем, что это такое, — заключает Попов, когда заканчивается фильм. Открытые финалы и мне тоже не нравятся, потому что я люблю банальные хэппи-энды, а тут чёрт-те что: то ли все померли, то ли все счастливы. Приходится включать ещё один фильм, чтоб перекрыть впечатление от предыдущего.*
После кино-марафона мы с Арсением занимаемся своими делами: я с удовольствием дочитываю давно отложенную «до лучших времён» книгу, Арсений листает какие-то Интернет-магазины и выбирает новые шмотки. Под вечер внутренняя батарейка ощущается полностью заряженной, Арс тоже выглядит ожившим и повеселевшим — такой отдых нужен был нам обоим. — Ебучий в рот ваш пароход, — бухтит в коридоре Арсений и пытается вытащить намертво запутавшуюся заколку: спать с ней не стоило, конечно. Я смеюсь и подхожу ближе. — Давай помогу, — нежно предлагаю я, и Попов покорно убирает руки от своих волос. Я быстро расправляюсь с розовой заколкой и откладываю ту на полку, но ладони не отстраняю, мягко перебирая тёмные волосы. Пропускать прядки между пальцами, оттягивать их и наблюдать, как млеет разнеженный Арсений — настоящее наслаждение. Я чешу выбритые виски и затылок, иногда целую чуть ниже линии роста в шею, зачёсываю волосы назад и растрёпываю вновь, восхищаясь отзывчивости мужа — от каждого касания тот то вздыхает, то блаженно прикрывает веки, то покрывается едва заметными мурашками. После этого Арс разворачивается ко мне лицом и целует: сразу глубоко, требовательно, исследует языком рот и прикусывает губы. Я позволяю всё и даже не стараюсь отобрать инициативу, продолжая зарываться пальцами в волосы Попова и запоминать, какой он на ощупь: за столько лет мне не удалось впечатать образ Арсения в память, нужно постоянно обновлять ощущения и пропитываться ими вновь. — Я так сильно тебя хочу, — выдыхает Арс таким тоном, что я умираю и воскресаю вновь. По телу пробегается лёгкая дрожь, когда муж сжимает крепкими руками мою талию и рывком притягивает ещё ближе, вжимая в себя. Если кто-нибудь из вас узнает средство, как сопротивляться Арсению, когда он вот такой, сообщите, пожалуйста. От возбуждения у мужчины плывёт взгляд, становясь совершенно пьяным, зрачки расширяются так, что заслоняют синеву радужки, дыхание учащается и тяжелеет. Невозможно не любить этого Арсения — властного, сладкого, горячего. Без лишних слов Арс разворачивается так, что я оказываюсь прижатой спиной к стене — было бы здорово, если бы обои были хоть немного шершавыми; хоть какой-то шанс удержаться на ногах. Без этого я обмякаю и дурею от глубоких и влажных поцелуев; так, будто Арсений изучает меня по новой. Сначала едва ощутимо пробегается кончиками пальцев по рёбрам под футболкой, затем крепко сжимает ягодицы и притирается бёдрами. Беспомощный выдох вырывается сам собой, и от этого у Арсения, кажется, окончательно сносит крышу. Мужина снимает мою футболку так быстро, будто не справится без касаний дольше секунды — я ощущаю себя так же. Целует кожу, оставляет следы, будто нам по двадцать, царапается короткими ногтями и скулит на грани слышимости, когда я запускаю ладонь под резинку его штанов и оглаживаю член — белья не обнаруживается. — Ты что, целый день ходил без трусов? — я пытаюсь усмехнуться, но давлюсь воздухом, когда Арс без лишней нежности прикусывает мой сосок. — Может быть, — пожимает плечами мужчина и выпрямляется. Прямой и тёмный взгляд заставляет вздрогнуть от возбуждения. — Ты пиздец, Арсений, какой же ты пиздец… — вместо ответа Попов лишь загадочно улыбается и стягивает футболку, а затем избавляется от штанов. Я могла бы сто часов пялиться на каждый сантиметр кожи, оглаживать взглядом каждый изгиб, но вскипающее в венах желание подгоняет, заставляет двигаться рвано, нервно, прижиматься так, чтоб попытаться врасти, расстёгивать джинсовые шорты почти истерично. — Тш-ш-ш, — успокаивающе шепчет Арсений, помогает справиться с пуговицей и с нескрываемым удовольствием спускается на колени, снимая ненужную одежду. Этот взгляд снизу вверх и хищный вид просто сводят с ума, и я едва не теряю равновесие от ощущения чужого горячего языка, который пробирается от коленей выше и выше. Я неосознанно развожу ноги и постанываю всё громче с каждым движением. Арсений поднимается на ноги, оставляя влажный след языка от лобка почти до самых ключиц, и снова разворачивает меня, на этот раз заставляя сделать несколько шагов в сторону. Видеть отражение друг друга в зеркале — выше моих сил, но я не могу оторвать взгляд от руки Арсения, которой тот держит меня поперёк рёбер, от губ, которые жадно выцеловывают шею, от напряжённых бедёр. Я откидываю голову назад, подставляясь под поцелуи, и чувствую, что жар внутри расползается по всему телу, разрастается огненным шаром, заставляя нетерпеливо дрожать, почти вибрировать. Арс входит тягуче медленно, явно наслаждаясь каждым кратким судорожным вдохом, прикусывает кожу на плече и неотрывно смотрит в моё лицо в отражении. Мужчина вскоре начинает наращивать темп, заставляя упереться ладонями в прохладное стекло зеркала и прогнуться в пояснице. Пальцы держат за талию так крепко, будто пытаясь заклеймить и оставить следы, заявляя: «Моё». С каждым движением дыхание учащается всё сильнее, вынуждает разомкнуть губы и дышать через рот, переходя на высокие стоны. Арсений хрипло дышит в моё ухо, наклонившись и прижавшись грудью к моей спине — смотрит по-прежнему прямо в глаза через отражение. По виску Арса течёт капелька пота, над губой выступает испарина, а шлепки кожи о кожу кажутся оглушительно громкими. Оргазм подкатывает фейерверком разноцветных всполохов перед глазами, я зажмуриваюсь всего на секунду и сразу чувствую, как Арсений подхватывает крепче; ускоряется ещё. Я рассматриваю, как меняется его взгляд на совсем безумный, и с кратким стоном Арс кончает тоже, по инерции продолжая двигаться. — Ты как? — заботливо интересуется Попов спустя пару минут, в которые я тяжело дышу и продолжаю пялиться в отражение. Арс уже не смотрит. — Бля. — Ёмко, — хихикает муж и мягко целует меня в плечо. — Водички? — Водички, — киваю я и ощущаю, как горячая сперма стекает по бёдрам. — Бля, — повторяю я. Арсений смотрит на это зрелище завороженно. — И это я пиздец? — муж вздыхает так тяжело, будто взвалил на свои плечи непосильную ношу в лице меня. Я утвердительно качаю головой и смиренно жду, пока Арсений принесёт салфетки. Пачку перехватить не даёт, стирает все следы сам. — Если бы я только что не кончил, у меня бы встал, — тихо произносит он и наконец уходит за водой. — Попов, — произношу я, уже засыпая. Арсений, судя по тому, как он дёргается, провалился в сон. — Ты вообще-то тоже Попова, — напоминает Арс тихо, водя носом по моей щеке. — А, ой. Да. Хотела сказать, что люблю тебя. — Передумала? — язвит Арсений. — Теперь точно передумала, — обиженно фыркаю я. Муж приподнимается на локтях, приглаживает помятую чёлку — заколку решил больше не надевать — и пытается проморгаться. — Я готов слушать, говори, — смешливо заявляет мужчина и подпирает подбородок кулаком. — За что ты мне такой? — хихикаю я. — Люблю тебя. — Как неожиданно и приятно, Рен! Я тебя тоже люблю, — Арс чмокает меня в нос и ложится обратно. — Теперь можно спать? — Спи, чудик, — тихо произношу я и тоже закрываю глаза. Впереди очень долгая жизнь.