неудержанное

кагами цуруги — росчерк на пустоте мира, одинокая вспышка молнии в предгрозовом небе и вестник всех человеческих бед. кагами цуруги — неприступная стена и маринетт отчаянно пытается не разодрать ладони о ее гранит. богу богово, думает дюпен-чен, нарочито долго вглядываясь в безразличную пустоту карих радужек. но кто из них бог, а кто кесарь — большой, очень большой вопрос. маринетт, в общем-то, девочка довольно смышленая, ей давно уже не мечтается ни о высоких башнях дворцов, ни о принцах на белых конях, ни даже о карьере. от обычного человека героев всегда отличает только и только расстановка приоритетов. — тебе идет красный, кагами. — цуруги. в моей стране малознакомых людей принято называть по фамилии. маринетт отвечает вежливо-заинтересованным кивком и впервые в жизни думает о том, что хочет выбить себе право называть кого-то по имени. ледибаг на порядок старше дюпен-чен, для нее расставаться с мечтами — обыденность. ледибаг смотрит на город с высоты собственной неуверенности — потонувший в грехах париж, который не спасет уже ни одно чудесное исцеление. небо, затянутое тучами, слишком велико для одной красной вспышки на нем. но быть может, в самый раз для двух. — цуруги-сан, я дарую тебе камень чудес дракона. все в порядке, думает маринетт, мудрый дракон лучше, в разы лучше безалаберного кота или самовлюбленной пчелы. иногда даже самым сильным героям нужна помощь кого-то более зрелого. рюко на поле боя расчетлива и спокойна, и маринетт за маской радуется хотя бы секундной передышке, в которой ей не нужно ни за кем следить. впервые за долгое время ледибаг позволяет удаче хоть ненадолго себя покинуть. — ты молодец, рюко-сан. — ты тоже, ледибаг. смотря вслед удаляющемуся коту, ледибаг думает, что в окрасе божьих коровок красный значительно преобладает перед черным. школьные будни засасывают дюпен-чен в сумятицу однотонного серого, вырваться из которого порой не позволяет даже облепляющая кожу пятнистая ткань, и помочь ей теперь, кажется, может только незнакомо-родной звук иноязычного имени. а для кагами тесен теперь, очевидно, любой небосвод, кроме тускло-голубых радужек усталых глаз. и цуруги, по правде, умеет быть гораздо более внимательной к окружающим, чем кажется на первый взгляд. и в очередной раз возвращая героине свой камень чудес, рюко с удивлением чувствует, как чужие пальцы зажимают подвеску в ее ладони. — оставь себе, парижу нужен защитник вроде тебя, цуруги. она позволяет себе легкую, почти-что-не-торжествующую, но искреннюю полуулыбку. — кагами. близким людям можно звать меня по имени, маринетт дюпен-чен. ледибаг широко распахивает глаза, пытаясь осознать, а маринетт кажется, под тяжелым парижским небом ей впервые легче дышать. вот, что случается, когда доверяешь свою жизнь кому-то более мудрому. может, оно и к лучшему.