Наблюдая за главными воротами Конохи издалека, Сакура протяжно выдыхает. С тонких губ срывается густое белое облачко. В это время года ночами в стране Огня уже прохладно. Она и забыть успела о том, насколько здесь отличается климат.
— Надеюсь, ты не попрешься в лобовую. — Сасори кивнул в сторону дежурных на главном посту. — Шума наделать нельзя. Ты должна тихо зайти и выйти, чтобы никто даже не заподозрил, что мы наведывались сюда.
— Не того вы выбрали. — Конечно, если она что-нибудь случайно разнесет, то грохоту будет столько, что она точно перебудит всю охрану. — Но так и быть, я постараюсь держать себя в руках.
— Мы ждем тебя здесь до рассвета, если не успеешь, то нам придется оставить тебя там.
— В чем смысл тогда вашего прикрытия, если вы жертвуете мной?
— В случае погони мы втроем отобьемся от нескольких групп преследования, но со всей военной силой Конохи нам не тягаться. Только Пейн сможет вытащить тебя из их тюрьмы, но тогда Коноха вряд ли останется цела.
— Так, все. — Она сморщилась, махнула рукой, лишь бы он заткнулся. — Я поняла. Успею до рассвета. Не переживайте.
Она растворилась в воздухе, оставляя напарников ожидать ее возвращения. Теперь вступала в игру только Харуно Сакура, и времени у нее было не так уж и много.
***
Учиха Саске в очередной раз перевернулся на другой бок, накидывая одеяло на плечи повыше. Он не мог уснуть уже битых два часа и совсем не понимал, с чем связана его бессонница на этот раз. Время только-только перевалило за полночь, а ведь еще вечером он пообещал себе здоровый восьмичасовой сон, но нет — организм сегодня явно решил с ним поспорить.
Он резко сел на кровати, решив, что раз такое дело, то он может заняться чем-то важным и полезным, а не просто тупо пялиться в белый потолок в жалких попытках заснуть.
Прохлада осенней ночи встретила его свежестью и тишиной. Теперь возглавляя военную полицию Конохи, он приобрел достаточно проблем, с которыми необходимо разобраться в кратчайшие сроки. И дело не в мелочных происшествиях, больше всего Саске напрягали отступники. Ему даже снилось то, с каким упоением и чувством наслаждения он входит в тюремную камеру, различая среди мрака холодного камня яркие розовые волосы.
Оттягивает их, заглядывает в помутневшие зеленые глаза…
Он тряхнул длинной челкой, будто мог таким образом избавиться от навязчивых мыслей, забивающих его голову, почему-то, слишком часто. К слову, после той ночи ему пришлось сбрасывать напряжение в душе. По-быстрому. Саске понимал, что мысли о Харуно уже надоедливо въелись ему на подкорку, скребли там неугомонными тараканами до такой степени, что ее поимка уже стала похожа на какую-то
детскую игру в догонялки, где ей каждый раз удается умело скрываться от него.
Иногда он хотел придушить ее.
Штаб военной полиции встретил его мертвой пустотой и темными коридорами. Конечно, чего он еще хотел. Только он, как ненормальный, прется на работу посреди ночи, потому что не может уснуть.
Ключ в замочной скважине его кабинета не повернулся. Саске нахмурился — он точно помнил, что замыкал его прошедшим вечером, когда закончил свой рабочий день. Чутье шиноби работало исправно. Учиха за спиной покрепче перехватил кунай и, дергая ручку, вошел в темное помещение.
Дверь за ним тихо захлопнулась. А чужое присутствие ощущалось так явно, что волосы на руках поднимались дыбом от потенциальной опасности. Но он джонин, и в таких ситуациях не нервничает. Саске внимательно осмотрел кабинет, задерживая взгляд чуть дольше необходимого силуэте рабочего стола.
В ту же секунду щелкнула настольная лампа, распространяя вокруг себя облачко теплого света. Повернулось кресло, являя капитану во всей красе ту, кого он
меньше всего ожидал здесь увидеть.
— Харуно Сакура. Девятнадцать лет. Покинула деревню в пятнадцать, вступив в ряды Акацуки. — Она опустила свое досье, искоса взглянув на капитана из-под тонкой оправы очков. Его очков. — Вау. Здесь даже есть предрасположенности. Вода, земля и гендзюцу. Но, Саске-кун, это далеко неполная информация о моих возможностях. Я думала, ты это еще два года назад усвоил.
— Записать забыл. — Он остался стоять у дверей, как вкопанный, пока та, которую он так сильно желал найти, обходит его стол, артистично хмуря тонкие брови.
— Не знала, что ты мой фанат. Это досье лежало отдельно. Не в основной стопке бумаг. Мне даже приятно.
Впервые он видел на Харуно полностью расстегнутый плащ. Если не считать того нелепого случая на горячих источниках, то он мог только мысленно дорисовывать миниатюрную фигурку Сакуры под ним.
Черный топ и короткие лосины подчеркивали каждый нужный изгиб, а под крупной сеткой скрывшиеся ключицы и плоский животик притягивали взгляд своей полупрозрачностью. Черт, сейчас она казалась куда более сексуальной нежели там — на источниках, в одном полотенце.
— Что ты здесь делаешь? — Тихонько щелкнул замок входной двери, к которой Саске практически прижимался спиной.
— Ты думаешь, что запертая дверь меня остановит? — Она спросила так серьезно и так быстро отреагировала, что Саске оказался шокирован. Он уверен, что щелчка абсолютно не было слышно. А сам не мог ответить себе на вопрос, зачем он это сделал? Ведь знал, что действительно не остановит. — На самом деле, Саске-кун, мне нужны кое-какие документы по внутренней безопасности Конохи. Я уже облазила весь ваш штаб, но не нашла их.
Отложив свое досье, она присела на рабочий стол, от чего ее плащ распахнулся еще шире. И прямо напротив капитана. Она чувствовала напряжение, охватившее разряженное пространство в несколько жалких метров между ними, что в пору воздуху искриться шаровыми молниями. Хотя эта стихия от Сакуры была уж слишком далека. Она видела, как он отложил кунай на рядом стоящую тумбочку, — скорее всего, не собирается атаковать, хотя от этого мужчины следовало бы ожидать чего угодно. Слегка выпрямилась, когда он сделал медленных пару шагов в ее сторону.
— Осталось только в твой сейф заглянуть. Я вообще хотела сама его взломать, но раз уж ты здесь появился, то может поможешь даме? И сам его откроешь? Наверняка у тебя есть ключи. Зачем портить такую хорошую вещицу?
Он приближался с видом опытного и опасного хищника. Неторопливо и осторожно, чтобы не спугнуть свою добычу. Мысленно Сакура уже надавала себе оплеух. С кем она вообще играет? Надо было валить, как только она почувствовала присутствие сигнатуры его чакры в штабе полиции. Но женское любопытство оказалось сильнее инстинкта самосохранения. Да и в своих силах Харуно никогда не сомневалась.
— Что мне мешает арестовать тебя прямо сейчас, Сакура? — В его руке негромко звякнули наручники, заставляя Сакуру нервно сглотнуть. В бою, два года назад, подобные наручники почти лишили ее свободы. Он подошел уже совсем близко, оставив лишь кроху свободного пространства между ними. — Я могу сдать тебя АНБУ немедленно, и это утро ты проведешь на допросе у Морино Ибики.
— Не фантазируй лишнего, Саске-кун. — Она неосознанно сделала акцент на его имени, выделяя его с помощью придыхания. Оперлась ладонями о стол, принимая еще более расслабленную позу. — Я сумею сбежать, как и всегда. К тому же, ты все еще не выдал меня АНБУ. Хотя мог это сделать с самого порога.
Уголок его губ приподнялся. Конечно, он мог. Мог с самого начала сдать эту чертовку в АНБУ и облегчить груз на своей душе, вычеркнув еще одно имя из книги Бинго собственными руками. Но Сакура Харуно похожа на помешательство, сравнимое с наркотической зависимостью.
Она даже не дернулась, когда он, подняв свободную руку, стянул с нее свои очки, тут же чуть ли не отбрасывая их на дальний угол стола.
— Так что, господин полицейский. — Он вернул к ней свое внимание, следя за каждым соблазнительным движением ее губ, обращающихся к нему почти шепотом. — Почему я все еще на свободе?
Резкий рывок за запястье, — Харуно на мгновение кажется, что ее лучевая кость просто-напросто треснет, — и у Сакуры выбивает дух, когда она оказывается прижата крепкой хваткой к торсу мужчины, теряя под собой стол как спасительную опору. Она едва не клюнула носом ему в ключицы — никогда раньше не думала, что Саске насколько высок. Сильное кольцо на талии удерживает крепко. А за спиной — ровно в пространстве между ее телом и столом — теневой клон Саске уже застегивает наручники на ее запястьях.
Когда это он успел?
— О, я смотрю, ты извращенец, Саске-кун. — Дыхание перехватило только от одной мысли о том, что сейчас она зажата между двумя мужскими телами. Ну и что, что абсолютно одинаковыми.
Она замолкает, когда властным движением Саске приподнимает ее подбородок, не как в сопливых девичьих романах — за самый краешек, нежно и осторожно, а наоборот — грубо и требовательно, так, что ее челюсть оказывается между большим и указательным пальцами. Сакура даже допустила мысль, что он может легко придушить ее сейчас. Сомкнуть покрепче пальцы и выдавить из нее жизнь, чтобы наконец избавиться от раздражающего рвения засадить ее за решетку уже много лет.
Но он медлит. Пробует наощупь, большим пальцем, ее пухлые губы, чувствует, как тяжело начинает вздыматься чужая грудная клетка, вторя каждому его действию. Она вздрагивает от неожиданности, когда сталкивается взглядом с активированным шаринганом. Наверное, ее сердце в этот момент остановилось потому, что Сакура не могла объяснить того, что она находит абсолютно прекрасным кровавый цвет проклятого додзюцу.
Ее бросило в жар. От прикосновений, вгоняющих ее сознание будто в забвение. От внимательного взгляда, исследующего ее лицо так детально, что она не смеет шелохнуться. Да и не смогла бы, находясь в такой опасной ловушке. Рассматривая тьму его зрачка, Сакура понимает, что тонет в пучине такой желанной неизвестности, на дне которой горит пламя его естественного желания.
Острые хрупкие плечи даже не дергаются, когда клон медленно тянет за ворот черного плаща, отправляя легкую ткань вниз, оставляя ее висеть на обездвиженных руках в районе поясницы. Его первый влажный поцелуй между челюстью и ушной раковиной отпечатывается колючими мурашками на коже и судорожным опаляющим губы оригинала выдохом.
Настоящий Саске только наблюдает за ней. Считывает каждую эмоцию на потемневшей зеленой радужке, как настоящий сыщик, и ради любопытства старается найти на ней спектр самых различных эмоций, обычно присущих девушкам в такие моменты. Но Сакура… Сакура стала зеркальным отражением его собственных желаний.
Он прижимается к ее губам резко и неожиданно, не собираясь спрашивать устного разрешения. Хотя какое может быть разрешение, когда они много лет играют в кошки-мышки, поддразнивая и подстегивая друг друга. Чего еще она ожидала? Саске точно не тянет на благородного рыцаря, а Сакура — уж тем более, не принцесса из волшебных сказок. Разумеется, инициативу в поцелуе он берет на себя, как мужчина, как сильный мужчина. Другого и предположить нельзя, только вспомнив о том, представителем какого клана является Саске. Гордого и высокомерного. Получающего желаемое лишь по одному красноречивому взгляду. Только вот Сакура, как рыбья кость, застряла в горле, еще когда не сдалась и не проиграла ему бой на экзамене, когда сбила спесь с юнца, решившего, что ему не стоит никаких усилий вернуть ее в Коноху с первого раза.
Чуть усмехаясь, он развеивает клона, — тот свою работу уже сделал, а Саске не любит делиться игрушками. Впечатывает маломаневренную Харуно в стол. Не сдерживается, вплетает пальцы в волосы на затылке, но целует нежно. И контрастные ощущения Сакуры от поцелуя идут в разрез с тем, что она чувствует, когда его сильное тело требовательно нависает над ней, зажимая ее между собой и рабочим столом. Она отвечает, ластится, выгибается, как кошка, от каждого движения его ладоней. Будь ее руки свободными от наручников, она прижалась бы так близко, как могла, чтобы в полной мере ощутить его крепкий и идеально сложенный торс.
Его руки проводят от шеи к плечам и ниже, когда натыкаются на зависшую на девичьих локтях тряпку — ее черный плащ. Он разрывает поцелуй, чертыхается, оглядывает ее подозрительно. Но залитые краской щеки, помутневшие от похоти глаза подтверждают догадки о том, что она уже никуда не сбежит. А он сам уже с трудом может сдерживаться — Харуно чертовски быстро выводит его из себя.
Щелкают наручники. С металлическим лязганьем отбрасываются в сторону вместе с осточертевшим Саске плащом Акацуки. Казалось, выдергивая его из-под девушки, он вкладывает в бросок всю неприязнь, которую испытывает в отношении организации, где Сакура состоит.
— Эй, Саске. — Когда она слышит легкий треск швов на плаще, то отрывается от его настойчивых губ, не теряя возможности пожурить его за это действо. — Осторожнее. Пейн мне новый плащ не купит.
— Я куплю. — Он снова выдыхает ей влажным жаром в губы, не желая прерываться на такие раздражающие мелочи.
— Все-таки ты неисправимый идиот, Учиха.
— Может быть.
Харуно уже не сдерживается, гладит чужой затылок, скребя коготками по чувствительной коже. Джонинский зеленый жилет Саске расстегивает сам, поспешно его сбрасывая под ноги. Пытается удержать бушующие эмоции внутри, но не выходит. Подхватывает Сакуру под бедра, усаживая на рабочий стол. В отличие от ее тяжелых кулаков, от которых веет безграничной физической силой, Харуно кажется ему совсем легкой. Она даже не ойкает, когда он подтягивает ее за бедра ближе, а его стояк упирается ей между ног. Он уже хочет рвать на ней одежду, ведь игнорировать густой флер гуляющего вокруг них возбуждения уже просто не получается.
Полумрак замкнутого кабинета разливается по венам животным нетерпением так, что внизу живота оно расползается, сжимается и требует стремительного выхода наружу. Он уже плохо понимает, что делает, когда дергает вверх укороченный черный топ, оголяя чужие худые плечи. От ее нежной кожи теперь веет не только умопомрачительным сладко-вишневым, как в день их боя на экзамене, а еще и свежими лесами страны Огня, их прохладой, как будто искусный парфюмер создавал запах именно для нее, при этом не забыв справить аромат пучком сладкой мяты, чем-то травяно-цветочным…и, конечно же, кровью.
Сакура пахнет кровью. Как преступница. Он различает это, когда захватывает тонкую шею жаркими поцелуями, после которых наверняка на нежной коже останутся следы. И этот запах не сочетается с розово-малахитовой картинкой, расстелившейся перед ним так бессовестно соблазнительно.
Холодное дерево неприятно упирается Сакуре в лопатки, а на рабочем столе им не хватает места. Саске понимает это на секунду раньше, отправляя стопку идеально сложенных бумаг, среди которых находится досье самой Харуно, куда-то на пол.
Ничего. Потом соберет.
Проблемы с бумагами не идут ни в какое сравнение с тем, что в его руках оказалось не бумажное досье с обрезанной по шею фотографией Харуно, сделанной где-то еще в четырнадцать, а настоящая Сакура — преступница S-ранга, прямо под ним, полуобнаженная — кусает губы, тянет ближе и слегка вскрикивает, когда он губами находит ее упругую небольшую грудь.
Они спешат. Ведь ночное дежурство АНБУ на территории Конохи никто не отменял. Саске мысленно ругает себя за неосмотрительность, с трудом складывает печати, выставляя в этой комнате свой лучший барьер. Гендзюцу — его конек. Никто и никогда не догадается, что происходит прямо сейчас за дверью его кабинета.
Отстраняется. Немного дергано пытается снять облегающую черную водолазку, а Сакура не отстает. Садится, тянет мягкую ткань вверх. Ее намерения ясны — крепкий оголенный торс привлек ее внимание еще на тех источниках, когда она застыла, как нашкодивший генин, подглядывающий за самой неприличной сценой. Гладит, царапает, торопится, ведь сама уже чувствует, как в паху разливается гнетуще-сладкое чувство.
Сакура ощущает холодную пустоту, когда он неожиданно отходит, нетерпеливо шарит в ящике неподалеку стоящей тумбочки и, кажется, через слово чертыхается, пока не выуживает оттуда пачку презервативов.
— Очень важный атрибут в кабинете капитана полиции. — Конечно, Харуно не может промолчать, наблюдая, как чужие пальцы лихорадочно разрывают нераспечатанную прозрачную обертку. — Грешите прямо на рабочем месте, господин полицейский?
— Отложил специально для тебя, Харуно.
Учиха кривит душой. На самом деле, Наруто-идиот заявился к нему недавно, загадочный и важный. Каким-то образом он распознал, что секретариат полиции к Учихе слишком неровно дышит, а самому капитану неплохо было бы периодически снимать свое напряжение, а не срываться на друге во время спаррингов на тренировках, и, всунув ему пачку контрацептивов, удалился с видом выполненного товарищеского долга.
Впервые Саске хотел пожать ему руку за небывалую проницательность.
Он возвращается к Сакуре и, подхватывая, снимает со стола. С брюками она решает покончить сама, дергает за пуговицу властно, пока в крепких пальцах Саске нервно приминается несчастный картон. Он не вмешивается, не хочет. С удовольствием наблюдает за чужим желанием, сглатывает против воли, когда тонкие пальчики нащупывают резинку трусов и тянут вниз.
Как удержать на месте все еще неподвижные руки, если на пальцах каждый нерв дергается в желании получить Харуно всю и сразу? Без отлагательств. Но главного она не оттягивает, проводит уверенно ладошкой вверх-вниз, горячо выдыхает в ключицы.
Он разворачивает ее в сторону стола настолько резко, что она даже вскрикивает, прижимается к хрупкой спине, чуть наваливаясь сверху. Именно сейчас разница в росте ощущается так отчетливо, что у Сакуры волнительно поджимаются пальцы на ногах. Выражение в широких и крепких плечах мужской силы и превосходства Харуно любила всегда. Но Учиха в своей холодной привлекательности просто умопомрачителен.
Она чувствует его желание, упирающееся в районе поясницы и закусывает губу от нетерпения. А Саске понимает, что уже не остановится. Его предохранители снесло еще тогда, когда Харуно решила нагло подразнить его и без того разворошенное нутро. Слишком смелая девочка. Даже сейчас не стремится убежать и скрыться. А ведь это то, что у нее действительно хорошо получается.
Шорох картона. Пошлый щелчок раскатанного латекса. И Сакура уже не дышит, только чувствует затылком, что пространство между ними словно магнитное поле. А они всего лишь плюс и минус, притянувшиеся к друг другу с разных полюсов.
Он прижимает к себе ее крепко, захватывая губами ушную раковину. Сдержаться не может, уже неосознанно вжимается в ее поясницу так, что больно. А кровь стучит в висках, отбивая по поверхности мозга барабанные игры адреналина. Захватывая то скулы, то шею, у него получается срывать томные вздохи с иссушенных губ. Тянется к черной резинке ее плотных лосин, решая, что избавиться от них пора было уже давно, и мучительно проскальзывает головкой ко входу.
Сакура наклоняется сама, принимая локтевое положение и открывая Учихе прекрасный вид на упругие ягодицы, трется, желая поскорее закончить эту затянувшуюся муку-прелюдию. Толчок первый — раздвигающий влажные складки, второй — вошедший лишь на половину длины сквозь узость неразработанных стенок, и третий — срывающий первый неконтролируемый стон полного погружения. Черные ногти Харуно впиваются в дерево, а пальцы Саске — в ее волосы.
Учиха впервые испытывает странное чувство, слегка запретное, нарушающее все возможные законы и правила, придуманные якобы для идеального шиноби. Он всегда считал, что не имеет слабостей. Пока удушающая потребность в вечно убегающей от него Харуно не переросла в нечто неконтролируемое и с ума сводящее. Он толкается тяжело и со всем размахом, утопая во влажном тепле ее тела. Хорошо настолько, что толпы мурашек, игнорируя гравитацию, врезаются в мозг яркими конфетти под закрытыми веками.
А Сакура нетерпеливо помогает, двигает бедрами навстречу, кусая обескровленные губы и беспощадно сдирая с них подсохшие корочки. В ее жизни Учихи всегда было много, но сейчас он бессовестно заполнял ее полностью, не давая места для спасительного вздоха. Он был повсюду, окутав Харуно своим хвойным мускусным запахом. Изрядно поплывшая Сакура чувствует горячие мужские ладони на спине, на бедрах, даже внизу — они без стеснений трогают, мнут и гладят. Порой вскрикивает свободно, зная, что окружающий их барьер поглотит каждый пошлый звук. Горькая мысль о том, что так нельзя, что это все неправильно и запретно, смешивается с потрясающим чувством, тяжелеющим от каждого грубого толчка внутри.
Конечно, Учиха Саске в ее жизни не первый любовник. Но никто еще не брал ее так — желанно и восхитительно. Сакуре сейчас слишком хорошо.
Градус в помещении растет, а шлепки становятся все громче. Он берет от нее все. Она отдает ему себя без остатка. За все те годы раздражающих догонялок, подводящих их к сладкой полубессознательной кульминации. Саске чувствует, что его потряхивает от переизбытка эмоций, в которых он готов захлебываться от одного только вида прогнутой спины, стройных ног и собственного члена, движущегося внутри нее так легко и свободно.
Ее кидает в жар неожиданно, будто ломает, швыряет и беспощадно разбивает о стену опустошенного сознания. Слишком ярко, слишком чувственно, слишком хорошо. Сквозь густой туман чувствует, как срывается Саске, дрожит, изливаясь горячей жидкостью в плотное кольцо латекса. Упирается влажным лбом между лопаток и, опаляюще дыша, коротко целует. Оторваться от нее выше сил даже для такого невероятно выносливого шиноби, как Учиха, все еще не торопящегося покидать влажное горячее влагалище.
Усмехаясь довольно и даже лениво, он понимает, что такого секса у него никогда не было. И, что преступница S-ранга — самая подходящая для него кандидатура.
***
Брызжет мутно-сизыми бликами первый рассвет, когда малахитовые глаза устремляются в сторону горизонта, а обкусанные припухшие губы неторопливо выпускают сигаретный дым.
— И давно ты куришь? — Она усмехается в ответ, неосознанно облизывает нижнюю губу, чувствуя на ней сладкий вкус ментолового фильтра. Теперь Саске знает, почему она стала пахнуть мятным.
— А тебе вздумалось почитать мне нотации, Учиха? — Сакура уже одета и стоит, опираясь бедрами о рабочий стол, только ее черный плащ все еще висит на стуле ровной стопкой, смиренно ожидая хозяйку. — Начала незадолго до того момента, как наваляла тебе на той поляне в лесу.
Кажется, Учиха шутки не оценил, если судить по его напряженной позе. Он знает, что она врет. Ее запах в том бою прочно засел на его рецепторах, и мятных оттенков он тогда не различил.
— Почему ты ушла тогда? — Смотрит со всей серьезностью пытливых ониксовых глаз. Его уже много лет мучали эти вопросы. — После экзамена.
Прикрыв глаза, она растягивает губы в легкой улыбке, тщательно подбирая следующую фразу. Учихе не стоит знать, что наследство, оставленное отцом в виде лилово-пурпурного перстня на указательном пальце, заключается в работе на Акацуки. Что будучи изгнанным из клана, ее отец остался последним выжившим, а всех остальных представителей Харуно просто перебило руководство страны Земли, как неугодных правительству. Ей вообще повезло, что в Конохе пятнадцать лет не знали ее фамилии, иначе отправили бы в деревню, скрытую в Камне, как политическую заложницу.
Короткой жизнь бы была.
— Семью искала.
— И как? Нашла?
— Все-таки, почему ты не вызываешь АНБУ? — Отвечать на его вопросы не хочется. Даже витая в тумане пойманного наслаждения, Харуно помнит, что они все еще находятся по разные стороны баррикад. Оборачивается на задумчиво подходящего Учиху, протягивающего ей стеклянную пепельницу. — Спасибо.
— А должен?
Она не отвечает снова. Почему-то чувствует, что сегодня он ее не сдаст властям Конохи. А уж тем более на допросы к Ибики или Яманака. Тушит небрежно окурок, пачкая темной сажей чистое стекло и кончики пальцев. И надеется, что когда-нибудь они с Учихой смогут друг друга понять.
Слишком много не отвеченных вопросов зависло в воздухе. Он капитан военной полиции. Она одна из Акацуки. В их связи не может быть озвучено лишних слов. И они оба это понимают.
Она подбирает плащ. Глухо шелестит подол, когда она набрасывает его на свои плечи. Ей пора уходить. Рассветное солнце уже совсем скоро осветит улочки деревни, и тогда она уже не сможет незаметно убраться отсюда.
Ее локоть легко перехватывает крепкая ладонь, не давая испариться подобно осеннему ветерку и упорхнуть словно свободолюбивой птице. Коей Харуно, в какой-то степени, и является. Саске смотрит внимательно, ищет в таинственном образе ответы на свои вопросы. Большим пальцем очерчивает скулу, будто трогает что-то запретное в музее прекрасных скульптур умелого мастера. Целует в губы легко и невесомо.
— Мы еще встретимся?
— Ты отличный любовник, Учиха Саске, но очень плохой полицейский.
Она рассыпается нежно-розовым, растворяясь в воздухе быстрее полупрозрачного дыма сигарет, которые курит. Саске прикрывает глаза и шумно выдыхает.
Их сложная игра еще не окончена. Они точно еще встретятся. И не единожды.
***
— Мы уже думали вызывать Пейна на подмогу. — Дейдара оборачивается, когда кунай, сорвавшийся с его пальцев, втыкается в уже изрезанное дерево.
— Напрасно переживали. Я же говорила, что вернусь. — Харуно хмурится, застегивает плащ под пристальным взором Сасори.
Нет. О необходимых документах она не забыла, ведь и вправду перерыла весь офис штаба военной полиции, кроме сейфа в кабинете Учихи Саске. Сасори присматривается, ищет изъяны на задумчивом лице, застывшем словно фарфоровая маска.
— Принесла?
— Коноха уничтожила документы. — Выдает она первое пришедшее в голову. — Если у вас есть желание покопаться в мозгах у кого-нибудь из Яманака, то пожалуйста. Но я на такую авантюру не подписывалась.
Обходит недоверчивого Сасори, тянется за новой сигаретой и понимает, что в этот раз предать деревню почему-то не может. Коноху или Учиху — пока не ясно. Но она находит в себе силы развернуться и кивнуть замершим напарникам, чтобы те перестали пялиться и наконец поторапливались.
— Уходим.
Сакуре все еще девятнадцать, когда она добровольно оставляет нужные организации документы в сейфе у Учихи Саске. Своих действий Харуно сама себе не может объяснить. Но правдоподобную историю для Пейна она обязательно придумает.
