i'm feelin' like a winner / i feel like the one

Ёнджун вроде бы парень амбициозный, без проблем с самооценкой, уверенный в своих силах. Поэтому приглашение стать артистом месяца studio choom приводит его в восторг — ему всегда в радость испытывать свои силы и пробовать что-то новое, возможность показать себя с новой стороны, как танцора, без мемберов группы за спиной для него — как будто мечта сбывается, хотя раньше он о таком даже и не думал. При мысли о таком значительном проекте у него пробегают мурашки по коже, а внутри приятно жжет смесь предвкушения и возбуждения. Мемберы только радуются, услышав новости, ободряюще хлопают его по спине и улыбаются, говорят: «Хён, ты самый лучший», говорят: «Хён, у тебя все получится». Поздним вечером, когда младшие уже спят, Субин мягко целует его в лоб и говорит: «Хён, я горжусь тобой». Ёнджун нервничает перед первой репетицией, но младшие треплют его по волосам, хлопают по плечам и спине и звонко обещают заказать что-нибудь вкусное на ужин. До репетиции еще двадцать минут, и он один, Сондык-сонсэнним еще не пришел, и всё пространство танцевального зала кажется ему слишком большим без остальных мемберов, и Ёнджун чувствует себя неожиданно тревожно. Хореографические классы, отведенные для трейни, всегда были гораздо меньше, и он не знает, куда себя деть, поэтому тихо разогревается в углу. К счастью, сонсэнним приходит точно к назначенному времени, спасая своего подопечного от собственных нервов. Новая хореография даётся Ёнджуну не сразу, но он не из тех людей, кто падает духом при первых трудностях. За два часа он вместе с Сондык-сонсэннимом разбирает всю связку на Watermelon Sugar и считает это уже маленькой победой. До записи еще месяц, и это хороший старт. В общежитие он возвращается спустя еще два часа самостоятельной репетиции, на которой еще раз разбирает связку, методично проходится по движениям в самом медленном темпе, чтобы точно всё запомнить и сделать правильно. Необходимость записывать свои репетиции на камеру не то чтобы его раздражает, но отвлекает. Он выжат полностью, волосы и одежда насквозь промокли от пота, и Ёнджун мечтает только о том, чтобы встать под горячий душ, а потом упасть лицом в подушку и проспать как минимум восемь часов. Все мемберы уже разошлись по своим комнатам и наверняка спят, только на кухне горит свет. У Ёнджуна нет сил выяснять, кто же бодрствует в половине первого ночи, поэтому он заворачивает в свою комнату, где уже спят остальные участники, чтобы взять сменную одежду и полотенца. И на выходе сталкивается лицом к лицу с Субином. — Почему не спишь? — устало спрашивает Ёнджун. Держать глаза открытыми становится с каждой минутой всё сложнее. — Ждал, пока ты вернешься, — отвечает он. В темноте почти не видно его лица, темная челка скрывает проницательные глаза, но в голосе чувствуется мягкое тепло. Ёнджун тихо улыбается, забывая, что Субин вряд ли это увидит. — Спасибо. — Есть не будешь? Мы оставили еды для тебя. — Я слишком устал, — мягко усмехается Ёнджун. От усталости ему даже есть не хочется, только упасть и лежать. — Тогда спокойной ночи, хён, — Субин подходит ближе, и его прохладная рука опускается на всё еще горячую шею старшего, осторожно разминает напряженные мышцы. Ёнджун прикрывает глаза. Приятно. — Спокойной ночи, Субин-а, — он наконец заставляет себя открыть глаза и отстраниться от расслабляющих прикосновений, и внутри очень сильно жалеет об этом. Но чем дольше он медлит со сном, тем больше вероятность уснуть прямо в душе. Чего не очень хочется делать. Горячий душ расслабляет напряженные мышцы, а мягкая постель кажется просто раем после покрытого специальным линолеумом пола в танцевальном зале, и Ёнджун отключается сразу же, стоит мокрой после душа голове коснуться подушки. На следующий день болит всё тело, но крепатура — верная подруга абсолютно любого айдола, так что Ёнджун мажет особо больные места разогревающей мазью и спокойно идет репетировать дальше, как только заканчивается общее расписание группы. Только в зале он понимает, что забыл в общежитии наколенники. Времени просить кого-то из мемберов сбегать туда и обратно уже нет, так что придется только надеяться, что сегодня будет не так много работы в полу, как вчера. На коленях Ёнджун проводит половину репетиции. Первая часть хореографии казалась Ёнджуну сложной, но, взявшись за вторую, он своё мнение меняет. Темп Blow просто сумасшедший, и речь идет еще и о том, чтобы ввести в хореографию несколько трюков, которые Ёнджун никогда в своей жизни не пробовал. Это интересно, невероятно интересно — взять на себя такое испытание своих навыков, но одновременно с этим закрадываются сомнения: слишком мало времени, вдруг не успею научиться, вдруг не получится, вдруг я подведу и хореографов, и фанатов? Сондык-сонсэнним знает Ёнджуна возможно даже слишком хорошо, поэтому по-отечески треплет его по растрепанной макушке, когда тот сидит на полу, пытаясь отдышаться после последнего прогона связки, и говорит, что времени достаточно, что у Ёнджуна всё получится. Ёнджун очень благодарен. Как обычно, он остаётся еще на пару часов, чтобы порепетировать самостоятельно, игнорируя боль в коленях. Завтра вся кожа будет в насыщенного фиолетового цвета синяках, но Ёнджун не хочет останавливаться и жалеть себя сейчас. Пара синяков — ничто по сравнению с той сверхзадачей, которая стоит перед ним сейчас. И эта задача — не разочаровать. На следующий день колени болят даже при ходьбе, и Субин неодобрительно качает головой, увидев сине-черные пятна на коже Ёнджуна, и обрабатывает синяки мазью. А потом на его глазах берет пару наколенников и кладет их в его рюкзак. Ёнджун — перфекционист, как и большая часть людей в этой индустрии. Хореографы хвалят его, Сондык-сонсэнним говорит, что он отлично справляется, танцоры постоянно подбадривают его и звонко аплодируют каждый раз, когда Ёнджуну удается выполнить сложный трюковой элемент. Но чем меньше остается времени до записи, тем больше Ёнджун недоволен. Ему кажется, что он не справляется, что не успевает, что пытается прыгнуть выше головы. Есть еще слишком много моментов, над которыми нужно усердно работать, а времени все меньше и меньше. Он лежит на полу танцевального зала. Голая кожа, покрытая потом, неприятно липнет к прохладному линолеуму. Часы показывают три часа ночи, но Ёнджун не планирует заканчивать репетицию и идти домой. Ещё столько всего не идеально. Ёнджун не из тех людей, кто сдается при первой трудности, но сейчас этих трудностей на пути стоит столько, что хочется лежать на полу и больше никогда не вставать. И, возможно, расплакаться. Переворот назад на диване всё ещё периодически не получается. Пытаясь выполнить эту проклятую вертушку на полу, он несколько раз чуть не вывихнул запястье и собрал пару десятков синяков и ссадин. Заход вниз делать всё еще немного страшно, дыхание перехватывает перед этим моментом каждый раз. Иногда пиджак категорически отказывается ему повиноваться и цепляется за те вещи, за которые зацепиться невозможно в принципе. Дыхалки хватает ровно на половину Blow, вторую половину Ёнджун старается судорожно хватать ртом воздух как можно менее заметно и очень надеется, что эту часть хореографии оператор будет снимать издалека. Не говоря уже про то, что от напряжения иногда сводит всё тело, и он падает на пол посреди связки. До съемок меньше недели, а Ёнджун всё так же лежит на полу танцевального класса и не может найти в себе мотивации встать. Все слова хореографов и мемберов кажутся глупыми и незначительными. Как можно назвать его исполнение, если вот здесь он спотыкается об собственные ноги, здесь его лицо сводит от напряжения, здесь видно, что он не успевает в темп музыки, здесь видно это, это, это, еще вот то и то и ещё огромное количество ошибок и недочётов. Ёнджун дотягивается рукой до лежащей рядом рубашки, со злости комкает её одной рукой и, даже не приподнимаясь, швыряет в стену и закрывает лицо руками. У него уже пару недель постоянно болит всё тело либо от крепатуры, либо от синяков и легких растяжений после неудачного выполнения трюков. Он не приходит домой раньше двенадцати ночи, видит своих мемберов только утром — полусонных, растрёпанных и совсем не настроенных на общение как минимум до первой чашки кофе — и во время совместного расписания, где мало возможностей для простого разговора. Субин стабильно дожидается его каждую ночь на кухне общежития, обнимает и треплет по волосам, прежде чем уйти спать, но кроме этого они почти не взаимодействуют. Всё ради возможности показать себя, исполнить свою мечту. Всё ради возможности стать лучшей версией себя. Становится всё труднее убедить себя в том, что это стоит всех жертв. На другой стороне успеха — всегда неудача и разочарование, выбраться из которых ещё сложнее, чем подняться на вершину признания. Ёнджун не хочет разочаровать. Ёнджун не хочет разочароваться. Звук тихих шагов возвращает Ёнджуна в реальность. Он чувствует, как над ним нависает тень, убирает руку с глаз и понимает, что всё-таки плакал. Субин опускается на колени рядом с его головой и тепло улыбается, протягивая руку, чтобы зарыться длинными прохладными пальцами в мокрые от пота волосы. Ёнджун снова прикрывает глаза. Он очень скучал. И теперь его прорывает окончательно. Он плачет бесшумно, в полной тишине просторного танцевального зала. Мышцы окончательно деревенеют, пошевелиться кажется непосильной задачей. Ошибки прокручиваются в голове по кругу, как заевшая видеопленка, вот здесь не получается, здесь ошибаешься, а времени так мало, ты делаешь недостаточно, работай больше, больше, больше! Субин всё так же гладит его по волосам, мягко массирует скальп, убирает налипшую на лоб чёлку. Когда слёзы наконец отпускают, Ёнджун старается восстановить сбитое дыхание и открывает глаза. У Субина взгляд теплый очень, родной: взгляд, который видел и самое хорошее, и самое плохое, что есть в Ёнджуне, видел его на пике и на самом дне. — Ёнджун-а, — ласково зовёт он, его ладонь спускается на скулы и аккуратными прикосновениями стирает горячие слёзы. — Поговори со мной. — У меня не получается. — Хм, правда? Ты отправлял видео недавно. Мне кажется, всё выглядит замечательно, — чуть улыбается Субин, заглядывая в глаза Ёнджуна. — Столько ошибок, столько всего еще делать… Я не знаю, смогу ли я, — шумно выдыхает Ёнджун, принимая чужой взгляд. — Подумай вот о чём: столько всего ты уже сделал. Я бы умер, если попробовал это станцевать, — тихо смеётся Субин. — То, что у тебя получается, перевесит то, что не получается. Я знаю тебя, поэтому ты можешь мне поверить. Ёнджун знает это. Прекрасно знает. Всегда точно так же поддерживает своих мемберов: у каждого айдола время от времени появляются такие мысли. И он не оказался исключением. Но тяжело сохранять оптимистичный настрой, когда чувствуешь, что тебя не хватает. Ёнджун не знает, как передать свои чувства: мысли в голове слишком сильно путаются от усталости, и от расслабляющих прикосновений всё больше хочется спать. — Шшш, — добавляет Субин, видя горькое несогласие в глазах напротив. — Я знаю, сейчас тяжело. Поэтому пойдем домой. Домой. Как же хочется домой. Ёнджун не помнит, как они добираются до общежития или как ложится спать, но то, как же хорошо просыпаться в руках Субина, запомнит надолго. — Обещай мне подумать над тем, что я сказал, — мягкие, но уверенные слова перед очередной репетицией. «Обещаю» — в ответ. И легкий поцелуй в тонкие костяшки пальцев. На свежую голову соображается намного лучше, и отдохнувшее тело тоже гораздо более послушно. Атмосфера на репетиции в предвкушении выхода на финишную прямую перед записью приподнятая, танцоры разогреваются перед началом, оживленно разговаривая друг с другом. Ёнджун смотрит на себя в зеркало. Костюм для записи невероятно ему идёт, подчёркивая высокий рост и худощавое, но совсем не хрупкое телосложение. МОА наверняка очень понравится. Вдох. Я много работал. У меня получаются сложные вещи. Нужно ещё немного дожать — и всё получится. Выдох. Меня достаточно. Я там, где должен быть. Это моя мечта. Ёнджун по-дурацки улыбается самому себе в зеркале и показывает большие пальцы. И сам же смеётся. Прогон проходит на одном дыхании. Сондык-сонсэнним расставляет финальные акценты, корректирует неточности и одобрительно кивает, когда ближе к концу репетиции у Ёнджуна наконец получается прогнать всю связку без единой ошибки. Как только объявляют конец репетиции, Ёнджун без сил валится на пол и пытается отдышаться. Неосознанно его лицо освещает широкая улыбка. В этот день Ёнджун возвращается домой раньше обычного и успевает пожелать младшим спокойной ночи. Субин как раз домывает посуду после ужина на кухне и из-за бегущей воды не слышит, как Ёнджун подходит и мягко обнимает со спины. Ёнджуну тепло и снаружи — у Субина только руки вечно холодные, а сам он как печка — и внутри — от благодарности. — Спасибо, — шепчет он, утыкаясь носом в сгиб чужой шеи. — Не за что. Ты и так всё знал. И сделал сам. Я только напомнил, — так же тихо отвечает Субин, не отвлекаясь. И брызгает в Ёнджуна водой.