***
— Вань, слушай, Соколова не выходит на связь. Леня тоже до нее дозвониться не может, — только успела произнести Антонова, накидывая халат. — Намек понял, сейчас пробьем, — с готовностью помочь отозвался Тихонов и погрузился в поиск. А у Вали не выходил из головы случай с интернет-боями без правил, в которых вызвалась участвовать Юля, чтобы помочь накрыть секретную организацию, неподвластную ни гению Амелиной, ни хакерскому опыту Тихонова. Болью в сердце отзывались воспоминания о перевязке и обработке ран храброй оперативницы. Ей пришлось выходить на ринг, и смерть была близка, как никогда. Тем вечером Валя предложила ей переночевать у себя, чтобы не оставлять Соколову один на один с виной и вином в посттравматичном состоянии. И та согласилась. Её защита была разрушена многодневным страхом за свою жизнь, контроль над которой она стремительно теряла, находясь на цепи. В плену. Хотелось хоть раз отдаться в руки, готовые помочь, и быть уверенной в том, что это делается не из корыстных побуждений. Вечер, проведенный у патологоанатома на кухне за чаем с ромашкой, наполнил слабо объяснимым спокойствием, тем, что она давно не чувствовала в одиночестве. Ей не приходилось блокировать чувства, чтобы ощущать, что ее принимают. Без отвращающей жалости, без укоров. Валя то и дело проверяла повязку на Юлиной руке взглядом обеспокоенного своим пациентом врача, и, убедившись, что все в порядке, сжимала руку подруги в своей, вечно теплой, ладони. — Валь, телефон отключился в центре города. Вот тут, — выпалил Иван и указал в подсвеченную область на карте. — Вот черт! — выругалась под нос Антонова. — Спасибо, Вань, — на автомате протянула Валя и поднялась было, чтобы уйти, но заметила, как Тихонов обернулся на нее, всем видом показав, что сдаваться не собирается. Отслеживая молниеносную смену вкладок на мониторе, Антонова невольно обратилась к мыслям, не прекращавшим носиться в голове. Что с Соколовой? Может, и до нее добралась наркомафия… А может, это Юля их выследила. Оперативница любила такие «одиночные» расследования, под прикрытием от обеих сторон. Не сумев противостоять усталости, патологоанатом вырубилась прямо на кресле, в полуснятом лабораторном халате, рядом с Ваней, загрузившим в себя третью чашку кофе.***
— Нашел ее… эм, в машине одного ее знакомого. Жива, здорова, если так можно сказать, — послышался из трубки растерянный голос Субботина. На часах пять. — Все пробы она передала, берет выходной… — продолжал дежурно отчитываться напарник. — Кажется, у нее какой-то план, но им она делиться не захотела. Этот хмырь рядом был. До связи. — Доброе утро, Валентина Владимировна. Чай, кофе? — протянул Тихонов, зевая и потирая глаза ладонями. — Да ну тебя, Иван, — в шутку огрызнулась Антонова. — Все в порядке с ними, значит? — Относительно. Субботин нашел сразу двух пропавших птиц: Соловья и Сокола. Один взаперти, у другой — выходной.***
На следующее утро Соколова была уже в ФЭС на осмотре у Вали. Свой выходной она провела продуктивно — с ней, правда, в наручниках, в ФЭС доставили и Мишу, того знакомого, в чьей машине нашел напарницу Субботин. Михаил, бывший одноклассник Соколовой и ее первая любовь, о которой, выпустившись, Юля старалась не вспоминать — не понимала сама, что нашла в самовлюбленном «альфаче» — оказался главой дилеров Циолковска. Антонова внимательно смотрела на пациентку, пытаясь сопоставить свои многочисленные вопросы, накопившиеся за день, с тем, что рассказывала ей и Лёне оперативница. Дома, за что бы она ни принималась, Вале не давал покоя «хмырь», который так насторожил Субботина. Еще больше вопросов было к себе: почему ее волнует, что этот человек провел ночь с Юлей. Уверение о его возможной опасности (ведь не зря Лёня упомянул какой-то план), не удовлетворяло Валю. Было что-то еще. — Когда ты меня разбудил, я уже не спала. Просто думала, что делать дальше, — уверенно объясняла Соколова, потирая виски, дабы привести голову в порядок. Наркотики давали о себе знать. Валюша молча слушала. Следила за жужжащим рядом анализатором. И слушала рассказ твердого успокаивающего голоса. — Я знала, что он меня опоил. Поэтому и решила сыграть внезапно вернувшуюся влюбленность. Все было под контролем. Минимальным, правда… — Мне твоя придумка сразу не понравилась. Но бутылку из-под воды я все же прихватил, — с родительским укором, будто это не он лейтенант, а Юля, им отчитываемая, произнес Субботин. — Ну да ладно, — неловко улыбнулся он и вышел, закутываясь в халат. Не рассчитал напора. Неудобно как-то. — Наркотики, — констатировала Валечка, — ну, ты и сама знаешь… Она стеснялась смотреть на Юлю. Но ей так хотелось. Не отрывая взгляд и без лишних глаз вокруг. Любоваться солнечным каре и суровым взглядом голубых льдин. Очаровываться редкими улыбками мягких губ. В своем затворничестве в пустой квартире Валюша поняла, что ей хочется видеть эти улыбки и согревать Юлины руки чаще. Хочется дарить ей тепло. Дарить любовь. Да только нужно ли это все самой Юле? Этот вопрос закрывал ее веки и опускал взгляд в пол. Антонова, обернувшись на кресле, протянула оперативнице заключение. — Ого, — удивленно протянула та, зайдя в уведомления телефона, — десять пропущенных! Ты на кнопке вызова, что ли, заснула? — Я… — неуверенно начала Валечка, — я волновалась. Ты ведь пропала с радаров, а было уже довольно поздно. Особенно для Циолковска… — Да, но десять.! Есть же Тихонов, — до сих пор недоумевала Соколова. — Ну хорошо, ПЕРЕволновалась… До Тихонова я потом дошла, — Антонова подошла к Юле ближе, пересиливая волнение, которое и сейчас бушевало внутри. — Это всё, наверное, странно выглядит, но тогда я просто не могла найти себе места… Как твоя рука? Соколова протянула обе руки вперед, давая убедиться, что с ними все хорошо. Валечка перехватила ее ладони в свои. — Я так рада, что ты в порядке, — тихо сказала она, заглядывая в глаза сидевшей напротив, совсем рядом, Юли. — С тобой очень спокойно. Несмотря на обстановочку вокруг, — произнесла невпопад оперативница. Ей не хотелось отпускать теплые руки патологоанатома. Еще тогда, у Вали на кухне, она отметила их целебную силу, и в глубине души надеялась, что и сейчас ее пригласят на чай, и будут весь вечер усиленно лечить обострившуюся потребность в тактильности. Потребность в этих руках. И этом человеке. Тщательно скрываемую полгода. Юля освободила руки и протянула их, сцепив за Валюшиной спиной, Антонова в ответ обхватила ее за плечи. Без слов они общались друг с другом, обменивались теплом чувств, что начинали раскрываться. Валечка опустила один за другим несколько поцелуев на рыжую макушку, поглаживая шею майора, и, расцепив объятия, присела, заглядывая уже без всякого смущения в голубые глаза. — Мне тоже с тобой спокойно. И очень хорошо. Соколова не могла отвести от нее глаз. Светящееся от радости лицо, нерациональные искренние переживания. Теплые мягкие руки на коленях. Она потянулась навстречу той, что так безотрывно на нее смотрела, соприкоснулась с Валюшей лбом. — Это что, типа признание? — улыбнулась оперативница. — Я тебя люблю, Соколова. Вот тебе признание. Вместо ответного «Я тоже», Юля коснулась пальцами мягких губ, отчего ладони на ее коленях мелко пробрала дрожь. Мгновение спустя она накрыла губы Вали своими. Из-за напряжения, сосредоточенного на нескольких сантиметрах чувствительной кожи, между женщинами, казалось, искрило энергией выплеснувшихся эмоций. — Жду тебя сегодня… на чай, — прошептала Валечка у самого уха капитана, вызвав мурашки. — Ко скольки? — Как можно раньше.