it was wrong

      Это было неправильно. Это и есть неправильно.       Неправильное поведение.       Неправильные эмоции.       Неправильные ощущения.       Неправильные чувства.       Йоонас никогда не ощущал себя так неправильно.       Неприятно вот так вот неожиданно осознавать, что ты сделал неправильное действие. Осознавать это поздно настолько, что повернуть всё вспять нельзя, и сердце всё быстрее бьётся в грудной клетке, с каждым новым ударом сбивая дыхание, что невозможно сделать новый вдох.       Вдох воздуха, что ощущается илом в лёгких.       Тёмным илом, что заполняет не только грудную клетку парня, но и голову, в последствие проникая в каждую клеточку тела, не оставляя ничего светлого и отдаваясь лёгким покалыванием во всём теле, что после становилось неприятным зудом, пока не пройдёшь накрашенными ногтями по коже, оставляя красные полосы, которые через пару минут проходили, давая место новым.       Илом тёмным, как чёртовы волосы Алекси, покрашенные в чёрный цвет. Покалыванием, что отдаётся от каждого его прикосновения и остаются в памяти дольше, чем им там быть положено.       Йоонас просто устал искать эту кнопку "отмены", стараясь вернуться на пару шагов назад, не заглядывать в эти глаза, что затянут тебя, как предательски обломившийся лёд под ногами посреди озера, забирая тебя под пучину холодной воды.       Хорошо только одно – ты перестаёшь чувствовать холод спустя какое-то время. Больше пугали не чувства, а осознание. Осознание, что заставало парня врасплох каждую ночь, заставляя запускать пальцы в кудрявые пряди и тянуть их так, будто можно было вырвать мысли из головы. Мысли, что не давали спать до утра, как это бывает в клишированных киношках. Жалко, что вот сценария к твоей жизни никто не прописал, и ты должен сам каждый раз решать, как тебе поступать и что чувствовать. Винить в выборе, кстати, тоже остаётся только себя.       Вот только чувства вряд ли можно выбрать.       Потому что, если бы можно было – Йоонас бы этого не выбирал. Не выбирал бы влюблённость и все эти сложные чувства, что даже невозможно назвать. Не выбирал бы эти мысли. Не выбирал бы искать различия между влюблённостью и любовью. Не выбирал бы негласное разочарование.       Держать всё в себе – сложно. Игнорировать – бесполезно. Высказаться – страшно. Притворяться, что ничего не происходит – невозможно.       Вот и остаётся, что только играть на гитаре до крови, оставляя все чувства на струнах. Отдавая всё только мелодии, потому что на никакие слова сил уже не хватает.       Любовь же на самом деле страшная штука. Особенно когда не знаешь, что с ней делать. Когда она неожиданно врывается в твоё сердце и как будто бы наугад выбирает имя человека и высекает его там. Иногда хочется простой инструкции, чтобы знать, как с этим обращаться.       Хотя Порко уже казалось, что никакая инструкция в мире не помогла бы ему разобраться в этом.       Винить себя в чувствах глупо.       Гитарист поэтому старался просто переждать. Как дождь. Вот только поблизости не было никакого здания, в котором можно было укрыться, а зонт был предательски забыт дома, не смотря на то, что тучи сгущались над головой уже долгое время, как бы говоря о надвигающейся непогоде. Вот и вышло, что Йоонас промок под сильнейшим ливнем из собственных чувств и не знал, куда себя деть.       А ещё ведь нельзя подавать виду. Задай кто из парней Йоонасу вопрос о его самочувствии – тот бы ответить не смог, а это уже звоночек. И для себя в первую очередь. Вопросы он такие сам себе в последнее время задавал часто. И так же часто терялся с ответом. Иногда просто стоял перед зеркалом несколько минут в полной тишине, как будто ожидая, что собственное отражение знает о твоих чувствах больше и сейчас поведает тебе все тайны и ответы на неозвученные вопросы. Таким же взглядом, как на своё отражение, он смотрел на Алекси. Только к этому добавлялся непонятный блеск в глазах, глупое чувство в груди, что билось на грани тепла и чего то вязкого. Бабочек в животе он, к слову, не ощущал. А вот тараканов в голове вполне.       Порко то ли искал поводы, дабы побыть с Каунисвеси лишнюю минуту, докоснуться, запомнить, почувствовать, то ли наоборот – старался держаться подальше, не давая поводов своим чувствам становиться всё больше, не давая шансы на существование. Вот только им даже доводы не всегда были нужны.       Чтобы избавиться от чувств, ему надо было Маттсона забыть, а этого он точно не хотел. Так же не хотел потерять всё то, что есть между ними. Не хочет добавлять туда чего-то неизвестного и непонятного, например, собственные чувства. Йоонас просто хотел оставить всё как есть. Боялся ли он изменений? Таких – да. Это как уходить под воду, не зная глубины дна, и не быть уверенным в том, хватит ли тебе воздуха и сил в принципе, чтобы выплыть обратно на поверхность.       Его успокаивал то, что перкуссионист не замечал этого. Не замечал взгляда, чувств и изменений в друге. Хотя это же и ранило, но Йоонас находил в этом глоток прохладного воздуха, порой обжигающий лёгкие, но дышать то можно. Вообще Порко часто смотрел на Алекса. В основном со спины. Особенно когда задерживался вместе с ним на студии и знал, что тот слегка хмурится во время работы, облизывает пересохшие губы и изредка морщит нос.       Да и вроде никто не замечал. Потому что всё внутри было: мысли, чувства и прочее, что там идёт в комплекте с любовью или как её там. Внешне отражались только бессонные ночи, но и темневшие круги под глазами блондина, казалось, никто вовсе не замечал. Это и к лучшему. По крайней мере так казалось Порко. Пока не задают лишних вопросов, всё же лучше. А чувства и прочее пережить можно.       Любить это больно. Йоонас не хотел испытывать это снова, поэтому, где-то внутри себя, шарахался от чувств как от пламени. Принятие же самая сложная часть, а потом уже осознание, а эти два-три пункта он уже пережил, поэтому и оставалось только ждать, что он и делал. Шаг влево, шаг вправо и всё рушится к чертям: взаимоотношения, чувства и всё то, что есть сейчас и было выстроено между ними. Та часть Йоонаса, которая должна была говорить, что всё должно быть лучшим образом – молчала, а другая – пожимала плечами, оставляя всё самому парню. До этого он и не знал, что можно быть опустошённым и переполненным одновременно.       О мыслях можно говорить много, о чувствах можно долго думать. Ни первое, ни второе Порко не делал. Пустил все на самотёк, если так вообще сказать можно. Обычно после дождя тихо и пахнет свежестью, но Йоонас уже устал от этих сравнений.