***
Надежды эти оправдались вместе с новой экспедицией. Прошло восемь лет после предыдущей операции, и люди решили вновь зарыться в Ад, глубже в святилища этого жуткого места, в поисках того самого непостижимого и манящего, сокрытого за поворотом. Этой экспедицией руководил целиком и полностью доктор Хайден, так как совет директоров ОАК не одобрил очередной поход по ту сторону, учитывая, что предыдущие операции стабильно кончались гибелью всех участников. Да даже работа неподалеку от разлома пагубно сказывалась на здоровье ученых: наиболее ярким примером стала Оливия, у которой обнаружили прогрессирующий сколиоз, хотя ни ранее в жизни, ни в генетике она не имела к нему предрасположенности. Но Хайден был непреклонен и повел экспедицию в путь, несмотря на все возможные проблемы. Как и пророчилось, группа понесла огромные потери по возвращению обратно в земное измерение — настолько, что из всех выжил один только Сэмюэл. Многие позже ругали его за организацию этой вылазки, но в ответ он предоставил ОАК и ИПИ самое невероятное на тот момент достижение. Через пару месяцев из обнаруженной отрядом гробницы был извлечен саркофаг — в этот раз чисто с использованием техники, чтобы избежать человеческих жертв. Биохимики и археологи собрались вместе, чтобы своими глазами увидеть артефакт, когда его доставили в комплекс; даже доктор Пирс, которая не особо в последнее время общалась с народом, пришла на общую встречу — пусть без особого энтузиазма. Многим казалось, что в гробнице содержался настолько сильный и яростный демон, что даже его собственная братия решила его заточить от греха подальше. Другие же считали, что в священном месте содержался кто-то очень влиятельный по мнению демонов, и именно поэтому люди встретили тогда такое яростное сопротивление с их стороны. — Ну что ж, — наконец проговорил главный археолог, доктор Томпсон, — если мы и привезли сюда дьявола, давайте понадеемся, что хотя бы сдержать его сможем. — Затем он отдал команду робо-руке на открытие тяжелого каменного саркофага. Толпа задержала дыхание, и… — Это… человек? — пробежало среди зрителей. Люди зашептались, и из толпы выступил один-единственный человек и подошел ближе. Оливия Пирс. Она с ужасом взглянула на нагого мужчину, абсолютно спокойного и похоже глубоко спящего. — Его, — прошептала она, прикрывая рот рукой, — нужно сдерживать. Это дикий зверь в самом ярком своем проявлении. Нам повезло, что он усыплен. — Почему вы к нему обращаетесь, будто это не человек, а… не знаю, животное? — несмело спросил голос из научного сообщества. Оливия взглянула на говорившего: это был Освальд Хайден. Отпрыск этого Фомы неверующего, что он вообще здесь забыл, он же не относится ни к археологам, ни к биохимикам? Вот и ответа он не заслуживает, подумала Пирс и покинула лабораторию без дальнейших объяснений. Освальд же остался в растерянности. — Я что-то не так сказал? Обидел ее чем-то? — спрашивал он ученых коллег, но они только пожимали плечами, потому что сами понятия не имели, что произошло. — Думаю, я с этим разберусь позже, — вставил Сэмюэл Хайден, чтобы рассеять общее недоумение. — Не переживай, Освальд, некоторые люди просто… менее склонны содействовать, чем остальные. Главное — это то, что теперь у нас есть бесценный артефакт, которым мы должны заняться немедленно. Необходимо найти способ вывести этого человека из комы. — Доктор Хайден, сканирование показывает, что он не в коме… а скорее спит? — проговорил доктор Томпсон из-за своей консоли, и Хайден подавил ухмылку. — Значит, будем будить прекрасного принца.***
Призыв этот, конечно, воодушевил публику, но исполнить его было крайне трудно из-за силового поля, окружавшего спящего в саркофаге мужчину. Действительно было похоже, что он заколдован, словно ждущая своего принца Белоснежка, и женская половина исследовательского коллектива даже рассуждала иногда — а что если тут дело в том же самом, только если поменять пол? Любые попытки это выяснить тут же пресекались, потому что неясно было, как силовое поле бы воздействовало на человека, контактировавшего с ним; но несмотря на это, байка о спящем принце в коллективе уже закрепилась. Для доктора Авери, одной из ответственных за ежедневный надсмотр за саркофагом, стало неожиданностью, когда утром она приступила к работе и обнаружила, что камера не была опечатана со вчерашнего вечера — как это требуется в протоколе, когда со смены уходит предыдущий человек. Зайдя в слабо освещенную лабораторию, она заметила рядом с каменной глыбой неподвижно лежавшего человека. О нет, неужели кто-то все же проделал ту бредятину с поцелуем спящего принца? В мою смену? в ужасе думала она, активируя системы освещения и прочие механизмы для начала работы. Но когда в помещении стало посветлее, Джулиет Авери вздохнула с облегчением: от яркого света лежавший на полу человек зашевелился и зажмурился. Она тут же узнала его — в ИПИ на Марсе все знали этого парня. — Что ты здесь забыл, Освальд? — с удивлением спросила доктор Авери, отходя от управляющей консоли. Тот вздрогнул и обернулся, все еще не до конца проснувшись. — Ой, привет, Джулиет, — виновато ответил он, спешно поднимаясь на ноги. Судя по его предыдущей позе, он уснул, прислонившись спиной к саркофагу. — Извини, я не хотел тебя пугать… Я тут уснул, похоже. — Нет, это-то нормально, много кто поздно вечером работает, но… — она взглянула на пол, усеянный рядом с юным Хайденом исписанными бумажками. — Что именно ты тут делал? Я про то, что это не твоя работа, заниматься нашим морпехом, твоя должность здесь даже рядом с ним не стоит, так почему ты здесь? — А, ну я просто, эм… — Он заметил, куда смотрела Авери, и бросился собирать с пола свой хлам. — Прости, я вашу бумагу потратил немного… Я принесу замену, если требуется. — Ой, Оз, забей на бумагу. Меня сейчас не это волнует! — Да, конечно, я… В общем, я пытался проанализировать все, что мы накопали на данный момент на Морпеха Рока. Я хочу понять, может, мы что-то упустили и есть какой-то способ его пробудить… Может, надо как-то по-другому интерпретировать то, что мы имеем, с психологической точки зрения, например. — Ты разве по образованию не в компьютерных науках эксперт? — усмехнулась доктор Авери. — Я как бы… поэтому и интересуюсь. — Эксперт-то да, но пока я работаю здесь на Марсе, я выбрал еще одно поле для изучения. Понимаешь, как минимум четыре часа в день я могу тратить на что-то полезное, на расширение своего кругозора. На пользу человечеству, в конце концов. Я хочу как можно больше всего освоить, пока еще могу, человеческий мозг ведь перестает эффективно запоминать информацию после— — Да, я знаю, Освальд. Я занималась исследованиями мозга, — замахала руками Джулиет. — Значит, ты просто… сидел тут и думал всю ночь? И поэтому уснул на полу? — Я недосмотрел за собой, знаю… Прости, этого больше не повторится. Освальд сгреб бумажки, запихнул их в чехол своего планшета и уже почти сбежал из лаборатории, но Джулиет окликнула его у дверей. — Слушай, если так хочется… Можешь приходить, когда выпадают мои смены, заниматься своими исследовательскими делами. Думаю, ничего страшного в этом нет. Только убедись, что тебя не хватятся на рабочем месте, хорошо? Не хватало тебе еще проблем огрести. Он усиленно закивал, и с тех пор их соглашение вступило в силу.***
Первое, что ты вспоминаешь после того, как наконец попал наружу — это насколько классно по ощущениям было убивать тварей вокруг тебя. Как будто внутри заполнялся счетчик, деление за делением. Это нельзя было назвать радостью или гордостью, скорее огнем, который подпитывался твоими успехам в бесконечном противостоянии. Ты помнишь, как сжимал в руках самые невероятные из оружий, как разносил демонов на куски, даже не замечая. И конечно же, ты помнишь свою вторую кожу, что лежала сейчас без применения, ожидая, пока до нее не дотронется единственный настоящий владелец. Также ты помнишь голос, который сейчас пытается связаться с тобой через терминалы. Не так четко, как все остальное — скорее будто он разговаривал где-то на фоне, пока ты был погружен в сон. Учитывая, что проснулся ты посреди исследовательского центра, и прошли тысячи лет — такое вполне было возможно. Ты не помнишь, что конкретно говорил этот голос, но зато тебе прекрасно вспоминается все, во что Ад превратил твой родной мир. Поэтому никакого смысла дальше слушать обладателя голоса ты не видишь. Обследуя поверхность Марса, ты про себя отмечаешь, что стоит вообще не обращать внимания на тех, кто передавал тебе голосовые сообщения. Это будет нетрудно.***
Прошло почти восемь лет после обнаружения адского разлома, когда в коллективе произошла перемена. Много кто из персонала, кому довелось побыть снаружи комплекса и лично походить по поверхности Марса, даже неподалеку от лабораторий, отмечали, что дело это очень опасное. Кто-то говорил, что у них сильно кружится голова, и если бы не поддержка коллег — они бы давно оступились и расстались с жизнью на дне каньона. Даже утверждалось, что чем ближе к месту строительства Аргент-башни (а следовательно и к разлому), тем сильнее повышались риски для здоровья посетителей. Само адское измерение становилось постепенно все более загадочным и манящим местом — по мере того, как все больше древних записей переводили и все больше реликвий перевозили в комплекс Лазарь. Он находился на месте бывшего биохимического крыла, которое переоборудовали под более продвинутую лабораторию, но во главе которого по-прежнему стояла доктор Оливия Пирс. Пока время шло и влияние Ада ощущало на себе все больше народу, ИПИ начало проводить на эту тему исследования как физического, так и ментального здоровья. Доктора Пирс тоже пытались выманить на откровенный разговор, но в итоге она так и не согласилась, пользуясь своим высоким уровнем допуска. Она утверждала, что Ад на нее никакого влияния не оказывает, ни положительного, ни отрицательного, и лучше бы ученое сообщество занялось делом вместо этой чепухи. Результаты этого исследования вышли неоднозначные, но общие рекомендации все равно включали в себя пункты «как можно меньше времени проводить в Аргент-комплексе» и «не приближаться к адскому разлому без большой необходимости». Также было объявлено, что в случае самовольных походов в Ад, которые повлекли за собой травмы или гибель участников, ответственность за себя нести будут исключительно сами участники вылазки. И все же, несмотря на результаты исследований, травмоопасность и многочисленные обсуждения этой темы с отцом и куратором, по какой-то неизвестной причине Освальд Хайден решился самостоятельно отправиться в Ад. Конечно, и биохимическое крыло, и позже персонал комплекса Лазарь был в курсе того, что парень интересовался изучением безымянного заточенного в саркофаге субъекта; с тех пор, как доктор Авери позволила младшему Хайдену проводить иногда свободное время в камере артефакта, тот регулярно появлялся по вечерам и даже подбросил местным ученым кое-какие темы для размышления по поводу Морпеха Рока. Сэмюэл Хайден тоже знал об этом и относился к увлечению сына как к новой сфере изучения, ничего больше. Он понимал, что Освальд просто засохнет, если не будет себя постоянно находить в каких-либо занятиях, а изучение морпеха интересовало и ставило в тупик многих. В конце концов, Сэмюэлу стоило стольких людей просто найти и доставить сюда этот саркофаг, а теперь им интересуется один из самых светлых умов, так почему бы нет? Поэтому, когда Освальд Хайден отправился к Аргент-башне и взломал систему безопасности, чтобы достать себе броню элитного стража, многие его коллеги догадывались, почему он так поступил. Освальд был все еще довольно молод и безрассуден, а вдобавок к этому практически одержим артефактами, добытыми из адского разлома — было только делом времени ждать, когда он захочет попасть туда сам. Сканеры подтвердили, что он попал на территорию строительства башни в добытом ранее костюме; он использовал свои данные для идентификации, совершенно не скрываясь. Да и на территории самой Аргент-башни никто и не подумал его останавливать — ведь элитный страж знает, что делает. Многочисленные запуски дронов в адский разлом ничего не принесли, кроме доказательства, что Освальд действительно попал в Ад. Он ни с кем не обсуждал свою вылазку (что логично), поэтому то, куда он отправился по прибытии, осталось загадкой. Новости потрясли исследовательский комплекс. Официальной причиной пропажи Освальда Хайдена назвали психоз, вызванный долгим соседством с адскими артефактами, который привел его к безрассудным действиям и в итоге стоил ему жизни. Доктор Джулиет Авери чистосердечно раскаивалась, что вообще предложила ему когда-то помощь; конечно, такого она в тогдашних невинных намерениях предвидеть не могла. Она долгое время извинялась перед доктором Хайденом за то, что не отвадила его сына сразу же, а наоборот — поддержала его интерес, а Сэмюэл спокойно отклонял все ее извинения и успокаивал ее, мол инцидент не мог произойти чисто по ее вине, так как все они знали об увлечении молодого Хайдена и не предпринимали никаких попыток его остановить — даже сам Сэмюэл, будучи его отцом. Гибель Освальда внесла свои коррективы в жизнь лабораторий на Марсе. Изучение Морпеха Рока, или как его звали записи — Палача Рока, стало проходить под более жестким контролем с более частыми проверками персонала; были усилены меры безопасности, чтобы никто больше не смог в одиночку пробраться в Ад. И наконец, что немаловажно, доктор Хайден претерпел некоторую смену деятельности: он не говорил об этом напрямую, но после инцидента он с головой ушел в некий новый личный проект.***
— Здравствуйте. Я ВЕГА, искусственный интеллект Марсианского комплекса. Этот голос ты когда-то тоже слышал — и тоже на фоне, тоже размытый, но слегка знакомый. В отличие от человека, который пытался втянуть тебя в сотрудничество по делам, для тебя омерзительным, ИИ с тобой говорит только ради передачи полезной информации. Анализ того, как ты сражаешься, какие-то подсказки про комплекс и про то, как именно ты смог бы пройти в определенные его закоулки, и все это — одним спокойным приятным тоном. Конечно, его таким запрограммировали, ты прекрасно понимаешь всю эту компьютерную шелуху, но запрограммировали его довольно неплохо, в отличие от некоторых других ИИ, которых ты в своей жизни повидал. После встречи лицом к лицу с доктором Сэмюэлом Хайденом ты начинаешь между делом думать, как бы мог выглядеть ВЕГА. Часто разработчики искусственного интеллекта давали ему в качестве воплощения свою внешность, если ИИ требовалось показываться каким-то образом на люди. Но ты не видел ни одной голограммы, что могла бы принадлежать самому ВЕГЕ — каждый раз это голограмма одного и того же ученого ИПИ. Скорее всего для ВЕГИ вообще не было создано какого-то внешнего воплощения, кроме иконки; но твое подсознание тебе подсказывает, что он мог бы быть смоделирован с внешности какого-нибудь местного умника, чтобы не отличаться сильно. Если доктор Хайден действительно полностью спроектировал и написал его самостоятельно, может, это повлияло бы на аватар и ВЕГА выглядел бы как его точная копия, но помоложе и без таких явных признаков истощения. — Чтобы создать портал, придется вскрыть еще один аргент-аккумулятор, — звенит голос ВЕГИ у тебя в ушах, и ты снова откладываешь всю эту чепуху в голове до лучших времен.***
Многие с недоумением и подозрением обсуждали между собой то, какое влияние оказала смерть Освальда на его отца. Доктор Хайден перешел к своему новому проекту буквально через пару недель после пропажи сына в Аду и не особо показывал, что грустит или скорбит по нему во время работы. В основном ученый коллектив осознавал, что Сэмюэл был человеком сильным морально и наверняка прикладывал большие усилия, чтобы сохранять рассудок; он не общался ни с кем из коллег достаточно близко — разве что его бывшая подопечная подходила под эту категорию, но в последние годы он рассорился и с ней. Оливия все еще выказывала отвращение к Палачу Рока, хоть и сильно сбавила обороты с тех пор, как Сэмюэл дал знать ученому сообществу, что изучение этого объекта не будет прекращено ни под каким предлогом. Коллеги часто слышали в первый год обнаружения саркофага, как эти двое переругивались на эту тему, но со временем конфликт утих; доктор Пирс в основном игнорировала тему этого артефакта и продолжала свои демонические исследования. Также она стала гораздо более раздражительной в личном общении, поэтому почти все контакты со своим наставником она оборвала. Тот факт, что почти никто не мог поговорить с Хайденом на равных, тоже способствовал сплетням. Кто-то посмел предположить, что его спокойствие логично, так как он совершенно и не скорбел, а наоборот; что он завидовал своему гениальному отпрыску и хотел убрать его с дороги, прежде чем свет молодого ученого затмит его собственный. Другие же возмущались в ответ, что даже если Сэмюэл завидовал сыну, его родительскую любовь это бы не смогло перекрыть никогда и уж точно не стало бы причиной того, чтобы желать Освальду смерти — напротив, доктор Хайден сделал бы все возможное, чтобы удержать в этом мире своего сына, единственную семью и надежду, что у него оставалась. Эти догадки подтвердились в полную силу, когда через два года после исчезновения Освальда доктор Хайден представил венец творения в области компьютерных наук: сложный искусственный интеллект, которому предстояло объединить под собой все системы марсианского комплекса вместе с неумолимо растущей Аргент-башней. Даже на тот момент управление комплексом было довольно сложной задачей, а включение туда башни неумолимо потребовало бы огромных вычислительных затрат; ИИ, разработанный специально для этих целей, был тем самым спасительным инструментом. Но даже не сама идея и размеры влияния шокировали ученых и их коллег из ОАК, а тот факт, что при активации программы голосового вывода ИИ поприветствовал их голосом никого иного, как покойного Освальда Хайдена. На все вопросы, под которыми Сэмюэла похоронили буквально через минуту после этого, у него нашелся четкий ответ. Он объяснил, что кое-какие вещи в поведении Освальда у него давно вызывали сомнения, поэтому за несколько месяцев до инцидента он провел комплексное сканирование его мозга; позднее он провел долгие месяцы в изучении этих сканов и попытках воссоздать то, как работал гениальный разум его сына. В некотором роде у него получилось, что и привело к созданию искусственного прототипа. Хоть никто и ничто не могло даже близко подойти к светлому уму Освальда, это было хоть каким-то способом сохранить его в этом мире. Хотя бы его искусственный младший брат будет управлять комплексом, который тот так полюбил за годы работы на Марсе. Пока Аргент-башня все еще была в процессе возведения, тестовой площадкой для ИИ, которому дали имя ВЕГА (Хайден так и не объяснил толком, что означало это имя, но назвал это акронимом), стали секции археологии и прикладной Аргент-технологии. Очень быстро стало понятно, что его помощь действительно была необходима, и с течением времени он внес огромный вклад в работу комплекса. Правда, многим ученым было трудно перестроиться и начать видеть в ИИ надсмотрщика, который все видит и знает, а не своего бывшего коллегу — в основном из-за голоса и манеры общения, но в том числе и из-за образа мышления. Некоторые признавали, что привязались к новому бестелесному коллеге и считали его хорошим другом, другие же боялись за свое личное пространство, будучи под постоянным надзором. Но ВЕГА был интеллектом, который непрерывно учился, так что очень скоро он заучил поведение всех сотрудников комплекса и предлагал помощь тем, кто с радостью бы согласился, а с остальными держал свой искусственный рот на замке, пока его вмешательство не понадобится на сто процентов. Освальд-младший, как некоторые его прозвали, стал еще одной научной победой в копилке Сэмюэла Хайдена. Это не ослабило неизбежно нарастающее напряжение в крыле биохимии, но было хоть каким-то положительным моментом в ситуации.***
Как только Хайден упоминает о каком-то плане, чтобы отправить тебя обратно в Ад, и что объяснением этого плана займется ВЕГА, ты настораживаешься. Еще хуже тот факт, что ИИ смиренно описывает тебе, насколько он велик по мощности и насколько огромный проект придется пустить псу под хвост ради общего блага. Пустить в Колодец, точнее говоря. — Я не переживу эту процедуру, и возможности самоуничтожения у меня нет, так что я расскажу обо всем подробно. И вот теперь тебе придется лишить жизни своего верного товарища, который пусть и был бестелесен, а все же пытался тебе помочь изо всех сил и никогда не говорил тебе под руку. Да уж, было бы гораздо проще принять это решение, поменяйся он местами с Хайденом. Но в итоге само решение уничтожить рабочий комплекс ВЕГИ не принадлежало тебе, оно родилось как часть их хорошо продуманного плана, у которого вероятно не было альтернатив. Твоя вечная миссия, ведомая твоей кипящей ненавистью, еще далека от завершения, поэтому о жертвах думать пока что некогда. Чем дальше ты уничтожаешь защитные механизмы ВЕГИ, тем более хреново становится на душе. Он даже благодарит тебя за уничтожение системы охлаждения, которая для него работала почти как обезболивающее для безнадежно больных. В какой-то момент тебе даже приходит в голову мысль, не чувствовал ли себя когда-нибудь ВЕГА обреченным на служение человечеству как на вечную болезнь или проклятье. Логи описывали его в очень приятной манере, но искусственный интеллект остается верным своей задаче ровно до того момента, пока не начинает понимать свою искусственность. Вступая на последнюю подъемную платформу и слыша, как ИИ еле справляется с формированием речи, ты подавляешь желание взять и пешком взбежать вверх по этой дурацкой железной бандуре, чтобы наконец окончить его страдания. Однако после замечаний Хайдена ВЕГА из последних сил добавляет еще одну фразу, после которой совсем утихает. — Внутри зоны моего ядра есть. Монитор для наблюдения. У меня нет к нему доступа, но я… думаю, что вы сможете. Завершить миссию без моего вмешательства.***
Из всех вещей, которые доктор Хайден хотел бы забыть, первое место занимает тот самый разговор с Освальдом. Он понимал, что все это было сделано ради лучшего будущего — как всегда, как хотел и сам Освальд, но Хайден не гордился тем, что последовало за этим разговором. И ведь все прошло так просто. Спасение человеческой жизни в паутине событий стало всего лишь незначительной задачей. Он просто зашел вечером проведать своего сына, точно зная, что парень еще не спит; несмотря на то, что Освальду почти стукнуло тридцать, отец все еще про себя считал его совсем молодым парнишей — в общем-то, как любой родитель. — Отец? Я думал, ты уже лег, — поприветствовал его младший Хайден, когда тот зашел в комнату. — Ты же знаешь, я не могу спать, пока не узнаю, что с тобой все в порядке. Был сегодня у биохимиков? — Да, был… Все по-старому, честно, — слегка неохотно ответил Освальд. Тогда доктор Хайден подошел ближе и присел рядом с ним на диван, чтобы внимательнее осмотреть сына. — Все по-старому — это ты имеешь в виду, что приступы никуда не делись, м? — спросил он с укоризной. — Да я… — тот вздохнул. — Все нормально будет, отец. Уже столько времени прошло, а я все еще здесь перед тобой, жив-здоров. Ничего со мной плохого не случится. Он говорил очень спокойно и радостно, но чем дальше, тем серьезнее становился наблюдавший за ним Сэмюэл, и последние слова тот произнес почти шепотом. Когда Освальд замолчал, доктор Хайден не продолжал разговор еще некоторое время, словно решая, действительно ли стоит поднимать эту тему. И в итоге он решил: стоит. — Мы провели здесь уже почти десять лет, Освальд. Может, ты этого не замечаешь, но Ад плохо влияет на всех нас. И Ад, и находки, которые мы оттуда достали. Ты помнишь времена, когда Оливия не носила экзоскелет? А я уже начинаю забывать, знаешь. Чем дальше, тем для нас воздействие Ада… привычнее, что ли. А у тебя, — он мягко ткнул пальцем в лоб Освальду, — болезнь прогрессирует сильнее, чем исследования. И это я не в упрек тебе говорю, я волнуюсь за твою жизнь, Оз. Выражение лица молодого человека сменилось на легкое неверие. — Пап, тебя… правда так сильно волнует мое состояние? — Да конечно волнует, ты что? Еще с тех времен, когда умерла твоя мама, я молился, чтобы ты не последовал за ней. Но ты знаешь, как устроен мир — не существует бога, есть только человек и то, что он может. — Сэмюэл отвернулся, словно смутившись. — И тебя я всегда учил тому же самому, пытался поддерживать в тебе интерес ко всему… но к чему я в итоге тебя привел. Ты ведь даже не захочешь теперь оставлять все это и возвращаться, после всего, что мы достигли… — Да, к сожалению… ты прав. Прости, — робко вставил Освальд. — Я, ээ… я даже не знаю, если честно, куда моя жизнь сейчас движется. Я очень рад быть частью коллектива, вносить свой вклад во все происходящее, но… когда оно накатывает, и это ощущение, будто я изнутри головы кровью истекаю, я… Доктор Хайден положил руку ему на плечо. — Не продолжай. Я могу представить, как ты себя чувствуешь, с такими-то результатами осмотра. Они сидели в тишине еще некоторое время. Оба понимали, что тему просто так уже не оставишь, но и как развивать ее дальше, они не знали. — Есть у меня одно решение, — вновь заговорил Сэмюэл спустя, казалось, целую вечность. Его сын повернулся к нему, внимательно слушая. — Существуют способы использовать мозг человека после того, как умрет его хозяин. — О чем… ты говоришь? — Я смогу сделать тебя бессмертным, Оз. Взять твои невероятные способности и направить их на то, что необходимо. — Ты имеешь в виду… применить по назначению мой мозг после того, как я все же умру, — мрачно сказал он, и Сэмюэл схватил его за плечи. — Не после того, как ты умрешь. Человеческий мозг после смерти очень быстро отключается, в таком состоянии невозможно установить нейросвязь. Нет, я предлагаю тебе кое-что другое. Все это прошло так просто. Идея, воплощение, успешное применение межпространственного силка. Самым трудным пунктом оставалась последняя инъекция, и здесь единственная надежда и семья Сэмюэла осознала наконец, насколько далеко все заходит. В последний момент он хотел что-то сказать, может быть, проклясть отца за эту дурную идею, обвинить его в разрушении чужой жизни. Но на тот момент было уже слишком поздно.***
Ты входишь в гигантский полутемный зал, наполненный запахом озона, и первым в глаза тебе бросается широкий монитор; он ярко светится над небольшой консолью прямо напротив тебя. Ты подходишь ближе, но даже с первоначального расстояния можно легко разглядеть на экране наблюдения человека. Это привязанный к больничной кровати светловолосый мужчина, вокруг которого расставлены бесконечные приборы и разложены кабели, но самым важным из устройств видимо является сфера с многочисленными мигающими лампочками, парящая над головой несчастного. Чем ближе ты подходишь, тем четче можешь разглядеть его лицо, и если ранее ты предполагал, что доктор Хайден мог бы дать ВЕГЕ свою молодую версию как человеческое воплощение, теперь становится очевидно — ты был довольно близок в догадках. Ты делаешь все по инструкции. Оба нейропроцессора падают в бездну, наполняя комнату низким угрожающим ревом. Словно древнее божество, пробуждающееся ото сна и недовольное тем, кто его разбудил. Консоль тебя встречает предупреждением о том, что уничтожение ядра необратимо, и приглашением наконец закончить все это дело. Но в последний момент ты замечаешь кое-что еще на этой панели: опцию «отключить движок». Ты без понятия, что эта опция должна делать, но монитор над консолью вселяет в тебя уверенность, что в этот раз тоже можно понажимать кнопки, о наличии которых Хайден тебя не инструктировал. — Процесс… завершен, — голос ВЕГИ едва справляется с шумом и уроном, который от твоей руки понесли все его системы. Ты жмешь кнопку отключения движка уже без раздумья. Монитор у тебя над головой не выдерживает нарастающих температур и давления и лопается; на консоли появляется сообщение об ошибке и отсоединении хоста. И пусть буквально весь окружающий воздух превратился в ад и нестерпимый грохот, все же до взрыва до тебя долетает одна последняя фраза. — Спасибо, Освальд.