This fucking deer in my heart

      — Бэкхен, ты же не забыл, что сегодня у нас корпоратив по случаю Рождества?       — Да-да, как такое забудешь.       — Ты уже выбрал оригинальный костюм?       — А Чанель будет? — прерывает поток мыслей друга Бэкхен.       — Ну я слышал от ребят в другом отделе, что он вроде бы собирался прийти. Я до сих пор не понимаю почему вы расстались.       — Кенсу, иди домой, собирайся, — улыбается Бэкхен и выпроваживает парня с кабинета. Оставшись наедине с собой он набирает номер.       — Здравствуйте. Мне нужен рождественский костюм на корпоратив, — слушает бубнеж на другой стороне телефона.       — Что? А других вариантов вообще нет? Это единственный? — менеджер зло сминает визитку в руке, бросает в мусорное ведро и не попадает. — Черт. Это я не вам. — смотрит на настенные часы. — Ладно, оставьте то, что есть. Я заеду через час. Бэкхен немного задержался и приехал уже в разгар веселья. Ресторан было не узнать. Похоже все до единого в фирме присоединились к празднику, некоторые даже взяли своих вторых половинок. Раз Санта-Клаус, два Санта-Клаус, три Санта-Клаус, четыре, семь, четырнадцать... Костюмы снеговика, различные эльфы. Теперь Бэкхен понимает куда разобрали все нормальные костюмы. Пусть и выглядят они все одинаково, как под копирку, но Бен сам с удовольствием бы надел такой, чтобы не выделяться.       — Бэкхен, а ты не разочаровываешь, — подходит выпивший Кенсу в костюме снеговика с морковкой натянутой в области паха к другу и обнимает за плечи.       — Ещё одно слово и получишь в бубен.       — Какой грозный, — Кенсу хлопает парня по спине и подзывает к себе официанта, держащего поднос с напитками. — Выпей со мной. Они уселись за один из столиков углу, чтобы было видно весь зал.       — Бэкхен-а, — слегка поплывший от выпитого алкоголя Кенсу тянет руки к голове парня, — где ты взял такие очаровательные рога?       — Умереть захотел? — Бэкхен выхватывает бокал из рук снеговика и допивает сам. — Хватит тебе.       — Ну не злиииись. Мне правда нравится твой костюм и самоирония.       — Другого костюма просто не было, — раздражительно смотрит на друга, который откровенно ржет и повторяет «А я говорил тебе». Бен шумно выдыхает, ведь Кенсу и правда его предупреждал заранее заказать костюм. Тогда бы он не сидел сейчас в костюме оленя с огромными рогами на голове.       — Бэк, я видел Чанеля, — мрачнеет Кенсу и наблюдает, как Бэкхен подзывает официанта к столику и просит принести бутылку абсента.       — Да? И что он? — старается выглядеть незаинтересованно, но едва получается. Выпивает шот и закидывает несколько виноградинок в рот.       — Он сидел у барной стойки в компании двух...       — Понял, можешь не продолжать, — второй шот направляется в след за первым и обжигает горло.       — Я не уверен, что это могло быть то, о чем ты подумал. Но в любом случае вы же расстались, — Кенсу так же выпивает один шот и кривится. — Фу, как ты пьешь эту горючую жидкость. Бэкхен улыбается, а на душе кошки шкребут, и опустошает третий шот. Затем встает и ухватывается за подлокотник, голова слегка закружилась.       — Ты куда?       — Пойду отолью. Бэкхен пробирается сквозь пьяные тела Санта-Клаусов, словно Санта-Клаус по дымоходу. Слева президент компании толкает воодушевляющую речь в окружении коллег, а на его плече виснет секретарша. Они зовут Бена к себе, но тот вежливо качает головой. Справа под быструю музыку танцуют медленные танцы парочки, да и не только парочки, мужики тоже друг на друга повешались. Бэкхен жалеет, что оставил телефон в машине, так бы заснял это зрелище, чтобы потом показать, когда протрезвеют, и поржать. Хотя нет никаких гарантий, что кто-то из них не проснется в чужой квартире в обнимку с морковкой снеговика. Он направляется прямо к туалету и видит рядом с входом Чанеля в окружении каких-то девиц в откровенных костюмах. «Вот же ж дуры. Ему нравятся парни», — ловит себя на мысли Бэкхен, смотрит на бывшего, который приятно улыбается девушкам, пожирающим его взглядом, и протискивается между троицей. Чанель высокий, красивый, выделяющийся среди остальных. Не удивительно, что девушки лианами на него лезут, пытаются привлечь его внимание. Раньше это внимание принадлежало Бэкхену, а теперь Чанель даже не посмотрел на него, хотя Бэк так старался уловить хотя бы секундный взгляд на себе. «Знаете что, это мой мужчина! Каждую субботу он мне готовил блинчики. А знаете с чем я любил их есть? С его членом!» — хотел закричать Бен, но проглотил подкатывающий ком со словами. Просрал своё счастье. Бэкхен заходит в дальнюю кабинку. Его член ноет и болит. Чёрт, он возбудился увидев Чанеля в костюме эльфа. Пак и сам похож на эльфа, его ушки всегда возбуждали Бэкхена. А тут полный комплект. Бэкхен водит ладонью по всей длине, откидывает голову назад и вспоминает жилистые руки бывшего и представляет, как сейчас откроется кабинка, и Чанель этими до мурашек возбуждающими руками будет ласкать его. Но ничего не происходит, и Бэк, закусив губу, кончает в ладонь, вытирает туалетной бумагой руки и идёт к умывальнику. В туалет вваливается какая-то пьяная парочка и целуются.       — А, Бэк, это ты? Можешь свалить побыстрее, — и Бен узнает по голосу китайца Лэя, который приехал по обмену в их фирму, чтобы набраться опыта. Бэкхену неприятности уж точно не нужны. И так жизнь не сахар. Бэк немного завидовал Лэю. Запрещенный, опасный служебный роман на работе. И не абы с кем, а с главным менеджером по сбыту и по совместительству женой начальника отдела Бэкхена. Когда-то и в его жизни был Чанель. Но теперь от Чанеля веет холодком, как от кондиционера в 40° жару. Бэк шумно выдыхает и отрывает бумажное полотенце.       — Да-да, уже ухожу. Он выходит с туалета и оглядывается. Чанель пропал, девушек вокруг тоже не видно. «Трахает всё, что движется», — хмыкает Бэкхен и возвращается к Кенсу. А Кенсу вот Бэка не ждет. Он налакался в зюзю, сидит на коленках начальника отдела и лезет обниматься. Если бы не выпитый алкоголь, который уберег рассудок Бэкхена от глубокого шока, то он бы уже летел разнимать эту парочку. Но вместо этого Бен спокойно, с чувством философа, садится за соседний стул и выливает последние капли из бутылки с абсентом в рюмку, которые любезно оставил Кенсу другу. Жена с Лэем, муж с Кенсу. Бэкхен уже бы начал читать нравоучения по этому поводу, но Кенсу всегда мечтал оказаться в руках Кая. И, возможно, они не проснуться вместе и не будут помнить на утро ничего, но хотя бы в таком пьяном, затуманенном состоянии его друг будет счастлив. Все разъехались кто по домам, кто дальше продолжать гулять, кого забрали жены, чтобы утром съесть мозг чайной ложечкой. Корпоратив Бэкхена плавно перетек в бар. Он в одиночку опрокидывает шоты один за одним, сидя за барной стойкой, но умиротворения не чувствует.       — Какой забавный олененок забрел к нам.       — Я тебе сейчас рога в зад запихаю, — угрожает пьяный Бэк, но осекается. К нему подсел администратор и сам лично наливает очередной шот.       — Ха-ха, а ты забавный. Это за мой счет, — подзывает пальцем бармена и, что-то шепнув тому на ухо, берет бутылку дорогого ирландского виски. Всю ночь напролет обезумевший от выпитого алкоголя Бэкхен рассказывал администратору Сехуну про свою жизнь, про детство, про работу, про Чанеля, про непростительную ошибку и про то, как он несчастен. Сехун мало говорил и много слушал, постоянно доливая Бэкхену алкоголь.       — Знаешь, — заключил Бэкхен, уставившись туманным взглядом куда-то сквозь Сехуна, — а ведь счастливые люди до утра в барах не напиваются и на утро одни в холодной постели не просыпаются. Они молча смотрели друг на друга несколько минут, которые растянулись казалось бы на вечность. Затем Бэкхен встал и, не сказав ни слова, пошатываясь, поплелся к выходу.       — Открывай! Звонок разрывается от нажатий, градом обрушивающихся на него.       — Чанель, открой, я мудак. Самый последний мудак! К звонку прибавилось колочение ногами в дверь.       — Открой, нам надо п... п-поговорить! Бэкхен уже было отошёл назад для разбега, чтобы выломать эту металлическую дверь. И только он начинает бежать, как дверь открывается, и он попадает в руки Чанеля.       — Ну и что ты тут делаешь?       — Я мудак. Кретин. Дурак.       — Бэк, погоди, — но парень не слышит.       — Козлина. Чмо. Тупица. Собака сутулая. Последний идиот.       — Ты пьян. Я вызову тебе такси. Бэкхен отталкивает от себя Чанеля и садится на пол напротив зеркала. Там отражается его настоящая сущность. То, что так долго Бэкхен не хотел признавать, теперь имеет форму. Страшно встретиться со своими страхами глаза в глаза. Но теперь его личный, скрытый где-то в глубине сознания страх сидит перед ним. И это – он сам. Бэкхен знает, что это не плоть его воображения. Завороженно смотрит на своё отражение. Костюм как ни странно идеально подходит ему.       — Я олень, — переводит уставший взгляд на Пака, который заказывал такси, но в эту же секунду замолчал. — Я в этой жизни совершил не мало ошибок, но самая моя огромная ошибка – это то, что я упустил тебя, Пак Чанель. Я думал так будет лучше для тебя, для меня, для нас. Я был эгоистом. И из-за собственного самолюбия я обидел любимого мне человека. Я... Я предпочел карьеру любви. Я выбрал поехать на 5 лет по обмену в Японию, а должен был выбрать тебя. Как ты всегда выбирал меня. Ведь с тобой вместе мы бы горы свернули, а в итоге я каждый день в Японии сворачивал горы на рабочем столе ноутбука. Ты правильно сделал, что не простил меня. Я олень... Бэкхен тянет руку за пазуху в поисках бутылки, но не находит, видимо обронил в такси.       — Я отвратителен. Меня тошнит от самого себя. Бэкхена и правда тошнило. Отвращение к себе смешалось с выпитым алкоголем и теперь просится наружу.       – Блять, Бэк, ты что творишь?! Ты приперся ко мне среди ночи и облевал весь пол! Ты меня настолько ненавидишь?       — Прости меня, Чан. Раздраженный Чанель без лишних слов поднимает Бэкхена, отводит в ванную и помогает снять грязную одежду.       — Чан...       — Позже поговорим. Когда Пак прибрался в прихожей он возвращается к Бэку, который в собственных соплях и блевотине мирно спит в ванной.       — И за что мне этот рождественский подарок в ванной, — бубнит себе под нос Чан и раздевает бывшего парня, чтобы помыть. Когда Бэкхен остаётся полностью нагой, Чанель с любопытством разглядывает его. «Ни капельки не изменился», — ловит себя на мысли парень и проводит пальцем по губам бывшего, размазывая повисшую слюну. Затем бережно вымывает всё тело Бэкхена и укладывает в свою постель. Чанель всю ночь не может спать. Крутится на диване в гостиной, пока Бэкхен мирно храпака даёт в его кровати. Этот Бэкхен сам его бросил. Какое право он имеет возвращаться в его жизнь с ноги открывая дверь и блюя на его пол. Под утро Паку наконец-то удается заснуть, крепко обняв подушку руками. Когда он просыпается в полдень, то видит, что в квартире уже никого нет. От Бэкхена и след простыл. Чанель ставит чайник и думает а не привиделось ли ему все. Но грязная тряпка, как напоминание, валяется в мусорном ведре. Выходные прошли тихо. От Бэкхена ни слуху, ни духу. Чанель пытается найти его в офисе, но Бена вечно нет на рабочем месте. Кенсу нервно пожимает плечами, и Пак понимает, что Бэкхен избегает его. И только Чанель решает забить болт, как перед ним из лифта появляется Бен, который судорожно нажимает на кнопку другого этажа, не отрывая взгляда от Пака.       — Стой, — просовывает руку в закрывающийся лифт. — Нам надо поговорить. Они едут на 30 этаж, на котором они ещё никогда не были.       — Чего тебе?       — Мне что? Это ты ввалился ко мне домой на Рождество.       — Я был пьян и ничего не помню, — врет Бэкхен и отводит взгляд. Всё то он помнит и ему стыдно. Пак его выходку никогда не простит.       — Да? Ну ладно, тогда я пошел, — жмёт на кнопку ближайшего этажа. Дверь тут же открывается, но Бэкхен перекрывает собой проход, пока двери не закрываются.       — Подожди, нам и правда надо поговорить Они стоят на крыше небоскреба в одних брюках, рубашках и пиджаках в декабрьский мороз друг напротив друга в темноте, освещаемой огнями билбордов на других небоскребах. Бэкхен обнимает себя руками, пытаясь безрезультатно согреться. Чанель держит руки в карманах, сжав в кулаки. Ни один из них не нарушает повисшую между ними тишину. Время тянется бесконечно долго.       — Ты что-то хотел сказать?       — Чан, на корпоративе... Когда я увидел тебя с теми двумя девушками... Я так заревновал. Я думал тебе нравятся парни, но ты улыбался им, а на меня даже не посмотрел, — Бэкхен зажмурил глаза, чтобы Пак не видел, как у него намокли глаза, и шумно выдохнул. — Мне так хотелось подойти к ним и сказать, что ты мой. Ты мой мужчина. Но не смог. А потом ты пропал... Пропал с этими девушками. Мне было так хреново. Я пил дальше один в баре, пока ко мне не подсел какой-то хрен, который поил меня зачем-то виски. Но я так соскучился, мозг отключился, мои ноги сами понесли меня к тебе. Я не помню, что я делал у тебя, правда, поверь мне, Чан. Прости, если я нагрубил тебе или как-то обидел...       — Бэк, ты пытался снести мою дверь.       — Прости, я был пьян.       — А потом буквально признал, что любишь меня, — Пак сделал короткую паузу и добавил: — И облевал пол.       — Что я сделал? — непонятно от чего больше ошарашен Бэкхен.       — Ты слышал.       — Слышал. Снова повисла тишина. Недосказанные слова, словно птицы в клетке, пытаются выбраться наружу, но затвор плотно закрыт.       — До встречи, Бэк. Чанель разворачивается и идёт в сторону выхода. Бэкхен остолбенел, не может и пошевелиться, его душа мечется, замкнутая в теле. Он хочет бежать, но ноги не слушаются. Холод улицы пытается заморозить горящее сердце. Шаг даётся с трудом. Пак оборачивается, почувствовав ледяную ладонь на своем запястье, и ощущает лёгкое прикосновение едва теплых, как будто нереальных, губ на своих.       — Бэк, ты что творишь? — шепчет в губы Пак.       — Тшш... Помолчи, — Бэкхен прикладывает палец к желанным губам. — Даже если ты больше не любишь меня. Позволь мне ещё немного побыть с тобой. И снова целует. Целует так, как хватают воздух на глубине из баллона акваланга. Чанель не отвечает, но и не отстраняется. Просто стоит и своими черными, как ночь, глазами смотрит на Бэкхена, который столько причинил ему боли и страданий, который решил, что сможет прожить без него, и который уехал покорять карьерные вершины, вместо того, чтобы покорять вершины в постели, и после ссоры больше ни разу не написал.       — Не могу себе простить, что так люблю тебя, — цедит сквозь зубы Чанель и обхватывает руками любимое лицо, которое даже в рамочке стоит на его рабочем месте, и отвечает на поцелуй.       — Я больше никогда, ни за что не ост...       — Да заткнись уже. Отольются кошке мышкины слезы.       — О чем ты? — насторожился Бэкхен.       — Кому сказал заткнуться, — ухмыляется Пак и затягивает его в новый поцелуй. В офисе уже никого, рабочий день закончился 15 минут назад. Чанель грубо толкает Бэкхена на стол, что тот, больно ударившись, вскрикивает.       — Чан. Обида, долго сидевшая в Паке, вырывается в каждом касании, каждом поцелуе, каждом взгляде. И Бэкхен боится. Каждая его клеточка сжимается от рук Чанеля. Первый палец входит в него на сухую. Бэк хочет вскрикнуть от неожиданности, но сдерживается. Следом за первым, не давая привыкнуть, входит второй. Бэкхен болезненно застонал. Чан всегда был с ним нежным любовником, и Бэку это нравилось. Теперь Чанель как холодная льдина таранит его Титаник.       — Такой узкий. Неужели ты ни с кем не спал там в Токио, Бэк? — поднимает одну бровь Пак и двигает пальцами наподобие ножниц. — Я думал ты там с каждым встречным забываешь меня. Слезы накатывают волной не столько от боли, сколько от обидных слов. Бэкхен ни разу не забывал его. Каждый день, сидя в кабинете в Токио, он проклинал тот день, когда выбрал работу вместо Чанеля. Так хотел вернуться обратно, но контракт не позволял. Да, он осознал, что дурак. Но слишком поздно. Пак грубо раздвинув ноги Бэкхена пристроился между ними, их возбужденные члены прикасаются друг к другу. Чанель покрывает тело любовника поцелуями и резко входит до основания. Не давая привыкнуть, начинает входить и выходить в напряжённое тело. Бэкхен жалобно скулит, сопротивляется и царапает руки, грубо сжимающие его.       — Больно? — Пак нащупывает головкой члена простату и специально не касается её. — Мне тоже было больно. Бэкхен шипит, его лицо застывает в гримасе боли. Но как стойкий оловянный солдатик выдерживает всё.       — Твоя физическая боль пройдет, а мои глубокие шрамы на сердце так и останутся рубцами. Пак переходит на более грубые толчки, не сбавляя темп.       — Ты даже не спросил меня, ты всё решил за нас. Ты правда думал так будет лучше? Лучше для тебя. А обо мне ты подумал? Ты забрал, нет, вырвал мое сердце из груди и увез с собой в Японию, оставив меня истекать кровью. И теперь ты лежишь тут передо мной и наслаждаешься тем, что я тебя трахаю? Чертов ты эгоист.       — В-всё не так... — Чанель бесится и срывается, перехватывает ладонью горло любовника и сжимает, грубо втрахивая в крышку стола тело под собой. Бэкхен ловит собачий кайф, перед глазами все плывет. Последние слова, которые услышал Бэкхен, были:       — Я вытрахаю из тебя всю дурь, и больше ты от меня никуда не уйдешь. Бэкхен просыпается, в комнате темно, окна закрыты шторами. Он сладко зевает и собирается встать, но запястье как будто что-то сковало. Бэк смотрит на руку, и глаза его расширяются до размера 5 копеек. Наручники?!       — Какого хрена?! Дверь в комнату открывается.       — А. Ты уже проснулся? — запрыгивает на кровать Пак и нависает сверху.       — Чан, что, блять, происходит?       — Выбирай: идёшь на работу или остаешься сегодня со мной?