«Мы никогда тебя не забудем»
«Мы будем скучать»
Ямамото полностью отвык от сострадания. Подобное чувство вызывало лишнюю боль, людям в такой ситуации нужен толчок жить дальше, а не глупые соболезнования о том, что исправить нельзя. Но видеть его фотографию на недолжном месте было странно. У Такеши в груди зарождался совершенно неуправляемый танец острых игл, каждая из которых стремилась вонзиться в сердце, выпуская из него воздух как из шарика. Разумеется, оставленного после яркого дня рождения. Тёплая, по-своему обжигающая, рука коснулась плеча, и Ямамото инстинктивно обернулся, выдавливая из себя улыбку. – Перестань уже казаться лучше, чем ты есть, придурок. Все знают, насколько тебе сейчас больно. – Ха, Гокудера, ты такой проницательный. Действительный гений Вонголы фыркнул, убирая руку в карман. Пальцы щелкнули откидной крышкой зажигалки, но не тянулись к пачке сигарет, будто оберегая хозяина от передозировки никотином. У Хаято сегодня не менее тяжелый день: эмоции успокаивающего Дождя нуждались в собственном успокоении. Иначе есть риск искупаться в тайфуне вязкой крови цвета вчерашнего заката. Ямамото выдохнул, чуть откинув затылок. Давление бешеными скачками поднималось и опускалось, не пропуская в голову ни одной здравой мысли. Мозг, кажется, не воспринимал происходящее вокруг и транслировал лишь то, что было приятным, но уже бессмысленным. Воспоминание #1. Дрейфующее облако Звонкий свисток, игра окончена. Команде Такеши повезло — они обыграли гостей с хорошим счётом и могли собой гордиться. Тренер коротко улыбнулся, одобрительно кивая, и тут же завязал диалог с другими представителями спортивного поприща. У Ямамото эмоции лились через край, ослепительную улыбку можно было разглядеть за несколько метров, её ни с чем не спутать: она самая искренняя, самая открытая и добрая. Другими словами, несущая свет, что пробивается даже сквозь облака. Хибари нервно оглядел окна школы и удостоверился, что они целы. Надо же, Ямамото превзошёл самого себя. Ни пропущенных мячей, ни разбитых стёкол. Довольно странное поведение для того, у кого неисчерпаемый запас энергии, когда дело касается бейсбола. Но он определённо заслужил награду. Увы, Хибари пока не знает, насколько сложно встречаться с самым популярным парнем в школе. Пересекались они не часто и в основном по крайней необходимости: главе дисциплинарного комитета не требовалась помощь, со своей работой он безупречно справлялся сам, а если что случалось, звал Кусакабе, и тот беспрекословно выполнял все поручения. Но в связи с недавними событиями Кёя стал напрягать Ямамото, чтобы тот чаще мелькал в его поле зрения. Разумеется, из чисто собственнических прихотей. И юный мальчишка вовсе не догадывался о таком коварном плане, он просто делал то, что от него хотел Хибари. – Что говоришь? Дрейфующее облако? – Ага, одинокое и недосягаемое, но оно внушает страх. Будто вот-вот прольётся дождь, или более того, разразится целая буря, – Такеши демонстративно развёл руки в стороны, – необъятное. Кёя усмехнулся. Да, он считал это ребячеством, но позволял такую свободу действий и слов только Ямамото. К тому же, данное прозвище ему подходит, разве нет? Воспоминание #2. Дождь, смывающий чувства В далеком, как казалось на первый взгляд, десятилетнем будущем их судьбы сплелись в тугой узел, который причинял дискомфорт. Хибари, что ненавидит быть зависимым от кого-то, и Ямамото, что привык слишком многое скрывать. Отношения, если таковыми их можно назвать, дали трещину. Кёя не выдержал первым и, скорее всего, в глазах Ямамото выглядел безжалостным человеком с каменным сердцем. Расставание пришлось на холодный, октябрьский вечер, и с тех пор Такеши с опаской относится к каждому новому октябрю: он верит, что обязательно случится что-то плохое. Назвать это паранойей можно, если только не учесть, что Ямамото никакой не сумасшедший и с трудом поддаётся подобным эмоциям. Просто суеверие принесло свои плоды. Они встретились под цветущей вишней и расстались под опадающей листвой. Останься они школьниками, каждый из них разрыв пережил бы гораздо легче. Но вынужденные встречи никак не давали им забыть друг о друге, они связаны семьей, боссом, миссиями, и личное часто перекрывало профессиональное. Работать становилось сложнее, а с каждой неудачей у обоих ломалось терпение. Хибари такой несобранности и безответственности ожидал от Ямамото, но не от себя. С жестокой реальностью пришлось мириться, и тогда он понял, что не сильно-то они и отличаются друг от друга. Потому что оба пытались обмануть чувства, которые продолжали давить на совесть. Чудесным образом на не шибко удачных миссиях им удавалось избежать сильных ранений, но не прожигающих взглядов. Гокудера тогда мог поклясться: между ними буквально искрился воздух. И все остальные члены семьи никак не могли к этому привыкнуть, потому что видеть хорошо владеющего собой Хибари и вечно улыбчивого Ямамото такими — сверх нормы. Понимание ситуации обходило стороной даже самые гениальные умы, и разумного объяснения просто не было. Они поругались, расстались, возможно, навсегда, но странно, что Такеши не собирался ничего возвращать. Не в его стиле вот так опустить руки, даже не попытавшись. Поведение хранителя настораживало пуще прежнего. Воспоминание #3. Сторонние рефлексы После холодного расставания Хибари, кажется, полностью потерял интерес к личности Ямамото и его тренировкам. В те моменты он больше всего любил со стороны наблюдать за тем, как ровно и отточенно катана касается воздуха, а затем рассекает мельчайшие пылинки на ещё меньшие частицы. Сейчас же у Хибари за плечами только боль от потери партнёра и, возможно, разбитое сердце. Хотя никто не был уверен, есть ли это сердце у монстра Вонголы. Тсуна хмурым взглядом одарил Кёю в последний раз, когда тот попросту отказался от назначенной миссии. Убивать стало неинтересно, если рядом нет того, кто может обстановку разрядить. – Ты издеваешься надо мной? Какого черта, Хибари? Не в твоём стиле шутить на такие темы. – А что тогда в моём стиле? И кто сказал, что я шучу? Савада резко встаёт из-за стола, со скрипом отодвигая стул, обтянутый кожей. В карамельных глазах читается искренняя боль, тревога и злость. Недовольство осталось в десятилетнем прошлом. Сейчас Тсунаеши нельзя было купить подобным трюком. – Если отказываешься от миссии, мне придётся найти тебе замену и на последующие. Ты же понимаешь, что это значит? Кёя безразлично хмыкает, смотря куда-то в сторону. Пустые разговоры изрядно напрягают, а ещё у него ограничен главный ресурс — время. – Изгоями называют тех, кто был выставлен из общества против своей воли. Я иду на это добровольно. Дай мне свободу и засунь долбаный контракт в глотку своей правой руке. Тсуна моргает, словно пытается рассеять иллюзию. Но глаза видят, а уши слышат. – Вот как. Тогда на эту миссию я отправлю Ямамото. – Это низко даже для тебя. Савада усмехается, возвращаясь на место и опираясь локтями на стол. Его изменённый взгляд прожигает дыру, но Хибари непоколебим, как и всегда. Тем не менее, в груди раскрывался букет не из слишком приятных чувств. – Ты не оставляешь мне выбора. На тебя можно влиять двумя способами, и один из них — Ямамото. Кёя скалится, как хищник, загнанный в угол. Рывком сбрасывает с себя пиджак, обнажая покоящиеся тонфа. Но на этот раз стойка не выглядит боевой, вместо того, чтобы устраивать бойню в кабинете босса Вонголы, он отбрасывает тонфа в стороны и с болью проходится по костяшкам пальцев, снимая кольца. – Отлично. Они твои. Фиолетовые камешки рассыпаются по полу, вылетая из обрамлений колец. Тсуна наблюдает за этим сосредоточенно, но с долей сомнения, что он все сделал правильно. Когда губы размыкаются в попытке что-то сказать, Хибари уже не оказывается в кабинете. Самый дорогой человек всегда говорил: «Полагайся на свои инстинкты, а не на логику» Сегодня Кёя впервые понял, что это значит. Воспоминание #4. Белые ласточки Девочка небольшого роста (от силы 154 см) покрутилась вокруг своей оси и лучезарно улыбнулась. – Папа, мне нравится это платье. Давай возьмём? Голубое, как цвет летнего неба, с изящными, белыми ласточками. Сидело на девочке как влитое. У Ямамото изначально не было шансов. Мужчина кивает, легко улыбаясь в ответ. – Я думаю, мама будет в восторге, – девочка смеется, прижимая бумажный пакет с одеждой к себе, – пап, ты же останешься сегодня? – Извини, солнышко. У папы дела. И он говорит так постоянно. Потому что не любит свою жену как женщину, и свою судьбу, в этом же ключе. Потому что будущее дало ему второй шанс, протянуло, вложило в руки и с легким румянцем на щеках прошептало: «Береги себя» Мать сразила болезнь, к которой Такеши был не готов. С отцом оказался в ссоре, уехал из Намимори, чтобы все забыть. Солнечная Италия встретила жарким порывом ветра и сезонным урожаем апельсинов. – Сицилийский апельсин? – Ямамото качнул головой, отводя взгляд в сторону и скрывая улыбку. – Чего смешного, придурок? Мужчина тянет руки вперед, касаясь растрепанных, платиновых волос. Зарывается носом в макушку, подойдя ближе, и выдает что-то чувственное, вызывающее мурашки. На итальянском. Хаято дергается, но раскрасневшееся лицо его выдает. И оно отнюдь не из-за теплового удара. – Ой, отвали, per carità!* – Гокудера толкает Ямамото в плечо, чуть сжимая ткань пиджака, - жарко ведь, не хочешь снять? – Только если ты настаиваешь. – Да господи блять… – мужчина приподнимается на носочках, кусает чужой кончик носа и угрюмо оглядывает собеседника, - опоздаем, двигай уже. И апельсины не забудь. – Сицилийские? – Такеши коротко смеется, подхватывая ящик. Подрывник старается не реагировать на недалекость ума хранителя Дождя, за прошедшие 10 лет пора было с этим смириться. Тсуне действительно пришлись по вкусу местные апельсины. Колеся по всей Италии, он перепробовал многие блюда, овощи и фрукты, сплетни и межличностные отношения. Но кусочек Вонголы все еще был самым аппетитным, а в сочетании с цитрусом создавалась фантастика. Пыльные дороги в жару выглядели еще хуже, чем на любых фотокарточках. Если вам скажут, что в Италии безупречно все — ни за что не верьте. Замок на вершине горы однозначно все портит. А к нему ведут ужасные дороги, вдоль которых расположились развесистые, зеленолиственные деревья и тонкие оливы. Одним словом — «ужасный шедевр». На веранде сидел высокий мужчина, видимо, уже битый час, плетя косу из своих волос. Он чуть слышно выругался, но быстро успокоился, и на его лице мгновенно засияла безмятежная улыбка. Солнце близилось к закату, и эти моменты иллюзионист ценил больше всего. Находиться в резиденции он долго не мог: все начинали раздражать за какие-то пару минут. Но на посиделки в абсолютной тишине с чашкой остывшего чая, сделанного все из тех же цитрусов, у Мукуро всегда было время. Сегодня его мечтам суждено было сбыться не до конца. Уже через несколько секунд на горизонте появились две мужские фигуры, и Рокудо обреченно выдохнул. – Ну, бойня будет, сто процентов. Приближаясь, Ямамото поднял руку вверх в жесте приветствия. На нем все еще красовалась улыбка, которую ни один хранитель в Вонголе не мог подарить. Только Ямамото был способен на такую искренность. – Мукуро, сто лет, сто зим, – мужчина подошел к иллюзионисту, едва не выронив ящик, но вовремя опустил тот на пол, – рад тебя видеть в полном порядке. Вендиче не досаждают больше? О, да ты поправился, – Такеши ребячески похлопал хранителя по животу. – Ямамото… какая умопомрачительная новость, что ты приехал, – Мукуро ядовито усмехнулся, убирая от себя чужую руку. Гокудера лишь устало выдохнул, кивая иллюзионисту. По его взгляду было понятно, что лучше на такое настроение Ямамото не обращать внимания. – Ох, моя забывчивость, – Рокудо закончил плести косу, выпуская её из рук, – Хибари тоже здесь. Такеши на минуту застыл, лишаясь всякой радости и улыбки на лице. По лбу пробежались морщинки, и он в привычной для него манере задумчиво нахмурился. Они не виделись с Хибари около трёх лет, Кёя оставил Вонголу и уехал куда-то в Европу. Никто не поддерживал с ним связь, а вернувшись, он привез Саваде сюрприз в виде кучки шпионов, что транслировали планы Вонголы далеко на север. Этим жестом Хибари не собирался ничего исправлять, но он лишний раз доказал, что является сильнейшим хранителем, и замены ему не сыскать. К чему кольца и оружие, он способен забить до смерти и голыми руками. – Я не пойду. Ты ж дотащишь ящик сам? – Ямамото выдавил улыбку, посмотрев на Хаято. Тот многозначительно закатил глаза. – Что вы, дети что ли? Мукуро, скажи ему. Мужчина, отвлекшийся на пение птиц, повернулся в сторону прилетевшего вопроса, но явно его не расслышал. – Ай, да к черту. Делай, как знаешь, – Гокудера подхватил ящик и направился к входу в замок. Прерванная реальность #1 Слушать священника было невыносимо. Его слова будто являлись виновниками всех бед, рухнувших на плечи Такеши. Он не понимал, как теперь нести эту боль одному, как возвращаться домой и в темноту говорить «я сегодня задержался, извини». Каково это — не иметь возможности прикоснуться к человеку, что так долго строил стены и сдался? Сдался в эти теплые, усеянные шрамами, надежные руки. Каково быть оставленным тем, чья любовь не раз спасала на поле битвы? Ямамото просыпается и видит его. Ямамото засыпает и видит его. Дверь по-прежнему открыта, но теперь в неё может войти только пустота. Обнаженная, соблазнительно притягательная, ненавидящая отказы. Поразительно, как искусственная кома вывернула наизнанку всю Вонголу, когда Такеши с улыбкой на неё согласился. Предложение было шуточным, скорее, абсолютно неприемлемым, и услышать удовлетворительный ответ было страшнее всего. Что у Ямамото на сердце, раз он больше прежнего не стремится жить? С годами испортилось всё: отношения, которые он перестал ценить, люди, которые обещали быть рядом, собственные стремления, что поклялись остаться неизменными. Такеши запутался, а лоза сжимала его горло так крепко и целеустремленно, что силы на сопротивление угасали с каждой секундой. Личное инферно, необходимое для прохождения, чтобы потом, когда все закончится, стать сильнее. С новым дыханием жить, уметь улыбаться и видеть в друзьях не чужаков, а товарищей. Приятелей, с которыми делили школу, семью, смерть. Чертова смерть. Воспоминание #5. Finita la commedia – Неужели. Даже не станешь ничего объяснять? – Хибари шумно выдыхает, по-звериному скалится, запрокидывая голову назад. Прокусывает собственную губу, тут же слизывает кровь, изучающе смотрит исподлобья. – Сейчас не очень-то удачное время это обсуждать, не находишь? Ямамото насмешливо улыбается, использует ласку в качестве отвлекающего маневра: очерчивает чужую талию, бедра, резко переворачивается, меняя положение тел. Заносит катану над головой, скользит ниже, останавливаясь у шеи, слегка давит, оставляя след от тупой стороны лезвия. – Сдаешься? – Ещё чего, – Кёя тянет его на себя, грубо целует, языком проводит по верхним зубам, втягивает мужскую губу своими, со звонким звуком отпуская и довольствуясь наливающейся кровью. Не то чтобы Такеши хоть раз был против подчиниться такому, как Хибари, но его, пусть и сломленное, эго стояло на первом месте. И самодовольные порывы часто преграждали путь компромиссным решениям. Глядя на него, живого, теплого, по венам которого все еще текла кровь, хотелось, наверное, никогда его не отпускать. Но Ямамото видел будущее, так, по чистой случайности, оказался там на пару мгновений. Видел, как занес катану в последний раз, как чужая шея переломилась, не выдержав нагрузки. Видел, как собственными руками срезал голову любимого человека. Без шанса на восстановление, реинкарнацию и прочую современную, научно-вымышленную чепуху. Кёя человек последнего слова — это значит, что он любит заканчивать всё, что другие способны только начать. Его сражения несут не только разрушение, характер олицетворяет не только непоколебимость. Он искренен в своих желаниях, прямолинеен и заботлив на своем собственном уровне. Его пламя — Облако, и оно любит, чтобы в него окунались с головой: молили о пощаде, когда так сильно хочется жить. У Хибари нет особых желаний насчет будущего, семьи или брака. Он привык плыть по течению, которое направляет сам, и если судьба преподносит ему что-то новое, несомненно, берется за это. – Тебя перемкнуло? – мужчина ухмыльнулся, обводя большим пальцем слегка небритую щеку, – ты снова колешься. Мне нравится, – выдержав короткую паузу, Кёя подался навстречу, убирая катану в сторону, – Ямамото, что с тобой? Такеши сглатывает, поджимает губы, пытаясь удержать слёзы в их законном месте. Но они срываются. Предательски срываются, касаются чужого пальца, скатываются вниз, встречаясь с рубашкой Хибари. Сложно объяснить, о чем в этот раз подумал Ямамото, потому что он часто уходит в себя, а возвращается прежним не всегда. Кёя, конечно, привык, но так и не научился действовать быстро и правильно. Чужая боль для него в новинку, и от того, что он сам её чувствует, нет никакого толку. – Ямамото… – Извини, но я больше не приду. Прерванная реальность #2 Приглушенные голоса доносятся из коридора, и Такеши поворачивает голову в их сторону. По средам к нему заглядывает Тсуна, рассказывает о Вонголе, о новостях в кругу семьи, и еще о женитьбе. Они с Киоко, наконец, решились. В субботу приходят Гокудера и Ламбо, последний очень шумит, хотя, будучи подростком, учится сдерживаться. Подрывник его успокаивает и на все препирания по-отечески хмурится. Такеши такой Вонголе рад. Он впервые за долгое время очень счастлив. – Домой не хочешь, идиот с катаной? – Новое прозвище? – Ямамото тихо смеется и улыбается сквозь боль, от чего Хаято становится не по себе, – нет, Гокудера, спасибо. Мне здесь хорошо. – Хорошо, говоришь… Хранитель Урагана качает головой, перекручивая кольцо на пальце: нервничает. Такеши провел в искусственной коме несколько месяцев. Мысль о том, что ему придется жить без Хибари дальше, угнетала. Сердце звонко стучало только на его имя, а произносить его было больно. Утешения искажались, и до ушей Ямамото доходили в совершенно другом виде. «Нам жаль, что ты такой слабый. Но смерть неизбежна для каждого» Винить семью Ямамото не мог, да и не нужно было, они делали все, что могли. Возиться со взрослым мужчиной не было времени, а ждать, пока он придет в себя — невыносимо. Вонголе нужен сильный хранитель, достойный хранитель. Тот, кто будет готов понести на себе свою и чужую силу. Тсуне нужен был Ямамото с его невероятными техниками и знаниями, доставшимися от отца и Хибари. Тсуне нужен был новый хранитель Облака. Хотя бы внутренне. – Точно, – Гокудера резко дернулся, вспоминая о важном, – я привез тебе их прямиком из южного сердца Италии. Собирали вместе с Мукуро, который, ну, ты знаешь, заноза в заднице, он отказался ехать с нами. Белоснежный пакет приятно зашуршал, и Такеши разглядел апельсины. На мгновение улыбнулся своей привычной, подростковой улыбкой, по-детски прижимая подарок к себе. – Сицилийские? – Конечно. О других и речи не шло, идиот.