───※───
Аймили уже давно не чувствовала себя живой. Не по-настоящему. Она не помнила ни своей родины, ни детства, ни того, каким образом вообще оказалась мертва. А может, она и не хотела бы помнить. Всё в ней дышало гнилым могильным холодом, если это чувство, конечно, и правда было холодом, но теперь… Теперь она — избранный мертвец с тлеющим неживым сердцем — и словно снова была жива.───※───
Эймин протянул руки к костру: витому мечу, окружённому лепестками пламени. Они не жгли совершенно, лишь согревали, словно дополняли ту пустующую его часть, и, казалось, это было самым близким к тому, что он мог бы в этом пропащем мире назвать домом. Эймин временами задумывался о том, кто он: родом ли он из Катарины или Асторы, а может даже из Винхейма… Ему нравилось думать, что при жизни он был элитным рыцарем в Мирре, благородным и справедливым. Пусть даже Эймин совершенно себя таким не чувствовал. Он не помнил ничего. Другие, те, что встречались ему на пути, помнили, кем были при жизни, а потому Эймин хранил свою постыдную маленькую тайну при себе. Ведь забытые воспоминания — прямая дорога к становлению полым. Не его дорога. Впрочем, он помнил своё имя и знал цель. Цель, которую ему напоминали снова и снова, словно он смог бы забыть. Зажги пламя. Спаси мир. Будто хоть что-то в этом проклятом мире заслуживало спасения.───※───
Аймили вновь поднялась с земли. Умирать было больно. Очень больно. Повторять не хотелось. И всё же она понимала, что новая смерть неизбежна. Она просто хотела пройти дальше, но вместо этого ей снова и снова приходилось возвращаться к костру. Рана, смертельная рана, осознание того, что она мертва, а потом мгновение кромешной беспроглядной тьмы — и она вновь возле последнего костра. Снова и снова. И снова. — Зачем я здесь, а? — спросила Аймили у полого перед собой. Но тот, конечно, ничего не ответил. Только взвыл протяжно, исказив своё и без того жуткое лицо, и — снова, снова, снова — бросился прямо на неё. Аймили подняла перед собой маленький щит уже почти привычным жестом. Уж здесь-то она не умрёт. Возможно.───※───
Добраться сюда было сложно, но, наверное, честно. В конце концов, именно победители решают, что на самом деле было справедливым. Эймин, однако, не очень-то верил, что обитатели Храма Огня будут хоть сколько-нибудь полезны. Но здесь можно было передохнуть и восстановить силы. А ещё подкупить хоть чего-нибудь полезного. И вновь выслушать, что он должен, обязан, вынужден всех их спасти. Или, напротив, будто спасать было уже нечего, и все они были обречены. Эймин даже не знал, что из этого было более раздражающим. Ему и не хотелось думать об этом, ему хотелось только продвигаться дальше. — У вас есть железка покрупнее? — спросил Эймин размахивая своим не то, чтобы самым великолепным в мире мечом. Он сюда добрался с этим оружием, но, может быть, ему удастся отыскать что-нибудь получше? Но, нет, конечно, нет. Вероятно, если он хочет чего-нибудь помощнее, ему придётся отыскать это самому. Это и было главной задачей на данный момент. Идти вперёд, становиться сильнее.───※───
Аймили не могла поверить. У неё получилось! Она добралась. Добралась! В Храме Огня было тихо, и спокойно. Никто не бросался на неё с оружием, и местные обитатели, хоть и не были образцом дружелюбия, всё же обменивались с ней парочкой фраз. Всего парочкой, но ведь они вели диалог! В груди — в самой глубине — у Аймили что-то трепетно теплилось и грелось, разгораясь сильнее с каждым мгновением. Словно маленький костёрок где-то внутри. Дальше будет проще, ведь так?───※───
Эймин в своих странствиях изредка натыкался на других людей, другую нежить, других потенциально полых. Он редко спешил им помогать. На их душах, в конце концов, можно было немного, но нажиться. Да и оружие у бывалых странников временами оказывалось совсем неплохим. Найти оружие помощнее, улучшить его у кузнеца. Что может быть проще? Эймин был терпелив и внимателен, а потому в своих странствиях в большем он и не нуждался. Даже самый серьёзный враг, в конце концов, тоже может быть побеждён простой грубой силой. Союзники тут были ни к чему. Он чувствовал себя спокойно в одиночестве, согревая ладони над пламенем костра. Пламя — единственное, что не обманывало его ожиданий всё это время. Пламя горело, теплилось и словно напоминало о чём-то забытом давным-давно.───※───
Аймили нравилось заводить друзей. Она помогала им, а в обмен они помогали ей. Аймили обзавелась колокольчиком, чтобы творить чудеса, и посохом, чтобы творить магию. Её новые друзья помогали с обучением заклинаниям. Иногда, они приходили ей на помощь в самых сложных ситуациях. В самых отчаянных битвах. Впрочем, это редко помогало ей в забегах — а именно так ей чаще всего приходилось передвигаться — через пещеры, полные скелетов, или через болота, ядовитые и опасные. Города и замки тоже не были безопасны. Совершенно. Временами Аймили боялась даже заглядывать за угол. Не раз и не два она просиживала штаны у костра гораздо больше времени, чем это того требовало, в несчастной надежде, что ни с того ни с сего ей взбредёт в голову идеальный план, как быстро и безболезненно обойти предстоящие впереди препятствия. Везде таилась опасность, везде таилась смерть. Но как бы часто Аймили не умирала, она никогда не ощущала того, что описывали некоторые её спутники, предчувствующие своё скорое становление полым. Да, внешне проклятие поражало и её, но в глубине души Аймили всё теплился тот огонёк, тлеющее пламя, что вело её вперёд. Она всё ещё не помнила, кто она, но цель, яркая цель впереди, была ясна безусловно. — У каждого из нас свой путь, — говорил Чародей, — твой ведёт тебя вперёд. К спасению нашего мира. Если ты не остановилась до сих пор, то, похоже, дойдёшь и до самого конца. — Так и есть, — сказала Аймили, — и я ещё вернусь.───※───
Эймин не слишком жаловал магию. Она была медлительной и для использования требовала высокого интеллекта, а у Эймина не было столько времени и желания, чтобы вместо силы тренировать в себе восприимчивость к знаниям. Пиромантия тоже была не слишком-то ему по душе. Было в ней что-то тревожащее. Знакомое. К тому же… Что может быть лучше старого доброго меча и крепкой брони? Эймин не слишком-то задумывался над тем, что делал: он шёл вперёд напролом. И прятал — прятал, прятал, прятал — зарождающийся в глубине души ужас при виде каждого нового будто бы непосильного противника. — Считай удары, выжидай, — говорил он себе самому (потому что у него никогда не было спутников, которых можно было бы позвать на помощь) сквозь плотно сжатые зубы, удерживая перед собой массивный крепкий щит, — один, два, три. Заминка, замах. Вот, момент, атакуй. А потом вновь уходил в защиту. И так снова. И снова. И снова. До тех пор, пока враг не падёт, сражённый больше его упрямством, чем хоть чем-то ещё. Старый добрый меч, крепкий щит и доспехи, а ещё много терпения. Много-много терпения.───※───
— Ты моя спасительница! Спасибо огромное! — прогрохотал Рыцарь из Катарины. Лицо его было почти полностью скрыто за луковым шлемом. — Да не за что, — сказала Аймили, — мне было несложно помочь. — Я обязательно отплачу за помощь! — ответил он. Что-то ей подсказывало, что, скорее всего, перед этим Аймили придётся спасти его ещё не раз. Впрочем, они уже сталкивались на пути, и ей отрадно было видеть знакомое лицо. Или уж скорее знакомый шлем. Несмотря на странный вид доспехов, те, судя по всему, были очень прочными. И скорее всего очень и очень тяжёлыми. Если бы у Аймили каким-то чудом и получилось бы раздобыть такие же себе, то она определённо и шага под их тяжестью сделать бы не сумела. Аймили поправила свою потрёпанную накидку и вздохнула, размышляя над тем, что бы такого ответить. А потом улыбнулась самой себе: добродушный Рыцарь перед ней решил вздремнуть.───※───
— Я не буду тебя учить, — сказал Чародей, — тебе моё искусство не посильно. Эймин раздражённо выдохнул. Он снова умер. Снова! У этого проклятого врага очень хорошо получалось избегать ударов. Выжидать момент, когда его не забили бы мгновенно за любую попытку атаки, приходилось так долго, что даже его хвалёное терпение подходило к концу. Эймин готов был уже — правда, готов — попробовать иной подход. Но. Никто. Не. Хотел. Его. Учить. Что уж говорить о том, что и желающих помочь ему в бою не наблюдалось тоже. Эймин иногда жалел, что в начале своего пути был настолько неприветлив. — Ладно, — сказал Эймин, — я просто попробую снова. — Только не стань полым, — ухмыльнулся Чародей. Эймин вздрогнул. Иногда глубоко в глубине души он чувствовал, как что-то противное и гадкое скребётся наружу. Оно царапало лёгкие изнутри, и Эймину в такие моменты очень хотелось усесться у костра, окружить себя его привычным теплом и никогда — никогда больше — не вставать с места. В конце концов, не то, чтобы он собирался спасать мир. Ему всего-то было интересно, насколько далеко он сможет зайти.───※───
Аймили дрожащей рукой коснулась плотной стены из белого тумана и медленно прошла внутрь. Впереди было… что-то. Огромное, быстрое, страшное и совершенно точно ей непосильное. Она больше по привычке, чем из каких-либо соображений, вскинула руку со щитом. Хилым крошечным щитом, что верой и правдой служил ей почти с самого начала пути. Аймили против воли зажмурилась, ожидая удара. Чудище её щит, конечно, не остановил нисколько.───※───
Эймину и хотелось бы поговорить хоть с кем-то, но из союзников у него остался разве что кузнец. А того не интересовало ничего, кроме ковки. И, быть может, угля. Временами Эймин чувствовал себя самую малость одиноко. Иногда в тишине, в тёмных неосвещённых уголках пещер, ему чудилось, словно он слышал потрескивание костра, но, как правило, это было лишь иллюзией. В темноте бродил лишь он сам и тихое страшное ощущение, скребущееся у него под кожей где-то там, где у него должно было быть сердце. Там, где оно когда-то билось. Иногда он размышлял о том, каково это было быть полым. Забрало бы безумие вместе с разумом и все его страхи? Всё отчаяние? Или, напротив, кроме страха и отчаяния не осталось бы ничего вообще?───※───
— Айми, Айми, — рассмеялся Лжец, — ты ведь простишь меня за это маленькое лукавство? Я ведь просто ничего не могу с собой поделать. Прости меня, пожалуйста, и мы будем снова самыми-самыми лучшими друзьями! Аймили вздохнула. — Ладно, — сказала она тихо. — Ты, как и все не-клирики несомненно умна, — сказал Лжец с тем самым хитрым смешком, что заставлял волосы на затылке Аймили вставать дыбом. Но ничего. У неё оставалось не так много друзей, чтобы начинать с кем-то вражду. К тому же у него можно было раздобыть весьма неплохие вещицы. Аймили старалась не думать долго над тем, откуда он их раздобыл. Она старалась не думать о том, что ей к этому моменту на самом-то деле было уже практически всё равно.───※───
Эймин, пыхтящий и недовольный, занёс удар ещё до того, как Лжец успел хоть как-то оправдаться. Он совершенно не хотел ничего от него слышать. Поиграли в дружбу и хватит. Чтобы он доверился ещё хоть кому-то на своём пути!───※───
— Я удивлён, что ты до сих пор не сдалась, — сказал Угрюмый путник, — это заслуживает уважения. В Храме Огня было привычно тихо, спокойно. — Я спасу этот мир, в конце концов, вот увидишь, — сказала Аймили своему вечно хмурому собеседнику. — В последнее время мне начинает казаться, что, может быть, со всем этим упрямством, ты и правда дойдёшь до конца. Вот только будет ли это спасением? Аймили иногда задавалась тем же самым вопросом. Большинство её противников — чудищ и потерявших себя в погоне за властью людей — почти все они были так или иначе связаны с Пламенем. Аймили сама чувствовала эту связь, будто была точно таким же существом, судьба которого была лишь в том, чтобы однажды так же нелепо лишиться рассудка. Пламя горело, горело, горело, а они все летели на него, словно бездумные мотыли.───※───
Эймин отказывал всякому, кто решал заманить его в ковенант. Ему не нужна была чья-либо помощь, и он не мог позволить взвалить на себя дополнительные обязанности. Было что-то странное в мысли о том, что нежить способна образовывать подобные коалиции. Стремиться к каким-то целям, следовать какому-то долгу. Раньше Эймину думалось, что цель — его единственная цель — была в том, чтобы добраться до самого конца. Увидеть своими собственными глазами. Эймин всё ещё считал так же. И он не хотел размениваться на что-то меньшее.───※───
— Я хочу снова послушать о чудесах, — сказала Аймили Чудеснице перед собой. — Обучи меня. — Хорошо, я расскажу всё, что знаю, — тепло улыбнулась та. О чудесах Аймили хотелось слушать снова и снова. Возможно, если она услышит достаточно много сказок, ей получится поверить, будто что-то всё ещё можно спасти. У Аймили в левой руке всегда теперь был зажат новый щит. Хороший, прочный, надёжный. Не её щит. Но бывшему владельцу он уже не понадобился бы: Аймили его убила, когда он стал полым, сошёл с ума и атаковал её. Она не хотела, правда, не хотела, но выбора ей никто не предоставил. Аймили не хотелось однажды тоже стать такой: пустой и бездумной, но, наверное, ей тогда было бы совершенно наплевать. Души, чужие, украденные души, осели и теплились в её собственном обезображенном смертями и отчаянием нутре, давая надежду, что ещё хоть какое-то время она сможет двигаться вперёд. Огонёк внутри горел, горел, горел. Аймили слушала о чудесах и внимала каждому слову.───※───
Эймин чувствовал, что его путь близился к завершению. Он был в шаге от того, чтобы собрать вместе все великие души тех, кто возжелал когда-то поработить пламя. Они были сильны, но и Эймин, обжившийся и привыкший уже к этому миру, способен был дать стоящий отпор. Оставалось ещё немного, и в конце, что бы ни случилось… Что же, по крайней мере, Эймин сможет, наконец, отдохнуть.───※───
Аймили сложила ладони лодочкой и позволила пламени — яростному негасимому пламени — загореться с новой силой. Пиромант доверил ей кусочек своей души, крошечный тлеющий уголёк в ладони, но того — простого, понятного — огня было мало. То пламя никогда не давало столько же тепла, что и пламенеющий осколок в сердце Аймили. Это пламя, пугающее и неконтролируемое, отдавало почти знакомым жаром. Но этого тоже было мало. — Дорогая моя ученица, разве ты не знаешь, — сказала с ухмылкой Ведьма, — что некоторые вещи знать не следует. Однажды своим стремлением к знаниям ты откроешь в своём сердце такую тьму, что никогда уже не станешь прежней. В лучшем случае, ты сойдёшь с ума, в худшем — докопаешься до истины. — И почему это плохо — узнать истину? — Ох, дорогая, — Ведьма вздохнула, — не дай поглотить себя Бездне и отчаянию. Не ведись на поводу у беспощадного Хаоса. Загляни под каждый камень. Позволь своим страхам и надеждам привести тебя туда, где кроются все тайны. И тогда, может, может быть, ты узнаешь, почему безумие — самый простой путь. Аймили нахмурилась: — Я всё равно загляну под каждый камень и узнаю. Узнаю всё. — Вот только истина, как ни странно, открывается часто лишь тем, кто готов сам идти на обман и предательство, — заговорила Ведьма после нескольких минут молчания. А будто бы и не она вовсе говорила, подумалось Аймили, будто её устами говорило что-то ещё. — Я сделаю, — сказала Аймили упрямо. — Хорошо, — сказала ведьма почти довольным тоном, — а теперь — ступай.───※───
— Я буду с тобой до самого конца, — сказала Хранительница Огня. Эймин кивнул ей бездумно: пришёл-то он за усилением, а не за напутствием. — Я верю, что в тебе кроется наше спасение, — вновь заговорила она. — И я вас спасу, — вздохнул Эймин. Пустота, скребущаяся, чесоточная, там, где было сердце, там, где сердце больше не билось, немного отпустила свои колючие когти. — И я вас спасу, — повторил он, будто скрепляя печатью слова. Хранительница огня улыбнулась, пусть Эймин и не мог увидеть этой улыбки. Блики от пламени плясали по полу и стенам в своей вечной битве с всепоглощающей тьмой. Эймин вновь принялся готовиться к бою. Тому, кто шёл по прямому пути, в конце концов, всегда была очевидна дорога.───※───
В Храме Огня теперь было странно пусто. Почти все союзники Аймили уже покинули здешнюю обитель, когда она помогла им в чём-либо. Большинство из них она позже отыскала вновь. Лучше, наверное, не стоило. Раньше она могла, по крайней мере, представлять, что путь их завершался как-то если и не счастливо, то хотя бы не столь трагично. Её собственный путь вёл в Горнило Первого пламени, и, судя по всему, должен был закончиться так же презабавно. Спасти мир, возжечь Первое пламя… Но что если был иной путь?───※───
В Храме огня всё было по-прежнему. Привычно трещал костёр, а его пламя приятно грело руки. К несчастью, в Храме давно уже не было почти никого, кто мог бы разделить это ощущение с ним. Эймин был уже к этому привычен и всё же… Когда он зажжёт Первое пламя, быть может, ему удастся вновь застать ту самую эпоху без проклятия? Быть может, здесь появится хоть кто-то ещё.───※───
Тьма смеялась, будто было что-то забавное в том, что её раскусили. Аймили была там, где её быть не должно было, она слушала то, что услышать не должна была быть способна. Аймили сделала что-то, чего делать не должна была — она свернула с тропы, по которой ей было предначертано идти. И Тьма открыла ей себя: — Неважно, мужчина или женщина, глупец или гений, лжец или благородный рыцарь. Всё это не важно. Первое пламя зажжётся вновь. Всегда найдется тот, кто предпочтёт, чтобы сладкая ложь продолжила плести свою паутину, — шептала Тьма чужими устами. Возможно, это были и не слова вовсе. За Тьмою ширилась Бездна, а уста Вестника, те, что говорили, скривились в угловатой ухмылке. — А что скрывает эта ложь? — спросила Аймили. — Подсмотри за завесу, — прошептала Тьма, — найди способ заглянуть за ложь. — Пламя, — сказала Аймили уже самой себе, — все эти великие души, которые нужны, чтобы вернуться к первому пламени… Все они порождения Первого пламени и его последствий. Если пламя возжечь, всё вернётся на круги своя, власть богов будет разделена великими людьми, великими душами, но рано или поздно, рано или поздно пламя начнёт затухать вновь. — До тех самых пор, пока от первого пламени не останется столь ничтожный кусочек, что никакие души не заставят пламя засиять вновь, и, в конце концов, свет погаснет всё равно, — шепнула Тьма. — Но до тех самых пор пламя будет гореть. И ты вернёшься снова, и снова, и снова. — А если я не захочу возвращаться? — Вернётся кто-то ещё, — рассмеялась Тьма, — а не будет ли этот кто-то ещё по-прежнему тобой? Аймили прижала ладонь к сердцу, где будто пульсировал и бился огонёк, и решила, что положит всему конец.───※───
Эймин увернулся вновь. Бой был сложным, трудоёмким, но честным. Противник — последний противник, что отделял его от Первого пламени — был… чем-то странно знакомым. Пустота внутри Эймина резонировала, билась, металась, словно снаружи — в руках врага перед ним — была её же собственная частица. Бой был долгий и непростой, но всё же он одержал верх. Противник рухнул поверженный, и Эймин ощутил, словно что-то глубоко у него в нутре встало на место. Пустота заполнилась чем-то, по чему тосковала всё это время. Тёплый огонёк как будто загорелся внутри, заполняя пустоту, и с ним Эймин ни за что бы уже не стал полым. И теперь в его силах было остановить проклятие и для всех прочих. Впервые на его памяти, мысль стать тем героем, которого все ждали, не казалась больше такой странной.───※───
Аймили позволила пламени угаснуть. Она наблюдала, как мир вокруг медленно погружался во тьму, и постепенно — вместе со странным морозом по коже — к ней приходило осознание того, что она сделала. Аймили помнила, как в бою перед вратами от холода инеем покрывался мрамор, а кожа её затвердевала, покрытая корочкой льда. Но даже тогда внутри её пылало и грело пламя, даже объятая льдом вся целиком она не ощущала такого холода. Снег под босыми ногами никогда не приносил вреда. Потому что внутри всё это время, глубоко внутри неё всегда теплилась, горела, тлела её почти совсем мёртвая уже душа. А теперь, вместе с первым пламенем погас и тот огонёк внутри. — Холодно, — прошептала Аймили вслух, сжимая и разжимая пальцы рук, — холодно и темно, словно в могиле. Тьма вокруг молчала, словно насмехаясь. Аймили ощутила холодный свежий ветерок на коже и вдруг вздрогнула — это была ложь, ложь, ложь. Когда она была мертва, окончательно и бесповоротно мертва, ей не было холодно. Ей вообще было всё равно. Теперь же она приложила ладонь к сердцу и вместо привычной тишины или иллюзорного жгучего пламени ощутила лишь мерную пульсацию. Такой холод в последний раз по-настоящему Аймили ощущала очень и очень давно… Когда ещё была жива.───※───
Эймин протянул руку к костру. Первому пламени. Последнему — для него самого. Разжечь костёр — это было так привычно, понятно, просто. В конце концов, во всём этом проклятом мире только костёр и казался ему домом. Последним оплотом жизни. Самым последним.───※───
Во тьме потухшего уже было мира зародилась искра, и пламя — Первое пламя — возгорелось. И оно возгорится вновь. И вновь. И вновь.