Единороги. Альманах

      Мир вокруг полнился вечерними звуками: пели птицы, стрекотали цикады, шумел зеленый лес, но старик слышал только оглушающий цокот копыт. Жак де Моле возглавлял процессию из двадцати всадников. Каждый из кавалькады, кроме него самого, вел за собой по твари на привязи. Эти твари должны были принести спасение.       Его Орден Тамплиеров, которому уже почти два века, с которым считаются во всей Европе, находился под угрозой. И кто посмел поднять руку? Король Франции. Жак де Моле с усилием сжал поводья, его лицо исказила гримаса ненависти. Король Франции! Какой великий титул, какой мелочный человечишка. Алчный и властолюбивый гордец. Не то, что его дед, недаром звали Святым. А этот? Филипп Красивый – потому что кроме красоты ничего в нем нет. Только тратит и тратит деньги Ордена, даже не думая возвращать. Полагает, если у него корона, то он может не считаться с бедными рыцарями Христовыми? Жак де Моле позволил себе улыбнуться. «Бедные»? Тамплиеры – самый богатый орден из ныне существующих, в их руках золото самого царя Соломона!       Увлекшись своими мыслями, магистр не сразу заметил, что его зовут. – Мессир, уже почти стемнело. Далеко еще?       Кричал Готье, один из рыцарей. Ударив коня в бок и переведя его на быстрый шаг, Готье подъехал к великому магистру. Привязанная к седлу тварь не отставала. Она не сбилась с шага, двигалась плавно, будто ничто не сковывало её движений. Когда конь Готье остановился, тварь остановилось вместе с ним. Жаку де Моле показалось, будто бы морские волны прекратили свой бег. Так удивительно в своей легкости и изящности было это движение, что у старика перехватило дыхание. – Мы должны были добраться до Гранд-Шартрёз еще до сумерек, ночью горные дороги опасны, – не обращая внимания на залюбовавшегося старика, продолжал рыцарь. – Да, – не задумываясь ответил магистр, не в силах оторвать взгляд от лучистых аметистовых глаз твари, – мы почти на месте, впереди уже видны стены картезии, картезианский монастырь совсем рядом.       Готье кивнул и повернул назад, чтобы разнести благую весть остальным тамплиерам. Тварь покорно развернулась и последовала за ним.       Жак де Моле прижал руку к груди. Сердце разрывалась от тоски, боли и обиды. Проклятье, да что они делают? Нет, это не их вина, это все король! Если бы только Филипп платил свои долги, если бы не начал плести интриги против Ордена. Великий магистр зажмурился, не желая смотреть на остальных привязанных тварей, но разве ж это твари? Конечно, нет. Как самое чистое создание можно назвать «тварью»? Просто так легче.       Год назад Жак де Моле ездил с визитом в Бургундию, переговорить с Жаном де Шалон-Арле, новым губернатором пфальцграфства, которого назначил Филипп Красивый. По словам короля, Жан должен был расплатиться с долгами короны Ордену, но губернатор явно не собирался оплачивать траты своего высокого покровителя. Тогда Жак де Моле решил сблизиться с тем, кому Бургундия принадлежала по праву. Малыш Роберт, очаровательный светловолосый мальчик шести лет от роду, с которым великий магистр подружился, по большому секрету рассказал дедушке один подслушанный разговор, мол дядя Филипп не любит каких-то тамплиеров и поручил своему советнику их уничтожить.       В тот же день тамплиеры покинули дворец в Лионе. Они остановились у картезианцев. Этот монашеский орден всегда отличался гостеприимством. Случившийся на следующее утро разговор укрепил веру Жака де Моле в то, что сам Господь оберегает его и его Орден.       Великий магистр тамплиеров прощался с настоятелем монастыря, когда тот обмолвился, что совсем недавно получил письмо от магистра Ордена Картезианцев. В письме магистр обмолвился, что в Альпийских лесах на в землях близ Гранд-Шартрёз были замечены единороги.       Единороги – символ чистоты. Символ Христа. Если у Тамплиеров будет один, разве осмелится король и его советник обвинять их в ереси? Да хоть в чем-либо? Так размышлял Жак де Моле, направляя своих людей в Альпы. Целый год самые преданные рыцари ловили единорогов в лесу Гранд-Шартрёз. Жанна, чистая душой и телом девушка, каждый день ходила в лес. Она пела, танцевала, собирала ягоды. Иногда случалось чудо – из чащи выходил единорог, и мир вокруг начинал мерцать и переливаться.       Когда Жак де Моле впервые увидел это, то забыл, как дышать. Не смея шелохнуться, старик завороженно смотрел, как создание доверчиво брело в объятия улыбающийся девы. Единорог шел по густой траве так плавно и легко, как не ступает ни одна лошадь. Он казался сотканным из весеннего ветерка и морских волн, грива его была мягкой как пух и воздушной, словно утренняя дымка. Единорог был прекрасен своей древней и дикой красотой. Великий магистр трепетал всем своим телом, он чувствовал, что несмотря на всю кажущуюся хрупкость, в чудесном звере таится вся мощь и ярость урагана. Даже вздумай весь орден напасть разом, им не одолеть его. Но сейчас единорог положил голову на колени Жанны и умиротворенно заснул. Жак де Моле смотрел на сияющий мягким перламутровым светом рог. Вспоминались легенды: лишь рог способен убить дракона, рог может излечить все болезни, но лишившись его, единорог умирает. Жак де Моле взял себя в руки. Он никогда не стал бы убивать этого чудесного зверя, но он нужен, чтобы спасти Орден. Жак де Моле накинул золотую уздечку.       В ту же секунду единорог открыл глаза. Они сочились искристой лазурью. В них читалась мольба. «Зачем? Отпусти», – услышал старик голос в голове. – Во имя Господа нашего Иисуса Христа. Я спасу Орден Тамплиеров, – недрогнувшим голосом ответил великий магистр и потянул узду на себя.       Единорог покорно встал. В тот миг Жак де Моле ощутил, как его разрывают два сильнейших чувства. Вина, что холодными когтями сжимала его сердце, и радость – единорог покорился его воле. Тамплиеры заполучили чудесного зверя, можно было возвращаться домой. Старик огляделся вокруг. Журчала горная речка, в кронах щебетали птицы, полевые цветы пестрым ковром украшали луг, в небе кружились в танце две бабочки. Но что-то было не так. Словно бы он смотрел на мир через грязный монокль.       «Совсем глаза стали плохи», – подумал старик, но потом взглянул на единорога. Единорог искрился серебром, был подобен луне на земле, мир вокруг него жил, гудел, сиял. Жак де Моле сглотнул. Он ощущал себя узником пустыни, узревшим оазис. Мир для него навеки утратит краски, если единорог не будет сиять и наполнять его цветом. – Нам нужно переловить всех единорогов в этом лесу, – приказал великий магистр.       Год спустя тамплиеры уводили двадцать волшебных зверей. Жанна, на колени которой дивные создания клали свои головы, смотрела им вслед. Невинная девушка, которой едва исполнилось пятнадцать, ничего не могла разглядеть, её глаза застилали слезы. Вдруг Жанна сорвалась с места и сбросилась с обрыва.       Сгущались сумерки. Впереди на склоне горы виделись светлые стены монастыря Гранд-Шартрёз, старейшей и главной обители ордена картезианцев. Там тамплиеры надеялись получить приют и пополнить запасы. А потом можно идти прямиков в Париж, в Лувр, в тронный зал Филиппа, чтобы презренный король увидел, что Орден бедных рыцарей Христа находится под защитой Господа. Тамплиеры исполняют его волю, ибо не может тот, кто владеет единорогом нести зло, служить Сатане и быть побежденным.       Извилистая горная дорога петляла, вилась лентой через склоны, ручьи, ущелья, не желая приближать рыцарей к их цели. Высокие березы, орешник, буки плотно обнимали обочину, заслоняя небо и скрывая светлые стены Гранд-Шартрёз. Но тамплиеры видели все. От пленных покорных единорогов лился мягкий серебряный свет. В узком зеленом коридоре будто кто-то спрятал двадцать лун. Тени плясали в воздухе, на дороге, на стволах деревьев, перешептывались между собой. Тамплиеры и единороги шли в самую глубину ночи, разгоняя тьму. В какой-то момент Жак де Моле подумал, что им не нужен никакой монастырь, что они могут спокойно брести дни, месяцы, года, не нуждаясь ни в пище, ни в отдыхе. Магистр обернулся. Двадцать единорогов плыли по дороге, почти не касаясь её. Лошади рядом с ними выглядели уродливыми неповоротливыми громадинами. Единороги брели вперед, поступь их была мягка как первый снег, взоры их были устремлены за горизонт, в бесконечно далекое будущее. Или же в давно минувшее прошлое? Создания шли по дороги, словно бы сам смысл их существования был в том, чтобы идти. Жак де Моле посмотрел вперед, обернулся. Каждый шаг лошади, каждый вздох человека приближал их к концу жизни, их время уходило, с каждой секундой все они безнадёжно старели. Но единорогов время огибало, оно не смело коснуться этих созданий. Пройдет сто лет, двести, будут подниматься и рушиться цивилизации, но единороги будут все также безмятежно брести по дорогам своей бессмертной жизни. Вина вновь вонзила свои холодные когти в сердце старика. Золотые уздечки были цепями, что удерживали чудесных зверей от того, чтобы сорваться в стремительный бег сквозь вечность. Это неправильно. Это кощунство. Не должен смертный держать в плену бессмертного. Жак де Моле остановился. Да, пора было это прекращать. – Смотрите! Мы приехали! – крикнул Готье.       Действительно, уже какое-то время они ехали вдоль серой каменной стены, почти не видной сквозь густые заросли. Жак де Моле несколько раз глубоко вздохнул. Нет, не отпустит. Не сейчас, когда нужно спасти Орден, отбросить мамлюков и сарацинов, расквитаться с Филиппом. Это поможет целым поколениям, а займет всего пару лет. Что такое пара лет для бессмертного?       В одном месте стена зелени прерывалась, образуя проход. Что-то в нем было странным, неправильным. – Нам следует доехать до центральных ворот монастыря, – сказал Жак де Моле, но его не услышали.       Рыцари один за другим сворачивали с дороги, они шумно переговаривались, радовались скорому ужину, ночлегу в тепле и возможности рассказать монахам о своих подвигах. Кто-то заметил вдалеке огни, и двадцать человек как один заулюлюкали и пустили коней рысью.       Нет, что-то здесь было не так. Жак де Моле крикнул своим рыцарям, чтобы те остановились и вернулись, но его слова не достигли тамплиеров. Кавалькада скакала прямо на теплые манящие огни. Магистр негодовал. Как смели его ослушаться? Он разменял седьмой десяток лет, руководил боевыми действиями, добился звания магистра величайшего ордена, а эти юнцы бросились незнамо куда, едва появилась возможность укрыться и набить животы.       Рыцари неслись вперед, громогласно шутя и подгоняя уставших коней. Жак де Моле хмурым взглядом смотрел им вслед. Явно расслабившиеся тамплиеры скакали сквозь ночной мрак, мчась навстречу огням. И этот момент Жак де Моле понял, что было не так. Рванув с места в карьер, он крикнул так громко, как позволял его старческий голос: – Обнажить мечи! В боевое построение!       Единороги больше не источали лунный свет. Наоборот, окружающая темнота скрадывала их сияние, накрывая все вокруг темным бархатным одеялом. Впереди ярко горели два теплых желтых огня, к котором что есть мочи спешили тамплиеры, не замечая ничего вокруг. Единороги покорно шли за ними, их ход был все таким же плавным и изящным, будто не было никакой разницы идти ли шагом или бежать за скачущими рысью лошадьми.       Жак де Моле отчаянно пытался докричаться, призвать своих людей к осторожности. Он подумал, что ему это удалось, потому что тамплиеры достали свои мечи и начали с тревогой озираться вокруг. Но в ту же секунду магистр ордена услышал голоса: – Аlastila' ealaa almadinati! – Нujuma! – Уamut 'ayuha al'ajnabiu almaleuna!*       Что? Сарацины? Здесь? Жак де Моле достал собственный меч, готовый броситься в атаку немедленно. Его рыцари растворились во мраке, но он слышал их голоса, звон мечей. Сражаются? Куда бежать? Где враг? Но старик ничего не видел, кроме двух огней впереди.       А где единороги?       От этой мысли все внутри похолодело. Старик остановил коня. После такой скачки кружилась голова, появилась отдышка, но Жак де Моле упрямо всматривался в огни впереди, крепко сжимая поводья. Они больше не казались теплыми и манящими, при взгляде на них делалось жутко. Морок? – Кто ты, чудовище? Я не поведусь на твой обман! Где мои люди? Где мои единороги?       Крики сарацинов прекратились. Кругом стояла тишина. Не было слышно ни цокота копыт, ни криков врагов, ни возгласов соратников. Ночные птицы и цикады не издавали ни звука. Был непроглядный мрак. Волшебное сияние единорогов пропало, как и они сами, лунный свет не мог пробиться сквозь тучи и густую крону деревьев. А были ли на территории монастыря деревья? Жак де Моле не помнил, видел ли он их. Он вообще ничего не видел, кроме двух холодящих душу огней, которые неожиданно двинулись ему навстречу. По мере их приближения Жак де Моле подслеповато щурился, силясь рассмотреть, что перед ним. Огни обращались факелами. Их держали двое людей. Старик едва мог разглядеть их, но слышал их разговор. – Конец, мы обезглавим эту гидру, – сказал тот, что справа, с короной на голове и в мантии. – Это был прекрасный план, Ваше Величество. Никто больше не осмелиться подвергать сомнению ваш авторитет, – отвечал левый, в темном костюме и треугольной шляпе. – Главное, что мы сможем на законных условиях забрать все их богатство. – Говорят, что ордену принадлежит золото царя Соломона, получить его в наши руки, значит обеспечить страну процветанием на годы. – Тамплиерам золото Соломона не поможет, – усмехнулся правый.       Филипп! И его мерзейший советник Гийом де Ногарэ! Гнусные интриганы, желающие уничтожить орден. Это они все подстроили. Это они заманили в ловушку его людей. Подлые трусы объединились с сарацинами и картезианцами, чтобы заполучить единорогов. Его единорогов!       Глаза магистра почти ничего не видели, кроме факелов в руках короля Франции и его советника. Не отдавая себе отчета, Жак де Моле спрыгнул с лошади и бросился к ним с мечом наголо. Каждый шаг давался ему все труднее. Враги были все ближе, смотрели на него с презрением и омерзительно улыбались. Когда до них оставалась совсем немного, старик понял, что больше не может сделать ни шага. Как ни силился он, но оторвать ноги от земли было невозможно. – Какая жалость, - хором сказали Филипп и Гийом. Но в их голосах слышалось что-то еще.       Старческое ухо не могло уловить что. Жак де Моле беспомощно размахивал мечом, но не мог дотянуться до врагов, он сыпал проклятиями, но фигуры лишь скорбно качали головой. – Будь моя воля, Жак де Моле, последний магистр Ордена Тамплиеров, ты бы умер здесь и сейчас, ибо кара твоя за преступления твои – смерть. – Твоя воля?       Филипп Красивый и Гийом де Ногарэ исчезли, их факелы зависли в воздухе. Тени вокруг начали клубиться, тянуться к огням, сплетаясь в нечто немыслимое. – Невозможно… – прошептал старик.       На краю сознания мелькнула мысль, что они все же не доехали до Гранд-Шартрёз. В 1132 году монастырь был разрушен горной селью и вновь отстроен на два километра южнее от старого места, где находился и поныне.        Тьма вокруг рассеялась. Луна осветила существо перед ним. Над магистром возвышался конь неестественного темно-зеленого цвета, от копыт до самых ушей шёл черный узор. Его едва можно было рассмотреть в темноте, и Жак де Моле сперва принял его за сбрую, но нет. Черные кости, повторяющие лошадиный скелет, были рисунком на шкуре. Вокруг копыт вились густые черные щетки, почти полностью скрывающие их. На передней ноге серел старый бинт, шею опоясывала серебряная цепь. Редкая седая грива почти не скрывала ужасного ожога на шее. Черный хвост плащом стелился по земле. На голове красовался рисунок лошадиного черепа, глаза горели желтым, в центре лба был сломанный рог, из которого исходил черный туман, как зимой из домовых труб валил черный дым. Существо скалилось, глядя на застывшего в ужасе магистра.       Единорог? Он единорог? Этот кровожадный монстр отличался от плененных тамплиерами созданий, так же сильно, как небеса отличаются от ада. Его единороги были подобны нежным козочкам и скромным ланям, этот же гигант был выше любого из воинов, его грозный облик наводил на мысли о черных псах и адских гончих. Каждое слово сопровождалась скрипом давно несмазанных цепей и хором потусторонних голосов. – Жак де Моле, ни один смертный не смеет пленять единорога. Я осудил вас всех за грехи.       Луна светила ярко. Магистр обернулся. Он наконец увидел весь творившийся вокруг кошмар. И услышал. Они находились посреди болота, рыцари в доспехах кричали, барахтались, но один за другим тонули в темной воде. Лошади с истошным ржанием со всей амуницией уходили вслед за ними. Кони били копытами, тянули свои шеи, кричали и плакали как дети, но топь безжалостно поглощала их. Сам Жак де Моле был уже по пояс в болоте. Однорогое чудовище стояло на твердой земле, с наслаждением взирая на корчившихся в муках людей. – Мессир!       Старик обернулся. Кричал Готье. Его верный соратник уцепился за корягу и лежа на животе медленно вытягивал себя. Кольчуга тянула вниз, каждое движение требовало огромных усилий и через два-три рывка рыцарь переводил дыхание и отдыхал. – Я спасу вас, мессир, во имя Господа нашего Иисуса Христа! А вы спасете нас и наш орден! – Готье, – растрогался магистр, но сбоку что-то сверкнуло. Жак де Моле повернул голову.       Из болота неспешно выходили единороги. Его, Жака де Моле, единороги. Грязь стекала с них как водя стекает с гусей. Один за другим они выбирались из топи, вновь озаряя мир светом. Люди пытались ухватиться на них и выбраться следом, но создания сбрасывали их.       Магистр снова услышал крик Готье. Рыцарь схватился за гриву единорога, но тот встал на дыбы и тряхнул головой. Готье отлетел, ударился спиной о засохшее дерево и лицом рухнул в болото. Темные воды поглотили его мгновенно.       Жака де Моле обуял ужас. Тех немногих рыцарей, что еще были живы, священные христовы твари безжалостно топили. Но стоило лошади уцепиться за единорога, как она спокойно выбиралась. Какой-то отчаянный рыцарь схватился за седло своей кобылы в надежде спастись, но та копытом раздробила хозяину череп. Болото поглотило и его.       Жак де Моле не мог произнести ни слова. Его рот дрожал, по щекам текли слезы. Но видел старик не смерть своих друзей и соратников, перед глазами стояла Жанна. Её полный тоски и вины взгляд, руки, сложенные в молитве и беспокойный шепот: «Господи, прости!». Её маленький шаг. Хрупкое тельце, летящее на острые скалы.       – Ни один грешник не смеет коснуться единорога и остаться в живых, ни один смертный не смеет держать единорога в плену и остаться безнаказанным, – проскрежетало чудовище, вернув магистра в реальность.       Старик беспомощно глядел темному единорогу в глаза, ощущая не болото, засасывающее его ко дну, а вину, холод которой сковал его по рукам и ногам. – Неразумные твари, что коснулись единорога становятся слугами их, и до конца бренных жизней воля единорога будет их волей.       Жак де Моле не мог дышать. Казалось, что все время мироздания прошло через него. Каждая секунда делала его старше на год, на сто, на тысячелетие. Магистр ничего не слышал, не видел, не чувствовал ни запахов, просто ощущал, как тело иссыхает, истлевает, как обращается в прах, как Жак де Моле перестает существовать, теряясь в потоке времени. – Но твоя судьба иная.       Резко вернулись чувства. Великий магистр снова видел адского единорога перед собой, слышал его колдовской голос, вновь ощущал себя шестидесятилетним стариком. Он все еще стоял по пояс в болоте. Тамплиеры утонули, единороги покидали проклятое место, не оборачиваясь и уводя за собой несколько уцелевших лошадей, с которых исчезали уздечки, седла, подковы. – О чем ты говоришь? – прохрипел старик.       Однорогая тварь усмехнулась. – Ты умрешь, Жак де Моле, но не сегодня и не от моей кары. Все, что тебе дорого, будет разрушено. Но ты сумеешь покарать своих врагов.       Гигант отступил. Глаза оставляли пылающий след, тьма из рога вновь заклубилась, и через несколько секунд на магистра Ордена Тамплиеров снова смотрели Филипп Красивый и Гийом де Ногарэ, держа в руках факелы.       На плечо старика что-то упало. Поводья его лошади. Он ухватился за них и позволил преданному скакуну себя вытащить. На твердой земле дышать стало гораздо легче. Жак де Моле посмотрел на своих злейших врагов. Значит, они разрушат Орден Тамплиеров, но последний магистр сумеет им отомстить? Старик из последних сил забрался в седло. Он свяжется с Папой. Климент Пятый умен, он внял доводам Жака де Моле о предложении по объединению Тамплиеров и Госпитальеров –идея Климента была величайшей глупостью, но церковник понял и принял свою ошибку. Да, на Папу можно положиться. Вдвоем они сокрушат ничтожных французских властителей. Последний магистр Ордена Тамплиеров покидал разрушенный селью монастырь, а к Филиппу Красивому и Гийому де Ногарэ вышла из тени еще одна фигура.

***

18 марта 1314 года Жак де Моле, взойдя на костёр, вызвал на Божий суд французского короля Филиппа IV Красивого, его советника Гийома де Ногарэ и папу Климента V. Уже окутанный клубами дыма, тамплиер пообещал королю, советнику и папе, что они переживут его не более чем на год: «Папа Климент! Король Филипп! Рыцарь Гийом де Ногарэ! Не пройдёт и года, как я призову вас на Суд Божий! Проклинаю вас! Проклятие на ваш род до тринадцатого колена!» Климент V умер 20 апреля 1314 года, Гийом де Ногарэ – 17 мая 1314, а Филипп IV – 29 ноября 1314 года. Позже утверждалось, что Жак де Моле перед смертью основал первые масонские ложи, в которых должен был сохраниться в подполье запрещённый орден тамплиеров.