началось с юмора.

      всё началось       с неоднозначных шуток и суженных глаз, но всё внимание даётся только двум несвязанным никак личностям и не воспринимается положительно. арсению становится злостно от того, что в учёт не берут его прекрасную жену и мелкую дочь. антон поддерживает не негатив, а разум спокойствия и похуизма, поэтому на его личную жизнь влияния не оказывается. зато серёжа психует каждый раз, вместо рассудительных объяснений, и готов уже на лбу написать, что он, блять, переживает за состояние друзей и вообще не при делах. и последний кому надо взаимодействовать с этим бедламом.       попов задумывается, почему шумиха, крутящаяся вокруг них единственным спутником, касается именно серого, а не того же позова или, допустим, нынешнюю девушку шастуна, которую просто гнобят без разбора. арсений сдвигает мысли в русло пассивной агрессии лучшего друга, льющейся из него как из ведра, и в то, что тот придаёт слишком много внимания ситуации. не меньше арса, в поддержку, так сказать, — в дружбу. арсений уверен, скажет серому попридержать коней с высказываниями, его выслушают одним ухом. потому матвиенко поймёт, когда конец по чувствам, исходящим от друга, а сейчас арс сам не знает, чего хочет.       но больше всего теряет связь с жизнью арсений, застукивая нерадивого серёжу с ярым похуистом шастуном за поцелуем. причём не таким, который выполняется в шутку, для проверки на гейство (а арсений в таких соображает) или предвестником любовной страсти ещё даже до прелюдии, а повседневным. арс в повседневной расслабленности знает толк и ещё знает, что подобные идиллии рушить нельзя, посему тихо прикрывает дверь.       шаст сидел на диване и оторвал взгляд от вечно гудящего телефона на серого, мягко взявшего его щетинистую линию челюсти и притянувшего к себе. облик серёжи в интернете значительно отличался от реальности, в которой он всех завлекал своей открытостью и уместным юмором. матвиенко любил любить даже больше, чем быть чьим-то предметом обожания и оправданно сильно вкладывался в отношения. он постоянно подтверждал это своей мнимой любовью к поцелуям и врождённой романтичностью, выраженной в тёплых пробуждениях, молчаливых объятиях и бесконечных словах, переливающихся в приятный юмор. серый мог иногда застывать за чашкой чая на кухне обыденно перед сном и безостановочно глядеть на рассказывающего что-то антона, и понимать, насколько сильно он в человеке и этот человек в нём. порой это ошарашивало до резкого шума стуков сердца в голове.       шастун тоже был не промах и не воспринимал их близость как данное из задачек по физике в средней школе. для любви надо было осознанно действовать, мириться с низким ростом серого и перенимать его привычки или просто привыкать к чужому распорядку дня — это ново. антон знал, что для чувств нужно открывать скрытые горизонты души и верил, что для него делают не меньше. верил бесповоротно, потому что матвиенко свои переживания оголял для него и сам беспокоился за них, не одевая лапши на большие уши шастуна. привычки, вошедшие в общий обиход, стали причинами для совместной жизни; разговоры, льющиеся как вода из-под крана, овладели важностью и трепетом; а поцелуи разделились на разные и слились в целую парадигму. антон любил целовать в лоб и молвил, что это несвязанно с разницей в росте и его ленью наклоняться, а серёжа всегда неосознанно тянулся к лицу, чтобы почаще видеть и наслаждаться им не с затёкшей шеей. поэтому шастун любил целоваться и нежиться либо сидя, либо лёжа, а матвиенко было весело склонять его в три погибели за лёгким соприкосновением. несмотря на все разноростовые потуги, отношения не скашивались, а поцелуи не становились табуированными и тяжёлыми. потому что вместе и хотелось, и нуждалось.       арсений после своей мелкой шалости, хотя для звёзд телевидения это были вовсе не гроши, начал заглядываться и думать, насколько он был слеп, но ничего не обнаружил. антон продолжал стебать его лучшего друга за рост и внешность, а тот в ответ не унывал и так же куксится на рослость шаста. попов даже думал, что между ним и позовым химии больше, чем между неожиданным дуэтом. химии с позовым, кстати, не существовало и вовсе, но вот физикой двух коллег-недодрузей это можно было назвать.       шастун быстро уезжал со съёмок и метился на сон, готовясь к новым проектам, а серёжа обыкновенно кутил по москве, вёл трансляции после полуночи и прежне жил. квартира его тоже не пустовала, кладезь вещей всё время был переворошен, пыль не занимала мебель, и это не делалось для иллюзии. это было как обычно, — не выведено по чёткому распорядку дня. арсений стал постоянным посетителем эфиров друга, чем удивлял даже его, и готов был сравниться с бешеными, эгоистичными фанатами, высматривающими любой шорох в машине серого. потому что если и предъявлять, то хотя бы по делу.       матвиенко никак не реагировал на инициативы арса, катящего бочку на антона, но попов был авантюристом до костного мозга и не собирался сдаваться. понятно было только то, что серый рассказал всё, если бы не сторожился любого «не такого» вздоха рядом с ним или антоном (с шастуном тем более). арсений воспринял это как личное пренебрежение, достойно доказав свою кличку короля драмы. семья, ждущая дома в привычные восемь вечера, не собиралась уходить на задний план, пока муж и по совместительству отец занимался разоблачением двух друзей и ходил с немым вопросом вместо синевы глаз. ответы нашлись тогда, когда никто не был рад или готов. >>       арс устало стучал в дверь квартиры лучшего друга с протяжными зевками, пока тот, видимо, был занят очень важными делами, раз не шёл к замку уже минуты три и не брал трубки. арсений знал, что серый явно дома, а не где-то, потому что на вопрос на прошлой неделе легко рассказал о своей незанятости. кто же знал, что попову назначат съёмки в важном проекте на понедельник и пришлось срочно гнать из питера в субботу, оставляя день на передышку в хижине-хостеле друга.       надо было заснять лицо арса, когда ему медленно прокрутил замок против часовой стрелки и в таком же ритме раскрыл дверь шастун.       — серёжа спит, — огласил тот на немую кучу вопросов, вывалившихся из изумлённых глаз попова.       — а ты?... — арсений аккуратно закрыл дверь, хоть и знал, что друг впадает в медвежью спячку во время сна.       — а я не сплю, — ухмыльнулся шастун и вильнул в проход на кухню.       какую реакцию показать было непонятно и неизвестно особенно без инструкций. поэтому антон решил отвлечься готовкой завтрака, не имея понятия, чем обычно завтракал нежданный гость, а если что — конструктивно отвечать на его, арса, вопросы. матвиенко вроде давно хотел сознаться, но силы слова и духа ему не хватало.       — и давно вы... вместе? — арсений вытирал руки вафельным полотенцем.       — скоро полтора года, — арс поднял брови и закусил губу. три яйца стекали по гарнитуре. — наверное. может и меньше, я не люблю числа.       — понятно. — вопросы кончились, к счастью антона, быстро, однако, когда шаст поставил перед коллегой тарелку с яичницей, то увидел в глазах тучи неозвученных и несобранных предложений.       — если хочешь, можем поговорить позже втроём. — вскинул плечами шастун и звонко укусил свежий огурец. — но мы с тобой не лучшие друзья, и мне нестрашно поделиться с тобой чем-то тем, чем не сможет поделиться серёжа.       — но он ведь мой лучший друг, — возмутился попов, фыркнув, и окунулся в чашку с кофе, которого хотелось больше, чем простолюдинского завтрака.       — арс, он скрывал эти отношения, дай бог памяти, полтора года, — риторически и с мелким раздражением. — у всех есть секреты, также как и у меня от него, также как и у тебя от него. мы не в шко... — порция порицания от шастуна перебивается.       — почему всё так? — антон изгибает бровь в непонимании. — в том смысле, что у вас ничего не поменялось: ни быт после съёмок или на съёмках. вы обычные, почему?       — потому что нам не надо мороки и траты нужных нервов, — расслабляется шастун и сёрбает чай. — я ухожу домой рано, а он колесит по питеру или москве, но всегда на связи. я всегда знаю, что серёжа придёт, когда я сплю или чем-то занят, — спокойно. — мне не стоит переживать из-за нездоровой ревности или чьих-то там выкрутасов. а насчёт быта, как ты выразился, всё поменялось, просто не для вас, — хмыкает шаст. — мы свыклись с привычками и издержками друг друга. и, раз уж это волнует тебя, мы в основном живём у меня, потому что здесь почти всегда ты, а нам свидетели не нужны особо. вчера я приехал сюда, потому что о-о-очень захотел потрахаться.       — вы трахаетесь? — сипло спрашивает арсений и плюётся белком яйца во рту.       — бля, ну встречаемся же не мало. серёжа тоже любит...       — не надо! вот в постель к серому как партнёр я не полезу! — надрывно перебивает арс и доедает блюдо под тихий смех шастуна. хоть завтрак и нормальный, не пересоленный, но на языке горьковато.       — тош, ты дома? — крик из спальни слышится тухло и куда-то в подушку. шастун краснеет от своего домашнего прозвища и лезет в холодильник за шоколадкой.       — да, — прокашливается антон в ответ и вновь садится визави арсения.       матвиенко входит в кухню, втирая сухие ладони в мешки под глазами, нащупывает шастуна с закрытыми глазами, чмокает того смазано в висок и становится рядом, продолжая массировать лицо.       — ебать, не встать! — серый прижимает ладонь к стучащему сердцу и падает на стену позади. — господи, арс, — шепчет тот, слоняясь глазами по лицу друга. — стоп, а ты, блять, почему здесь сейчас?       — и тебе привет, лучший друг, — кривит улыбку арсений. — мне назначили съёмки, я долго стучался, и мне открыли. — он показательно косится на шастуна, а тот лишь манерно цокает.       — и что ты? — вопросы струятся волнующем океаном не только в голове арса, как было полчаса назад.       — мог бы и не бояться моей реакции.       антон уходит с кухни, заметая следы своего присутствия, и сматывает в спальню, где валится на кровать, утыкаясь в книгу матвиенко, которую они читают вместе: шаст загибает странички снизу, серёжа сверху. целью становится обгон загнутого верхнего уголка на страничек так тридцать, хоть нижний уголок ещё ни разу не выигрывал из-за плотного графика читающего.       на кухне же со всеми действиями отдаётся дань предшествующим разговору дням.       — как долго ты хотел скрываться? или вы? — кофе кончилось ещё до ухода шастуна, но добавки больше и не хотелось.       — не знаю честно. — матвиенко соскабливает оставшуюся порцию со сковороды лопаткой. — я хотел рассказать ещё в начале где-то, а потом тянул и тянул, но репка пришла ко мне сама, — побулькивает смехом серёга.       — ты счастливый сейчас.       — да.       — это был не вопрос, а факт, дурачина.       — всё равно, — серый занимает стул шастуна.       — но я ведь твой лучший друг, у меня не укладывается просто, — меняется в характере арсений.       — порой твоё знание не значит наш с шастом покой, — чавкает матвиенко. — не драматизируй попросту, ты в любом случае узнал бы первым.       — а ира? она кто вообще в этой вашей истории?       — подруга. они переспали пару раз, но не вкатило ни одному. — хлебает чай.       — у тебя так глаза светятся надо же, я не замечал, — задумчиво ухмыляется попов.       — кстати, ты ведь догадывался, я уверен. где мы проебались? — спокойно.       — нет, ну на публике и при нас вы вовсе не любовники, а вот когда вы сосались в гримёрке-е-е, — посмеивается арсений.       — вуайерист! или как там тебя, чертильник! — насупливается матвиенко на весёлый смех друга.       — чё за шум, а драки нет? — шастун выскакивает из-за угла уже без футболки.       — чё раздетый, секса хочешь? — кривляется и ведёт бровями серый.       — пиздец как. — антон внимательно обыскивает холодильник и выуживает из-под сыра и хлеба коробку апельсинового сока.       — мне оставь, — жадничает серёжа, когда уже половина оставшегося напитка заполняет высокий стакан.       — ты его сам выпил и мне оставил грамм, бля, — цокает шастун, но, несмотря на слова, вручает мужчине, почти целый стакан, оставляя себе явно меньше.       — держи допей, раз уж я такой эгоист. — серый благородно вручает тому почти неотпитый стакан и целует рядом с губами. антон с довольной моськой уходит обратно.       арсений думает, что определённо лишний, но радость за друзей его так и тянет, щипая от чистой кожи по кусочку.       — я заметил только, что он зовёт тебя серёжей как-то иначе, — задумчиво вовлекает он в разговор отвлёкшегося друга. — как будто вкладывает больше, чем мы. не знаю, как описать в общем.       — приятно слышать об этом с чужой стороны, — улыбается серый.       — приятно видеть вас счастливыми, — подмигивает арсений и громко зевает, мол, он старый, ему нагрузок на сердце хватило, от поезда устал, хочу спать, хозяин.       — мисс театрал, ваша постель будет через десять минут, примите душ, — принимает игру друг.       — как скажете, ваше сиятельство вместо вечно хмурого лика.       — я обогнал твой уголок! — злорадно из комнаты кричит антон, арсений чувствует впервые в этой квартире атмосферу чужого счастья.