дримленд

губы у эммы мягкие, по вкусу отдающие спелой вишней — девушка говорит, что в аптеке напротив эта гигиеничка самая сладкая. и хината знает, сано часто любила смазанно целовать её в уголок рта, поглаживая затылок. банан, яблоко, апельсин, клюква — всё это она ощущала на языке, облизывая дрожащие губы и наблюдая, как эмма, с выполненным чувством долга, садилась обратно за компьютерный стол. — хина-чан, у тебя такие густые волосы. я даже немного завидую. — сано хихикает и переключается на уведомление телефона, привычно оставляя тачибану молчать в своей кровати. у эммы странные понятия о дружбе. она не считает выходящим за рамки поцелуи, интимные поглаживания. для неё подобное — самые обычные действия, которым не требуется объяснения или «особая» обстановка. и это действительно пугает. но ещё больше пугает, что хината, если подумать, не злилась. не злилась на эмму, но злилась на себя из-за мягкого трепета при взгляде, прикосновении. не хотелось и мысли допускать, что она так легко поддалась приторным нежностям. ситуацию усложняла совсем не дающая подсказок сано, всё также типично для неё целующая тачибану в уголок губ и поглаживающая правое бедро. уже было, но хината, словно впервые, прижимается носом к плечу напротив, будто пытаясь стереть между ними чёрную пропасть. соединиться в одно, полностью пропуская через себя каждую мысль, чувство, желание. честно — тачибана устала. мысли об эмме выматывают, давят. но она предпочтет это вместо «ох, нет, хина-чан, я заставила тебя думать, что мы больше, чем подруги? прости!» пусть ничего не меняется. пусть они останутся в этом хрупком отрезке времени, когда можно целоваться и трогать подруга подругу, забывшись. самое её заветное желание, которое хина предпочла закопать глубоко внутри. и, возможно, когда-нибудь всё закончится. обязательно закончится. но в память въестся период, когда хината действительно _жила._ когда она испытывала весь спектр эмоций, любила, была любимой. но о последнем она уже вряд ли узнает.