Однажды с моим учителем

      Просыпаться с головной болью это ещё полбеды после хорошо проведенного вечера. Да и впрочем к этому можно привыкнуть, если твоя жизнь насыщена и интересна. Ваньнин спал бы и дальше, если бы поясницу не прострелило от переворота на бок и колени не защемило. Пришлось кое-как открыть глаза и посмотреть по сторонам, отчего в глазах тут же поплыло и закружилось. В комнате царил полумрак, на улице точно была середина дня, так как через плотные шторы пробивались яркие солнечные лучи, но, заботясь о его состоянии, шторы закрыли с нахлёстом. Во рту стоял кислый привкус, и слюна была вязкая до невозможности, так что рот открывать не хотелось, чего там, даже языком ворочать. Лицо ощущалось тяжёлым и опухшим, и казалось, что, если прикоснуться к щеке, можно провалиться в мягкость половиной руки.       Чу скинул с себя одеяло, которым был бережно укутан, на пол и перекатился на другую сторону кровати, ища прохлады и лёгкого запаха свежескошенных трав, которым было наполнено пространство комнаты. Чу уткнулся в чужую подушку лицом, вдыхая, чувствуя, как рвота, подкатывающая к горлу, резко отступает. Но, сделав пару вдохов-выдохов, Ваньнин ощущает, что подушка резко начинает пахнуть им самим и тошнить начинает с новой силой. Он отстраняется и свешивает голову с кровати, набирая воздух в легкие.       - Мо Жа-ань! - Зовёт Чу и сам не узнает свой голос, охрипший и севший на пару тонов. Вино и трава делают свое дело, а ещё невъебически такой большой хе... член его студента, который побывал вчера везде, где быть вроде как и не должен, в общем-то. Слава богу, он не имел привычки надрывать горло, пока трахался.       Где-то в квартире слышится шорох и Ваньнин благодарит всех богов, что у его студента очень хороший слух. Не зря он музыкант. Не успевает Чу закончить мысль, как вчера Мо сексуально выступал на сцене со своей черной с золотыми вставками гитарой в этих охуеть как сильно обтягивающих его зад кожаных штанах, таких, что аж сам Чу присвистнул, как на пороге спальни появляется его самая сексуальная мечта. Мо Жань в одних серых штанах, и Чу уверен, что на голое тело. Мо Жань нагло игнорировал нижнее бельё не только дома, что, впрочем, никак не касалось Ваньнина, но знать об этом ему иногда в душной и тесной аудитории никак не хотелось. На торсе капля чего-то, и Ваньнин думает о том, что, если бы не это адское похмелье, он бы слизал ее и убедился в том, что это бульон. Конечно сначала он бы сделал вид, что ему всё равно, и он вообще ни в чём не заинтересован, но потом бы сдался на милость этому Аполлону, потому что ну, а как сопротивляться вот этим вот большим загорелым ручищам, которые так хорошо обнимают за талию.       Вэйюй ничего не говорит и подходит к кровати, садясь у головы Ваньнина на корточки, ожидая от него просьбы или задания. Чу думает, что было бы классно, если бы Мо был бы таким же послушным всегда, но иногда его грубость и необузданность приводила Ваньнина в дикий восторг. Честно, Чу сам не знал, чего хочет. «Всего и полностью» - мысль в голове абсолютно правильная ну, потому что, а как иначе вообще? Мо Жань был его, и никто в универе не смел сказать обратное. «Во всём мире» - сам себя поправляет и вздыхает.       - Ща блевану.       Констатирует факт Ваньнин и вымучено смотрит прямо на Мо Жаня. Тот издает легкий смешок, будто знал, что Ваньнин скажет именно это. Он плавно встает с пола и его колени тихо хрустят. Чу нравится этот звук, чаще всего он его слышит, когда его укрывают пледом на диване, аккуратно чтобы не разбудить, подсовывая края под спину и стопы, или садятся между ног чтобы отсосать. С каких сторон не смотри, а звук ассоциируется только с приятными воспоминаниями. Чу аккуратно переворачивается на спину и вдыхает полной грудью чтобы сдержать рвотный порыв ещё хотя бы на две минуты. Мо наклоняется над его телом и подхватывает под спину и колени.       - Задержи дыхание и закрой глаза. - Тихо говорит Вэйюй Чу на ухо, целуя его в висок. Ваньнин кивает и закрывает руками нос, крепко зажмурившись. Мо Жань начинает лыбиться, как дурачок, потому что это очень мило и его бедное собачье сердце всего этого не выдерживало. Он аккуратно подхватил Ваньнина на руки, от чего тот тихо шикнул и сильно нахмурился.       - Прости, что-то болит? - беспокойно поинтересовался Вэйюй. Чу помотал головой, что все в порядке. По сути, он сам виноват, что вчера в той сраной кладовой просил Мо Жаня ни за что в мире не останавливаться, из-за чего и стёр себе всю спину о жёсткие края полок.       И колени у него стёрты, потому что необдуманно брошенное кем-то «У Сун Цютун лучший отсос в универе», задело гордость профессора, потому что этот отсос она делала почти всему универу, включая самого Мо, и вот надо было доказать Вэйюю и самому себе конечно, что лучше него отсос Мо Жаню никто не сделает никогда в жизни. От того и простоял на коленях почти пятнадцать минут, пытаясь удовлетворить этого монстра, из-за которого теперь ещё и раны в уголках губ. Грёбаный Мо Жань и его старые любовники, которых Чу почему-то постоянно пытается переплюнуть, хоть уже сто раз было сказано, что вот он самый лучший и любимый, и хуй кто сравнится. Но Ваньнин упертый и в эти россказни не верит. Ему легче признать, что Вэйюй слепой, чем сам Чу красивый и уж такой невъебенный, как о нем говорит Мо Жань.       А Мо Жань вот в эту самую секунду несёт Чу, убитого с похмелья и до жути заёбанного во всех смыслах этого слова, в ванную и выглядит таким довольным, будто не тридцатитрехлетнего мужика на руках несёт, а трофей мирового масштаба, и вот за эту довольную морду мог же получить, но у Чу крепко закрыты глаза, и лыбу он не видит, чем конечно же пользуется наглый студент. Парень наклоняется и Ваньнин медленно спускает ноги, которые тут же опускаются в чуть тёплую воду. Тошнота и жар отступают сразу. Мо Жань аккуратно усаживает Чу в эту воду по пояс и Ваньнин наконец выдыхает. По телу бегут мурашки от температуры, но это именно то, что надо. Даже голова перестаёт так сильно пульсировать. Он открывает глаза, но мир всё ещё немного кружится и к нему сразу тянутся две руки – одна со стаканом воды, вторая с таблетками в капсулах, потому что они не горькие, и только их может пить Ваньнин. Рука заботливо пропихивает лекарство в мягкие губы и держит стакан, пока Ваньнин, и пальцем не шевеля, расслабляется в ванной, проглатывает таблетку, запивая водичкой.       Мо уходит, удовлетворенный тем, что лекарство выпито и все просьбы удовлетворены, но возвращается через десять минут в тот самый момент, когда вода полностью остывает и становится холодно так, что зубы бьются друг об друга. Возвращается с большим махровым полотенцем, которое сразу же вешает на сушилку, потому что так оно будет теплое и в него будет приятно заворачиваться. Вэйюй открывает сток и спускает холодную воду, пока она медленно убывает, Чу залипает на водоворот, а Мо тем временем настраивает уже теплый душ.       Он поднимает лейку и обмывает плечи Ваньнину, а потом мочит волосы. Гладкие, как шелк, об этом знает даже Чу. Волосы не особо длинные, чуть выше лопаток, черными реками спадают по спине и плечам. Чу тянется за шампунем и подаёт Мо Жаню.       Когда пена смыта, а профессор пахнет цветами, а не алкоголем и чем-то неприятно-кислым и явно несвежим (так думает только Ваньнин; по мнению Мо Жаня, он всегда пахнет цветами) Мо Жань укутывает его в то полотенце и снова берет на руки, унося в спальню. Полотенце теплое, как и ожидалось, а руки такие крепкие и надежные так приятно прижимают к горячей груди, что Чу готов снова уснуть, только навсегда, вот так, в этих руках, с этим человеком. Его заботливо усаживают на кровать и там уже оставляют. Мо Жань целует его в лоб и уходит снова на кухню, оставляя Чу самого выбирать, что надеть, или может снова завалиться спать. Но как только голова отпускает и вырвать своим желудком не хочется, Ваньнин слышит с кухни запах, такой сладкий и манящий, что не глядя достает первую попавшуюся кофту Мо Жаня и натягивает прям так, на голое тело. Белье берет своё, еле попадая в дырки ногами, ибо таблетка таблеткой, а слабость никуда не делась. Теряет равновесие и в последний момент хватается за край полочки, и чуть не валит её на кровать, но удерживает и себя, и полочку на месте, выдыхая с облегчением, потому что мышцы уже успели напрячься во всех местах, а по позвоночнику пробежалась еле заметная дрожь страха.       Следующее, что он надевает, это высокие шерстяные носки. Обматывает волосы полотенцем, чтобы не простудиться, и только тогда выходит на кухню. Мо Жань ставит последнюю тарелку на стол, поднимает взгляд и замирает.       - Ваньнин, ты когда-нибудь начнёшь носить свои вещи? И штаны.       - Нет. – Кротко отвечает Ваньнин и садится за стол перед вкусно пахнущим бульоном. Ответ этот не может быть опровергнут и имеет весомое значение, понимает Мо незамедлительно по тону, которым это было сказано. Но Чу смягчается и берется за ложку. – Ты не носишь верх, считаю, мы дополняем недостатки друг друга.       Со стороны плиты слышится глубокий счастливый смех и Ваньнин немного краснеет ушами, но виду не подаёт, что эта фраза ему тоже очень нравится. «Дополняем друг друга» – пусть даже в таком нелепом понятии, как предпочтение в одежде. А штаны он не носит из-за ненадобности. В любом случае они будут сняты парнем, а Ваньнину потом их искать по всему дому.       Еда оказывается очень вкусной. Такой, как надо, как Чу любит, и Мо Жань знает. После бульона были оладьи, и в конечном итоге всё запилось чаем с молоком. Мо Жань смотрел на него, как и всегда, к чему Чу привыкал долго, но привык, потому что «Ну как на тебя не смотреть, когда ты так кушаешь, Ваньнин?!». Как именно, ему так и не сказали, но он надеялся, что не нелепо и смешно.       Сам Мо съел тарелку лапши, которая была слишком тяжелой для желудка Ваньнина на данный момент, и аж на пять оладий больше, чем мужчина.       По накатанной они вместе убрали со стола и утащились выбирать очередной шедевр кинематографа, который собирались засра… обговорить. Вообще это вошло в традицию у них. Каждое воскресенье они садятся и смотрят фильм. Чаще всего Чу покупает вино, но алкоголя ему хватит, так что в это раз чай. Он стоит у дивана пока Мо выбирает фильм. Выбирает он что-то очень нелепое под название «Фарш из бабочек», найдя его в самом конце рейтинга на каком-то странно-подозрительном сайте. Включает и удобно усаживается на диван, а Ваньнин забирается на колени парня и долго ёрзает, но после предупредительного «Ваньнин», наконец усаживается и приступает к просмотру.       О чём фильм Чу помнил плохо, потому что первую половину они целовались и говорили о хреновой графике, а вторую половину Чу дремал на плече у Мо Жаня, утыкаясь холодным носом ему в шею. Ноги гладили эти огромные ручищи и поясницу так приятно тянуло, напоминая о том, что у него самый страстный любовник, если не во всём мире, то в Китае так точно. (Конечно, было бы с чем сравнивать, но он уверен в этом). И глаза сами собой закрывались. Мо целовал в макушку, перебирал пальцами влажные волосы и что-то нежно шептал. У Чу в голове крутилась мысль: «Наверное в прошлой жизни я спас мир, не иначе».       Фильм закончился и Мо выключил телевизор, уже собираясь взять Ваньнин на руки и унести спать, потому что на улице стемнело, а домой они вернулись в восемь утра и Мо Жань почти и не спал толком, но Чу открыл глаза и особо резво побежал в уборную. Чай на ночь – плохая идея.       Когда он вернулся в спальню, Мо Жань уже улегся и ждал. Его глаза закрывались, но он упорно старался не уснуть, листая вейбо. Чу стянул с себя кофту и быстро забрался под одеяло, прижимаясь к широкой и очень теплой груди, обнимая её поперёк и утыкаясь в шею лицом, прикрывая глаза и тихо мыча от удовольствия.       - Мо Жань.       - М?       Чу замолчал на добрые пять минут, но Мо Жань его не подгонял, зная, что Ваньнину иногда надо время, чтобы собраться с мыслями. Вместо этого он кладет свою руку на талию Ваньнина и прижимает того ближе. Так, чтобы между ними ничего не осталось, кроме белья Ваньнина. Кожа к коже.       - Почему… Почему ты всё ещё не сбежал? Я такой вредный.       - Мм, я же уже говорил. Я люблю это, – Сонно проговаривает Мо Жань, утыкаясь в хорошо пахнущую цветами яблони макушку и нежно её целуя, – Мне нравится вся твоя вредность и психованность. Мне нравится твой упрямый разлёт бровей и твоё беспомощное похмелье. Я наслаждаюсь тобой. Я люблю тебя.       Чу снова молчит, обдумывая, что за половину фразы можно было бы и въебать так хорошенько, но знает, что всегда успеет, и потому тихо угукает куда-то в шею и смущенно улыбается. Мо Жань чувствует кожей и тоже улыбается.       - Я тоже… - Чу ещё немного думает и тихо проговаривает: - Спасибо.       - Без спасибо.       - Мгм.