Майские цветы

Марко старше их всех на год. Марко нейроотличен, Марко с трудом заводит новых друзей, Марко постоянно дергает плечами, заламывает пальцы и грызет ручки одну за другой. У Марко самые-самые замечательные веснушки в мире, которые тот пытался вывести в детстве из-за того, что его из-за них дразнили. Марко любит звезды, космос и классическую литературу. Еще он любит рвать глотку под Аббу в караоке, не выносит что-то тяжелее вина, обожает комиксы Марвел, с удовольствием уплетает пиццу с ананасами и готов станцевать под дудочку за кусочек вишневого пирога, который готовит мама Армина. А Жан просто любит Марко. Началось это еще в их двенадцатилетие (точнее, Жану было всего лишь одиннадцать, а Марко уже исполнилось двенадцать), когда в новую школу стали поступать заявки на обучение. Так и собрался, собственно, их класс — какие-то разношерстные приблуды и разные фрики. Жан чувствовал себя лучше на фоне остальных, особенно из-за медлительного Марко — всегда искал повод его задеть или пнуть лишний раз. Только вот веснушка всегда отвечал ему снисходительной улыбкой, и даже когда Жан сломал его черные круглые очки, Марко лишь улыбнулся сквозь слезы. Это неимоверно раздражало, даже выводило из себя, так что мальчишка рычал и бил кулаком стены и парты, лишь бы пар выпустить. Ну или накидывался на Эрена — эта заносчивая рожа всегда попадалась под горячую руку, брыкалась и отбивалась. Так было намного интереснее. К своему великому сожалению, Жан обнаруживает для себя, что слушать невинные монологи Марко о космосе и море, направленные в сторону тихого и смышленого Армина оказалось интереснее, чем ломать чужие очки и называть кого-то «недоразвитым тупицей». Лохматый мальчишка осторожно подсаживался за ними на переменах и слушал, подперев рукой щеку. Слушал что-то о ракушках, о китах и дельфинах, а вот в этом подробнейшем устном реферате что-то говорится о всякой живущей на дне дряни — и Жан ловит на себе дружелюбный взгляд Марко. А потом тут же вспыхивает, ершится и злобно шипит; «Почти как ежик!» — вспоминает спустя всего лишь пару лет Марко и улыбается своей этой глупой улыбкой. Жан же давит желание улыбнуться в ответ. Марко и Армин в один голос постоянно тараторят что-то о полураспаде, о сетевых кабелях и о том, почему же птицы улетают на юг. Кажется, эти два заучки знают все ответы на все вопросы, но Жан не очень хочет их проверять на это, поэтому просто заумно кивает и пытается запомнить хоть что-то. С ним до конца всегда остается Марко, ведь этому мальчишке в рот палец не клади, но дай что-нибудь рассказать. Его теплые коричневые глаза ярко-ярко искрят, веснушки пляшут на мягком лице, а плечи постоянно дергаются в неловких смешках. И вот — Марко осторожно щелкает Жана по носу, тихонько усмехается и говорит что-то про начавшийся урок. А у Жана совсем нет желания сломать его дурацкие очки. — Эй, деревенщина! — им по четырнадцать и они — самые лучшие друзья в классе. Кажется, количество веснушек на личике Марко не только не уменьшилось, а с каждым днем становилось еще больше, хотя это было не удивительно — мальчик любил греть свои щеки под солнечными лучами, довольно жмурясь и нахмуривая нос-кнопку. Жан улыбается лишь уголками губ; мама как-то говорила, что все, у кого есть веснушки — деревенские работяги, спокойные, сангвинистичные и жизнелюбивые. В этом она точно была права, ведь, пожалуй, Марко — самый жизнелюбивый человек, которого Жан знает. Он совсем не умеет обижаться, он ищет радости в мелочах, сплетая венки девочкам и взахлеб читая комиксы про человека-паука с Капитаном Америкой и всегда-всегда улыбается. Даже сейчас на шутливую журилку Жана он лишь забавно фыркает, словно котенок, и прячет взгляд. Все в классе знали, что звать их в выходные куда-нибудь — самая бестолковая идея в мире, потому что они всегда проводили их вместе. Ехали на велосипедах в пригород, в сторону полей, пили купленный по дороге холодный чай и жили в свое удовольствие. Выключали телефоны и занимались ерундой — Жан очень-очень хотел выпендриться перед другом лишний раз, но всегда получал в ответ лишь задорный смех и болезненные ссадины на коленях. Мама будет ругаться, мама будет недовольна, и вот уже слезы подступают к глазам от какой-то сильной несправедливости, как тут же что-то дергает за локти — «Ну ты же крутыш, поимей совесть!». Жану действительно страшно думать, что всего его ссадины на коленях и щеках просто маленькие неприятности в сравнении с тем, что сейчас происходит с Марко. Жану страшно, очень-очень страшно. Он прогуливает занятия и колупается около больницы, выискивающе разглядывает окна и досадливо рычит каждый раз, когда его не пропускают — «Слишком рано, молодой человек, дайте Ботту прийти в себя». Миссис Ботт все-таки рассказывает сдавленно и через силу, что же случилось — Марко с его отцом попали в серьезную аварию из-за какого-то полоумного кретина на встречке. Но это Жан узнает из разговора в учительской; мисс Зое глубоко вздыхает и трет переносицу, а мистер Смит шуршит каким-то бумагами и сохраняет гробовое молчание. «Жалко парня, такой добрый, отзывчивый; надеюсь, это не сломает его» — говорит тогда мисс Зое, а Жана словно бы ледяной водой окатывает. Следующим утром еще совсем слабый Марко обнаруживает у себя на тумбе коробку с его любимым овсяным печеньем (с кусочками молочного шоколада!), маленькую баночку Кока-Колы и какую-то записку, которую ему зачитывает мама; она как-то обреченно говорит, что не помнит ни у кого в классе такой почерк, и повторяет ее с легкой грустью после просьбы Марко: «Выздоравливай, пожалуйста, мы (я!) очень по тебе скучаем!». На лице оседает слабая-слабая улыбка. Жан на последние карманные покупает ему комиксы, приносит их в небольшой холщовой сумке, которую дала мама, вместе с тем самым печеньем и пластиковой коробкой с ежевикой. Робкая улыбка цветет на лице, когда Жан выбирает, какие ягоды купить Марко на рынке; этот сладкоежка никогда не отказывался от разной вкуснятины, но почему-то особенно ему запали вишня и ежевика. Странные у этого парня вкусы, конечно, думает Жан всякий раз, когда видит чужое довольное лицо, но думает, что ради улыбки Марко он готов и ежевику в больницу притащить. «Я очень соскучился и надеюсь, что у тебя все хорошо!!!», а вокруг надписи нарисованы куча сердечек и карикатурная веснушчатая мордашка. Марко позволяет себе улыбнуться во все тридцать два зуба и еле сдерживает счастливый смех. Конечно, его посещали Армин, и Райнер с Бертольдом, и Хистория, и Жан, но эти тайные записки делали его особенно радостным каждый день и заряжали позитивом на весь остаток дня. Ребята все жутко всполошенны — кто-то думает даже принести веснушке его обожаемую гавайскую пиццу, кто-то предлагает таскать ему книги, а Армин в итоге уговаривает миссис Ботт передать мальчишке PSP с картриджами, чтобы он не скучал в одиночестве. Жан мельком думает о том, как сильно ему не хватает постоянной болтовни и выходных вместе. Марко выписывают через два месяца — мальчишка с бинтом на руке и кучей каких-то таблеток под общий радостный гул заходит в класс и оказывается окружен всеми, включая даже вечно холодную Энни и очень осторожную и подозрительную Имир. Мальчишка позволяет расписать себе гипсовый бинт и что-то довольно тараторит, окруженный приятным вниманием; рассказывает про то, какие там добрые врачи и медсестры, как это было страшно, как это было больно. Жан лишь ежится и сжимает зубы в ответ на это, потому что мельком слышит в диалоге — «Ах, да, мне еще поставили диагноз ПТСР, но, думаю, все будет отлично!», потому что наверняка знает, каково будет чувственной веснушчатой морде после всех таких событий. 10:23 AM, 'веснушка': «Жан, ты не спишь?» 10:25 AM, 'веснушка': «Мне очень грустно сейчас и было бы круто, если бы мы куда-нибудь сходили. В кино, например.» 10:26 AM, 'жан-бо': «пойдем я тя на велике покатаю, со спины будешь здоровой рукой цепляться» 10:26 AM, 'жан-бо': «я не буду гнать на дорогах, клянусь всем сердцем» Жан и правда не разгоняется и едет осторожно — вдоль пустого и заброшенного шоссе посреди поля, которое все обещают снести, но никак руки не доходят. Мальчишка отмечает, какие же у Марко теплые и большие руки, как он крепко прижимается и как трогательно утыкается своей веснушчатой щекой в чужое плечо. Он дергается из-за шума машин, но все равно улыбается — настолько искренне и счастливо, насколько вообще может; из-за этой улыбки Жан обнаруживает в себе сентиментального глупого зверя, а поэтому даже позволяет веночку из вньюнков, ромашек и цветений незабудок опуститься на его всклоченную голову. Марко улыбается и теперь, а потом срывается на чистый и звонкий смех, самый добрый и самый лучший, который только может быть в мире. И совсем Жану наплевать, что все это как-то по-детски или по-девичьи. Жану пятнадцать, а Марко уже есть шестнадцать; Жан понятия не имеет, были ли у его друга отношения, и почему-то эта мысль фоном мелькает перед глазами, когда мимо проходит Микаса — грациозная как лебедь, невероятно статная, гордая и красива. Марко замечал его взгляды, забавно отфыркивался и все махал перед бычком красным флагом, лишь бы его оболтус все же решился пригласить ее в кафе. Жану она нравилась. Даже очень. Только вот... — Микаса! Ты мне очень нравишься! Не хочешь сходить в кафе? И, спустя минуту ожиданий, девушка коротко и загадочно отвечает: — Тебе надо идти не со мной. — И удаляется в сторону Эрена. В груди клокочет не то злость, не то страх, не то какая-то глупая ревность. «Вот скажи мне, Марко, чем я хуже Эрена?!» — «Ничем, Жан. Просто любовь — шутка коварная и порой очень грустная». Знаток поганый. Марко нервно заламывает пальцы всякий раз, когда Жан спрашивает у него совета на тему того, как же все-таки покорить Микасу; а еще постукивает ногой по полу, постоянно прячет взгляд и кусает себя за костяшки. Юноша нервный, отчего-то недовольный и, кажется, он уже готов в любой момент предложить Жану бросить это все, только вот Жан отличался особым упрямством, а Марко слишком сильно его любил. После очередной поездки на велосипедах — Марко особенно крепко прижимался к Жану здоровой рукой сегодня и много молчал — они решили съездить в гости к Армину. Его милая матушка снова приготовила румяный вишневый пирог, самый-самый вкусный в мире. В этот раз они садятся совсем близко, прижимаясь плечами и бедрами друг к другу и постоянно хихикая, а Армин занимает их дискуссией на тему музыкальных вкусов и вытягивает обсуждение о роке. Марко с неловкой улыбкой раскалывается быстро — признается, что предпочитает не слушать гнетущие песни, а потом невзначай пожимает плечами и добавляет что-то о депрессии и ПТСР после «того случая», кивая на забинтованную руку. А потом тема почему-то резко поворачивается в сторону будущего, и тут веснушка бодрится, рассказывая о том, как мечтает съехаться с Жаном, жить вместе, ходить в один ВУЗ, обсуждать преподов и играть в ММОшки через комнату. Жан улыбается уголками губ, отводит взгляд в сторону, выслушивая этот поток искренней мечтательности, а потом в полушутке осторожно пихает Марко локтем и называет его «педиком», на что тот пожимает плечами. Армин добродушно хихикает и журит Жана за то, чтобы он не отваживал своего самого близкого человека от себя. И правда ведь. Рождество на носу, все готовят друг другу подарки, а Жан даже умудряется отпроситься у мамы на ночевку к Марко — миссис и мистер Ботт очень рады его приходу, потому что веснушка всегда расцветает, когда рядом Жан. И они это прекрасно знают. Во дворе мальчишки играют в снежки и пытаются слепить красивого снеговика, а потом, когда их зовут домой из-за пушистого снегопада, Жан засматривается на Марко — на растрепанных черных волосах оседают крупные снежинки, щеки и нос раскраснелись, а глаза искрятся от радости. Дома их ждала запеченая с овощами курица, любимое печенье Марко и какао. А еще какие-то предновогодние фильмы, хотя по одному из каналов крутили Гарри Поттера, и Марко внезапно заявляет, что он был бы в Хаффлпаффе. И тут глупо спорить на самом деле, потому что кажется, что у всех барсучат такие же добрые глаза и улыбки и такие же чистые намерения. Жан задумчиво говорит, что он, наверное, попал бы в Слизерин, шипит дразняще как змея и хохочет, замечая, как очаровательно быстро меняются эмоции на лице напротив. — А мне кажется, что ты был бы в Гриффиндоре. Смелый и благородный ты, а не хитрый и коварный, Жан, — и почему-то эти слова до безумства долго теплятся в груди. И даже когда они собираются лечь спать, эти слова не выходят из головы совсем. Марко осторожно устраивает голову на чужой груди, выдыхает: «По ночам меня кошмары мучают, прости», а Жан крепко прижимает его к себе и почти даже целует в макушку на эмоциях. Говорят, что Бертольд постоянно просыпается в глупых и странных позах — то ноги на стену закинет, то под кроватью с утра окажется, то еще в какой-нибудь чудаковатой позе окажется. Жану хочется выставить ему конкурента, потому что Марко оказывается лежащим у него в ногах, словано домашний кот, и юноша даже боится пошевелиться лишний раз, лишь бы не разбудить его. Всякий раз, когда Марко просыпался из-за ночных кошмаров, Жан был рядом и успокаивал. За окном было темно, даже звезды были заметны, и брошенный мимолетный взгляд успокаивал немного. «Пожалуйста, скажи, что все б-будет хорошо» — «Все будет хорошо, деревенщина». Все будет хорошо. Им уже по шестнадцать лет. Эрен гордо выпячивает грудь, говоря, что они с Микасой в отношениях, — «Король и королева, и не дай Боже обидеть короля!» — а потом по-собственнически притягивает хрупкую девушку к себе и целует ее в висок. Она лишь слабо улыбается и прикрывает глаза в ответ на добродушные поздравления одноклассников, а где-то в толпе слышится «Ну наконец-то доросли!», и Жан мельком думает: «А когда же придет моя очередь?». Пока Марко ласково гладит кончиками пальцев лепестки собранный на каком-то поле подсолнухов хочется сказать: Ты мне нужен, Марко. Я тебя хочу, Марко. Я, кажется, тебя люблю, Марко. А веснушка, совсем-совсем не замечая брошенный на себя задумчивый взгляд, лучезарно улыбается и тычет в Жана пальцем: «Они совсем как ты, Жан! Большие, солнечные и красивые», заставляя юношу краснеть от теплого смущения и отводить яркий взгляд. — Педик ты, Марко. — Жан фырчит себе под нос и садится на велосипед, кивком приглашая ехать дальше. Ты мне нужен. Я тебя хочу. Я тебя люблю. Ты мне нужен. Я тебя хочу. Я тебя люблю. У Жана много друзей, вот, например, те же Конни с Сашей — постоянно журят его, дразнят, ворчат на него отчего-то. Пока Саша уплетает чипсы, Конни читает Жану лекцию о том, что надо быть смелее, быстрее признаваться в своих чувствах и все такое. Кажется, все уже все прекрасно знают, и юношу это неимоверно злит. А еще есть Флок — мелкий и хрупкий паренек с большими ладонями, тонкими пальцами и рыжей вихрастой макушкой. У него злые глаза, оскал вместо искренней улыбки и очаровательные веснушки на переносице и щеках, но Жан все равно его по-дружески любит. В зубах у Флока всегда было что-то — не то соломинка, не то зубочистка, не то сигарета; отдать ему должное, но в целом острый язык и общая конфликтность заменяются тем, что именно он постоянно приносит в их класс какие-то ништяки и с разрешения мистера Смита заказывает пиццу и какую-нибудь дрянь из фастфуда, а денег не берет. Да и в целом единственные конфликты происходили в основном из-за Армина, потому что на защиту осторожного зазнайки приходили все — Эрен, Микаса, Райнер, Жан, даже молчаливая Энни умудрялась вставить свое слово. Флок быстро сдавался и отставал, а потом пожевывал зубочистку и пожимал плечами. — Жан, черт бы тебя побрал! — Флок постукивает пальцами по парте и снижает тон голоса почти до полушепота, наклоняется к самому уху взъерошенного от раздражения юноши и шипит: — Ты бы видел, как Марко смотрит на тебя, пока ты не видишь, идиот. В этих глазах буквально написано: «О, ты такой охуенный, Жан, я буду любить тебя всю жизнь, Жан, ты бы видел, какой ты дрочибельный, Жан». Я бы только из-за этого взгляда готов был бы его замуж позвать. Ну или на крайний случай нагн- — Флок, твою мать! Впрочем, у Флока полезные советы. Он внимательный и осторожный парень, пусть и острый на язык и больно уж прямолинейный. Но, кажется, он прав, всегда прав, потому что Жан однажды ловит этот взгляд — и тонет в чужих карих глазах, таких теплых и добрых. Светлых до бесконечности. Признаваться по телефону — самая дурацкая затея в мире, а поэтому Жану приходится взять яйца в кулак и с судорожным вздохом спросить у Марко насчет очередной поездки на велосипедах. Юноше уже сняли гипс и бинты, так что теперь он может сам кататься на велосипедах, пусть и побаивается немного; но все же он соглашается и снова улыбается. «И помни — Марко похож на того самого типа, у которого секс только после пяти свиданий. Но я не думаю, что он обидется, если ты решишь его поцеловать» — звучит в голове голос Флока. Щеки даже краснеют от смущения. Марко любит полевые цветы, любит неловко подтанцовывать в такт мелодии в наушниках, любит овсяное печенье с шоколадными крошками и Милку. Марко любит морщить нос, когда улыбается, любит литературу и историю. А еще Марко очень-очень любит Жана — это Жан узнает тем же вечером, когда приносит юноше собранный второпях букет из ромашек, васильков и маков, а потом молча притягивает к себе и целует спустя пару неловких секунд. Любит, потому что Марко, мать его, Ботт крепко прижимает его к себе, отвечает на поцелуй совсем смазанно и ощутимо улыбается, тяжело выдыхая через раз. И Жан, откровенно говоря, готов бесконечно смотреть на раскрасневшегося от смущения Марко; даже веснушки на его потемнели, а шея покрылась красными пятнами. — Я люблю тебя еще, кажется, со своих четырнадцати, — неловко вклинивает Жан после поцелуя и отводит взгляд. — Я знал. Только ты ведь знаешь, какое именно печенье я люблю, а мама клялась и божилась, что в больницу его не она передавала. Жан такой идиот, но зато такой счастливый. Раздражение на себя самого гаснет почти за секунду, потому что Марко осторожно поддел пальцами его нос и прижал растрепанный букет к груди. Самый красивый и самый счастливый в мире мальчик. А еще Марко оказывается удобно обнимать — он ведь ненамного ниже Жана, а поэтому можно было без проблем положить голову на его плечо и довольно мурлыкать в ответ на ласковые поглаживания по голове. Это все так по-глупому наивно, так по-детски и ужасно сентиментально, а Жан ведь не любит сентиметны, но все равно хочется остаться так навсегда; чтобы веснушка не прекращал прижимать его к себе и гладить по волосам, чтобы майское солнце грело плечи и ласкало щеки, чтобы можно было остаться с головой на чужом плече. Жан впервые за всю свою короткую жизнь чувствует себя настолько счастливым и надеется, что Марко думает о том же.