В саду вишнёвом

Онегин ждал. Ждал своего Ленского, с которым уже давно не виделся. Ждал, чтобы расцеловать его нежные белые руки, перебрать кудрявые волосы, что приятно пахли чаем, какой Владимир пил каждый вечер. Ждал, чтобы сказать ему всю правду, как только они увидятся. Ждал долго. Но Ленский не шёл. Онегин уже начинал нервничать. Думал о том, где он мог быть, и чем занимается. Это была их первая встреча вне дома, что заставляла их обоих почувствовать себя героями любовного романа про запретные чувства и тайные отношения. А им и не нужно было это чувствовать. Их жизнь уже напоминала подобный роман. Для свидания они единогласно выбрали вишнёвый сад в конце деревни. Ленскому это место казалось очень живописным, тихим и романтичным. А Онегина больше всего волновала практичность и возможность спрятаться там, а то мало ли, что могло между ними вспыхнуть. —Онегин? — Евгению послышался знакомый голос. Такой мягкий, ласковый и всегда спокойный. Он обернулся. Напротив него стоял тот, кого он так долго и нервно сегодня ждал. Ленский. Его Ленский. В нем было что-то особенное: ему была присуща робость, он был мил по-обыкновению и вместе с тем по-особому изыскан. Он, смахнув прядь выбившихся шоколадных волос, что сияли и переливались на солнце, виновато улыбнулся. —Мне кажется, или ты опоздал? — спокойно спросил Евгений, заключив Владимира в тёплые, но неловкие объятия. —Тебе не кажется. Я припоздал немного, просто Ларины... а впрочем, это не столь важно. — начал было оправдываться тот, но потом замолчал и просто растворился в руках Евгения, что мягко лежали на его спине. — Прости, что заставил ждать. Онегин ничего не ответил. Он просто, слегка ухмыльнувшись, показал пальцем на свои губы. Ленский, недовольно закатив глаза, усмехнулся, мол, он так и знал, что Евгений сейчас это предложит. Он привстал на носочки, со стеснением коснулся приоткрытых губ, и они слились в нежном, словно шёлк, примирительном поцелуе. Онегину не нужен был этот поцелуй для того, чтобы простить Ленского. Он, на самом деле, и не обижался. Он просто соскучился по нему. Вот и всё. —Ужас! — воскликнул Ленский, отстранившись. — Почему я должен извиняться перед тобой именно таким способом? —Потому что, душа моя, извиняться передо мной другим способом, в траве тебе было бы не очень удобно. —Идиот! Евгений довольно усмехнулся, и они расположились у ближайшего вишневого дерева, что было обильно усыпано яркими спелыми ягодами. Ленский удобно устроился на коленях Онегина, а тот, в свою очередь, мягко гладил Володю по волосам, которыми игрался прохладный ветерок, что изредка поднимался и тут же прекращался. Они разговорились. Точнее, Ленский разговорился. Онегин просто, с благоговением смотря на него, слушал. Иногда внимательно, а иногда нет. Ленский декламировал новые недавно написанные стихи, что были посвящены Евгению, предавался воспоминаниям об учебных годах в Геттингене и просто рассказывал о своей жизни. Он делал так каждый божий раз, каждую встречу. И Онегину это ни капельки не надоедало. Он любил его манеру разговаривать, слушать его мелодичный, такой мягкий и располагающий к себе голос, любил наблюдать за мимикой и тем, как он обильно и забавно жестикулирует. По-своему, по-особому. Ему нравилось ловить его невинную улыбку взглядом и тем самым до безумия смущать Володю, который и так без конца стеснялся. Он любил то, как на его щеках расцветал пунцовый румянец от неловкости, когда они были наедине, и как Ленский через минуту уже звонко смеялся по поводу и без во время их разговоров. Его глаза блестели задорным блеском, а голос становился все более и более мягким и вкрадчивым, когда он говорил о своем. Любил его странную привычку поправлять выпавшие на лоб пряди не рукой, а просто встряхиванием головой. Или привычку кусать самого Онегина за ухо, когда тот злился. Он просто любил его. —Вот только не знаю, какая рифма лучше... — запутался Володя, дочитав очередное стихотворение. —Какая разница? — пожал плечами Онегин. — Ты же знаешь, что я ничего не понимаю в этих стихах. —Не понимает он. — фыркнул Ленский, отвернувшись от Онегина, но продолжив послушно сидеть у того на коленях. — А то, что эти самые стихи тебе посвящены? Тебя не волнует? Я для кого это делаю? —Не злись. — Евгений поднес к губам тонкую ручку Ленского и оставил на ней легкий поцелуй. — Я ведь правда в поэзии не разбираюсь. Но могу сказать одно: твои стихи замечательные! Замечательные как тот, кто их написал. — тут он подмигнул Ленскому, и тот, смущенно улыбнувшись, вмиг перестал злиться. Онегин, дотянувшись рукой до самой нижней ветки, сорвал пару вишен. Он внимательно осмотрел их и забросил одну из них к себе в рот, а другую поднес ко рту Ленского. —Ешь, — сказал Евгений, выплюнув косточку. — давай-давай. Ленский отрицательно мотнул головой. —Не хочу, — отрезал он. Казалось, будто бы он и вправду до сих пор злился на слова о стихах. —Хочешь, — настаивал Евгений. —Не хочу! — упрямо повторил тот. Онегин, чьи глаза игриво блеснули, осторожно провел вишней по приоткрытым губам Ленского. —Пожалуйста... — прошептал Евгений, и Володя, вновь оказавшись во всей его власти, сам того не желая, обвёл ягоду языком, позволив Онегину положить её ему в рот. Не успел Ленский надкусить несчастную вишню, как почувствовал руки Евгения, что мягко легли ему на талию и чуть сжали её. Он замер, чувствуя, как сердце начинает колотиться быстрее. Так происходило всегда, когда Онегин касался его. Прикосновения к Ленскому дарили Евгению странное чувство: казалось, что тот прикасался к чему-то невиданному раньше, и это нечто невероятно прекрасное. Чувство было настолько необычным, что Онегин не мог точно сказать, чем оно вызвано. Возможно, это было связано с тем, что они с Ленским очень давно не были близки. А сам Ленский просто был уверен, что прикосновения Онегина не могли быть обычными. —Что ты делаешь? — спросил Ленский, глядя в полные желания глаза. —Не поверишь... —Неужели ты хочешь... Онегин приблизился к нему, и Ленский, прикрыв глаза, ощутил на своих губах приятное тепло его губ. Владимир обвил руками шею Евгения. Он всё ещё не был уверен в том, что действия Онегина были правильными. Послышался чарующий лопающийся звук. Они чувствовали, как растаял во рту этот приятный кисловатый ягодный вкус сорванной недавно вишни. Это было необычно и интересно одновременно. Сок стекал по губам Ленского, приятно пощипывая, и Онегин, продолжив целовать его, пробовал его вишневые губы на вкус. И в этот момент, кажется, что нет ничего прекраснее, чем ощущать этот дивный вкус на своих губах. Ленский ответил ему, и они слились в страстном и таком трепетном поцелуе, какого у них ещё не было. Владимир, содрогаясь и шумно вздыхая, забылся и совершенно не помнил, где они находились. Это было так горячо и желанно, что Онегин не мог поверить в происходящее, и он думал, что это всего лишь сладкий сон, но, к его удивлению, он ощутил вкус вишни у себя на губах в реальности. Онегин чувствовал, как его душа растворялась в губах Ленского, чувствовал его дыхание на своей коже. Ленский был осторожен, как и в первый раз, когда они встретились после бала. Когда он был рядом, Онегин забывал обо всем на свете. Этот поцелуй был долгим и страстным, но он на мгновение вмиг оборвался тогда, когда Ленский почувствовал, как ещё не согревшиеся, холодные руки Онегина скользнули под его рубашку. Это было легкое прикосновение, но оно было словно удар тока. Его бросило в жар, и он не мог произнести ни слова. Ему казалось, что эти волнующие прикосновения длятся уже целую вечность. Он почувствовал, как кровь прилила к его лицу, и он, не сдержавшись, тихо, но сладко простонал, когда Евгений ещё раз прикоснулся к нему. Онегин увлёк его в поцелуй, мягко опустив на траву. Среди дерев было тихо. Слышалось только тяжелое сбитое дыхание. Они наслаждались друг другом, и ни один из них не мог думать ни о чем, кроме того, что происходит между ними в данный момент. Онегин, крепко обняв Ленского, осыпал горячими и влажными поцелуями его шею, что тот послушно подставлял. У Владимира закружилась голова. То ли от резко наступившей летней жары, то ли от переизбытка чувств. Он ощущал, как его сердце готово было выпрыгнуть из груди. Он чувствовал себя абсолютно безумным. Поцелуи Онегина становились все жарче и неистовее, в то время как Ленского трясло, и он чувствовал, как у него из головы вылетают все мысли, кроме одной. —Ты так прекрасен, — выдохнул Онегин, когда расстегнул на Ленском рубашку. — Я чертовски сильно люблю тебя, — продолжал он, целуя его хрупкие плечи. — люблю... больше, чем когда-либо, — еле слышно добавил он, медленно ведя языком вниз по шее и груди Ленского, отчего тот начал тихо постанывать и прижиматься к нему. —И я тебя... — отозвался Ленский, и его щеки вспыхнули румянцем. Ну не мог он не краснеть в таких случаях! — а-ах, хватит... — закусив нижнюю губу, протянул он, чувствуя, что Онегин больше не сможет сдерживаться. —Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты закусываешь губы, — раздраженно бросил Евгений, шлёпнув Ленского. — потому что это выглядит чертовски привлекательно. Ещё раз так сделаешь — получишь у меня. Прям здесь. Всему хорошему и приятному рано или поздно приходит конец. А ещё нужно вовремя уметь останавливаться. Поэтому Онегин наконец отстранился, в ярких красках представив, что могло бы произойти дальше. Он взглянул на раскрасневшегося Ленского, что пытался отдышаться, и увидел в его глазах отражение своих чувств. Володя слабо улыбнулся. —Ты заставляешь меня хотеть быть с тобой. — Онегин положил ладонь на его щеку. —Я знаю, — отозвался Ленский и потёрся щекой о его согревшуюся руку. Онегин усмехнулся, поцеловал его в другую щеку и лёг рядом. Они лежали, прижавшись друг к другу, и наслаждались близостью. Им хотелось остаться в этом моменте навсегда, ведь никто из них не знал, когда они ещё раз смогут так встретиться...