Дай буську.

— Максим, — протяжно, открывая деревянную пошарпанную дверь, сказал Шевелев. Она легко открылась, ему показалось, ожидает гостей, просит зайти внутрь. Пара нет, стекло не запотело. В холодной ванной комнате, сидел Загайский, не подавая признаки жизни, лишь видно его медленное, совсем не глубокое, дыхание, из-за которого вздымалась грудь. Если это не брать в счет, то он действительно сидел в воде неподвижно, в своих любимых красных шортах, откинув голову назад, прислонясь ею к щегольской плитке, которая так бесила Шевелева своими рисунками. Слишком яркая, слишком выделялась из настроения, которое чаще всего было в этой квартире, слишком мылила глаза Серёже, который пытался сосредоточить свой взгляд на, по сравнению с плиткой, бесцветном Максе. Сейчас с этим надо смириться. Они квартиру снимают. И снимают её достаточно давно. Шевелев привык к этой квартире, привык к старым открывающимся дверкам лифта, привык к уютной лестничной площадке, на которой погасал свет, если долго нет звуков поблизости. « — Стрельнешь? — Максим смотрит, на шуршащую в руках Сережи, пачку новых сигарет. Тот почему-то лыбиться этой просьбе, немного подождав, он встряхивает картонку, и достает одну своими обветренными губами. — Ты же знаешь, кому попало — не стреляю, — проговаривает он тихо, не выпуская из сомкнутых губ сигарету, поджигая её. Заяц застывает в непонимании. Нахмурившись, он вопросительно изгибает бровь и легко толкает Шевелева в плечо. — То есть, — мнется, — я — кто попало, правильно, Серый? — кудрявый пристально рассматривает парня напротив, словно кто-то приклеил его глаза к чужому лицу. Засматривается, как тот убирает тремя пальцами сигарету от губ, приподнимая голову, чтобы выдохнуть дым в сторону открытого общего балкона, к которому близко стоят парни, и обнажает свою шею с виднеющимся кадыком. Максим невольно поднимает взгляд выше: рассматривает щетину, с некоторыми ссадинами от бритвы, рассматривает сухие губы, которые хочется облизать. Поэтому он поджимает свои губы, смачивая их собственной слюной. — Шучу, просто ты в последнее время много куришь, — он переворачивает в руках сигарету, направляя ее к лицу Максима, который резко пошатнулся вперед, тут же вдыхая никотин и задерживая дым во рту, а после блаженно выдыхает. Больше Шевелев с ним не делиться, только курит в тишине рядом стоящего парня. Курит он небрежно: вновь заставляет себя припасть губами к табачке и быстро затянуться вновь — оттого и красиво. Загайский поджимает плечи неожиданному ветру. Он быстро запускает руку за спину Сережи, занятому своим телефоном в руках, невесомо хлопает по ней и собирается возвращаться в квартиру. Его быстро останавливают, хватаясь за него со спины. — Посмотри какой, — он чувствует как Шевелев положил свою голову на его плечо. Одна рука обхватывает талию Зайца, а вторая держит телефон, в котором виднеется их фотография, с сегодняшней прогулки вдвоём. Парень позади прижимается будто сильнее к спине Максима. — Ты точно согрелся? У меня какао было беспонтовое какое-то, — кажется, что с Шевелевым спокойно, несмотря на тот факт, что парень всегда считал: самое лучшее успокоительное — сигареты. Видимо, это не так?» Привык к невзрачным обоям, привык слушать за стенкой пение Загайского, когда работает по ночам, подпевая ему себе под нос. Привык к соседке, стучащей в дверь, привык оправдываться перед ней: « — Вы собираетесь вовремя прекращать шуметь? Когда начнете убирать свой хлам из коридора этажа? — произнесла крайне раздражённо женщина. — Да, — кратко и понятно отвечает Шевелев, захлопывая дверь сразу же. Как только он разворачивается он наблюдает Загайского, который на своей волне, танцует в наушниках. » Полочка над парнем в ванне висела на последнем крючке, косо болтающийся в ней гель для душа должен был, совершенно точно, попасть ему по голове. А потом и вся конструкция должна была упасть. Шевелев, совершенно точно зная Максима, был уверен, что тот сказал: «Дай бог, не сегодня свалится», — и садился в ванну. Стиральная машина рядом вурчала, немного подскакивала. После стирки Загайский задвигал ее обратно, проклиная ее каждый раз, потому что сигареты, телефон, баночки-скляночки могли просто упасть за нее вниз. Цветок с горшком падал тоже. Он стоял в углу на табуретке, как украшение. Шевелев выставил бы его на балкон, если не хозяйка квартиры, она сказала, что растение любит воду, тепло. А в ванне холодно. Шевелеву когда-нибудь оно точно настоиграет: завяжет неподатливые листья первой попавшейся резинкой и выставит в коридор на радость соседке. Над стиральной машиной была труба, которая нескончаемо шла в разные стороны комнаты. Максим вешает на нее разноцветные носки. Вот уже они подходят к этой ебанной плитке. — Максим? — снова протянул парень, проходя к ванне. Вода была на полу, носки стали мокрыми. Он подошёл к ванне и встал на колени, чтобы оказаться на одном уровне глаз с Загайским. Серёжа аккуратно, поверхностно запустив руку в воду, снова заговорил, — Почему вода холодная? — Отключили горячую, — открыв глаза, возвращается в движение кудрявый и поворачивает голову в сторону пришедшего. Осматривает его потертые от времени джинсы и глупую толстовку. На улице стало значит потеплее. И Максиму сейчас. Сергей, прямо в одежде, засунул руки в воду, доставая оттуда ледяные руки парня, которые он держал скрещенными на груди, и тепло начал сжимать их в своих. — Ты еблан? — Я не буду ждать пока: вскипит чайник, потом лить сюда и тыры-пыры, — поджав губы, оживился Загайский, — Теплые. Шевелев оставил его, поднялся и, не закрывая дверь ванной комнаты, пошел по коридору и завернул на кухню. Макс, наблюдая за парнем через распахнутую дверь, вспомнил о своей руке, которая согрелась от крайне теплых рук Сережи, и прислонил ее к своей щеке. — Серый, Серый, Серый, — только сейчас понимает насколько ему холодно одному в воде. Он бубнит себе под нос, представляя, что тот кто дарит ему это тепло, тот кто заботится о нем в этот момент, невозможно близко. Может сегодня тот день, в который все решиться? Тепло. На кухне закипел чайник. Даже два. Загайский понял, почему он ушёл. — Нахуя, — вылетело из посиневших губ. Он посматривает в сторону Шевелева, который нёс горячую воду. — Где второй нарыл? — Этот отсюда, — осторожно уточнил парень. В это время, захлопывая ногой дверь ванной комнаты, — Чем-то недоволен? Надеюсь, хватит двух, — Максим хоть и закатил глаза на эту «заботу», внутри он вполне отзывается скромным «Спасибо». В данный момент это было слишком необходимо. Загайский всё-таки поджимает свои ноги под кипятком, который начал струиться из первого чайника. Закончился. Шевелев размешивает две разной по температуре воды, посматривая на парня в красных шортах, и опускает чайник. Второй же, который Сергей поставил на стиральную машинку, начинает трястись под ее стирающиеся движения. Подходит к растению в углу, забывая об его поломанностях. Земля сыпется, но с самым спокойным видом парень ставит его на пол, а табуретку забирает с собой и снова подходит к Загайскому, ставя ее около ванны. — Теплее ведь, — с этими словами Сережа берет за ручку второй чайник и усаживается на табуретку, — Вот окаянный. — С тобой будет теплее, дед. Окаянный, вот вспомнил, — помялся, — словцо, — он тянется за сигаретами и зажигалкой на стиральной машине. Кисть обхватывают чужой теплой ладонью, от которой сразу же пошли мурашки по коже. Шевелев, без всяких сомнений и раздумий, оставив чайник на табуретке и вежливо отобрав у кудрявого его любимые сигареты, в одежде уселся в противоположную часть ванны. — Я не услышал пения в ванной. Зашёл к тебе. Неужели ждал? — он также медленно раскрывает пачку, осматривая штучность содержимого, и высыпает оставшееся прямо в воду. — Отменил все встречи и выступление, так что нет, не ждал, — язвиво прошипел Загайский в ответ на пропавшие три сигареты напрасно. Ждал — это не значит, что он сделал это намеренно, а так как лениво продолжал ждать горячую воду, а вскоре решил остаться дома. В последнее время они ограничились от друг друга. А он ждал на поговорить. Подвернулась возможность. — А если у меня были планы на вечер? — Да ну, ты сидишь здесь со мной, потому что у тебя есть планы? — полюбопытствовал он, засматриваясь на Сережу. Он опирается локтем о край ванны и голову подпирает ладонью, ухмыляясь так, как любил кудрявый. Иногда Максим все бы отдал, даже свою карьеру стендапера, лишь бы видеть его необыкновенную улыбку. Ему нравились пересохшие губы, их уголки, поднимающиеся выше при какой-нибудь глупой шутке Зайца. А еще он часто прикрывал ее, пряча безумно приятный смех в свои широкие ладони. — Скорее всего. Может тогда, — Сергей, с опущенными вниз глазами, начал выводить тонкими пальцами по воде линии. И чтобы закончить вопрос, заглядывает в карие глаза напротив. Наконец-то они встречаются взглядами, — Почему ты так все резко бросил, планы поменялись на… какие? Ты хотел… — На человека, — с глупым подтекстом произнес Загайский, и получил в ответ резкий горячий выдох-смешок. Намокшие руки парня полезли на лицо, цепляясь за щеки, тем самым оставив капли воды, катящиеся вниз к подбородку. Это так неловко, но кудрявый не подает даже вида. — Я хочу поговорить с ним в конечном итоге... — Нет, нет, это сейчас к чему? — Сергей повторяет вопросы парня напротив, но ответа тот сам на него не знает, почему начинает доводить друг друга бесконечными недомолвками тоже. Часто они делали все без слов, касаясь пальцами и ведя осторожно по коже и вызывая мурашки. Шевелев в последнее время стал оставлять его в одиночестве, это тревожило Загайского, все более и более путало его мысли. — Для тебя, — его глаза ищут чужие, которые смогли бы остановить этот дурацкий настрой, который буквально дурманил Максима. И он их получает. Сегодня все было совершенно по-другому. Стиральная машинка оглушила своим пищанием и заглохла, но оба продолжали смотреть друг на друга. По поводу стиральной машины можно сейчас и не париться. Там интересная техника починки, состоявшая из того, что надо пнуть пару раз, да и перестать забывать очередные сотки в карманах ветровок. Максим вдруг привстал и потянулся в сторону Шевелева. Не разворачиваясь, последний взял в свои руки шампунь, стоявший на краю ванны. — Я помогу. — Ты сегодня оцениваешь моё выступление, ведь правда? — согласился, покачав головой утвердительно, — Твои руки теперь тоже холодные, — Максим съежился от холодного прикосновения руки к горячей, на его взгляд, шее. Мыльная ладонь скользила по телу, давая нужные касания. Шампунь упал в воду. — Зато ты тёплый. — Сергей вспомнил о воде из чайника и начал смывать мыло приятно тепловатой водой, остывшей со временем, — Завтра, буду надеяться на то, что горячую воду не вернут. Мне нравится сидеть с тобой, несмотря на то, что кто-то из нас точно после этого заболеет, отморозит что-нибудь, — все-таки посмеивается Шевелев. Он нервничает? Это действительно то, что Сережа хочет сказать в этот момент, после того как оставлял Загайского со своими мыслями наедине? Макс погрузился в задумчивость. Пальцами дотрагивается до мягких волос парня, который чуть приостановился от прикосновения, и бросает быстрый взгляд на чужую руку, до сих пор поглаживающую его шевелюру. Тепло. На душе? — Дай буську, — еле слышно прошептал Загайский. Это слишком резко и неправильно? Не для этого парень в жёлтой толстовке отстранялся от Максима. Кудрявый, если честно, бесился от поведения Шевелева, то включает зеленый, то закрывается на красный, как стиральная машина рядом. Сергей двинулся к нему, как только поставил хозяйский чайник, проведя по его холодным скулам, и притянул за подбородок. У кудрявого предательски сбилось дыхание, как только почувствовал горячий выдох почти вплотную у своего лица. Чужие руки опустились в воду, крепко сжимая талию. Поцеловав за ухом, он опускается ниже, выпустив свой горячий язык пробежаться по коже Максима. Тот в ответ подается вперед, чтобы оказаться как можно ближе, и хватается за Шевелева, за его широкие плечи, накаченные руки, которые чувствовались даже через плотную ткань толстовки. Он оставлял приятные ощущения парню, когда начал невесомо касаться губами выступающих ключиц, которые так часто врезались в его взгляд. — Еще одну. Серый, боже, блять, — Максим, словно через затуманенный взгляд, наблюдает за Сережей, размеренно дышащему в его грудь. Чувствует, как тепло на самом деле в ванной. Зачем эти чайники с горячей водой? — Мало. Дай буську, — еще раз выпрашивает он. Шевелев поднимает смущенный взгляд, после того как услышал быстрое сердцебиение парня, а глаза еще хуже — так и блестят, искрят от их близости. Макс сам смутился оттого насколько он слаб перед ним, смутился, что именно он является причиной, которая не выходила из его головы круглые сутки. Неужели все не так? Сережа, проигнорировав жалобную просьбу, разминает свою шею и откидывается спиной к холодной ванне позади и посматривает в потолок. Сглатывая слюну, Максим не спешит, но взгляд мечется от лица Шевелева, то возвращаясь к, размякшим во власти воды, сигаретам. Сигареты, по сути дела, как Заяц: он также размякает, когда широкие ладони вжимаются в его бедра, когда чувствует, что Сережа находится так близко. Все таки сигареты и есть спокойствие, а вот парень в глупой толстовке… когда сердце трепещет и учащается — нет, уж точно не спокойствие. Что в душе творится-то? Загайский неторопливо тянется к подбородку парня, покрытому легкой щетиной, на что тот возвращает взгляд на парня в красных шортах, а большой палец устремляется к нижней губе, проводя по ней то в одну сторону, то в другую. Тот поддается, приоткрывая губы, а сам всматривается в карие глаза кудрявого, словно цепляясь за них, а парень двигает пальцем неуверенно, пока на пробу, и Сережа вцепляется в кисть Максима, придерживая его. Заяц внезапно притягивает за шею Шевелева, покрывает маленькими поцелуями бабочками чужие губы. Сережа будто успокоился и начал с закрытыми глазами принимать их. Без спешки Загайский опускает руки в воду, теребя края чужой яркой толстовки, а чуть позже забирается под нее, поглаживая подтянутую фигуру, и наконец, снимает ее, когда руки Шевелева поднимаются вверх. Толстовка падает позади Загайского, впитывает в себя холодную воду из ванны. — Не согрелся нихуя, — говорит и открывает глаза парень, но Максим уже не слушает, а целует чужие губы глубже, оставляя свои руки покоиться на затылке Сережи. Шевелев сдается под напором окончательно, растворяется в поцелуе полностью — парень в красных шортах скулит в поцелуй, посылая вибрации по всему телу, а Сергей забирает ладони с затылка, начинает сжимать их, перед ними в воде, в своих. — Ты не поверишь как мне тепло рядом с тобой, ссыкло, — Заяц рефлекторно смакует на своих губах, только что закончившийся, трепетный поцелуй. Другой не пытается остановиться: быстро пробегается поцелуями по лицу, уделяет большее внимание шее, спускается к плечам, расцеловывая татуировки Загайского. — Я полностью, — кряхтит кудрвый, приподнимая шею от ощущения языка на своем соске, и крепче стискивает их руки, — Твою мать, — губы Шевелева вбирают полностью, обсасывая розовые бусины, — Согрелся. Это можно расценивать как взаимность? — Я мог предположить, что ты откажешься от сигарет, ровно также, как и от моих чувств. То есть никак, но все же сомневался. Да, я ссыкло, — рассматривает исподлобья Максима, да именно так, отчего Загайский чуть не поперхнулся, насколько черты лица парня перед ним были привлекательны. А Сережа, кстати, прав в любом случае. Тепло.