Свободны и независимы

      Она вышла на небольшую веранду и сразу вздохнула, ведь ей так не хватало свежего воздуха. Находясь в толпе танцующих людей Гермиона не понимала, зачем она пришла, ведь гриффиндорка могла спокойно остаться в своей комнате и прочитать не один параграф, но Джинни решила, что ей пора развеяться.       Сейчас на ней было надето черное платье на бретелях, которое обтягивало её хрупкую фигуру. Тонкая талия, небольшая грудь и совсем кукольные ручки. Грейнджер, в отличии от своих сокурсниц, не могла похвастаться шикарными формами и считала, что это платье на ней смотрится неаккуратно. Она постоянно поправляла край своего наряда, который задирался и по мнению Гермионы делал её еще более обнажённой.       Стоя на этой веранде, она хотела одного – уйти. Но в тот же момент понимала, что ей это необходимо. После письма из Министерства она так ни разу и не улыбнулась искренне, ей просто-напросто была нужна разрядка.       Родители её не помнили. Она стерла их память слишком неаккуратно и отменить заклинание было просто невозможно. Это была её вина. Она не должна была так поступать не только с ними, но и с собой.       На глазах появились слезы, она не хотела плакать, но не могла сдержаться, когда вновь начинала думать, что сиротой её сделал никто иной, как она сама. На щеках вновь были влажные дорожки. Она запуталась, не знала, что ей делать дальше. Она вернулась в Хогвартс, чтобы закончить седьмой курс как следует, ведь из-за их поисков крестражей, а после и Битвы за Хогвартс никто не смог сдать экзамены нормально. Но сейчас она думала, что ей следовало, как Рону и Гарри, пойти сразу работать в Отдел магического правопорядка.       Сделав глубокий вздох, заставляя себя успокоиться. Гермиона досчитала до десяти, это стало её привычным ритуалом после войны, и решительно пошла в сторону зала. Только сейчас она удивилась, что в выручай-комнате была веранда и невероятно благодарила человека, который предусмотрел всё.       Если бы музыка не играла так громко, то кто-нибудь бы услышал, как она плакала. Если бы вокруг не было толпы людей, двигающихся в такт, то кто-нибудь бы почувствовал, как она дрожала.       Выйдя из выручай-комнаты она повернула направо и направилась искать место, где её никто не потревожит. Ну по крайней мере Гермиона на это очень сильно надеялась. Поднявшись на третий этаж и зайдя в заброшенный кабинет Трансфигурации, она присела на подоконник у центрального окна и наконец позволила своим чувствам и эмоциям взять верх.       Девушка кричала и если бы кто-нибудь услышал этот крик, то подумал, что кого-то режут на живую, не применяя анестезию. Так и было. Достав свою палочку, Гермиона превратила перо, лежащее среди груды бумаг, в небольшой, но острый нож.       Гриффиндорка делала один порез за другим, давя на наконечник лезвия все сильнее и сильнее. Она пыталась выпустить свою боль так, но лишь когда она увидела, тоненькую струйку алой крови, девушка поняла, что это не помогает, но обратной дороги не было. Она вновь поднесла кончик ножа к бледной коже предплечья. На фоне бледности её кожи кровь казалась слишком яркой. Начиная проводить новую линию, сильнее чем раньше нажимая на нож, девушка услышала, как открылась дверь.       - Самоудовлетворяешься, Грейнджер? – он был не тем, кого она хотела увидеть и это было не то, что она хотела бы услышать перед своей смертью, но это было лучше, чем одиночество.       - Свали, Забини, - девушка думала, что это прозвучит угрожающе и уверенно, но это больше было похоже на крик о помощи, - Мне надо побыть одной.       Сказав что-то вроде «Ну так неинтересно», парень начал подходить к ней ближе, и с каждым шагом он все отчётливее видел нож в её руках и предплечье, изуродованное порезами и кровью.       - Ты что наделала, дура? – он буквально кричал на неё, но брюнетка уже не слышала слизеринца.       Она потеряла сознание. Последнее, что она помнила – это как Забини вырвал нож из её рук и, подхватив на руки, побежал.