Тренировка воли

Лучшие из нас обретают силу в минуту испытания. Колин Маккалоу – «Поющие в терновнике».

Грубый ветер. Очень. Свист веток деревьев был слышен даже за пластиковыми плотно закрытыми окнами. Что творилось на улице – даже говорить не стоит. Песок взмыл в воздух, разрознившись тысячами песчинок, поодиночке разрезающими тугие порывы ветра. Если так думать, то получится, что песок поделил ветер на миллионы тонких, словно волос, потоков. Солнце издевалось. Освещение было совсем непривычное, какое-то оранжевое. Когда свет падал на кожу, казалось, что она цвета мякоти персика – и выглядела примерно так же аппетитно. Вроде вопьешься в нее зубами – и на язык тут же хлынет бархатный сок, липкий и густой, моментально измазывающий губы и согревающий горло. Может, его и правда укусить? «Знаешь, это ужасно просто. Еще вчера я мог все, сегодня я не могу ничего. Вчера все было по моим правилам, сегодня ты затащил меня сюда, я абсолютно безоружен, и против тебя у меня нет совершенно ничего», - гордость не позволила бы ему это сказать вслух, но мысли – он был уверен – были прочитаны чуть ли не быстрее, чем они были сотканы в голове. Он, человек без слабостей, никогда бы не показал своих истинных желаний и намерений. Каково ангелу падать с неба и начинать жить по земным порядкам? Каково сильнейшему некромагу стать человеком, не имеющим никаких магических способностей? Матвей про себя смеется, улыбается, дразнится. Как ни крути, а в заведомо выигрышном положении находиться всегда приятно. Тем более если раньше ты с этим человеком находился на одном уровне. Тем более – если он тебя перегонял. Сопернические отношения всегда имеют свои подводные камни. Когда у двух людей помимо соперничества возникает еще что-то, это становится слишком тяжелым для понимания извне. А самим этим двум людям разбираться попросту не захочется – это факт. Железная решетка, колючая проволока поверху, а за решеткой – ничего. Просто огороженная местность. Может быть, под стройку. Может, под снос – просто все уже вывезли, а территория ждет нового хозяина. Потрескавшаяся сухая земля, и это оранжевое солнце. Оранжевый свет, точнее. Который умудряется пробиваться сквозь черничные тучи, низко-низко заснувшие над землей. - Даже говорить про это не хочется, но… Разве ты бы такой возможностью не воспользовался? – Багров разворачивается резко, внезапно, улыбка его слегка набок – издевательская, насмешливая. - А как же. Даже быстрее, чем ты, - Глеб дерзко смотрит на парня (привычки не меняются), и на лице его тоже появляется слегка заметная усмешка. – Ты непривычно мало разговариваешь. Хочешь своей таинственностью впечатление произвести? Прости, все девочки остались в городе, тебе не перед кем тут комедию ломать. Выражение лица Матвея меняется в ту же секунду – брови сдвигаются, губы выпрямляются, глаза сужаются. Парень из позапрошлого столетия умеет держать себя в руках, умеет не показывать эмоций, но сейчас ему это не требуется. Навряд ли что-то изменит Бейбарсова. Горбатого, знаете ли, могила исправит. Сколько могил в жизни Глеба не было – не изменилось ровным счетом ничего. Багров резко подается вперед, ладонь его ложится на плечо Глеба, и уже через полторы секунды Бейбарсов понимает, что его грубо прижали к ржавой железной решетке. Щеку тут же стало жечь – кажется, в этом месте проволока лопнула, и теперь два острых конца нашли свое место в прохладной коже Глеба. - Сколько же времени тебе нужно, Глеб? – Матвей прижимается сзади и злобно шепчет прямо на ухо Глебу, обдавая его горячим дыханием. – Сколько же тебе нужно времени, чтобы понять, что ты уже не всесилен? Не разговаривай так с теми, кто сильнее тебя. Последнюю фразу Багров явно добавил только ради своего собственного самолюбия. Пальцы некромага быстро забираются под поло, прошмыгивают к пупку и больно щипают кожу. Глеб молчит только потому, что знает, что от крика положение его щек изменится, и металл войдет еще глубже. Только и остается – стоять и ждать. До чего же это больно, до чего же… - И тут мальчик замолчал. И на этом моменте мальчику стало больно, - Матвей улыбается и последний раз щипает Глеба где-то в области солнечного сплетения, - что ж ты так внезапно примолк? Матвей отстраняется от Глеба, и Бейбарсов наконец-таки может прямо встать. На левой щеке его две глубокие царапины, из которых медленно тянется кровь, капающая уже с подбородка. Неудивительно, что бывший некромаг моментально отскакивает, когда Багров снова приближается к нему. Матвей запускает руку в волосы Глеба и сжимает пальцы, ощущая ладонью каждый волос, каждую песчинку у него на голове, - это доставляет удивительное удовольствие чувства обладания, сближения с объектом своей болезни. Если это можно назвать болезнью – жажду превосходства. Жажду превосходства над тем, кто был когда-то сильным. Но почему же так хочется почувствовать себя выше обычного человека? Свободной рукой Матвей прикрывает Глебу глаза, а сам начинает слизывать кровь у него с лица. Прием обыкновенный, и Глеб это знает. Он тоже когда-то любил устрашать противников. Любовь к этому занятию никуда не делась, просто ресурсы исчерпали себя. Матвей с сожалением замечает, что кровь у бывшего некромага совершенно обычная, ни тебе ожогов от соприкосновения с ней, ни обморока. Жидкости в организме ведь тоже можно заговаривать. Глеб не двигается, только слегка морщится – это чувствует рука Матвея – ему щекотно. Язык Багрова влажный и слегка шершавый, и, надо признать, то, что он делает, приятно. Но Матвея надолго не хватает - некромаг снова прижимает Глеба к решетке и ловко расстегивает пуговицу на его джинсах. Они предательски поддаются натиску Багрова и оказываются спущенными до колен. «Что и следовало ожидать», - думает Глеб и отчаянно хочет отстраниться от происходящего, но даже выдержка не помогает – мысли возвращаются к этим наглым рукам и ощущению мурашек на коже. - Сукин ты сын, - сквозь зубы шипит Бейбарсов, а Матвей, слыша это, расплывается в довольной ухмылке. - Есть еще, что сказать? – белье отправляется вдогонку за джинсами, а молния на собственных брюках Матвея издает короткий визг. - Пожалуй. Ты идиот, потому что для этого тебе понадобился именно я! – Глеб плюнул бы ему в лицо, да только Матвей стоял за ним, а настолько сильно развернуться бывший некромаг даже при большом желании бы не смог. Где взять смазку? Матвей освобождает свой возбужденный член от трусов и плюет на руку, растирая слюну по его длине. Это не поможет, конечно, но почему бы не сделать видимость того, что он хоть постарался как-то смягчить ощущения? Глеб уже готов – дышит тяжело и прерывисто, а на висках его выступила крупные капли пота. Он знает, что все пройдет быстро и не очень болезненно, он боится другого – в который раз втянуться и унизиться. А еще одну порцию унижения перед Матвеем он бы не выдержал. Приходится чуть-чуть отодвинуть Глеба от стены и наклонить его. Матвей скользит по торсу Глеба прохладными пальцами, касаясь кожи ногтями, и доходит до его члена, незамедлительно обхватывая его рукой. Глеб героически молчит сейчас и даже тогда, когда член Матвея долбится в него, проникая внутрь. Тело Бейбарсова с готовностью поддается, вспоминая опыт прошлых случаев, и отзывается легкой болью. И еще жутко болит голова. Наверное, здесь слишком сильно пахнет ацетоном. Ухмылка сходит с лица Багрова, остается только сосредоточенность. Рука на талии Глеба, вторая – на его члене. Благодарностью могла служить только дрожь тела бывшего некромага и сладостность в эпицентре наслаждения нынешнего. С Глебом это получалось так, что к этому непокорному болвану хотелось возвращаться и возвращаться, не важно, куда – в постель или на заброшенный завод. Когда все кончилось, Глеб одевается и натягивает на лицо маску равнодушия. В принципе, она была на нем всегда. «Как же хорошо, что он не видел моего лица», - про себя думает Глеб. Все-таки Матвей заставил его кончить. Два раза. Спасибо за удовольствие, но ты тварь. - Вали уже отсюда, - в голосе Бейбарсова слышится просьба. Он хочет уйти домой в одиночестве. Ему еще переживать приступы унижения до тех пор, пока Матвей не решит выдернуть его снова. И никто не знает, когда же это будет – завтра или через месяц. - Я зайду за тобой на днях, - подмигивает Матвей Глебу. – Будь готов. Только поцелуй способен эту ухмылку переправить в искреннюю улыбку. Багров это и сам знает. Губы Бейбарсова обветренные и жесткие, но та сдерживаемая страсть, которая в них таится, дороже. Гораздо дороже.