Him or Me

      Невысказанные слова висели между ними, словно огромная пропасть, и хотя Гарри чувствовал, что каким-то образом должен позаботиться о том, что он поставил своего лучшего друга в такое положение, он не мог. Слишком много всего произошло — между ними произошло слишком много ссор, кульминацией коих стало то, что Рон бросил их несколько недель назад, чтобы Гарри полностью ему доверял. Прощение — это одно — Гарри всегда легко прощал окружающих. Другое дело — доверие.       Вокруг них распортирался залитый лунным светом пейзаж, покрытый кристально белым снегом. Кое-где мелкие сугробы усеяли ландшафт, скопились на краях деревьев и скал или просто хаотично кружились, не складываясь в единую картину, в своей причудливой манере. Воздух был безмолвным и неподвижным, ни единого дуновения ветра, и, как можно было предположить, было уже очень поздно, и не было ни птиц, ни каких-либо других существ. Казалось, что мира за пределами лагеря вообще не существует, он состоит из не более чем этой тускло освещённой поляны, палатки за спиной Гарри и молодой девушки перед ним. Пейзаж можно было бы назвать красивым, если бы человек оглядывался кругом и был достаточно внимателен, чтобы позволить тебе искать красоту в столь неудобной и опасной ситуации. Но в этот вечер Гарри был не в таком настроении. Была поздняя ночь, Рон спал в палатке, а Гермиона дежурила. Но Гарри, хотя ему следовало спать, обнаружил, что его раздражение на друга — вернее на того, кого он быстро начинал считать своим бывшим другом — не давало ему уснуть. Вместо этого он ушёл в ночь и, хотя намеревался просто избавиться от части своего гнева и разочарования, выпалил слова, как только вышел из палатки:       — Он или я, Гермиона! Он или я.       — Гарри… что… что ты сказал? — голос Гермионы немного дрожал, что не было частью манеры речи обычно уверенной в себе девушки.       — Ты слышала меня, Гермиона, — ответил Гарри, подавляя досаду. Он спорил с Роном, а не с Гермионой, и он не хотел, чтобы у неё сложилось впечатление, что он зол на неё. Поэтому Гарри постарался, чтобы его ответ был мягким и тёплым, стараясь прервать любую резкость, которую могли передать его слова. — Я не могу больше это терпеть. Рону нужно уйти. Ему больше нельзя доверять.       Глаза Гермионы расширились, и её рот открывался и закрывался беззвучно. Гарри чувствовал себя неловко из-за того, что поверг её в шок. И что более важно, он чувствовал себя виноватым из-за того, что причинил ей боль, — он терпеть не мог, что так делал Рон, — но он не сожалел о своих словах. Напротив, нужно было что-то делать с его бывшим лучшим другом. «Триумфальное возвращение» Рона произошло накануне, и хотя Гарри сначала приветствовал его с распростёртыми объятиями, легкомыслие Рона, его невоспитанность, жалобы, вновь зазвучавшие как заевшая пластинка, подсказали ему, что попытаться выполнить задание с Роном в команде закончится плохо. Или плохо кончится из-за самого Гарри — удерживать себя, как и раньше, от желания заколдовать мерзавца до забвения тяжело. Нужно что-то предпринять.       — Гарри, я… я… не могу поверить, что ты только что сказал это, — изумлённо пробормотала Гермиона.       — Не можешь? — переспросил Гарри. — Я удивлён, Гермиона. Когда он вернулся, я радостно приветствовал его, а ты чуть не избила его. Я думал, ты будешь счастлива, если он уйдёт.       — Я злилась на него — и я зла на него до сих пор. Но просто выгнать его…       Когда она замолчала, Гарри увидел, что встревоженное лицо Гермионы, поскольку она обдумывала ситуацию. Но Гарри был непреклонен. Она должна была увидеть то же, что и он, должна была согласиться с тем, что он не позволит Рону продолжать идти с ними — если Гермиона не сможет, то ей тоже придётся уйти. Он бы закончил это сам, если бы пришлось. Или Гарри умрёт, пытаясь. В любом случае это было то, что он изначально планировал.       — Гермиона, он нам не помогает, — мягко сказал Гарри, подойдя к ней и беря за руку, чтобы утешить. — Его не было более двух часов, а когда он вернулся, то сразу сделал замечание о том, как мало мы продвинулись дальше и об отсутствии хорошей еды. Ты хочешь и дальше тащить с собой такой балласт?       — Он прав, — отметила Гермиона. — Мы не обнаружили всего ничего — крестражи всё ещё остались, и у нас больше нет никаких подсказок относительно того, как они выглядят и где находятся.       — Я знаю об этом, — раздражённо ответил Гарри. — Дело в том, что Рон делает ехидные замечания о том, как мало мы продвинулись, когда он не сделал ничего в том небольшом прогрессе, которого мы уже достигли! Он никогда не помогал! Всё, что он делал, это стонал, жаловался и играл со своим тупым делюминатором.       — Он действительно уничтожил крестраж.       К этому моменту раздражение Гарри достигло пика, и он вскинул руки вверх и зашагал по поляне перед Гермионой. Среди протестов Рона, когда Гермиона наказала его за внезапный уход, были два, особенно раздражающие — «Извини, я не этого хотел!» и «Я просто сошёл с ума!» Но то, что действительно застряло в голове у Гарри, было заявление Рона о том, что его побег «того стоил», поскольку теперь, когда он вернулся, им удалось уничтожить ещё один крестраж. И даже больше, чем заявление, была невыносимая самодовольная ухмылка, с которой Рон произнёс эти слова, — она заставила и без того нарастающий гнев Гарри принять почти осязаемый характер. Этот идиот на самом деле считал себя и его запоздалое возвращение ответственными за уничтожение медальона, хотя Гарри проделал всю работу: он следовал за патронусом и извлёк меч, они с Гермионой провели последний месяц за исследованием всей информации, что смогли найти. И это даже не говоря о том факте, что им пришлось пытаться двигаться дальше без лучшего друга, который, хоть и не оказал большой помощи в исследованиях или обнаружении крестражей, по крайней мере был рядом — наблюдатель, так сказать. В поговорке «несчастье любит компанию» была доля правды, и Гарри подумал, что она точно описывает комфорт присутствия Рона на охоте за крестражами.       Всё это крутилось в голове Гарри, но на заявление Гермионы он ответил с подавляющей долей сарказма и горечи:       — О, да, Рон уничтожил крестраж. И чертовски хорошо он с этим справился!       — Что ты имеешь в виду? — Гермиона с любопытством посмотрела на него.       — Думаю, мы никогда не рассказывали тебе, что случилось, — ответил Гарри, проводя рукой по волосам. — Есть причина, по которой крестраж так сильно повлиял на Рона — на самом деле несколько причин — его глупая ревность, его незащищённость, не говоря уже о полном отсутствии каких-либо ментальных защит или здравого смысла. Крестраж насмехался над ним, Гермиона, — продолжил Гарри, повернувшись к ней лицом. Они знали друг друга очень давно, и Гарри хотел, чтобы она поняла, прочитала его так, как она всегда умела, — на этот раз он был серьёзен. — Он прочитал его мысли и его неуверенность, и сказал ему, что мы с тобой встречаемся за его спиной, и что мы рады, что он ушёл, потому что это дало нам время побыть вместе.       — И… Рон? — спросила Гермиона. — Что он сделал?       — Он сидел там, неспособный двигаться от страха и гнева, — снисходительно ответил Гарри. — Я уже не говорю о том, что стоит доверять другу, с которым ты дружишь более семи лет и с которым ты прошёл через все трудности. Рон должен понимать, что, хотя в наших отношениях были ссоры и предательства, но они никогда не были моими!       — Гарри! — огрызнулась Гермиона. — Это грубо.       — Но это правда! — парировал Гарри. — Турнир приходит на ум ещё до того, как он предал нас и оставил здесь в одиночестве, и я уверен, что смог бы вспомнить ещё полдюжины других вещей, если бы подумал об этом побольше. Что, если бы он был схвачен Пожирателями Смерти? Мы бы сфокусировались на всех силах Реддла, ищущих нас здесь, и он был бы чертовски уверен, что мы никогда не приблизимся к его крестражам. Разве это не похоже на предательство?       Гермиона молчала несколько мгновений, прежде чем опустила голову, принимая поражение. Гарри знал, что его аргументы неопровержимы — Рон предал их самым подлым образом. Гермиона злилась на него — и это было справедливо, — но Гарри знал, что она никогда серьёзно не задумывалась о том, что, возможно, Рону лучше не стоит продолжать сопровождать их. По крайней мере, Гарри надеялся, что она так думает; в противном случае он потеряет двух своих единственных друзей в эту ночь.       — Думаю, ты прав, Гарри, — ответила Гермиона после нескольких минут молчания. — Я просто не могу поверить, что он так легко поверил в то, что крестраж показал ему.       — Не можешь? — фыркнул Гарри.        — Мы никогда не были так близки друг к другу — Рон должен был знать тебя и доверять.       — Если не принимать во внимание его чёртову ревность, — пробормотал Гарри. Он отвернулся и глубоко вздохнул — эта часть разговора будет трудной, и, если он не ошибётся, она, скорее всего, заставит её убежать от него. Но он не позволил бы ей остаться под ложным предлогом. Между ними не должно быть секретов, иначе Гермионе лучше убраться как можно дальше. — На самом деле, я думал об этом, — признался он.       — Думал о чём? — спросила Гермиона, недоуменно наморщив лоб.       — О наших отношениях, — пояснил Гарри, повернувшись к ней лицом. — То, что крестраж показал Рону, заставило меня задуматься. Мы дружим семь лет — на самом деле, выросли вместе — мы оба молоды и достаточно привлекательны, мы разделяем всё… Почему мы никогда не считали друг друга больше, чем друзьями?       Недоверчивый взгляд Гермионы встретился с его, и под его пристальным взором, и она покраснела.       — Потому что мы считаем друг друга больше похожими на брата и сестру?       — Скажи мне, кто из нас знает, кто такой брат или сестра? — снова фыркнул Гарри. — Ты единственный ребёнок, и я, чёрт возьми, не считал Дадли братом.       Глаза Гермионы сузились, когда она посмотрела на него.       — Так вот в чём дело? Ты хочешь убрать Рона с дороги, чтобы мы могли… что? Чтобы прыгнуть в постель и трахаться, как кролики, не беспокоясь о том, что он нам помешает?       Гарри замер и с удивлением посмотрел на свою лучшую подругу. Однако вскоре его удивление превратилось в ледяную ярость, и, её внезапный испуганный взгляд стал признаком того, что она, видимо, хорошо поняла, что его настроение изменилось.       — Если ты так думаешь, — прохрипел он, — тогда, может, тебе стоит просто пойти с Роном?       Гарри развернулся на каблуках направился к палатке. Его ярость уступила место чувству опустошённой потери. К завтрашнему утру он будет один.       Позади него послышались шаги, и Гарри почувствовал, как Гермиона схватила его за руку.       — Гарри, мне очень жаль. Я не должна была этого говорить.       — Конечно, не должна, — голос Гарри был каменным, и ему ничего не хотелось, кроме как вернуться в свою кровать и оставить Гермиону. — Но ты, очевидно, имела это в виду.       — Вовсе нет, — настаивала Гермиона. — Я была зла, расстроена и шокирована, и я не смогла выразиться должным образом. Пожалуйста, вернись, чтобы мы могли решить эту проблему. Пожалуйста! — повторила она, когда он заколебался.       Неохотно Гарри позволил увести себя на дальнюю сторону поляны, подальше от палатки. По-прежнему полный обиды и разочарования, он не смотрел на Гермиону. Он не мог смотреть на неё из-за страха, что разрыдается. Часть его желала, чтобы он держал рот на замке и не говорил о его меняющихся чувствах. Тогда он не рискует потерять её, как уже потерял Рона. Друзей Мальчику-Который-Выжил очень не хватало — они всегда были в дефиците. Он не хотел терять ещё больше. Но большая его часть не позволила бы Гермионе остаться, если бы она не осознала всю ситуацию. Он был у неё в долгу. И даже больше.       — А теперь, Гарри, — начала Гермиона, когда они сели возле дерева, которое использовали в качестве спинки во время дежурств, — пожалуйста, расскажи мне, что же случилось.        — Крестраж заставил меня задуматься, — нерешительно начал он, обдумывая то, что хотел сказать. — Я видел проекции крестража. Я видел, как мы были заключены в объятиях друг друга, и внезапно мне стало интересно. Почему мы с тобой даже не думали о возможности чего-то большего, чем дружба? И я думал об этом временами.       — Когда это ещё было?       — Ты помнишь ночь, когда мы танцевали? — спросил Гарри, снова ища глазами Гермиону.       Она пристально наблюдала за ним. Её взгляд на несколько мгновений впился в его собственный, прежде чем она ответила:       — Я помню.       — Я хотел поцеловать тебя той ночью, Гермиона. Это было почти непреодолимое желание, и я едва сдерживался.       — Почему же? — спросила она.       Удивлённый Гарри посмотрел на подругу, пытаясь понять, что она чувствует. Но она оставалась невозмутимой, ожидая, что он продолжит.       — На самом деле, по нескольким причинам, — наконец признал он. — Я был напуган и удивлён внезапным порывом, и я не мог понять, почему он появился столь неожиданно. И я не знал, как ты отреагируешь. Я подумал, что ты, скорее всего, дашь мне пощёчину. Ты казалась такой грустной — видимо, тосковала по Рону.        — Да, верно, — ответила Гермиона. — Я пыталась сблизиться с ним в течение нескольких месяцев, и он внезапно потерял самообладание, встал и исчез.       — Тогда ты понимаешь, что я пытаюсь сказать?       — Как бы мне этого не хотелось, я понимаю, Гарри. Но это не тот шаг, к которому нам следует относиться так легкомысленно. Он никогда не простит нас, если мы прогоним его.       — Я никогда не прощу за то, что он ушёл, — отрезал Гарри.       — Это твоё право, и я не могу сказать, что ты ошибаешься, думая об этом, — Гермиона помолчала, прежде чем продолжить: — А теперь, когда ты открыл мне глаза, я не уверена, что чувствую то же самое.       Некоторое время они молчали. Гермиона явно глубоко задумалась, а Гарри наблюдал за ней, пытаясь понять, о чём она размышляла. И пока он смотрел он сознательно, впервые с тех пор, как они познакомились друг с другом, позволил себе предаться мыслям о Гермионе. Мыслями, которые были глубже братских.       По правде говоря, Гермиона изменилась, превратившись из зубастой, густоволосой всезнайки, которая слегка раздражала его при первой встрече, в близкого друга и, наконец, в очень желанную, привлекательную молодую девушку. Он никогда не беспокоился о её зубах, но лёгкая помощь мадам Помфри на четвёртом курсе Гермионы, положила конец этому несовершенству, и её ранее непослушные волосы выпрямились, падая на плечи волнами, а не торчащими во все стороны, как будто она засунула палец в розетку. Более того, Гарри был хорошо осведомлен о том, что её лицо повзрослело, избавилось от детской пухлости, которая у неё была, и превратилось в плавные линии, в результате чего Гермиона казалась необычайно красивой. Эти черты вместе с её стройной и изящной фигурой и изгибами во всех нужных местах привели к тому, что Гермиона с годами стала довольно привлекательной.       Более того, Гарри знал, что под личиной красавицы скрывался замечательный человек. Разумеется, она всё ещё могла командовать, но она была добра и внимательна, и она была по-настоящему приятным и ласковым человеком, готовая помочь другим и всегда заинтересованная в улучшении жизни других, хотя, опять же, она могла временами перебарщивать с целеустремлённостью — её одержимость жизнью домашних эльфов свидетельствовала об этом аспекте её характера. Он подумал, что они особенно хорошо подходят друг другу, и они знают друг друга так хорошо, что привыкнуть к чему-то большему не составит особого труда.       — Ну, похоже, мы сбились с пути, — наконец сказала Гермиона, глядя на него с улыбкой.       — Думаю, ты права, — ответил Гарри. — Но я хочу, чтобы ты знала, что это решение росло в течение нескольких месяцев, задолго до того, как Рон вернулся, и, вероятно, даже до того, как он даже ушёл. И всё, что у нас с тобой может быть в будущем, не играет роли в этом решении — Рон просто не заслуживает доверия.       — Я знаю, Гарри, — произнесла Гермиона, кладя руку ему на плечо. — Мне жаль, что я сказала первое, что пришло в голову, — я знаю, что это неправда.       Гермиона начала закусывать губу, — так она делала, когда думала, — прежде чем выпалить:       — И что теперь?       Гарри нахмурился, сбитый с толку её резким, нелогичным вопросом.       — Что ты имеешь в виду?       — Ты нашёл причины не целовать меня, когда мы танцевали. У тебя есть причина не целовать меня сейчас?       Его взгляд упал на её губы, и глаза Гермионы сузились от нетерпения.       — Совершенно нет, — прошептал он, наклонившись вперёд и прижавшись губами к её.       Они были мягкими, подумал Гарри, касаясь их, и очень приятными по сравнению с его собственными. Не желая на этом заканчивать, он начал двигать губами, дразня её маленькими укусами, пока Гермиона не начала отвечать и углублять поцелуй. Это было за мгновение до того, как они по-настоящему почувствовали друг друга и узнали, как двигается партнёр, а затем поцелуй стал поистине страстным и многообещающим. Не было ни фейерверков, ни колокольчиков, ничего подобного, как поэты часто описывают первый поцелуй, просто сладкое давление двух молодых людей, изливающих свои чувства и страсть через поцелуй.       Как это произошло, Гарри так и не мог сказать наверняка, но когда через несколько мгновений они отстранились, он понял, что Гермиона каким-то образом оказалась у него на коленях, а её руки обвились вокруг его шеи, в то время как он обнимал её за спину, а вторая рука скользнула в её волосы. На мгновение они посмотрели друг другу в глаза, и Гарри подумал, что он увидел настоящую привязанность и любовь, отражённые в их глубине. Здесь ему самое место.       Голова Гермионы упала ему на плечо, и она вздохнула и прижалась к нему, всё ещё обнимая его за шею одной рукой. Гарри, со своей стороны, держал её обеими руками, не желая, чтобы это чувство близости закончилось. Прошло несколько мгновений, прежде чем у кого-то из них хватило духа сказать что-нибудь ещё.       — Так почему ты думаешь, что мы никогда не думали об этом? — наконец нарушила молчание Гермиона.       — Мне казалось, что всё возвращается к Рону.       Кивнув ему в грудь, Гермиона сказала:       — Он бы сошёл с ума от ревности, если бы узнал, что мы полюбили друг друга.       — Так и будет. Я не могу сказать точно, но я всегда отмахивался от любых мыслей или чувств, которые у меня были к тебе, из-за этого. К четвёртому курсу он уже проявлял признаки своего жалкого увлечения тобой, и если бы я хоть как-то намекнул на то, что я заинтересован в тебе, наши отношения очень быстро пошли бы под откос.       — Иногда он выглядел довольно жалким, — хихикнула Гермиона. — А как же вся история с Джинни? Ты серьёзно относился к ней?       Вздохнув, Гарри ответил:       — Нет, всё не так. Не пойми меня неправильно — Джинни действительно милая девушка, и те короткие недели, которые я провёл с ней, были забавными и всё такое. Но у меня всегда создавалось впечатление, что она никогда не перерастёт своё поклонение «Мальчику-Который-Выжил».       — Ты думаешь, она сошлась с тобой из-за своего детского увлечения?       — Я уверен, что частично так оно и было, — подтвердил Гарри. — Она слышала истории о Мальчике-Который-Выжил с самого детства, и я не думаю, что она действительно знает меня как Гарри. Она просто знает историю героя.       — Я понимаю, — кивнула Гермиона.       — И ещё кое-что…       — Что?       — Ну… — нерешительно ответил Гарри. — Я просто не могу не вспомнить ту историю, которую миссис Уизли рассказывала тебе о зельях, которые она использовала, чтобы привлечь внимание мистера Уизли…       Выпрямившись, Гермиона крайне шокировано посмотрела на Гарри.       — Ты думаешь, что миссис Уизли напоила тебя зельем? — недоверчиво спросила она.       — Я никого ни в чём не обвиняю, — успокоил её Гарри. — Но согласись, это действительно кажется довольно подозрительным.       — Что ты имеешь в виду? — спросила Гермиона, прищурившись.       — Я не совсем уверен в своих догадках, — признал Гарри. — Я просто не могу не задаться вопросом, почему мы с тобой никогда не рассматривали друг друга как возможный романтический интерес, особенно с учётом того, насколько мы близки и насколько мы хорошо подходим друг другу. Только после того, как Рон ушёл, я удивился, что начал видеть тебя в другом свете и замечать, насколько ты привлекательна. Даже если бы я всегда считал тебя не более, чем сестрой, я не должен был это заметить?       Гермиона покраснела от его похвалы и потупила взгляд, и Гарри тут же решил, что не будет мириться с её неуверенностью в своей внешности. Он нежно схватил её за подбородок и приподнял её лицо, чтобы посмотреть прямо в глаза.       — Не делай так, Гермиона, — мягко, но твёрдо приказал он. — Ты выросла, повзрослела и стала очень привлекательной девушкой. Очевидно, что я так считаю, и поверь мне — я не говорю, что твоя внешность ужасна. Я думаю, это было очевидно.       Он снова прижался губами к её и поцеловал, показывая, что ценит все её прекрасные качества.       — Пожалуйста, не отворачивайся от комплимента, — пробормотал Гарри, слегка отстраняясь. — Для меня ты прекрасная, привлекательная девушка, и я был бы очень польщён, если бы ты подумала о том, что можешь доверить мне своё сердце.       — Спасибо, Гарри, — прошептала Гермиона, снова прижимаясь к нему.       — Но вернёмся к тому, что мы обсуждали, — сказал Гарри через мгновение, — это не кажется случайностью. Я не знаю наверняка, и, честно говоря, я не думаю, что мне нужно знать об этом. Но это просто задело меня — вот и всё.       — Рон никогда бы не смог этого сделать, — заявила Гермиона. — Его навыки приготовления зелий ужасны.       — Он не мог, но миссис Уизли наверняка сможет, — ответил Гарри. — Она уже варила это раньше, и она могла бы послать вместе с ним достаточно пузырьков, чтобы продолжать поить меня. Или нас, если до этого дойдёт.       Гермиона остановилась, пока переваривала это.       — Ты действительно думаешь, что они это сделали?       — Я действительно не знаю и, как я уже сказал, не хочу знать, — твёрдо ответил Гарри. — Это была просто случайная мысль, которая имела смысл, когда я зацепился за неё.       — Так что же нам делать?       — Я думаю, нам нужно сказать Рону, что ему лучше пойти домой. Тогда, я думаю, мы больше не будем беспокоиться об этом, пока не настанет нужный момент. Когда мы, наконец, снова будем рядом с Роном и его семьёй, мы сможем использовать чары обнаружения на нашей еде, если мы посчитаем это необходимым.       Снова отстранившись от Гарри, Гермиона пристально посмотрела на него.       — Ты уверен в этом, Гарри? Ненавижу повторять это снова, но ты должен знать, что, если мы прогоним его, он никогда нас не простит. И кроме того, если мы соберёмся вместе…       — Мы уже вместе, если эти поцелуи что-то значили, — прервал её Гарри.       Гермиона улыбнулась и наклонилась, чтобы чмокнуть его в губы.       — Когда он узнает, что мы вместе, он заявит, что крестраж говорил правду, а мы встречались за его спиной.       — Как будто меня волнует, что он думает, — снисходительно фыркнул Гарри.       — Разве ты не сказал ему что-то вроде того, что считал меня похожей на сестру?       — Говорил, — подтвердил Гарри. — Но это было больше из-за того, что он был крайне зол и у него была палочка, а у меня — нет. Я не хотел подталкивать его ни на что, поэтому я сказал ему то, что он хотел услышать. И, кроме того, я ляпнул первое пришедшее в голову. Я был сбит с толку.       — Это может вызвать проблемы в будущем, — заявила Гермиона, глядя Гарри в глаза.       Он медленно кивнул и прижал её к себе.       — Скорее всего, так и будет. Но я не собираюсь отказываться от тебя, потому что у него есть какое-то ошибочное чувство собственничества, которое включает и тебя. Разве ты не должна сказать, с кем хочешь встречаться, и, если до этого дойдёт, за кого выйти замуж?       Гермиона покраснела при слове «выйти замуж», но взгляд не отводила.       — Да, я должна.       — Тогда Рон должен это понять. Если он этого не сделает — если он не может быть счастлив за нас — значит, он никогда не был нашим другом.       — Согласна, — кивнула Гермиона. — Но есть ещё одна вещь. Если мы собираемся отправить его прочь, то мы должны сделать это как следует — его всё-таки могут схватить.       — Он может просто вернуться к Биллу. Там он будет в безопасности.       — Я знаю, но мы не можем рисковать. Нам нужно удалить его воспоминания, Гарри. По крайней мере, нам нужно удалить всё, что касается того, где мы находимся и что делаем.       — Крестражи? — спросил Гарри.       — Да. Если Реддл поймает его, то нам настанет конец — он вспомнит о крестражах.       — Согласен. Возможно, не повредит избавить Рона и от делюминатора. Однажды он обнаружил, что мы им пользуемся; он может сделать это снова.       — Ты прав, — согласилась Гермиона. — Может быть, мы могли бы устроить так, чтобы он забыл о нём? Я не думаю, что мне будет комфортно красть его у него.       — Может быть, на нём наложены чары, которые позволят ему найти нас, — задумался Гарри. — Он принадлежал профессору Дамблдору, и мы оба знаем, как ему нравилось следить за мной.       Гермиона ахнула и посмотрела на него с беспокойством в глазах.       — Возможно, ты прав. И если так, то Пожиратели Смерти когда-нибудь смогут получить его в свои руки и выяснят, как он работает…       — Что бы ни случилось, Рон не уйдёт с делюминатором, — заявил Гарри. — По крайней мере, мы можем быть уверены, что он получит его обратно, когда всё это закончится.       Гарри подозревал, что Гермионе это всё ещё не нравится, и ему тоже, кстати, но на карту была поставлена их безопасность. Им придётся придумать способ сохранить устройство и, возможно, даже изучить его. Гарри был обеспокоен тем, что могло быть что-то, что было настроено на него — это могло быть использовано против него любым количеством способов. Может, им удастся придумать, как снять с него чары. Если бы они это сделали, Гарри чувствовал бы себя куда спокойнее.       Они сидели молча несколько мгновений, пока Гермиона не встала с колен Гарри и устроилась рядом с ним, опираясь на его плечо, в то время как он обнял её, а её правая рука была сжата его левой. Ночь оставалась тихой и спокойной, и Гарри чувствовал удовлетворение, возможно, впервые в своей жизни. Да, он на миссии, что может стоить ему жизни, и судьба волшебного мира висит на волоске, но он здесь с единственным человеком в мире, который значил для него всё на свете. С ней он не мог проиграть.       Так они и оставались до рассвета, ни один из них не чувствовал усталости от бессонной ночи, они оба упивались близостью и вновь обретёнными чувствами. Обменивались мыслями и секретами, нежными поцелуями, и, хотя они не заходили дальше простых поцелуев, они оба чувствовали надежду на светлое будущее.       Они больше не говорили о Роне и о том, что будут делать на следующее утро. Рон мог подождать. Пришло время только для них двоих.