Upper: Величественный

Дело было в сентябре. Когда тепло, листья уже постепенно опадают, приближаются холода, и меланхолия тяжело давит на плечи и давит, давит, давит. Становится грустно, что нужно прощаться с летом и молодостью. Осознание приходит в голове 31 августа, и ты сидишь в изумлении от того, что пропустили все лето, ничем не занялся, не веселился, валялся дома, побездельничал. Зато успешно сдал все экзамены и вздохнул с облегчением. Очистил все сфотографированные листы с тестами, вопросами, абзацами, формулами и конспектами других людей с непонятным и кривым почерком из галереи, затем сидел довольный очищенной оперативной памятью в своём телефоне и скачал так много мобильных игр. Посмотрел столько интересных сериалов, фильмов, аниме, даже новых мультфильмов. Никто из домашних не гнал спать после одиннадцати и никто не будил рано утром. Красота. Блаженство. Вот бы так всегда. Застрять в этом юном бремени, наслаждаться молодостью и мечтать о том, чтобы время пролетало не так быстро, как песок, просачивающийся сквозь ваши пальцы. Только вчера ты был ребёнком, капризным ребёнком, думающим, что взрослые не покупают тебе то, что хочешь, кто действительно хотел вырасти и купить эти игрушки. Ты был подростком, который думал, что родители тебя не понимают, и все ещё хотел вырасти и уехать оттуда. Теперь ты застрявший в этом «ни туда ни сюда». Но не переживай, это временно. Ты просто достиг совершеннолетия. Ты больше не ребёнок, и ещё даже не взрослый. Ни туда ни сюда. Многие взрослые люди проходили через это и по-дружески тебе советовали не спешить так сильно, говорили: «Не упусти детство. Потом будешь о нём мечтать». Но ты тогда этого не понимал. Брезгливо махал рукой. Морщил лицо. Думал: «Мне это не нужно». Очень хотел стать взрослым. Прошёл школьный период, когда бывшие одноклассники стали писать в общий чат очень редко, в ответ кидать непонятные стикеры, отправлять одни и те же голосовые сообщения: «Всем привет, как дела?», а в ответ: «Хорошо, а ты как?». И всё. Больше всего был активен классный руководитель, который начал скучать по своим детям и вспомнил о них. Однако где-то в середине августа многие люди начали покидать чат. Ты каждый раз открывал чат, чтобы прочитать, что кто-то «покинул чат». Потом осталось пару штук детей. Ты не стал отписываться от чата только из уважения к учителю. Чтобы не оставить его одного в пустом чате. К вечеру ты сидел прямо в центре большого стола, где вскружились родственники, и краснел. Щекой, ушами, даже шеей. Ты так сильно не краснел, когда признавался понравившейся девушке в средних классах. Просто мама предательница. В порыве радости, эмоций и впечатлений, она поделилась всем, что ты сдал экзамен на высший балл, успешно поступил в ряд абитуриентов, и через несколько лет станешь влиятельным врачом. Родственники улюлюкали радостно, мама с гордостью подняла подбородок и улыбнулась тебе. Сидящие рядом с тобой начали трепетать твои нервы, спрашивая: «А каким врачом будешь? Стоматологом? Хирургом?». Но ты неопределённо пожал плечами. Ты уже знал, кем будешь, но не захотел говорить это. Чтобы мечты исполнялись, нужно молчать и держать в себе. Иначе они улетают в пустоту, если кто-то услышит, и украдёт их у тебя. В такую теорию ты до сих пор веришь. Как говорится: веришь, значит не всё потеряно. И вот сегодня тот самый день. Первого сентября. Готовился всю ночь, нервничал, два раза погладил рубашку, порылся почти в пустом рюкзаке раз в десять раз. Утром встал на час раньше из-за того, что перенервничал, и твой организм разбудил тебя до будильника. И ты перед выходом из дома застрял у зеркала в прихожей. На тебе та самая измученная рубашка поверх чёрного свитшота. Брат в ванной комнате роняет кружку с зубными щётками, а ты свою уверенность. Твоё лицо в отражении зеркала буквально кричит, что совсем не хочет куда-то ехать. Ты тоже хочешь остаться дома, бездельничать, залипать в телефон, с забавой слушая ворчание старшего брата, который каждый день не хочет на работу, но через силу ходит и приходит домой почему-то добреньким. Ты уже соглашаешься со своим альтернативным отражением, но тебя отец выталкивает за дверь, как экскаватор без тормозов, и чуть не выкидывает тебя за перила подъезда. И ты топаешь за ним. Шаг в шаг. Потому что слушаться взрослых надо. А папа, несмотря на жуткую утреннюю пробку, пообещал подбросить до университета. От этого слова узелок завязывается в животе. Вот она. Первая ступень взросления и ответственности через несколько десятков улиц, тридцать пять минут проторчания в пробке и вымирания несколько тысячи нервах клеток. Рукава рубашки уже помялись. Ты из-за волнения помял ткань. Папа говорит: не переживай, и спешит на работу, исчезая в потоке пробки. Его чёрная иномарка сливается с остальными машинами, и тебе нет смысла торчать на одном месте и пристально смотреть на задний бампер машины родителя и находит через стекло его макушку. Не зная, что делать. Несколько студентов уже толпятся, радостно визжат, кидаются друг другу в объятия, обмениваются рукопожатиями. Это те, которые перешли на следующий курс. А вот потеряшек, первокурсников, как ты, что-то не видать. Ты слышишь чей-то визг и всплеск воды, весёлый гогот и угрожающий возглас со стороны девушки. И видишь, как один из друзей кампании выкинул фонтан одну из подруг. И в этот момент боком чувствуешь, как кто-то останавливается рядом с тобой, и ты чуть ли не позорно вскакиваешь. Рядом стоит какой-то сероглазый парень с растрёпанной шевелюрой, блестящей на солнце и завязанной белой тонкой банданой. Маленький узелок-бантик на лбу выглядит забавно. — Интересно, не запрещено ли это законом университетского кодекса? Вроде мне говорили, что в учреждении есть такой кодекс, но своими глазами не видел, – ты снова переводишь взгляд на веселящихся и дрожащих студентов, пытаясь отцепить от себя болтливого незнакомца. Но болтливый незнакомец продолжает свою реплику. — Не хотел бы я оказаться на их месте. Ты не представляешь, насколько сильно холодная вода в фонтане. Собеседник даже не собирается уходить. Лёгкий ветерок играется с его волнистыми волосами. Он вытягивает ладонь, поворачиваясь к тебе всем корпусом: — Лит. — Ураган, – на автомате. — Ты ведь первокурсник? — А ты? – в знак согласия ты легонько сжимаешь его ладонь, совсем позабыв, что отвечать вопросом на вопрос, вообще-то, неприлично. — Я на втором курсе. Только перешёл. Дальше уже нечего сказать. На первый взгляд Лит кажется добродушным парнем среднего роста, на пару сантиметров ниже тебя. У него добрые глаза, они улыбаются без улыбки на губах. И на фоне него тебя начинают терзать смутные сомнения. И ты не можешь этого вынести. И не выдерживаешь. — Почему ты ко мне подошёл? – вопрос логичный. — Хотел помочь, – ответ честный. — Зачем? – вопрос не навязывающий. Лит щурится, догадываясь о твоих мотивах, однако отвечать тебе он не спешит. Словно немного сомневается, собирает фразы себе в голову, чтобы потом озвучить. У него такое сосредоточенное выражение лица, будто ты не задал самый простой вопрос, а теорию относительности Эйнштейна и четыре закона Ньютона, которые он, естественно, не шарит. Ты уже слышишь его ехидный хмык, и как он говорит: «Я был троечником по физике». Он выглядит так, словно ничего не знает, а на самом деле в голове его кипит бесчисленное количество информации. Если ты спросишь любой вопрос, он непоколебимо ответит. Медицинским аспектом, логическим мышлением, научным подходом. Спроси: «Когда затонул «Титаник»?» Спроси: «Сколько нервных клеток умирает за одну минуту?» Спроси: «Как у тебя день прошёл?». Он на всё ответит. Он всё знает. Только по физике и астрономии ничего не спрашивай. Он был троечником по этому предмету. Поэтому он должен ответить на твой оставленный без ответа вопрос как-то...по своему. Он оказывается совсем скрытым и молчаливым, чем опровергает первое впечатление о нём, как о болтливом собеседнике. У него даже имя звучит так мягко, как он сам. Он обращается к человеку только в том случае, когда первым обращаются к нему, а так он без повода к человеку не лезет. Лит тихо смеётся, и ты выныриваешь от раздумий, перестаёшь пялиться на уходящих студентов, облитых водой у фонтана, и обращаешь внимание к своему новому знакомому. — Я всё ещё хорошо помню этот день в прошлом году, – начинает он. Лицо у него уже такое, словно ему за семьдесят, и он вспоминает свою молодость. — Я был таким потерянным, зелёным первокурсником, не знал, что мне делать из-за волнения. Я увидел тебя случайно и захотел убавить напряжённую обстановку, атакующую тебя со спины. Я понимаю, каково тебе сейчас. Лит говорит, что его любимый цвет белый, но носит абсолютно чёрное, и тычет пальцем в белую бандану. И ты тоже хочешь сказать ему, что твой любимый цвет тоже белый, но понимаешь, что бежевый цвет – это твоё. Ты идёшь следом за твоим новым знакомым, в такт его уверенным шагам, слушаешь, что он говорит. Смеётся немного хрипло. С весельем. И вроде понимаешь, в чем суть его реплики, а с другой стороны ты не слышишь его голос. Как будто тебя окунули головой в воду, держат крепко за макушку, и звуки вокруг тебя булькают из-за водного вакуума. Зачем-то утвердительно киваешь, когда тебе задают вопрос. Зачем-то соглашаешься, и Лит переспрашивает. Но ты снова пропускаешь его вопрос мимо ушей, и совсем не понимаешь, о чем он там базарит. У тебя тоже обманчивое первое впечатление, как это обошлось с Литом. Другие люди считают тебя «таким как все», но ты «не такой как все остальные», которые так думают. Ты болтливый, когда надо. Неразборчиво жестикулируешь, при эмоциональном монологическом высказывании. Короткий смех иногда вырывается через поджатые в улыбке губы. Большинство людей ненавидят думать, они считают это скучным занятием, ненужной забавой. Ты при диалоге особо не думаешь и высказываешь всё как есть. На чистую воду. И твои собеседники врезаются в правду лицом, как ты в чужой маршрут. Это выходит совершенно случайно. Кто-то, видимо, вообразил себя не пойми кем, и без разбора, уверенной походкой вырывается вперёд, как буксир без тормозов, и толкает тебя плечом. Тебя успевает придерживать Лит, крепко схватив ладонями твои плечи. Точнее, ушибленное плечо. Ты болезненно морщишься, но молчишь. Смотришь вперёд. В сторону того человека, виновника дтп хомо сапиенсов. Первое, что приходит на ум: возвышенный. Именно это слово упало на голову, когда ты увидел его впервые на площадке университета первое сентября. Не высокомерный. Не эгоистичный. А возвышенный. Величественный. В прямом смысле слова. Высоко полетит. Если захочет. Недосягаемый. Как Луна. Вроде можешь видеть, понимаешь, что находится совсем рядом, но сколько не старайся не дотянешься. Возвышенный он, потому что считает себя наравне с такими людьми, как он, и выше, чем остальные идиоты. Знает себе цену. Считает себя умным и эффективным на размышления и поединки с мозговым штурмом. Словно глаза морского корабля, дрейфующего на запад по бесконечному океану. Этот капитан, забравшийся на «Воронье гнездо», закреплённой над марсовой площадкой фок-мачты парусного судна, не утруждается повернуться и исправить свой косяк в виде принесения дискомфорта к другому хомо сапиенсу. Ты видишь его второй раз неделю спустя в парке, неподалёку от университета. Буквально через улицу. Погода слегка пасмурная, солнце время от времени воровато выглядывает сквозь белые облака и затем снова прячется под небесным пледом. Дождя сегодня не обещали. А хотелось бы. Он выглядит усталым, как всегда без настроения и без эмоциональной маской на лице. Даже если будет больно, даже если кровь потечёт с костяшек пальцев. Плевать. Ты горишь острым желанием треснуть эту чёртовую маску. И треснуть девушку, которая тащит его вперёд, схватив за удлинённые рукава свитшота. Она выглядит очень весёлой и радостной, что-то лебезит быстро-быстро, обещает оставить друга в покое, только если он согласится потратить сегодняшний день на неё. Ему ничего не остаётся следовать за своей подругой, а тебе следить за ним в стороне. Наблюдать, как он еле плетётся по аллее, яро мотает головой, когда девушка с ним воодушевлённо указывает куда-то рукой. — Кто это? – ты о нём поинтересовался вчера у Лита, который залипал в телефоне и не смотрел под ногами, и тебе приходилось быть его глазами и ушами. Лит наконец поднял голову, растерянно осмотрелся, заранее догадываясь, о ком идёт речь. Когда он припарковался взглядом к субъекту твоего внимания, друг лишь пожал плечами. — Мой одногруппник. Не советую с ним дружить, он не терпит людей, – поделился он тайной, и ты насторожил уши. — А как же та девушка? Которая с ним постоянно таскается. — Они друзья с детства, её-то он еле-еле терпит, – объяснил Лит и больше не поднял эту тему, зарывшись головой в смартфон. И тебе оставалось лишь догадываться, кем же является этот «Возвышенный». Нет. Он не такой, как в сопливых сериалах про подростков, которые ищут себя, живут в молодости, влюбляются, страдают, плачут и просто наслаждаются жизнью на протяжении всей серии до финала. Не такой красивый, как главный герой, сошедший из журнала фотомоделей. Не такой весёлый и жизнерадостный, как лучший друг этого главного героя. Не такой популярный и хороший друг, который ходит вместе со своей шайкой двадцать четыре на семь. Он всегда одинокий. Не такой, как описываются герои в художественной подростковой книге: симпатичный, стройный, высокий, капитан баскетбольной команды, гроза всех и сердцеед впечатлительных барышень. Он не такой. Нет-нет. Вовсе нет. Это не означает, что он некрасивый. Нет. Он умеет улыбаться, умеет смеяться, но тихо так, едва слышно, низко, что хочется напрягать слух до крови, до сирены, чтобы расслышать этот колокол. Он на втором курсе, на один год старше тебя, на несколько миллионов ступеней выше тебя. У тебя с ним ничего общего. Кроме пары по анатомии. В этом учебном заведении такие правила прохождения обучения, что студенты в аудитории сидят по порядку имени. А он сидит рядом с тобой, на боку с левой стороны, через пять стульев, где ряд заканчивается буквой «Я». Однако в этом ряду до «У» сидишь только ты и твой этот сосед по длинной, пустой парте. И ты весь день размышляешь о том, что, следовательно, имя у Сахарка начинается от «Ф» до «Я». И тебя начинают терзать смутные сомнения о том, что буква «С» стоит на одну букву раньше чем «У». Все его называют «Сахароком». Ты до сих пор не понимаешь почему. Даже преподаватели обращаются к нему так же. При том они улыбаются, когда произносят это слово. Улыбаются добро, понимающе, ласково, словно балуют своё дитя, смотрят так с любовью. Наверное, потому, что лицо у него такое миловидное, словно тихий, послушный мальчик. Робкий и стеснительный. Но выражение лица у него такое, словно он последний выживший динозавр. Который пережил все ужасы перерождения планеты Земля. Обошёл все падения метеорита, не умер с голоду и от засухи, увидел мучительную смерть своих сородичей и обрёл молодость в человеческом обличии. Просто... Его легко спутать с учеником младших классов средней школы. Любой может подойти к нему и потрепать по макушке, думая, что ему тринадцать лет, а не шестьдесят миллионов. И «Хомо сапиенс» бесится по этому поводу, потому что ему не продают сигареты и пиво в круглосуточных магазинах, а продавцы категорически отказываются пробивать товар, даже предоставляют ему удостоверение личности. Ты даже не знаешь, как его зовут по-настоящему. Спросить так в лоб у Лита совсем не хочется. Осознание того, что какой-то второкурсник интересует вас с точки зрения знания его имени, вгоняет в краску. Кто-то присаживается на скамейку рядышком. Этот кто-то не только садится, но и шумно вздыхает, как будто он перевернул гору и выпил озеро, как герои сказок. Он собирает складки на брюках, кладёт лодыжку правой ноги на левое колено, шмыгает носом, опускает руки на ногу. Ты видишь его в первый раз, и, может быть, не в первый раз. Может быть, ты где-то его видел, но не заметил и не запомнил. Хотя такой высокий рост, как у этого незнакомца, тебе определённо следовало запомнить. И такое лицо тоже. Он выглядит как сбежавший принц из диснеевских мультфильмов. Уголки его губ слегка опущены. Пришли сюда, чтобы погрустить. Его волнистые волосы развеваются на ветру, как будто молодой человек сделал себе идеальную укладку в домашних условиях, а не это от природы так. Ты испытываешь зависть, когда видишь обладателей таких волос. Даже Литу завидуешь. У всех волосы как волосы, как у морского принца при набережного бриза, а ты унаследовал ёжика на макушке. Обладатель мягких на вид волос, слегка щурится при моргании, быстрым движением пальца поправляет очки на переносице, и первым нарушает звенящую тишину, и ты чувствуешь, как будто сидишь в поезде, а незнакомый дедушка напротив прижимает ладонями горячую кружку чёрного чая и начинает рассказывать свою интересную биографию. Их истории в это время всегда интересны и затягивают в то время, как машина времени. — Почему ты один? Друзей нет? — Так получилось, – ты пожимаешь плечами, и хочешь, чтобы Лит побыстрее шевелил булками и тепнулся рядом с тобой, и унёс куда-то далеко. Незнакомец догадливо щурится. Ты невзначай бросаешь на него взгляд, чтобы удостовериться, что его внимательные глаза не смотрят на тебя. Но они смотрят. И он говорит: — Так получилось, что ты один? Или так получилось, что у тебя друзей нет? Подавляешь желание поорать. Так, чтобы голуби, небрежно ковырявшие клювами хлебные крошки возле памятника, улетели к черту и не возвращались. Опровергнуть чужие сомнения ты не можешь. Потому что, правда. Ты один и друзей нет. Поэтому соглашаешься с его словами. — И то, и другое. Незнакомец ничего лишнего не говорит. Лишь понимающе кивает головой. И кивает до сих пор, как будто в голове у него включается плеер, и он флексить без звука. Ты осторожно смотришь на него краем глаз и замечаешь, как твой собеседник выпадает из реальности: шевелит губами, вытаскивает кончик языка, кивает головой, глазами бегает по аллее. Напевает. Выслушиваешь. И понятия не имеешь, что за музыка у него включена в голове. Он выглядит скучающим. Через несколько мучительных минут Лит присоединяется к вашему безмолвному разговору и болтовне ни о чем. Он молча подходит к тебе впритык к ногам и с радостью знакомит тебя твоему мечтательному собеседнику. — Он старшенький. Пятый курс. — Ого. Удивляешься ты искренне, а не так, чтобы для приличия. Собеседник казался для тебя старшим минимум на два года. И не любителем общения. Но пятикурсник спешно оправдывает себя тем, что не знает на какую тему поболтать, и представляет себя. — Знат. — Ураган, – снова на автомате. И так вышло, что ты начал тусить с ними всегда. Они тянут тебя с собой, ты следуешь за ними. Некоторые одногруппники твоих новых друзей прозвали вас «Тремя мушкетёрами». С разных рангов. Перваш, нуб и бывалый. Забавно, но по-детски. После пар ты идёшь прогуляться по площадке университета, пока команды «трёх мушкетёр» идут обедать без своего младшенького. Удар прилетает в живот. Внезапно. Вгоняет в угол, как запуганную олень при свете фар машины. Чей-то железный кулак упирается в ребра, и тебе кажется, что этот железный человек без сожаления сломает тебе все кости. За твоей спиной гогочет его шайка. Ты не такой человек, который кинется в драку сломя голову. Ты такой человек, который в конце концов превращается в грушу для битья из живой плоти, потому что одинокий волк среди львов, потому что появился не в то время и не в том месте, потому что глупые людишки отчасти неоправданно жестоки. И этим глупым людишкам не хватает концерта. Они в восторге от драк, им интересны пытки. Они считают это забавным. А если начнешь противостоять им, они бесятся. Бесятся тому, что у тебя есть силы подняться, и они от этого чувствуют себя ни черта не способными на то, чтобы подавить твою силу воли. Они посчитают себя слабыми рядом с тобой, поэтому хотят казаться круче всех и авторитетным рядом со своими дружками и пинают, пинают, пинают. Ты хочешь подняться, у тебя на это есть силы, но тебе мешают. Они глупые, а ты сильный. Приходит он незаметно. Безымянный «Величественный» Хомо сапиенс. Словно телепортировался с другого пространства в другое, потому что ему лень передвигаться самому, и пользуется фаст-тревелом, как в играх. Он всегда появляется там, где бываешь ты, рандомно, как глюк какой-то. И каждый раз случайным образом. То ли жизнь в стиле игры над тобой издевается, то ли ты совсем ничего не замечаешь. Шайка парней решает быстрее ретироваться, потому что веселиться в присутствии свидетеля им не клёво. Они пошлёпывают по грязи после дождя и уходят. Вы остаётесь наедине. Он поднимает брови, как будто увидел что-то очень странное. И выражение его лица такое красноречивое с явным намёком спросить в лоб, дурной ли ты. Он смотрит на тебя косо. Губы поджаты. Все считают его высокомерным. Но ты так не считаешь. Ты считаешь его неким комфортабельным человеком, любящий и заботящийся о животных. Называешь его «Хомо сапиенсом», потому что имени не знаешь. Первое, что приходит на ум, когда ты вспоминаешь тот день: добрый. Но не настолько до шевеления в сердце, до кувыркания в животе. Он не горит желанием тебя защищать от возомнивших себя не пойми кем старшекурсников и помочь подняться с грязного, недостроенного и заваленного набок бетона. У него такое выражение лица, словно хочет дать твоей мордашке добавку своим кулаком. Хочет тебя прибить, запечатать в стену и заколоть гвоздями твои руки и ноги. Только у него поводу нет, поэтому помалкивает. Он кормит бездомных кошек на улице. На деньги, которые он хотел купить сигареты, он покупает кошачий корм. Сидит на переулке, опираясь локтями на колени и обнимая себя, задумчиво наблюдает за трапезой комка загрязнённой шерсти, но летит где-то в астрале. В параллельной вселенной. Он любит животных. Ненавидит людей. Затыкает людской шум, воткнув в уши наушники и включив любимые треки из плейлиста на полную громкость. Но сейчас он ни за чем не прячется. Лишь опирается спиной и одной ногой на кирпичную стену заброшенной маленькой постройки. Полностью игнорирует твоё присутствие. Шарит по карманам. Куртка у него короткая, весенняя, серо-синего цвета с множественными ремнями и английскими фразами на них. Он находит нужную вещь. Щелкает. Курит. Ты поднимаешься с холодного тротуара, стряхиваешь пыль, и с досадой думаешь, что от развода грязи избавишься только дома, когда впихнёшь всю одежду в стиральную машину. Тебе хочется, чтобы барабанка стиралки засосала тебя. От реальности. В маленькое пространство. Хочется бесцельно крутиться в центрифуге, как астронавты при подготовке перед важной экспедиции ради человечества и изучения космического пространства. Хомо сапиенс всё ещё разговаривает со своими размышлениями, глубоко затянувшись и беспорядочной струйкой выдохнув дым из лёгких. Ты неотрывно смотришь на его каждое движение, и понимаешь одну суть: всё, что делает Хомо сапиенс, тебе кажется чем-то правильным и индивидуальным. В этом нет ничего плохого до тех пор, пока ты не осознаёшь, что умираешь, что лёгкие чернеют и засыхают, что кашляешь каждую ночь, и сердце от переизбытка болит. И каждую ночь думаешь о том, что утром, возможно, уже не проснёшься. Курение убивает медленно, со временем. Махнёшь рукой, скажешь: «Подумаешь, пару раз попробую и всё». Но пару дней продлится на пару лет, и начнутся ночные кошмары. И паранойя, что смерть близка. Тем не менее, это факт. Капля никотина убивает лошадь. Ты тоже подросток. Ты тоже понимаешь, что никотин, который сразу же начнёт проникать в кровь при первой же затяжке. Говорят, что никотин успокаивает нервы. Но его самое худшее свойство – это его способность вызывать привыкание и зверскую зависимость. Хомо сапиенс в последний раз торопливо выдыхает дым, бросает окурок на грязную землю, для наглядности тычет носком ботинка, разворачивается и через пару шагов исчезает в темноте. Тебе кажется, что перед уходом он бросил на тебя короткий косой взгляд. Весь оставшийся день ты задумываешься над его взглядом. Что это означает? «Считает меня жалким, неспособным дать сдачу соперникам?», – думаешь ты. «Презирает меня?», – ещё думаешь. «Насмехается надо мной?», – снова думаешь. За то, что ты безразличный на своих обидчиков серый волк? Твои бесконечные мысли нарушает Знат, как испуганный енот, прибежавший с четвёртого этажа, переступая через три ступени, и чудом не сломав себе нос. — Что с тобой? – Лит отвлекается от телефона и ожидающе смотрит на старшего. Знат сглатывает сухость во рту, переводит дыхание и просит время, чтобы собраться с духом. Лит настораживается, думая, что могло произойти что-то очень серьёзное, но потом пятикурсник тычет в твоё лицо какой-то сайт, сам что-то лепечет за кадром, а Лит хочет дать ему по голове своим ботинком. Твое сердце падает в желудок, когда Знат говорит, что о тебе пишут какие-то там фанфики. Ты хочешь узнать что за зверь такой – фанфик. И Знат тебе объясняет, а Лит тем временем интересуется, откуда он вообще знает о существовании таких произведений. Так вот какие естественные причины того, как на тебя смотрели девушки с параллельных и старших потоков. С умилением, с перешёптыванием. Тебя оказывается сводят с каким-то парнем и без твоего разрешения и созерцания. И не «с каким-то», а определённо «с каким». С безымянным Хомо сапиенсом. С Сахарком. С тем самым Возвышенным. Ты теперь видел всё в своей жизни, маленький мальчик. — Послушай. Ты меня недолюбливаешь из-за выходки других студенток? Во время пары по анатомии, когда преподаватель дает десять минут отдыха, пока он починит интерактивную доску, ты «пскаешь» своему соседу по парте и выплёвываешь навязчивый вопрос, который терзал тебя весь день, как морские черви. Хомо сапиенс, имя которого, предположительно, начинается где-то от «Ф» до «Я», убирает с губ кончик ручки и перестает читать лекцию. Он переводит взгляд с лекционного блокнота на тебя. Его недовольный вид достаточно красноречиво говорит сам за себя, что он вовсе не горит желанием решать чужие проблемы. А черный лекционный блокнот по анатомии выглядит как «Тетрадь смерти» с множественными именами тех людей, которые он ненавидит. — В смысле «из-за выходки других»? – прошелестел он самым обычным, даже слишком обычным голосом. В омуте его глаз клубится безразличие, как «Большое Красное Пятно» на Юпитере. Антициклонический шторм. Буря. Вихрь. Ого. И в этот момент ты соображаешь, что впервые слышишь его голос вблизи. Странно. — То есть ты меня действительно недолюбливаешь? — Ты сам себя услышал? О чем ты вообще? – в голосе хомо сапиенса сквозит неприкрытая ирония. — Это из-за того, что другие нас... Ну... Ты моментально краснеешь, и чувствуешь, как сердце предательский начинает биться, как у маленькой испуганной птичкой в клетке. Горло засыхает от волнения. Ты начинаешь жалеть о том, что поднял эту тему, и вообще посмел заговорить с тем самым «Возвышенным». Как прямо можно говорить о том, что бесстрашные девушки, полны фантазии и воображений, с грудой вдохновения в карманах и гениальными идеями пишут какие-то там новеллы о романтических отношений между двумя здравомыслящими парнями? Как? Это же полный анрил. — Договаривай. Тебе приказывают более твёрдым тоном, ты невольно чувствуешь в его голосе особо нескрываемое раздражение, и ты выдыхаешь: — Ну... Нас сводят. Хомо сапиенс изумлённо приподнимает брови и смотрит на тебя таким взглядом, словно спрашивает: «ты сейчас серьёзно?». Он молчит несколько секунд, поворачивается лицом обратно в свой лекционный блокнот. — Меня много с кем шипперят. Ты далеко не единственный. Так что не переживай. — Шиб...п-п... Что? Ты за сегодня слышишь уже несколько новых слов, как богом забытый маугли в джунглях, или как путешественник во времени, которого вселенная по ошибке парадокса выкинула через тонкую грань между временем, и ты толком не разбирался в жаргонных словах. Однако собеседник не хочет продолжать с тобой беседу, и недовольно бурчит: — Погугли. И не тупи. Когда ты едешь домой на автобусе, вспоминаешь слова Хомо сапиенса. Достаешь телефон с кармана, разблокироваешь дисплей отпечаток пальца, залезаешь в интернет. Что такое шипперить – гугл запрос. И ты снова краснеешь до ушей. Всё же это неправильно. Видеть любовь там, где её по природе нет, конечно, очень мило, но такого в жизни быть не может. Может, в параллельной вселенной, но явно не здесь. — Это же всё равно мило, – умиляется знакомый женский голос, и ты впечатываешься спиной к кирпичной стене, чтобы не попасть в круг обзора двух собеседников. Ты вчера погуглил все дела. Но пробежать глазами те самые шипперские фанфики не получилось никаким боком. Потому что... Ну... Это очень странно. (Знат говорил, что они действительно прикольные, что он зря недооценивает чужие таланты). Хомо сапиенс стоит к тебе лицом, а его подруга спиной и залипает в телефон. Он закатывает глаза: — И виной всему это, – и указывает ладонью свое лицо. Красивое лицо, однако. Никто не спорит. Он хорошо дружит с этой девушкой, с которой они вместе почти с порога детского сада, когда его подружка влетела ему в лоб у входа с такой скоростью, с которой озорной трехлетний ребёнок с хулиганским характером мог бежать, и пинком оттолкнула его с дороги, что он еще неделю ходил с шишкой на лбу размером с большой палец. И только к уважению пятнадцатилетней дружбе, он держит себя в руках и не сердится, когда подруга любовно тычет своими любимыми моментами в этих фанфиках с его участием ему в лицо и по-детски визжит. А он с отвращением морщится и отходит от экрана, поворачивая голову в разные стороны, лишь бы не видеть дисплей смартфона с открытой вкладкой «определённого извращённого дерьма». Это как он считает. Наверное, ему меркзо. От этого. От этого всего. Кого только не напрягает тот факт, что тебя выставляют субъектом веселья в каком-то непонятном сайте. Любой человек посмотрел бы на это творение с таким изумленным, выпавшим выражением лица, думая о том, каким образом он там оказался и что он там вообще делает. Кто посмел взять его имя и порочить. Именно так он думает о модерн-литературе. Первое, что приходит на ум о его характере: принципиальный. Его сознание принимает лишь стереотипы. Он так долго просидел в своем непорочном панцире, что не умеет принимать и понимать необычные, считай, непривычные вещи, которым так или иначе суждено существовать в этом мире, сколько бы он и остальные люди ненавидели и пытались избавиться от этого. Сколько бы не сжигай, не избивай, не прятайся, не суди, всё это «не привычное» остаётся там, где рождалось. Даже если это влияет к «следующему существованию» положительно или отрицательно. Большинство людей считают «непривычных явлений и остальных людей» не похожими на себя, от чего и ненавидят. — Ты очень милый, – продолжает та канючить. Если бы она только знала, как нелепо она выглядит со стороны с такими детскими движениями и перекошенным лицом, как будто по ее пальцам ног ударили кувалдой. Короткостриженная, с кучей мелких заколок на волосах в виде фруктов и цветочек. Хихикая, она уворачивается от хватки Хомо сапиенса, который попытался отобрать девчачий смартфон с радужным единорогом и поморщился от этого. — Тем более, ты подходишь к тому мальчику первокурснику. Он тоже милый. Ю ар кьюти бойс. — Ты серьёзно? – он скептически вскидывает брови. — Абсолютно. Ты застрявший в комфортном гнёздышке социопат, который недоволен всем и вся, а он веселый шумный ураган. Он поражённо вздыхает: — Как же он меня бесит, – и стыдливо закрывает ладонями глаза, и ты понимаешь, что пора уходить отсюда. Уединиться в кирпичной заброшенной постройке сегодня не получится. Тебя бесит его ублюдский характер. Он считает себя величественным, и тебе это не нравится. Он не принижает остальных людей, нет, вовсе нет, он их попросту недолюбливает. Не считает для себя важным делом общаться с людьми, вступать с ними в контакт. Он считает некоторых людей глупыми отчасти, не логичными и легкомысленными. Если бы он учился в психиатрии, а не в общей медицине, он с лёгкостью написал бы целый доклад под названием: «Почему я ненавижу людей? Сто и одна причина». И, однозначно, получил бы сто баллов из ста. Знат кидает в тебя фри, чтобы наконец обратить твое внимание на себя, и ты растеряно смотришь на кусочек жареной картошечки, упавший на белый круглый стол, поднимешь кончиком пальцев и отправляешь в рот. Знат изумлённо замирает, так и не отправив в рот свой фри, переводит глаза на пустое место, рядом с тобой, чтобы сообразить, что он только что увидел, и снова смотрит на тебя. Чувак, ты кажется, выпал из реальности. — Над чем твои шестерёнки в голове так активно работают? – всё же интересуется он, находит губами фиолетовый пластмасс и шумно хлюпает колу из трубочки. «Над кем», – хочешь сказать. Но молчишь. Потому что Знат любопытный. Он доконает тебя, даже если ты случайно умрешь. Откопает тебя из под земли и узнает, кем является этот «над кем». Вместе этого ты хмыкаешь вместе с приглушённым смехом и показываешь ему какой-то мем, который отправил Лит в общий чат, и с весельем обсуждаешь увиденное зрелище. В середине разговора Знат ворует твои круглые очки с тонкой серебристой оправой буквально над носом и примеряет вместо своих. Немного моргает, присматривается к белой стене за твоей спиной и некоторым обедающим студентам, говорит, что не подходит к своему зрению и возвращает обратно, криво воткнув тонкие заушники тебе за уши, пока ты давишься колой от того, как нелепо выглядит пятикурсник в твоих очках. На паре по анатомии профессор приглашает первокурсников и второкурсников поглазеть на практику старшекурсников в анатомический зал с оборудованием для всестороннего обучения будущих медиков. Импровизированную операционную разделяла полностью стеклянная стена, за которой и толпились младшекурсники. Зал укомплектовали манекенами, показывающими в разрезе основные органы человеческого организма, интерактивной 3-D системой и главное – моделями манекенов, имитирующих настоящий труп человека. — Здесь есть все, что есть в теле человека. Мы можем сделать разрез и показываем все, что внутри, – профессор обходит операционный стол, где лежал неживой труп под белой простынёй, и меняет излучения операционного светильника, чтобы зрителям было хорошо видно, чем будут заниматься старшекурсники. — Когда мы его вот так разрежем, увидим, как работает сердце. Тут специальные шланги, которые подают жидкость для наглядности, как работает кровообращение. Это труп – анатомическая модель трупа, почти полностью повторяет тело человека как снаружи, так и внутри. Это альтернатива настоящему трупу. Как и живая ткань человеческого тела. Профессор говорит, что ткань манекена на 70% состоит из воды, как и человек, один в один. Говорит: «Это специальная разработка». Он ещё говорит, говорит, после вручает первое задание Знату и срывает ткань с тела. Со стороны стоящих рядом младшекурсников страшатся восхищённые возгласы. Тебе кажется, что синтетические ткани отображают живую ткань в лучшем качестве, чем мертвая ткань трупа. Нет. Ты, кончено, не видел живых, то есть мертвых, то есть мертвых человеческих трупов. Пока что. Синтетическая модель человеческого тела включает в себя кости, суставы, мышцы, органы и сухожилия, которые присутствуют в анатомии человека. Также включены спланхнология, то есть все внутренние органы и основные нервные системы и сосудистые компоненты. Возможно «слушать» сердцебиение, мерить давление, делать им сердечно-легочную реанимацию. Ты внимательно наблюдаешь, как Знат впритык наклоняется к трупу-манекену чуть ли не носом, щупает кожу пальцами в некоторых областях груди, живота и шеи, трогает руками руки и ноги, сосредоточенно всматривается в каждую имитированную гематому и заметные порезы. Профессор стоит рядом с остальными старшекурсниками, скрестив руки за спину и, непроницаемым, но тем не менее гордым взглядом следит за манипуляциями своего лучшего студента. — Над чем он так долго шаманит? – интересуешься ты под носом, надеясь, что все медицинские шуточки Лит тебе с радостью объяснит. — Собирает анамнез. Ты на автомате поворачиваешь голову в его сторону, услышав другой голос. Однако рядом с тобой всё это время стоял не Лит, а тот самый безымянный Хомо сапиенс. И твой взгляд против воли падает на его пустой бейдж, прикреплённый золотистой маленькой булавкой, торчащей из-под хлопковой ткани медицинского халата. У всех там написаны имена, курс и факультет. А у него кроме информации о том, что он второкурсник Лечебного дела, больше ничего нет. — Собирает анамнез? – зачем-то переспрашиваешь, запоздало понимая, что зря. Во-первых, казаться глупым в его глазах не в твоём стиле. По крайней мере, в этой жизни. Во-вторых, заводить диалог с этим Возвышенным не хочешь. — Ему дали задание собрать как можно больше анамнеза, определить, что случилось с пациентом и оказать ему неотложную помощь как можно быстрее, – второкурсник поворачивается боком в твою сторону, но голову держит на месте и манит тебя пальцем в сторону операционный. — Видишь? На левом плече, следы от ремня безопасности, как будто свежий. — И о чем это говорит? — О ДТП, – пожимает он плечами. — На запястье левой руки множественные гематомы и след от подушки безопасности. Ты щуришься, чтобы разглядеть то место, о котором говорит Хомо сапиенс, но тебе мешает голова склонившегося Зната. — Я вижу только даблю. — Это марка машины, не важно. Причина уже ясна. ДТП. Но какие внутренние повреждения имеются, пока неизвестно. Возможно, сломаны ключицы, трещины в ребрах, сотрясение головного мозга. Это смотря в какую сторону удар был сильным. И вообще какова шкала болевого порога, это оценивается по шкале Глазго. Тебе сейчас расскажут по подробнее. Я не могу этого знать, если не нахожусь там, и мои знания пока этого не позволяют. — А вроде ты выглядел таким, будто всё знаешь, когда начал разговаривать со мной, – отшучиваешься. Не подумав. Однако он твою забаву не разделяет. Толкается кончиком языка в зуб, словно всё это время был занят вытаскиванием застоявшегося там салата. И вовсе тебя не слушал. Блять. Ругательство случайно срывается с твоих губ. Ты оглядываешься по сторонам, сомневаясь, не брякнул ли ты брань вслух. Оказывается, действительно вслух. Но к счастью, этого услышал лишь безымянный Хомо сапиенс, который бросает на тебя косой взгляд и ухмыляется краешком губ. Хмыкает. Оборачивается, кого-то ищет и отходит. — Свободно? Пустующий напротив стул после поспешного ухода Зната несколько минут назад был шумно отодвинут в сторону, так что металлические ножки со звуком заскользили по плиткам. Ты как раз сидел за зубрением задания по латинскому языку, а в библиотеке очень уютно. Но запоминать сложные слова на давно вымершем языке тебе приходится трудновато даже с шпаргалками. Ты толком и английский язык не знаешь. Безымянный Хомо сапиенс, который считает себя превосходным, но не слишком чтобы прям до небес и дальше, присаживается и без твоего разрешения. Он немного наклоняется вперед, и его голова слегка склонилась набок, и скрещивает пальцы, теперь демонстративно показывая, что предстоящий разговор очень важен. — Надо решить вопрос. Что будем делать? – начинает он прямо. Решает не идти вокруг до около. — В смысле что будем? Какой вопрос? Он демонстративно указывает взглядом на твой смартфон и после чего на хихикающих снаружи студенток. После чего снова смотрит на тебя, приподнимает брови, спрашивая этим, понял ли ты. Но ты не понял. Хмуришься. Не варишь, чего вообще этот хочет от тебя. И он тебе объясняет, кончиком пальца сильно давит тебя за макушку и тычет твоё лицо в твой же смартфон, не заблокированным дисплеем, где было открыто видеохостинг Ютуб. — Чёртовы фанфики, дебилоид. Ах, да. Точно. Но как? — Но как? – повторяешься. — Как ты предлагаешь это сделать? Хомо сапиенс медленно выпрямляется, смотрит на тебя сверху вниз сквозь ресниц. — Есть только один вариант, – говорит он. Ты терпеливо киваешь, чтобы он продолжил свою идею. Тебе тоже не нравится существование таких произведений. — Смотри. Нам надо вообще не пересекаться друг с другом. От слова вообще, понимаешь? – спрашивает, немного опустив голову, словно дарит доверие маленькому ребёнку, и ты мотаешь головой, но затем быстро киваешь, как китайский болванчик. — Если увидешь меня где-нибудь, просто потеряйся, понял? Я надеюсь, что они перестанут писать такую чушь. С этими словами он просто уходит. За последние три недели в университете ты его не видишь, цитирую легендарное слово: «От слова вообще». Но сейчас ты встречаешь его совершенно случайно, лицом к лицу, но «потеряться» не решаешь, когда он, приветствующий тебя с порога официант, застывает с черным пластмассовым подносом в руке, а ты, зашедший в небольшое кафе быстрого питания корейской кухни, посетитель. Вот. Два идиота встретились. С кухни вылетает женщина в черном фартуке и желтой футболке с эмблемой заведения, пихает Сахарка за спину, ругает его, чтобы не бездельничал и принял заказ, затем приветствует тебя и приглашает за кассу, где уже угрюмо восседал твой знакомый. Женщина исчезает там, откуда и прибежала, и ты без интереса изучаешь меню с различными изображениями блюд. — Значит, подрабатываешь? — Помогаю, – бурчит в ответ. — Не сложно тащить «помощь» одновременно с учёбой в медицине? – ты делаешь особый акцент на последнем слове и поднимаешь брови. — Заказывай и не беси меня, мудила. — Хорошо, – ты киваешь и уже с интересом скользишь взглядом по картинкам незнакомых блюд, тыкаешь пальцем на первые попавшие. Улыбаешься. Присаживаешься на место, где запечатана неоновая вывеска с изображением корейской лапши и овальной надписью внизу: быстро, вкусно, полезно. Желтый диванчик очень мягкий. Спустя несколько минут ожидания и слежением за Возвышенным, тебе приносят твой заказ, и он отвечает на твой последний вопрос: — Это кафе моей тёти. Я ей помогаю. — И зачем ты оправдываешься передо мной? Улыбаешься, едва заметно, краешком губ. Потому что он бесится. — Ты достал дырявить мой мозг своим осуждающим взглядом. Тебе впервые начинает нравится, когда тебе кто-то служит, когда кто-то тебя слушается и не может перечить. Ведь в тот момент, когда тебя кто-то служат, он является слугой. Послушным. Который уважает тебя и терпит. Как бы Хомо сапиенс так сильно не старался, люди не перестали писать те самые фанфики. Тебя начинает бесить, что второкурсник без совести игнорирует твоё существование, даже если ты каждый день скачешь к нему на работу, торчишь там несколько часов и бесишь его там до такой степени, что у него кипит пар из ушей. Ты быстро мотаешь головой, подбегаешь а Литу, который всё это время развлекался со своими одногруппниками, тянешь его подальше от чертил, как тряпичную куклу. — Слушай, он меня конкретно задолбал. Как его зовут? Это вышло, конечно... не так, как представляли всё это время. Лит спотыкается о собственные ноги, когда ты его трясёшь, и послушно следует за твоим нервным кивком головы в сторону угла, где скучающе стояли две фигурки. При виде Возвышенного он меняется в лице, мышцы его лица то ли напрягаются, то ли расслабляются, и Лит лишь морщится. Ты смотришь туда же, что ли он, чтобы увидеть, из-за чего друг прилепил на свое лицо такие эмоции. — Вероятно, ты не читал те фанфики про себя. Там через каждый абзац написано его имя, – вместо первоначального комментария, Лит сначала бросает шутку, но ты его неудачную шутку никак не оцениваешь. — Я такое не читаю. И Лит говорит: — Называй его Чупикс, Чуп. Как душа пожелает. Только не Сахарком. Он это ненавидит. А «Хомо сапиенс» сойдёт? Когда ты снова приходишь к нему на работу, его там не оказывается. На следующий день тоже. И на последующий тоже. Ты возвращается к себе домой ни с чем. С пустым желудком. Без Хомо сапиенса не так интересно. За такое большое время недообщения с ним, в котором принимал участие только ты, а второй вечно хмуро молчал и игнорировал тебя, ты всё равно немного узнал про его биографию. Тебя забавляет его эмоций на лице. То хмурое, то недовольное. То злое, то усталое. Он иногда капризничает. Иногда поднимает на тебя голос. Говорит: «Встань и сам возьми ложку. Руки, ноги на месте. Я тебе что, раб, чтобы ползать у тебя под ногами?». И ты хочешь приказать ему: «Ползай». У него любимый цвет жёлтый. Прям как солнце. Но Чуп не солнце. Он вообще не вписывается в эстетику солнечного цвета. Словно он холодная, каменистая, тёмная планета, где нет никого признака для зарождения жизни, одиноко дрейфующая по пространстве, не имея на орбите своё светило, солнце, что грело бы его. Этот факт заставляет тебя грустить весь оставшийся день. Первое, что ты чувствуешь: дикий кувырок сердца вниз по брюшной полости. Ноги прилипают к бетону, словно его залили только недавно, и ты наступил на него по обе ноги. Тяжесть отдается как большой якорь морского корабля, брошенного на дно Марианской впадины. Волна необъяснимого ощущение прошлась по всему телу, с головы до пяток и кончиков пальцев руки. Тебе не ясно, почему у тебя именно такая реакция вырвалась из глубины души. А не изумление, не заинтересованность, не догадливость. А именно какая-то скованность. Какая-то отрицательная реакция. Отрицательность. — Ты действительно нравишься мне. Действительно нравишься, – повторяет девушка. Погода сегодня пасмурная. Холодный ветер пробирает до костей. На небе чёрные тучи собираются в светскую беседу, после они придут к разногласии и будут кидаться крупными хлопьями снега. Холодно. Хочется сидеть дома, там тепло. Уже декабрь. Скоро первый снег, опоздавший на несколько недель, Новый год, каникулы, свободное время. Но он не отвечает. Твой имянный Хомо сапиенс молча смотрит на взволнованную подругу детства, признавшейся в своих чувствах к нему, а тот глотает её слова. Всё ещё молчит. В его глазах пролетает несколько эмоций один за другим, а с другой стороны кажется, что взгляд ничего и не предсказывал. Когда тебе признаётся в любви человек, с которым ты дружил более пятнадцати лет, это конечно, заставляет овладеть тобой удивлением и застрять в полном ступоре. Но девушка снова обливает тело холодной водой: — Я знаю, я тебе тоже нравлюсь. Мы лучшие друзья детства, наверное, поэтому это тебя смущает. Я могу подождать твой ответ. Я правда могу. Пожалуйста, не отрекайся от меня. Чуп говорит: — Я тебя понял. И он, развернувшись, уходит. В тот вечер ты обещаешь себе, что сделаешь всё, чтобы вы поменялись местами. Ты миллион раз приходишь к выводу, что вселенная всё время над тобой издевается. Жестко издевается. Хихикает где-то в пустоте. Следит за тобой. Ставит подножку. Ты бесит факт, что подруга детства Хомо сапиенса не отлипает от него. Они стоят в коридоре и, как ни в чем не бывало, болтают о своём. Неужели, вчерашнее признание получило продолжения? Зарождение чего-то большего? Бесконечного? Или попало в конечную точку и теперь чувства девушки остались односторонними? Раздражает. Почему они улыбаются и продолжают общаться? Тебя бесит Чуп и его подруга. Тебя бесит всё, что касается её. Черви. Они в конвульсиях двигаются внутри. И звук такой неприятный. Мерзкий. Черви кусают больно. От этого неприятно. От ревности неприятно. — Хэй, Ураган. Голос Лита слышится где-то за толпой. Несколько десятков студентов спускаются по лестнице, среди них ты первым замечаешь Зната, яро махающего рукой тебе и прыгающий на ходу, чтобы ты заметил их. Из-за того, что Знат очень высокий, его заметить не сложно, а вот Лит, явно окликнувший тебя до этого, теряется где-то в толпе из-за роста. Они хорошие друзья. Разные, но друзья. С левой стороны уверенной походкой приближаются те самые старшекурсники, которые постоянно насмехаются над тобой. Они громко хохочут, сильно толкая других младшекурсников плечом и с насешком бросив им в след: «Ой, я не заметил тебя, неудачник». У тебя в голове что-то щёлкает. Ты решаешь повторить выходку вселенной. Когда обидчики приближаются ещё ближе к тебе, и, учитывая насмехающееся выражение лица лидера этой шайки и как его губы начинаются шевелить, ты резко вытягиваешь ноги и ставишь подножку. Старшекурсник этого никак не ожидал, поэтому он, скорчив нелепое выражение, спотыкается, взмахивает руками по воздуху, как испуганная птичка, которую птица-мать скинула с гнезда, чтобы сохранить равновесие и упасть носом в плиточный пол. Но он теряет равновесие и падает носом в плиточный пол. Люди вокруг с возгласом наблюдают за зародившейся сценой, Лит со Знатом застывают вместе с ними, как и Возвышенный Хомо сапиенс со своей подругой. Лидер шайки приподнимается, трогает нос тыльной стороной ладони, подносит к лицу, с изумлением заметив на коже кровь. После чего он начинает бесится. Рывком разворачивается разгневанным лицом из-за того, что какой-то первокурсник-лузер уделал неповторимого его, но натыкаясь на твое торжественное выражение, он снова растерянно смотрит на тебя. Тебе нравится, когда на тебя так смотрят. Снизу вверх. Испуганно. Изумлённо. Жизнь устроена так, либо над тобой издеваются, либо ты над ними издеваешься. Иначе никак. Несколько дней спустя тебя в коридоре ловит Чуп. Он выглядит явно рассерженным. Хватка у него грубая. Как будто ни за что не отпустит, пока он узнает. — Что ты ей сказал? – грубит он. Ты удивлённо таращишься на него, не понимая, кто кому что сказал. — Не притворяйся, что не понимаешь о чём я, – рычит, подобно разоренному тигру. Его действительно что-то злило. — Что. Ты. Ей. Сказал. Ублюдок. Тебе придётся молчать. Молчать обо всем. О том, что сердце у тебя бьётся в два раза быстрее рядом с ним, и что ты до этого разговаривал с его подругой детства. Иначе он без особого сожаления разорвет плоть и вытащит твое неугомонное сердце. Растопчет и выкинет до тебя. Разговор с его подругой вышел случайным, после серьёзным и окончательно финальном. Она не плакала. Растерянно опустила голову и кивнула. Больше всего разговаривал ты, а она соглашалась. — Тебе будет неприятно знать, что я ей сказал. — Да ты... – он резким движением хватает тебя за воротник, но тут же осекается. — Что? – ухмыльняешься. Это тебя забавляет. — Ударишь? – интересуешься для наглядности, и замечаешь, как в глазах в чужив напротив близко что-то затухает. Адреналин в крови зашкаливает, как и божественная уверенность. Хочется драйва. И синяки под глазами от конкретного человека. — Давай, бей. Ты знаешь, что он этого не сделает. Он лишь с угрюмым лицом продолжает молчать. В его голове явно крутится тысячи слов, и ещё много чего, но предпочитает молчать. Не делится. Без понятия, почему он всегда дает заднюю. Почему он всегда уклоняется от разбирательств. Почему он всегда сдаётся, не смотря на то, что он Величественный. Безусловно, он пытается придерживаться одного принципа. Не казаться таким глупым, как остальные люди. Ему всегда нужно быть сдержанным, не вписаться в чужую никчёмную жизнь. Ты очень хочешь его сломать. Чтобы он упал у тебя на глазах. Чтобы он почувствовал поражение. Поэтому уверенно говоришь: — Если ты не будешь меня бить, тогда я сам это сделаю. — Что? – растерянный вздох. Не дав ему толком проанализировать выброшенную фразу, ты с силой комкаешь воротник его медицинского халата обеими руками и тянешь. К себе. Ближе. Чувствуешь собственную уверенность. Изумление в чужих глазах. Удар. Столкновение и взрыв. Сначала он не понимает, что происходит. Хлопает глазами, перестает дышать. Ты застал его врасплох своим неожиданным и дерзким решением, и его легкие наполнены пламенем из-за нехватки кислорода. Ты не испытываешь никаких чувств, никаких эмоций, пока неотрывно смотришь в его растерянные тёмные глаза, застывшие во льдах. Внезапно он резко вдыхает воздух через нос, мычит протестующе, начинает брыкаться, пинает сильно-сильно. Но тебе не больно. Видеть его таким неуязвимым удовлетворяет твое эго. Потому что тебя бесит его ублюдский характер. Ты хватаешь его ладонью за затылок и притягиваешь еще ближе к себе, кусаешь его нижнюю губу, чтобы ему было больно, чтобы не дёргался, чтобы он понял кто здесь кто, не отпускаешь. Он делает разворот руками, освобождается от плена твоих хваток и отталкивает тебя сильным ударом ладоней по плечу. — Ты с ума сошёл?! Он нервно вытирает губы тыльной стороной ладони, с нескрываемым отвращением смотрит на блестящую слюну на коже, морщится, сплевывает в сторону тротуара, а затем снова вытирает губы, но на этот раз яростно до покраснения кожи. Он ругается нецензурными словами себе под нос, и по его тону казалось, что его не очень приятные фразы были адресованы не тебе, а ему самому. — Больше не приближайся ко мне, сучоныш. Ты наблюдаешь за его суетой, как он уходит, послав тебя в далекое космическое, за его нервным передвижением, ухмыляешься. Чувствуешь себя победителем. Все ошиблась на твой счёт. Все были слепыми. Настал конец декабря. Тяжелые недели в учёбе, бесконечные слезы, волнения и мертвые нервные клетки. Но ты успешно перешел границу и без мёртвых нервных клеток из-за волнения. Лит до сих пор качает головой и не понимает как тебе удаётся невозмутимым видом закрыть сессию и множество других экзаменов. Ты ловишь не только восхищённые взгляды Лита, но и взгляд одного конкретного человека, который тут же отворачивается, когда палится и ты замечаешь его сталкерство, который всем видом показывает, что это его не интересует, но против воли топчется под ногами. Он теперь немного другой. Немного спокойный. Заинтересованный. Точь в точь как ты в первое сентября, когда увидел его впервые на площадке. А ты такой, как он тогда. Возвышенный. Ты сделал его. Он попался в капкан. Теперь нужно отрезать его крылья. Найти способ его заманить в темницу. Сделать так, чтобы он упал с того места, где он сейчас летает. В самом верху. Толкнуть его со спины в бездну. Пусть он узнает, как любовь бывает жестока. Пусть он почувствует каково было тебе. Пусть теперь он займёт твое место. А ты... (Ты занимаешь его место). — Я разочарован в тебе, Ураган, – голос Лита полон разочарования, о котором он только что озвучил. А в глазах презрение. В сердце обида. А тебе всё равно. Казалось, что так. То ли ты дико привязался умному, доброжелательному, больше всего молчаливому Литу, любящий спрайт и фотографировать всё что двигается и не двигается, и весёлому, немного бесстрашному Знату, которому ты завидуешь из-за мягких волос и высокому росту, то ли у тебя лишние тараканы в голове. Ты раньше не был таким. Тебе было удобно носить маску того Урагана, спокойного, юного, мечтательного. Тебе не нравилось, что кто-то вроде никчёмного Хомо сапиенса подражает тебе. Твоему образу. Тебе настоящему. Делает то, что ты делаешь. Думает о том, что ты думаешь. Его видят таким, каким должны видеть тебя. А на самом деле он такой, каким тебя видят окружающие, когда ты прячешься за вымышленной маской. А в глазах других он такой, каким ты являешься на самом деле. Запутано, но это правда. Словно «риверс» какой-то. Лит только недавно был восхищён тем, что ты заставил лидер той ненавистной шайки упасть лицом в грязь. А сейчас он видит не то, что хотел бы. Хмурится. Отрекается. Но только обижается. Не хочет уйти, но хочет этого не видеть. В его глазах ты был его младшеньким. Лит считал тебя убежденным идеалистом, комфортным в общении, мечтательным и смелым, готовый на настоящие подвиги. Ты смотришь на него через плечо, не поворачиваясь к нему, лениво закинув голову на плечо и демонстративно приподняв брови. Лежащий на спине какой-то парень пользуется моментом, соскальзывает руками и ногами по полу, боязливо потирает разитый нос в крови, разворачивается, разгоняется на четвереньки, и убегает прочь, споткнувшись по дороге. Лит не может прекращать общение с тобой из-за того, что обижаешь других, беззащитных, невиновных. Но он не может дружить. Он не уверен. А Знат всегда на стороне Лита. Ты ожидал услышать оскорбительную фразу, которая, судя по его взгляду, должна была обязательно последовать вслед за этим. Ты ничего им не говоришь. Уходишь. По дороге к выходу ты встречаешь Хомо сапиенса. Даже если ты знаешь его имя, ты продолжаешь так его называть. Наверное, это лучше, знать его безымянным. Он смотрит на тебя, но как обычно молчит. Он понимает, что всё будет, не так как может быть. Ты продолжаешь путь. Чувства? Чувства, наверное, у тебя были. Но ты не виноват. Он сам спрыгнул с верхнего уровня, когда признался тебе. Что ничего против на тебя не имеет. Что не злится. Что никак не может что-то сделать. Не зря говорят, что, в конце концов, мы становимся теми, кем боялись раньше стать. Ты теперь Величественный.