обелиск молчит

непохожесть лица, только в целом — один в один, как круги на воде — расползаются дни без дна. сталь запела, моргнул беспомощно лунный диск; сталь запела, чтоб ты не смог его опознать. в щели пола вползает кровь, обелиск молчит. ты забудешь про страх, стоит сделать последний шаг, только можно ли, став в единый момент ничьим, научиться с нуля моргать, говорить, дышать? песья преданность, лисья стать, и не пепел — мех, птицы певчие в пальцах треском ста тысяч вольт: ты привык отдавать, раз за разом встречая смерть, только сам, не иначе, чудом, еще живой. время? помнится, было. дорога ведет петлей через призраков, осязаемых у клинка — и расходится с грохотом тысячелетний лед, и грани его смыкаются где-то там, за воронкой, глаза чужие — водоворот, отторжение тканей, пение птиц в груди. отпусти, отпусти нас, мертвых наоборот. отпусти, отпусти, и больше не приходи. * слишком много знакомых, сплетенных остатком букв в непохожую исповедь — сразу на чистовик. героев войны не хоронят в пустом гробу, предателям гроб вообще не положен… вру. осады всегда начинаются поутру, счетчик всегда открывается с часовых.