***
Дин смотрит на то, как кровь Бенни толчками пробивает себе путь через плотно прижатые к ране пальцы. — Надо наложить жгут, — произносит Дин, но они оба понимают: какой уж тут жгут. Всё плохо. Глаза Дина яркие. Ярче, чем хвоя пыльных сосен кругом. Бенни думает, это всё потому, что Дин настоящий, а сосны — нет. — Сам видишь, — рот наполняется горьким, густым и солёным с привкусом железа. Приходится сплюнуть в сторону, прежде чем продолжить говорить. — Жгут… не поможет. Но кое-что можно сделать. — Что?! Он и правда не догадывается, или адреналин от схватки всё ещё шибает в мозг, отключая логику? Бенни хрипло смеётся. Выходит звук, скорее похожий на карканье. — Дай мне, Дин. Всего пара глотков, братец, и… буду, как новенький. Лучистые глаза смотрят с тревогой, но она сразу же сменяется отвращением и чем-то ещё. Наверное, разочарованием. Дин ведь явно думал, что Бенни не такой, как те твари, что способны за пять миль почуять его кровь, а за милю — запах тела, даже после мытья в ледяной воде лесного ручья. Те, другие, готовы были сутки напролёт идти по следу, ведомые жаждой. Голодом. — Ты уж прости, если разочаровал, — разбитые губы с трудом выговаривают слова. — Если нет, то нет. Я не в обиде. Дин отводит взгляд куда-то в сторону, в гущу леса. Извечные сумерки Чистилища скоро сменятся непроглядной ночью, и он явно размышляет, каково будет уходить отсюда одному. Путать следы Дин, предположим, умел отлично, но чуять врагов издалека не мог, как не мог и слышать хруст сухой ветки задолго до того, как тот, кто потревожил её, покажется у лагеря. Дин способен сражаться с ними один, это точно. Но в редкие моменты затишья никто не сторожил бы его сон. Кажется, проходят минуты, хотя на самом деле — пара мгновений, не больше. Дин сжимает губы и, всё ещё не глядя на раненого спутника, закатывает рукав и проводит лезвием клинка по коже. До ноздрей долетает нежный, тёплый аромат. От него голова идёт кругом. Рот сам собой оскаливается, обнажая ряд острых зубов, а с губ начинает капать густая, вязкая слюна. Бенни отпускает свою рану и обхватывает запястье охотника. Он очень старается сдерживаться, но выходит паршиво. Бенни стонет, как портовая шлюха, протяжно, хрипло и совсем не в тему. Хочется вгрызаться в плоть, высасывать солёный сок жизни, однако Бенни не позволяет себе такого. Он лижет тонкую алую струйку, что стекает к запястью от локтя, и старается не упустить ни одной капли. Боль притупляется, вскоре и рана затянется — Бенни это знает. Если Дин будет щедр, то через несколько часов он снова будет в строю. Вампир с усилием отстраняется от протянутой руки сам и отворачивает голову в сторону, чтобы меньше ощущать зов крови. Это мало помогает, Дин слишком рядом. Голод. Да, голод силён. Но пока Дина рядом не было, он не был таким острым. А стоило попробовать на вкус, но не досыта, а так, лишь продегустировать, как жажда сделалась и вовсе нестерпимой. Но он смог отстраниться сам, чем заслужил лёгкий кивок от Дина. Это давало надежду. Может быть, это только начало. Может быть, Дин будет щедр ещё раз или два… И Дин был щедр.***
Короткая передышка, но Дин слишком на взводе, чтобы отдыхать. Разжигать костёр неразумно, и Бенни знает, что человека тоже мучает голод. Умереть от этого здесь нельзя, Бенни проверял. Но вот страдать — вполне. Навернув ещё круг по лагерю, Дин подходит чуть поближе и пихает носком кроссовка вампира в бок. — Вставай. — Что, Динно? Скучно? — насмешливый голос и ухмылка помогают. Они всегда помогали со времён, когда приходилось иметь дело со Стариком. — Заткнись, а? — беззлобно просит Дин. Бенни умолкает и смотрит, как Винчестер отходит к дереву, стягивает джинсы, яростно и резко, словно они в чём-то виноваты. Вниз, до самых лодыжек. Упирается лбом в сложенные на дереве руки так, чтобы видеть только рукав собственной рубашки и кору соснового ствола. Выгибает поясницу… Бенни привычно собирает во рту побольше густой слюны и сплёвывает в ладонь. Ну, не лучший вариант, конечно, но другого всё равно нет. Хорошо, хоть слюна не человеческая, а то Дину худо бы пришлось. А так… Они уже и привыкли, вроде. Привыкли, ну да. Бенни и правда очень привычным движением проводит по ложбинке между ягодиц скользкими от слюны пальцами, чтобы потом приставить головку к тугому, горячему кольцу мышц. Это грязно, это отвратительно, как и вся их жизнь здесь. Дин подаётся навстречу. Когда член входит до упора и чужие яйца касаются задницы, он глухо стонет. Бенни задаётся вопросами, о ком Дин думает в эти моменты, почему так избегает секса лицом к лицу. Он испытывает неожиданную злость, подаётся вперёд и прикусывает солоноватую кожу на шее. Дин отзывается недовольным окриком и чувствительным тычком локтя Бенни в рёбра. Когда чуть позже Винчестер всё-таки успокаивается и засыпает, устроившись на груде опавших листьев, Бенни сторожит его сон. Он смотрит на то, как разглаживается глубокая морщина, что пересекает лоб по вертикали между бровей, а уголки губ слегка подрагивают, словно Дину что-то снится. Что-то хорошее. Бенни прислушивается к звукам ночного леса. Всё тихо. Пока что. Тогда он стягивает с себя куртку и опускает её поверх Дина. Тот сперва резко распахивает глаза и вскидывается, но Бенни негромко успокаивает его: — Всё спокойно, отдыхай. Голова Дина опускается на листья. Он снова спит. Бенни смотрит на небо, где нет земных созвездий, а узкий серповидный ломтик молодой Луны почти не даёт света. — Сэмми, — бормочет во сне Дин. Когда Бенни оглядывается, то видит на его губах улыбку.