***
На часах около семи утра, когда они наконец видят перед собой загородный дом Эйприл. Даже не верится. Выбираясь из фургона, мутант не спешит отпускать дверцу, голова кружится от недосыпа, слегка подташнивает от огромного количества выпитого кофе, да и ноги плохо держат, потому что затекли. Ему требуется минута, чтобы немного прийти в себя, пара глубоких вдохов и несколько поворотов корпуса. После этого становится значительно лучше, даже часть сонливости уходит от мысли, что они наконец доехали. Его попутчица пока и вовсе не решается выйти. Нервно мнет в руке край толстовки, кусает губу, смотря в боковое окно. В янтарных глазах отражаются тонны печали. Лео буквально физически больно, видеть ее такой разбитой. Он сам открывает ей дверцу и помогает вылезти, подавая руку. Она ни слова не говорит, ладонь не отдергивает, принимает помощь без типичных язвительных комментариев. Словно кукла, марионетка, дергай за ниточки, она сделает все, что захочешь. Это ее поведение, парня пугает до дрожи. Будто нет больше жизни в ее взгляде, одна лишь горечь утраты и беспросветный мрак. Как ее вытянуть из этого – он не представляет. Надеется только, что после прощания с отцом, она сможет отпустить хоть часть своей боли. Смотря на Карай, мечник вдруг понимает, что абсолютно не готов. Он хочет оттянуть то, ради чего они приехали. Предлагает ей немного отдохнуть после долгой дороги, она ведь вряд ли хорошо спала на жестком сидении, к тому же ее раны еще не зажили до конца, но куноичи упрямо мотает головой. Бросает короткое – Веди – и снова скрывает лицо под капюшоном. Ладно, значит пора. Он провожает ее к большому дереву, под которым они похоронили Сплинтера, сжимая ее руку мертвой хваткой. Непонятно, кто кого больше удерживает от распада в этот момент. Старший из черепах прикладывает все возможные усилия, чтобы не расклеиться сейчас, когда видит простое каменное надгробие. До сегодняшнего дня он лишь один раз позволил себе минутную слабость: в то мгновение, когда осознал, что сердце его учителя больше не бьётся. Они останавливаются у могилы отца, стоят плечом к плечу. Леонардо передает девушке букет белых лилий и делает шаг назад, дает ей возможность выговориться. Мива осторожно ступает ближе, опускается на колени, расправляет лепестки возложенных цветов. Ее трясет. Только сейчас, проводя пальцами по грубой гравировке, она окончательно понимает, что ее папа мертв. Нет больше надежды. Сладкий самообман, что он может быть жив, возможно просто сильно ранен, разлетается мелкими стеклянными осколками. Она все еще не издает ни звука, хоть слезы и бегут по щекам градинами. Так много она не успела, сколького не сказала, а теперь у нее есть только сырой грунт и эта треклятая каменюка, под которой лежит последний родной ей человек. Она одна, совершенно одна во всем мире! Японка скребет землю ногтями, будто пытается раскопать, вернуть то, что у нее забрали. Мутант отводит глаза. При взгляде на эту картину, его рука непроизвольно сжимается на грудной пластине, под которой сбивчиво стучит сердце. Он крепко стискивает зубы. Не заплачет, сможет ради нее. Его одолевает нечеловеческая злоба, на мир, на судьбу, на Шредера, но больше всего, на самого себя. Будь он сильнее, останови Ороку Саки чуть раньше, не было бы сейчас так паршиво. Мастер был бы жив, а Карай не рассыпалась бы на части на его глазах. Девушка раскачивается на коленях, баюкает свое горе. Тихие всхлипы все же вырываются наружу. Осознание непоправимости произошедшего, холодом сковывает ее внутренности. От разъедающей боли хочется кричать. Одна, одна, одна, одна, одна… Или… Мысль обдает жаром, током проходит по позвоночнику. Нет, остался еще кое-кто. Тот, кто стал родным внезапно. Тот, кто всегда был рядом, даже когда казалось, что ей никто не нужен. Он всегда за ее плечом, прикрывает спину, ничего не просит взамен. Ее крепость, ее единственная семья. Она вздрагивает. Тот, кого она не имеет права потерять. Куноити поднимается на шаткие ноги, прочищает горло, в ее словах звенит сталь, когда она говорит: - Леонардо, ты должен мне пообещать. Мива поворачивается к нему лицом, и он видит наконец, расчерченные дорожками слез щеки и яростный взгляд заплаканных глаз. Лидер застывает, одновременно желая услышать ее просьбу и боясь какой та будет, ведь она может попросить его о невозможном. Однако не согласиться не может, кивает чтоб продолжала. Девушка сжимает кулаки и крепко зажмуривается, а когда вновь смотрит на него, нет ни следа ярости, только сумасшедший страх. Сердце пропускает удар. Ее голос вдруг срывается, потому что она кричит: - Ты! Не смей умереть, слышишь?! Не смей меня бросать! Если помрешь, я тебя воскрешу и снова убью за то, что не сдержал слова! Ты меня понял Лео? Скажи, ты все понял?! Этого он и боялся, то самое невозможное. Парень молчит, сверлит взглядом землю, потому что не может произнести тяжелые слова отказа. Она и так все понимает, кричит на него сначала на английском, а потом уже на японском, он не разбирает слов. Только понимает, что это настоящая истерика, потому что куноити отчаянно хватает ртом воздух, задыхаясь. Слезы льются ручьями из ее глаз. Мечник моментально оказывается рядом, заключает трясущееся тело в объятья, растирает спину помогая дышать, но этого, кажется, до невозможного мало. Все это пугает его сильней и сильней. Карай то ли не может, то ли не хочет успокаиваться. Он подхватывает ее на руки быстро унося в дом. А она борется с ним, пытается вырваться, бьет кулаком в грудь, и кричит, воет как раненый зверь. Синеглазый быстро заматывает ее в плед, чтобы не пиналась и не тревожила сломанную руку. Усаживает себе на колени, прижимает рукой ее голову к своему плечу, укачивает как ребенка. Он гладит ее волосы и шепчет какую-то околесицу, обещает быть рядом, заботиться, оберегать. Сколько сможет. Столько, сколько ему отведено. До того дня, как под деревом не будет стоять его собственное надгробие. Тише, тише, ты только не плачь пожалуйста, я все сделаю, все что захочешь, все хорошо будет, только успокойся умоляю. Он вспоминает Миву-младенца на его руках, как она радовалась и хихикала нежным детским смехом, дергая крохотными ручками концы его маски. А потом смотрит на то, что осталось от той милой малышки: истерзанная, искалеченная местью и бесконечной войной душа и побитое тело. Глаза ужасно печет. Ему жаль. Ему очень, очень жаль. Он хотел бы для нее другой судьбы, но изменить ничего не может. Остается только прижать ее крепче, уткнуться губами в горячий лоб. Леонардо не замечает, как его собственные слезы теряются в ее волосах. Они оба тонут. Еще слишком юные, но уже бесконечно уставшие. На телах бесчисленные шрамы, в душах кровоточащие раны. Они – машины созданные убивать, отчаянно жаждущие мира. Мутанта с головой захлестывает все то, что он так долго сдерживал внутри: боль потери, страх перед неизвестностью, что ждет впереди, и самое тяжелое - внезапное осознание полной ответственности за братьев. На его плечах тяжкий груз ошибок и промахов, и он совершенно не готов быть главой семьи, сенсеем. А еще есть девушка на его руках, которую он не смеет подвести. В душе растет, множится что-то страшное, темное. Он не сможет. Не готов. Совсем мальчишка, который просто хочет обратно своего папу. Ученик, а не учитель. Палач, но не судья. Он нагло врет Карай сейчас, ему не под силу ее защитить. Как, если он себя-то не может. Только выбора у него нет, отобрали вместе с детством. - Соберись Лео, хватит скулить! Взгляд леденеет, ладонь смахивает остатки влаги с лица. Не при ней. Потом, когда останется один, он даст своей боли выйти наружу. Но не сейчас. Его чувства могут подождать. Куноичи понемногу затихает, теперь слышны лишь редкие всхлипы. Сил больше нет. Мыслей больше нет. Она измотана. Парень все еще укачивает ее, наблюдая как опускаются тяжелые веки, выравнивается, становится глубоким дыхание. Девушка засыпает, а у мечника крышу рвет, все внутри выламывает. Он укладывает ее на старый диван и вылетает на улицу. Хочется кого-нибудь ударить, хочется кричать, обвинять весь мир, утопить его в слезах и крови. Но рядом лишь стена сарая, о которую он, крепко стиснув зубы, до мяса разбивает кулаки. Под пластоном все еще неровно бьется, хрупкое, по осколкам собранное, сердце. Больно. Больнее, чем ободранные руки. Больнее, чем задохнуться и вернуться к жизни. Больнее, чем выход из комы. Бессилие больнее всего. Лоб встречается с деревянной поверхностью в том месте, где остались кровавые следы его ударов. Немой крик застывает на губах. Колени подгибаются. Кажется будто вся вселенная ложится на плечи, придавливая его к земле. Хочется чтобы все происходящее оказалось всего лишь ночным кошмаром. Синеглазый приваливается к стене плечом. От усталости кружится голова. Он слишком мало спал в последнее время, и теперь, когда дал эмоциям выплеснуться наружу, того и гляди отключится. Надо подняться с земли и вернуться в дом, но ноги не слушаются, тело ватное и кажется весит тонну. Пробует встать, но валится обратно. Панцирь скребет по дереву. Глаза закрываются. Ничего, он просто посидит тут немного и вернется к Миве. Совсем чуть-чуть отдохнет…***
Холодно. Мутант открывает глаза, не сразу понимая где он. С трудом садится, оперевшись руками о мерзлую землю. Мышцы задеревенели и дрожь проходит по телу. Похоже он вырубился прямо на улице и проспал весь день, так и не сумев заставить себя двигаться. Солнце уже склоняется к горизонту, а погода не слишком то жаркая для конца мая. Лео передергивает плечами. В доме навряд ли теплее, надо растопить камин, иначе Карай замерзнет. Встать получается со второй попытки. Зато на душе стало чуть легче. Он идет к дому, медленно переставляя ноги. Немного шатает. Столь малое расстояние кажется сейчас огромным. Ступеньки вдруг превращаются в препятствие. Лео чертыхается, случайно задев о перила, содранную кожу рук. Бросает взгляд на разбитые костяшки. Вот надо ж было… Как его угораздило только, импульсивность вообще не в его характере. Раф бы сейчас посмеялся над ним. Входная дверь открывается с едва слышным скрипом. Внутри его встречает тишина. Мечник осторожно заглядывает в гостиную: девушка еще не проснулась, так и лежит на продавленном диване, плотно укутанная им в шерстяной плед. Это хорошо. Уголки губ приподнимаются в легкой, грустной улыбке. Она будет в порядке. Они все будут. Он позаботится. Лео бесшумно проскальзывает в комнату. Первым делом разводит огонь, благо поленья уже сложены, надо лишь поджечь. Смотрит как разгорается сухое дерево. Жар обдает руки, напоминая о еще одном деле. Стараясь не издавать ни звука, он обходит дом, находит на полке в ванной аптечку, обрабатывает ссаженные кулаки. Шипит, когда на свежие раны попадает антисептик. Ничего, заслужил, думать надо прежде чем делать. Он возвращается к Карай, садится на пол, подобрав ноги. Тепло медленно расходится по небольшому помещению, руки замотаны бинтами. Заняться больше откровенно нечем, а что-то делать надо, иначе в голову снова полезут непрошенные мысли. Взгляд блуждает по гостиной, неожиданно выцепляет гитару в углу. Ха. Синеглазый тянется к ней как загипнотизированный, осторожно, стараясь сильно не шуметь, на пробу проводит по струнам: даже не расстроена. Рассматривает ее внимательнее, как будто это какой-то мираж из прошлого. Простая, акустическая, у него была похожая когда он только учился играть. На душе вдруг становится светлее, приятные воспоминания греют. Отец вложил в их руки музыкальные инструменты даже раньше чем оружие, считал, что они должны уметь не только сражаться. Донни тогда быстро освоил клавишные, Раф влюбился в ритмичный грохот барабанов, Микки, как самый талантливый из них, хватался за все и везде преуспевал, а вот он сам… Когда мастер впервые вручил ему шестиструнное нечто, он смотрел на него в недоумении, совершенно не понимая как обращаться с этой штукой. А как только гениальный младший брат нашел для него самоучитель, юный мечник вовсе впал в отчаяние: трехпалые руки никак не подходили для гитары, рассчитанной на человеческую ладонь. Но он все равно пытался. Несколько месяцев в логове невозможно было находиться без затычек для ушей. Дон тогда впервые задумался над звукоизоляцией комнат. Сейчас ему смешно это вспоминать, а тогда был кошмар: если бой и перебор он освоил с горем пополам, то аккорды не давались никак. Мало того, что пальцы у него слишком толстые, их не хватало, и приходилось как-то изворачиваться подбирая звучание на слух, так еще подушечки распухли и болели ужасно, не прикоснуться. Парень хмыкает, удобнее устраиваясь на полу, опирается карапаксом о диван. Сколько же было счастья, когда он смог сыграть самую первую свою мелодию от начала и до конца. Левая рука ложится на гриф. Он потом подобрал и выучил наизусть весь плейлист своего старенького, самодельного плеера. Пальцы ласково перебирают струны. Когда он перестал играть? Саднят под бинтом сбитые костяшки. Наверно, когда они первый раз вышли на поверхность, резко стало не до музыки. Лео тихо напевает до боли знакомые слова, смотря на потрескивающие в камине поленья. - Ты красиво поешь. Мутант замирает, пойманный с поличным, скашивает взгляд на другой конец дивана. В полумраке отражают искры янтарные глаза. Мозг зависает, переставая правильно работать. Он с трудом вспоминает человеческую речь. - Я… Ээээ… Я пел Микки колыбельные в детстве, когда он не мог уснуть. – Лицо отчего-то заливается краской, и он спешно отворачивается. – Ты прости, что разбудил. Спи дальше, я не буду больше мешать. Ему неловко. Он уже готов встать, чтобы убрать гитару, но на плечо ложится узкая ладонь. Синеглазый замирает снова, буквально переставая дышать. - Не надо. Сыграй еще, пожалуйста… Он смотрит на девушку с некоторым недоверием, ожидая подвоха, но она не смеется. Наоборот, в ее глазах искренняя просьба. Лео сдается, хоть пальцы и становятся мгновенно непослушными. Выдыхает, прикрыв на секунду глаза. Левая рука возвращается на гриф. Эта мелодия уже не такая лиричная, но и куноичи уже не спит. - I've tried to be perfect… Карай следит за ним неотрывно, ловит каждое движение, каждое слово. На ее лице играют блики огня, придавая резким восточным чертам мягкость. Музыка оседает внутри, навсегда оставляет отпечатки на ее сердце. Японка видит, это не просто случайная песня, нет, это послание ей. Мечник просит прощения, но она не понимает зачем. - Ты извиняешься – шепот-утверждение – за что? Рука застывает над струнами обрывая звук. Слова комом встают поперек горла. За что он извиняется? Он оборачивается встречаясь с Мивой взглядом. - За то, что я не идеальный. За то, что не успел. – он усилием воли смотрит ей прямо в глаза – За то, что ты страдаешь сейчас. Он снова отворачивается. Отступившая было боль возвращается вдвойне. - Ты не должен. Она двигается так, что теперь обжигает горячим дыханием его затылок. Ее рука неожиданно дергает хвосты маски, заставляя откинуть голову на диван. Глаза мутанта расширяются. Она слишком близко, и пряди волос касаются его лица. - Слушай меня. Очень внимательно. – Карай касается ладонью его щеки, - Ты последний в этом мире кто виноват. Ты единственный кто сумел отомстить и покончить со Шредером. Я никогда не буду винить тебя, ведь я бесконечно благодарна. – она наклоняется еще ближе, - Только не смей бросать меня одну, это все о чем я прошу. Что же она с ним делает? Лидер знает, что нельзя этого произносить, нельзя в его положении обещать невыполнимое, нельзя говорить, что он не будет рисковать собой. Но слова все равно вылетают изо рта, потому что он наглухо застрял в ее медовом взгляде: - Обещаю. Гитара соскальзывает на пол, когда она хватает его за ремни ножен, затягивает на диван. Неловко обнимает одной рукой, утыкается носом в шею. У мечника дыхание перехватывает, но он осторожно обнимает ее в ответ, ограждает хрупкую фигуру от внешнего мира. К грузу на его плечах резко добавляется несколько тонн, но он готов принять этот дополнительный вес. Мива будет счастлива, он все сделает для этого. Будет рядом до тех пор пока она хочет, уйдет в тень как только она перестанет нуждаться в нем. Он теряется в своих мыслях, прижимая к себе дорогую сердцу куноичи, веки опускаются. Не замечает как она поднимает голову, не видит как на ее щеках проступает румянец. Легкое касание губ становится неожиданностью, глаза распахиваются в шоке. Девушка целует его, и кажется, не собирается останавливаться. Он хочет отстраниться, но мешает ее ладонь на затылке. Слишком сладко, чтобы быть правдой. Наверное он спит, и ему наконец снится хороший сон. А раз это сон, значит можно отпустить тормоза. Пальцы зарываются в ее волосы, он неумело отвечает на поцелуй. У нее вкус яблок с корицей, совершенно не вяжущийся с ее образом, но невероятно приятный. Бархатная кожа и холодные руки. Она кажется такой уязвимой сейчас, но он знает насколько смертоносны ее атаки. Она какая-то неземная, вся будто состоит из крайностей. Притягивает его как магнит. Убивает здравомыслие. - Карай… - голос охрип, - Что же ты творишь… Если она сейчас не остановится, будет плохо. Он не может так с ней поступить. Не сейчас, да и вообще никогда. Это неправильно, запретно. Она человек. Она может иметь нормальную жизнь на поверхности, под солнечными лучами, а не скрываться в тени. Может учиться, работать, завести семью… Так почему же они продолжают целоваться, не в силах оторваться друг от друга? - Остановись… Остановись пока не поздно, прошу, - шепчет он, но сам не отстраняется – я ведь мутант… - Я тоже… - выдыхает она ему в губы, замирая – Лео… Посмотри на меня. Девушка слегка подается назад, и он несмело поднимает веки: в ответ на него смотрят зеленые глаза с вертикальным зрачком. - Яя ужее нее человеек – она говорит растягивая гласные, между острых клыков видно раздвоенный змеиный язык – Выы всссе что есссть у меняя. Чешуя исчезает, вновь сменяется человеческой кожей. Радужка приобретает привычный, янтарный цвет. - Я знаю о чем ты думаешь – Мива невесело усмехается – Считаешь, что я должна жить среди людей. Только я не могу. И не хочу. Ее ладонь касается его щеки, и мечник неосознанно льнет к ней в поисках ласки. Она улыбается, смещает руку, проводит большим пальцем по губам. Синеглазый совершенно перестает соображать, сердце колотится будто он пробежал марафон. - Не отталкивай меня… - Никогда… - Будь со мной… - Я давно уже твой, разве ты не видишь?.. Новый поцелуй ожидаем, но от этого не менее сладок. Ощущения новые, необычные, кружат голову. Парень чувствует себя пьяным. Не понимает, как он вдруг оказался зажат между спинкой дивана и хрупкой девичьей фигурой. Знает только, что еще рано для таких поворотов. - Не спеши. - Хочу. - У тебя рука сломана. - Блять. - Не выражайся. Карай нехотя слезает с его колен, раздраженно проводит здоровой рукой по волосам. Дурацкий гипс. Лео не может сдержать смешок. Глаза куноичи прожигают в нем дыру, а он просто притягивает ее в объятие, чопорно целует в лоб. Черт побери, если бы она только знала, как сложно сохранять рассудок, когда она ведет себя ТАК. Лицо горит. Он нервно кусает щеку изнутри. Да, действительно, знала бы она, как далеко уже ушли его мысли. Мечник встречается с ней взглядом и улыбка трогает губы: в ее глазах снова горит привычный огонь, яркое пламя, что он привык видеть. Пустота ушла, выжжена под корень. И он не представляет ничего прекрасней. - Тебе стоит еще поспать, мне кажется на сегодня хватит событий. - Я не усну. – Девушка выдыхает, - Только, - она переводит взгляд на лежащую на полу гитару – если ты споешь мне еще. - Хм. Идет. Синеглазый подбирает инструмент, двигается ближе к краю. Японка устраивает голову на его плече. Он зависает на минуту, не знает, что выбрать, но потом вспоминает зачем они приехали на ферму. Поднимает взгляд к потолку. Отец, я обещаю, я сберегу их всех. Я буду сильным за них всех. Наша семья будет счастлива. Мива будет счастлива. Я клянусь. Завтра он отнесет свой старый костыль к могиле мастера, оставит символ своей слабости навечно. Но сегодня он позволит себе проститься как сын, а не преемник. Треск поленьев в камине, их дыхание и музыка разрезают тишину старого дома…If they say Если они скажут: Who cares if one more light goes out? Да кого волнует, если погаснет еще одно пламя? In a sky of a million stars На небе из миллиона звёзд It flickers, flickers Оно вспыхивает, вспыхивает. Who cares when someone's time runs out? Да кого волнует, если чьё-то время закончится? If a moment is all we are Если мы исчезнем через мгновение Or quicker, quicker Или быстрее, быстрее. Who cares if one more light goes out? Да кого волнует, если погаснет еще одно пламя? Well I do Меня волнует...