Проклятие

Бэйн считал, что жизнь наградила его больше, чем он заслуживал. У него была цель. Цель, ради которой жил, и которую принял, как неизбежное дополнение. Которой был готов следовать — преданно, беспрекословно и со всей присущей ему жестокостью. Бэйн не всегда был жесток, но времена, когда было иначе, он почти не помнил. Жестокость стала для него привычным атрибутом, и не было ничего, что способно было пошатнуть этот принцип. Второй подарок жизни был любовью. Сначала дружеской, затем братской, а после — отчаянной, надрывной и, чего уж таить, страстной. Бэйн не знал, что мог любить, и вряд ли понимал полный смысл этого слова, ведь был не способен любить даже себя самого. Но он любил Талию. Ту девочку, из Ямы. Всю свою жизнь после встречи с ней он считал, что так до сих пор и не выбрался оттуда. Выбралась только Талия и он единолично, вполне добровольно, отдал всё, что у него было, как плату за её свободу. И он не жалел о том, что платил кровью. У него больше ничего не было, и он ничего не ждал. Прежде, чем волна ударов накрыла его, он попрощался, потому что знал, что они больше не увидятся. Бэйн не верил в то, что Талия справится — он знал это. Он знал, что она свободна, даже когда агония охватывала его тело и он не мог дышать от боли. Он знал это всегда и мысль о её свободе заставляла его жить. А Бэйн так и не выбрался, он навсегда остался в Яме. Тот человек, которого много лет назад там оставили, там и умер, ибо Бэйн совершенно себя не узнавал: ни мысленно, ни в отражении зеркала. И отражение, и мысли были ему чужими. Но правильными, даже естественными. Желание служить и делать все возможное для Талии было для него естественным. Как дышать или спать. Как ненавидеть и взращивать отчаяние, как культивировать это все в безумие бесстрашия. И идти с этим напролом, потому что Талия этого хотела. Люди, которые помнили, как Бэйн оказался в Яме, не болтают — страх и смерть заставляют молчать всех. Главное, выбрать правильный подход. Когда он, сидя на полу Ямы с покрытым грязными бинтами лицом, увидел Ра’с аль Гула, он ещё не знал силы страха. Да и не был ещё Бэйном тогда. Своё имя он помнил, но для него это был призрак. Всё, чем он был прежде, не просто уничтожено, но растоптано и сорвано вместе с кожей его лица. Разбито, как кости его черепа. Остались только шрамы — на теле, и на лице. Но шрамы не болят, им не нужно облегчение, они просто помнят. Ра’с аль Гул вытащил его, обучил и принял в ряды Лиги. Сперва в его взгляде читалась благодарность за спасение жизни Талии, а затем что-то изменилось. Сначала это была память о том, что Ра’с аль Гул не спас свою жену, и весь его стыд и гнев обрушились на Бэйна. А Бэйн искренне не понимал, в чем его вина. Искалеченное лицо и уродливая маска с анальгетиком, громкое дыхание и блестящие, как у затравленной собаки, глаза стали напоминанием Ра’с аль Гула и его проклятием. Тогда Бэйн по-настоящему родился, как новый человек. Как проклятие. А Талия взрослела, и Бэйн переставал быть ей братом и все чаще смотрел на неё, как мужчина смотрит на женщину. Но она, закалённая детством в Яме и жизнью в Лиге, оставалась холодна. А Бэйн думал, что не смотря на его жертву он так и остался для нее просто покровителем и защитником. И его это устраивало. Пока Бэйн мог быть с Талией, как защитник, он мог видеть её. И его глаза бы блестели, когда он смотрел на неё. А она бы оставалась все так же холодна, как ночи в Яме, когда Бэйн прятал Талию и грел ее посиневшие от холода руки. И его бы это устраивало. А затем она разбила лёд. Когда никто, кроме него, не мог этого видеть. Бэйн часто представлял себе этот момент и, казалось, знал, как себя вести, но тогда он просто замер, пока Талия говорила. Она снова стала маленьким ребёнком, которого нужно было защитить. Бэйн был готов защищать. А вот любить её боялся. Она пришла к нему ночью, одна и решительна, а Бэйн попросил её уйти, потому что если отец Талии узнает об их разговоре наедине, их накажут. Себя Бэйн не жалел, а вот Талию берёг любой ценой. Талия резко осадила его, снова превратившись из девочки в женщину, а Бэйн отвернулся, всматриваясь в даль, опираясь руками о перила широкого балкона. Он тяжело вздохнул и его шумный выдох был красноречив. Талия спросила, любит ли её Бэйн, а он в ответ лишь прикрыл глаза. Он не мог смотреть на неё, ведь если бы посмотрел, то сказал бы правду. — Нет, я не могу, — его слегка неестественный из-за маски голос казался шелестом листьев на ветру, но она услышала. — Иди. Талия не ушла. Она схватила его под локоть и заставила повернуться. Бэйн не сопротивлялся, ей он никогда не сопротивлялся. Ну конечно, она не уйдёт. Она хочет слышать ответ. Её горячие руки обхватили лицо Бэйна и совсем скоро он ощутил дыхание Талии на коже. Мягкие, женские губы коснулись его чуть повыше брови. Бэйн так и не открыл глаза, лишь провел ладонями по её рукам и остановился на запястьях, поглаживая их большими пальцами. У него были крупные, узловатые руки, которые вообще не подходили для того, чтобы ласкать такое нежное существо, как Талия. Бэйн попробовал отстраниться, попросить её прекратить, но из-под его маски вырвалось лишь пару звуков. Он поймал себя на том, что не может силой заставить её отпустить его лицо, перестать его целовать. На руках выступили вены. — Пожалуйста, — попросил он. Ему нравилось то, что делала Талия, но он знал, насколько они далеки. Там, в Яме, они были равны. И Бэйн жалел, что его любовь не закончилась вместе с их равенством в Лиге. — Скажи мне, — прошептала она, и Бэйн чувствовал, как шевелятся её губы, произнося эти слова. Он чувствовал их смысл кожей. Вместо ответа Бэйн прижался к ней щекой, наполовину скрытой маской и кивнул. Он не мог найти слов, а простое «да», казалось ему слишком простым, слишком кощунственным. Он чувствовал её улыбку и хотел бы сам однажды улыбнуться ей, но маску Бэйн не снимал никогда, даже при ней. И дело было не в том, что маска накачивала его определёнными препаратами. Все вокруг считали его чудовищем — Бэйн был яростен, хитер и ловок в бою, а потому вскоре стал превосходить лучших из лучших Лиги. Отец Талии начинал его опасаться. Лицо, закрытое маской, похожей на намордник, жизнь в Яме, загадочность личности — все это создавало мрачную, негативную обстановку вокруг одного имени. Только Талия произносила имя Бэйна без страха и презрения. В её устах его имя теряло свой обременяющий, болезненный смысл и он мог обрести покой. — Я знаю, — её голос стал ещё тише. — Откуда? — Бэйн отстранился и посмотрел на неё. Её щеки блестели от слёз, но при нём она могла спокойно плакать. Он слишком много раз видел её слёзы. Пожалуй, только он один их и видел. — Вижу по твоим глазам каждый день. Бэйн издал звук, похожий на смешок, но маска поглотила этот звук, а Бэйн опустил глаза. — Смотришь на меня, и боишься, что кто-то заметит. Так смотри же на меня, когда уже никто не видит. И он посмотрел. Талия снова улыбнулась. — Я устала прятаться и бегать. Иначе разницы между Лигой и Ямой нет. Такого запрета не существует, Бэйн. Никто никому не запрещал быть вместе. — Ра’с аль Гул не позволит. Ты его дочь, а я наёмник. Он и так в последнее время стал хуже ко мне относиться. — Отец боится тебя, — серьёзно сказал Талия. — Он боится, что однажды ты станешь сильнее него самого. А страх, как известно, рождает ненависть. Он хочет, чтобы ты пал. — И потому ты пришла? Ты решила ему помочь? Если только кто-то узнает, что ты… У него не будет лучше повода, чтобы изгнать меня, — Бэйн будто только осознал это. — Уйду с тобой. — Готова оставить отца, Лигу Теней и всю эту жизнь? — с недоверием спросил Бэйн.— Ради кого? — Ради тебя. Я не забыла твоей жертвы, — твердо ответила Талия. — Мне не нужна такая благодарность. Я не хотел тебя такой ценой. Я хотел, чтобы ты была жива и свободна. Любовь, рожденная из чувства долга не является любовью. — Моя любовь не имеет ничего общего с долгом. Дело в тебе. Бэйн хмыкнул и отстранился от неё. — А ты что, боишься изгнания? — Талия приподняла бровь и усмехнулась. Бэйн покачал головой. Он не боялся быть изгнанным, он боялся потерять Талию. Яма не дала ему ни семьи, ни друзей и спасая её ребёнком в тот злосчастный день, Бэйн спасал и самого себя. Он спасал свою душу от тьмы, ибо только чувства к Талии были похожи на обычные человеческие чувства. Без этого он бы перестал быть человеком вовсе. Талия ничего больше не сказала, и развернулась, чтобы уйти. Бэйн снова прикрыл глаза, чтобы не видеть, как она удаляется. Он вдруг почувствовал себя трусом. Его побаивается сам Ра’с аль Гул, а он боится быть искренним с Талией. Если отпустить её сейчас, то ничего, кроме грёз, у него не останется. Он сжал кулаки, нахмурился и в пару шагов нагнал её. Талия победно ухмыльнулась, когда Бэйн замер в паре миллиметров от её лица и, тяжело дыша, смотрел прямо ей в глаза. Талия прижалась к нему всем телом. Она знала, что это раззадорит Бэйна ещё сильнее. Бэйн смотрел на неё в упор, время от времени смещаясь от глаз к губам. — Я не могу тебя целовать. — Так не целуй, — Талия сама осыпала открытые участки его кожи поцелуями. Бэйна бросило в жар и он сжал руки на бёдрах Талии и шумно выдохнул. А затем прижал её к стене, жадно изучая молодое тело, пока она целовала и гладила его. Время от времени её руки и губы касались шрамов и Бэйн дрожал всем телом, но это была приятная дрожь.Он тяжело дышал и не мог остановиться. Бэйн понимал, что это будет правильно, если он сейчас её отпустит и прикажет уйти. Но не мог. Давно родившееся чувство мешало остановиться и он тщетно надеялся, что вот она снова его поцелует и тогда он точно сделает так, как было бы правильно сделать. Сам же Бэйн понимал, что этот «правильный» поступок не будет для него желанным исходом и не принесёт ничего, кроме страданий. К этому он привык, но не хотел снова окунаться в привычный омут. Потому он позволял ей целовать себя и позволял себе самому ласкать её тело и чувствовать, как она прижимается к его груди. Талия вдруг опустила руки на его поясницу и потянула. Бэйн сначала не понял, что это значит, но она достаточно быстро расставила все точки. Талия тянула Бэйна с балкона, на котором они стояли, прямо вглубь дома Лиги. Сначала ему показалось, что Талия хочет найти свободную комнату, но вскоре оказалось, что она ведёт его в крыло, в котором до заключения в Яме жила её мать. Это крыло оставалось нетронутым, никто, кроме Ра’с аль Гула туда не ходил, но последний уже несколько недель отсутствовал по причинам, которых никто, кроме его подручных, не знал. Даже Талия не была удостоена чести знать, где находится её отец. А Бэйн и подавно. Бэйна будоражило и сводило с ума происходящее, но остановиться он не мог. А если и мог, то уже не хотел. Он заворожено смотрел на спину Талии, идущей впереди, изучал и пожирал глазами каждый её изгиб, тяжело дышал и продолжал идти следом. Они вошли в узкий коридор, так и не дойдя до хоть какой-либо комнаты. Талия резко обернулась и их глаза встретились. Она смотрела на него с теплом и лёгкой тенью надежды, а Бэйн жадно и нетерпеливо. Он пытался запомнить каждую черту её лица, каждую родинку на шее и лице, но в особенности, больше всего, он желал запомнить её взгляд. Только Талия смотрела на него так, почти даже с любовью, и Бэйн хотел помнить это в каждой детали, потому что знал — больше никто так на него не посмотрит. — Что? — улыбнулась она. — Ничего, — мрачно ответил Бэйн, продолжая неотрывно на неё смотреть. Талия не успела ответить, потому что Бэйн резко и достаточно сильно схватил её за плечи и быстро оттеснил к каменной стене. Он вышиб воздух с её лёгких, даже не заметив, но Талия ничего не сказала и все так же смотрела на него, но теперь к её взгляду примешалось желание. У Бэйна оно никуда и не уходило. Крупные ладони сжали плечи Талии всего на мгновение, а затем скользнули выше. Бэйн одной рукой зарылся в её волосы, а другая накрывала ключицу. Большим пальцем Бэйн чувствовал её пульс, не отрывая от неё глаз. Она ухватилась на него, оступившись — верно, от неожиданности. Бэйн склонился над Талией, его тяжёлое дыхание раздавалось из-под маски, которая не глушила звук, а только делала его чётче. Он сжал ладонь в кулак, сминая волосы Талии между пальцев и потянул её к себе, но она по-прежнему была зажата между стеной и телом Бэйна. Он склонился и холодный металл маски коснулся кожи там, где бился её пульс. Талия тихо выдохнула, провела руками по его груди и плечам, задевая выступающие вены и еще алые, не до конца зажившие, шрамы, и погладила обритую, так же покрытую шрамами, голову. Поцеловала шею, чуть ниже уха — позволила Бэйну понять, что ей нравится игра и она принимает правила. Бэйн немного отстранился, снова посмотрел ей в глаза и замер. Руки Талии потянулись к маске, к её зажимам и Бэйн невольно вздрогнул, зажмурив глаза. — Не надо, — попросил Бэйн, взяв ладони Талии в свои, и убирая их от маски. — Я ведь уже знаю, что там. Я хочу… — она не договорила, но Бэйн понял суть невысказанного желания и покачал головой. — Там уже не я. Мне будет больно. Физически. Талия молча кивнула и поднесла ладони Бэйна к своим губам, коснулась огрубевшей, шершавой кожи, и Бэйн вздрогнул. По телу прошла горячая волна, выступили мурашки. В тишине, прерываемой только громким дыханием Бэйна, раздался звук расстёгиваемого ремня. Талия ловко поддела его армейский ремень, затем пуговицу, спустилась рукой ниже, а Бэйн в ответ издал то ли рык, то ли стон, по-прежнему внимательно следя за лицом Талии. Вот, она закусила губу, когда пряжка расстегнулась, прикрыла глаза, лаская рукой пах Бэйна, а вот посмотрела на него и её губы блестели манящей влагой. Бэйн поймал себя на мысли, что хочет ощутить эти губы на вкус, но между ними стояла непреодолимая металлическая стена, делавшая его похожим на дикого пса в наморднике. Маска снимала боль, но Бэйн, и так потерявший многие положительные качества, казался в ней ещё более диким и опасным. И только Талия могла не бояться его. Их взгляды встретились, а затем она снова неожиданно заставила его издать стон, похожий на рык, но в этот раз Бэйн не бездействовал. Широкая, покрытая узелками шрамов и переплетением вен, рука с силой ухватилась за край костюма Талии, похожего на кимоно. Пояс с треском оборвался и ткань быстро скользнула по коже вниз, обнажая упругую, молодую женскую грудь с аккуратным ареолами сосков и мягкой, тонкой кожей, которая так сильно контрастировала с грубой кожей рук Бэйна. Он резко вдохнул, опустив взгляд, а затем снова посмотрел на Талию — она улыбалась. Бэйн не отреагировал, но подхватил Талию одной рукой за поясницу и прижал к себе, а второй сильно сжал грудь. Плотная ткань перчаток могла бы доставлять ей неудобство, но снимать их Бэйн уже не собирался, да и Талия не протестовала. Он склонился к ней, прижался щекой к её щеке и громко выдохнул её имя, сминая грубыми руками грудь Талии. Его руки с жадностью и любопытством открывали для себя все новые участки тела. Сначала он скинул ткань с её плеч, а затем оголил живот, наслаждаясь видом. Талия, в свою очередь достаточно быстро расстегнула жилет Бэйна, похожий на разгрузку и прижалась к нему голой грудью — дразнила. От прикосновения её обнажённого тела Бэйн вздрогнул, и ему уже захотелось прекратить прелюдию. Она продолжала ласкать Бэйна в области паха, но это не длилось долго. Он отстранил её от себя, прижал к стене, взял за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза, второй рукой придерживая её затылок. Его лицо было так близко, что она почти касалась губами его маски, но Бэйн не мог её целовать. Его палец очертил линию подбородка, прошелся по ключице, нежно погладил грудь, слегка подразнив чувствительный сосок, — Бэйн сам удивился, что он и нежность хотя бы раз за всю жизнь встали рядом — а затем потянул за поясок на её штанах. Он запустил руку под ткань, погладив рукой ягодицу Талии, попутно спуская штаны ещё ниже, тем самым открывая себе доступ к более интимным местам. Бэйн не любил церемониться, и точно так же не любил терпеть, потому предварительные ласки остались в весьма сокращенном виде — они оба знали к тому моменту, чем они будут заниматься. Бэйн опустился ниже, едва касаясь лицом тела Талии, его маска лишь слегка задевала кожу — когда он задел сосок, Талия едва слышно ахнула и чуть расслабилась. Присев перед ней, Бэйн достаточно бесцеремонно потянул хлопковые штаны вниз вместе с бельем. Бэйн не чувствовал её запах, но был уверен, что пахнет она просто прекрасно — женщиной, которая его желает. И этот запах бы сводил его с ума ещё больше, взывал бы к его животным инстинктам, а потому, может, даже лучше, что Бэйн не чувствовал, как Талия пахнет. Она задрожала, оказавшись полностью без одежды, а Бэйн почувствовал власть — Талия в его руках, обнажена, готова отдать ему своё тело и ласку, податлива и жаждущая его грубых касаний. Бэйн скользнул между её ног, сначала дразня кончиками пальцев головку клитора, время от времени меняя скорость и движения, чтобы её тело не привыкало к одинаковым ощущениям. Талия резко вдохнула и на выдохе застонала. Бэйн ухмыльнулся, когда вместе со стоном с её губ сорвалось его имя. Так его имя она ещё никогда не произносила. Он аккуратно, но требовательно ласкал её, ловя каждый стон — тихий, секретный и сладкий. Его пальцы настойчиво сместились, собирая влагу у неё между ног — очевидное доказательство её желаний. Талия хотела Бэйна, и ей не нужно было этого говорить, её тело само говорило об этом. Он резко выпрямился, нависая над ней: — Смотри на меня. Когда Талия открыла глаза и посмотрела на Бэйна, он продолжил ласкать её, но уже внутри, погружая пальцы в неё. Он иногда замедлялся, позволяя ей почувствовать фрикции, дразня и доводя до пика. Но как только она была готова к оргазму, а рука Бэйна стала такой же влажной, как и промежность Талии, он отпустил её. Талия немного обиженно вздохнула. — Нет, — попросила, хватаясь за него. Вместо ответа Бэйн развернул её лицом к стене, прижимаясь к ней всем телом. Он провёл рукой по её обнажённой спине, а затем, не медля, спустил свои штаны, прижался пахом к её ягодицам так, чтобы она почувствовала, что не только её тело говорит о желаниях. Между её ног было всё так же влажно, и Бэйн чувствовал, как головка его члена тоже становится влажной из-за того, что он так прижимался к её промежности. Одной рукой Бэйн подхватил её за грудь со спины, а второй направил член ко входу и, не церемонясь, плавно вошёл. Талия выгнулась в его руках, но Бэйн придержал её за ягодицы, не давая сдвинуться. Внутри неё было тепло, почти горячо, и стенки влагалища плотно обхватывали его. Бэйн громко выдохнул в унисон со стоном Талии. Она сжала его бедро, прижимая его к себе плотнее. Она откинула голову назад, касаясь затылком его плеча, и ладонь Бэйна переместилась с её груди на шею. Бэйн глухо рыкнул ей в ухо и снова толкнулся. Возбуждение было настолько сильным, что ему хотелось двигаться быстрее и жестче, входить глубже и обладать ею, не сдерживаясь. Толчки были короткими, но глубокими, и вскоре Талия сама начала подаваться ему навстречу бёдрами. Иногда Бэйн срывался, сильно сжимал её тело, оставляя красные следы на груди, бёдрах и ягодицах, и двигался резче, чем стоило бы, но Талия не просила его остановиться, лишь стоны становились громче, иногда переходя на вскрики. Тогда Бэйн зажимал ей ладонью рот и просил быть тише. У Талии подкашивались ноги, она дрожала в его руках, но страсть Бэйна не позволяла прекратить эту сладкую пытку. Он не говорил ей нежных слов, не ласкал её, как девственницу, лишь наполнял её собой изнутри — он не знал подобных ласк и не умел их дарить. Когда стенки её влагалища стали сжиматься сильнее, Бэйн опустил правую руку вниз, к клитору, и ускорился, помогая Талии достичь пика. Она застонала неожиданно громко, и это была музыка для ушей Бэйна, но в то же время он боялся, что их услышат. Талия упёрлась рукой в стену, прижимаясь ягодицами ближе к Бэйну. Талия хотела, чтобы он это сделал — Бэйн это явно видел. И он сделал. Бэйн не сбавил темп, когда ощутил, что она готова закончить. Он не замедлился, даже когда Талия протяжно застонала и обмякла в его руках, тяжело дыша. Её оргазм окончательно свёл его с ума. Правая рука покинула её промежность, Бэйн уперся рукой о стену, рядом с головой Талии, а левую он положил на её плечо притягивая к себе ещё ближе с каждым толчком. Он был даже немного грубым, но Талия позволяла ему эту грубость. Грубость была прерогативой Бэйна, его основной чертой — от внешности, до характера. Бэйн не умел быть другим. Впервые за все время Бэйн застонал, когда понял, что скоро наступит разрядка. Он с силой схватил Талию и прижал к стене всем весом, но не меняя темпа. Она слегка вскрикнула от неожиданности, но Бэйн видел, как Талия томно улыбнулась. Ей нравилось, что он такой. И она хотела, чтобы он был грубым. Бэйн совершил ещё несколько глубоких фрикций, и глухо застонал, прикрыв глаза. Дыхание тяжело вырывалось из маски, и впервые за все время Бэйн подумал, что она ему немного мешает. Талия всё еще была зажата между его грудью и стеной, а он сам всё ещё был в ней. Восстановив дыхание, Бэйн отстранился, стараясь не смотреть, как Талия одевается. Ему отчего-то теперь было не по себе, будто даже неловко. Хотя, Бэйн в жизни почти никогда не чувствовал неловкости. Скорее, это было нежелание смущать её. Бэйн молча застегнул штаны, поправил разгрузку, и только тогда осмелился посмотреть на Талию. Она всё ещё была обнажена, раскрасневшаяся и почему-то улыбалась. Бэйн нахмурился. — Ты пояс мне порвал. — Я старался. Спрячь, или выбрось, чтобы никто не видел. — Пояс, даже порванный, не расскажет о нашей любви. Талия шагнула к нему, обхватила его лицо руками, а затем прижалась щекой к его щеке. Она была тёплой и Бэйну нравилось её тепло. Руки сами легли на её обнажённую спину, и заскользили вверх по влажной коже. Он зарылся руками в её волосы и выдохнул, а затем прикрыл глаза, чтобы Талия не увидела в них то, о чём Бэйн никогда не сможет ей сказать.