Приключения Гекльберри Финна

— Только не закрывай глаза, — просит Он и тут же тихонько рычит сквозь зубы. — Я хочу видеть твои глаза. Он - тот, что в этот самый момент разливает мед внизу твоего живота. Горячий, вязкий и сладкий до умопомрачения. Тебе хочется прикрыть веки и откинуть голову, подставляя шею под Его поцелуи, но Он желает видеть твои глаза. Хочется выгнуться всем телом навстречу Его движениям, закинуть руки за голову и комкать подрагивающими пальцами одеяло, но Он хочет именно по твоим глазам видеть все, что ты чувствуешь. Твой мальчик. Тоненький, с широкими остриями плеч. С мириадами веснушек, усыпавших бледную тонкую кожу. Нежную, как у ребенка. На мгновение прерывая зрительный контакт, ты поднимаешь голову и целуешь Его в ямочку между ключицами. Чувствуешь, будто прикоснулась к Богу. Он, твой Бог, легонько тянет тебя за волосы, заставляя снова положить голову на подушки. — Пожалуйста, — говорят Его глаза. Тебе кажется, что ты срываешься с края пропасти где-нибудь В Антарктике и летишь в никуда. В неизвестность, выстроенную из самого чистого льда. С одной стороны, вызывающе голубую, а с другой — переливающуюся миллиардом оттенков. В нее вплелись тысячи лет, северное сияние, падающие кометы и свет путеводной звезды. Его дыхание становится тяжелее. Не в силах совладать с собой, Он тихонько стонет и зажмуривается на мгновенье. Преждевременные морщинки в уголках Его глаз складываются в причудливый орнамент, такой неуместный на столь юном лице. — Это потому что я много улыбаюсь. Легкий ветерок приводит в движение бледно-желтые занавески на крохотном окне. Солнце врывается в комнату и тут же вспыхивает лесным пожаром на темной меди Его волос. Он уже не может вымолвить ни слова, только поскуливает тихо тебе в шею, а ты чертишь пальцами на Его спине маршруты ваших жизней. Вместе, врозь, оп-па, опять пересекаются. За окном шумят верхушки столетних деревьев и остервенело щебечут птицы. Вокруг вас на несколько миль — ни души. Лишь глубокое хвойное море, и вы — на самом его дне. В крохотном деревянном домишке с режущей глаз красной черепицей на крыше. С сотнями неизвестных тебе символов, охотничьим ножом вырезанных на стенах, дверях, наличниках окон. Изнутри этот дом похож на логово мальчишки-сироты из старых книжек. Хотя Он таковым и является. — Том Сойер, — однажды хмыкнула ты. А Он лишь скривил лицо и цокнул языком: — Ты не очень-то похожа на Гекльберри Финна, — и что-то поменялось в Его мальчишечьем взгляде, когда он опустился ниже, на твои бедра. Том Сойер любит надевать джинсовый комбинезон и потертую бейсболку — так Он чувствует себя провинциалом. По субботам Он облачается в клетчатые рубашки, коричневые брюки и шляпу, а ты только диву даешься — настоящий ковбой. А иногда Он вставляет в волосы перья неизвестных тебе птиц и рисует красной глиной полосы на резко очерченных скулах. В такие дни тебе нельзя обращаться к Нему иначе, как «Вождь». Он знает немыслимое количество вещей, о которых тебе и в голову бы не пришло узнавать. И это тайное чувство превосходства заставляет Его все время о тебе заботиться. Ведь ты — всего лишь городская девчонка, принцесса, не приспособленная к лесной жизни. Он стискивает тебя в объятьях, вырывая из этих мыслей, и прижимается своими сладкими, как ворованные яблоки, губами к твоим. Настойчиво и нежно, будто пробуя, только в тысячный раз. Ты кожей чувствуешь, как восторг волнами раскатывается по Его телу, и Он, наконец-то, дарит тебе свою улыбку. Вот он — момент, ради которого стоит жить. Момент просветления, истины. Ты прикасаешься кончиками пальцев к Его губам, и Он довольно жмурится. Ты будто прикасаешься к солнцу. Эта светлая, чистая, по-детски наивная улыбка. Ради нее ты готова каждое лето терпеть сотни миль дороги. Ради нее ты раз за разом бросаешь все и мчишься на другой конец страны. Ради нее ты недосыпаешь, недоедаешь, ссоришься с родителями, теряешь друзей, любовников. Она того стоит. Этот момент, когда ты уставшая, несколько дней не принимавшая душ, прошедшая полдня по лесной дороге, подходишь к маленькому дому с красной крышей и застаешь Его неизменно мастерящим что-то и насвистывающим птицам свою незамысловатую мелодию. Он смотрит на тебя из-под козырька кепки или из-под полей ковбойской шляпы и вот так улыбается. Добродушно, искренне, открыто, прищурив глаза. Он поудобнее пристраивается рядом, и ты кладешь голову Ему на грудь. — Мне через два дня в колледж возвращаться надо. — Угу. — До следующего года. — Да… — Мы знакомы уже седьмое лето, а я до сих пор не знаю, как тебя зовут. Он резко вздыхает, поднимается, опираясь на локоть, и вопросительно смотрит на тебя: — Гекльберри, ты чего?