I will follow you into the dark

Чонин просыпается резко, периферией сознания всё еще плавая в дымчатых силуэтах и острых, как нунчаки, зубах своего сна, а нос наполнен едким запахом серы. Шелестящий и шаркающий шум вытягивает из полусознательной дымки, и боковое зрение смутно отмечает темный силуэт в нескольких метрах от кровати. Пальцы в мозолях находят рукоятку изношенного охотничьего ножа отца (мышечная память сама направляет движения) и хватают ее в то время, как нога замахивается в сторону силуэта, отправляя его на пол одним точным, легким движением. Чонин слышит, как из лежащего тела со свистом вырывается дыхание. Он задумывается лишь на мгновение и тут же припечатывает тело к полу: колени прижимают тонкие запястья к скрипучему паркету, одна ладонь обхватывает горло, а другая уверенно подносит к нему острое лезвие. - Доброе утро, - хрипит Сехун. – Я принес тебе печенья, – он слабо трясет коричневый бумажный пакет, зажатый меж длинных пальцев. - Черт побери, Сехун. Раздраженное рычание вырывается из уст, и Чонин опускается рядом с телом своего лучшего друга, расслабляя мышцы, и вздыхает с облегчением - пока ему не придется надирать кому-то задницу. Он кладет нож на прикроватный столик и съезжает обратно, вжимаясь в гибкое тело Сехуна, так идеально подходящее его собственному. - Прости, - шепчет в самый изгиб шеи младшего и запускает пальцы в недавно покрашенные пряди. Вчера вечером Сехун вернулся из продуктового супермаркета с розовой краской для волос. Чонин был откровенно шокирован, когда зашел в ванную и увидел друга, который сушил феном неярко окрашенные пряди. Однако уже через пару минут Сехун казался ему по-новому неприлично привлекательным. – Я не думал, что так психану. Посмеиваясь в грудь Чонина, Сехун водит ладонью по ямочкам чуть ниже его поясницы – он просто обожает нажимать кончиками пальцев в самый их центр. Он думает о том, сколько раз уже видел ужасающего Чонина: в стельку пьяного, в крови и грязи; и о всех этих ужасные вещах, через которые им прошлось пройти. Сехун вряд ли сможет сказать наверняка, существует ли то, что может по-настоящему напугать его. В конце концов, он запечатлевает мокрый поцелуй на щеке Чонина и закатывает глаза, когда тот подминает угловатое тело младшего под себя и удовлетворенно выдыхает ему в ухо. - Чон--, - два пальца прижимаются к губам, обрывая невысказанные слова. - Ш-ш-ш, я просто пытаюсь наслаждаться моментом, - Чонин раздвигает коленом бедра Сехуна и кладет голову на грудь младшего, чуть выше размеренного сердцебиения. – У нас не было ни минуты покоя в последнее время. Просто… не уходи никуда. - Не уйду, - пальцы Сехуна перебирают темно-коричневые, мокрые от пота пряди чониновской челки, убирая с глаз. Парень очень хочет узнать причину, почему его друг выглядит настолько вымотанным. – Очередной кошмар, да? – целует самую верхушку лба и укладывается удобнее, потому что острые тазовые косточки Чонина больно давят ему на ноги. Чонин не отвечает ни слова, просто протяжно зевает, раздраженно отфыркиваясь от розовых волос, попадающих в нос и рот, и стягивает с кровати тонкое покрывало, закутывая в него Сехуна и себя. - Кофе скоро остынет, - бормочет младший. - Мне плевать. - У нас куча важных дел, при одной мысли о которых мурашки расходятся по всему телу. Но нам надо их сделать. - Дела подождут. - Бэкхён и Чанёль сказали, что позвонят по поводу очередных нападений оборотней в штате Мэн. - Перезвоним им позже. Нахмурившись, Сехун кладет свои ладони на щеки Чонина и осторожно поднимает его лицо, заставляя смотреть в глаза: - С тобой всё нормально? Загорелый парень беспомощно скулит в плечо друга, зарываясь носом в мягкую клетчатую рубашку: - Всё в порядке. Я просто очень устал сегодня, – он широко зевает, потягиваясь, а мышцы напрягаются и расслабляются под кожей, пока их обладатель ерзает на теле Сехуна. Они были в дороге на протяжении целого месяца, и всё, чего сейчас хочется Чонину – это отдых. Он устал от бессонницы, от кофе, которое по вкусу больше напоминает кислоту, от недостатка чистой одежды, от бесконечных часов, проведенных в Chevrolet Impala. Но больше всего от того, как долго у него не было ни малейшей возможности скользить по гибкому телу Сехуна под простынями, забыв обо всем. - Позже мы съездим к твоему двоюродному брату, ладно? – Чонин трет зудящие глаза и думает о старом сельском доме в Новом Орлеане, что расположен среди завернутых в испанский мох пышных деревьев, и об озере с плотом, на котором так хорошо лежать тихими вечерами. - Тебе хочется? – Сехун сдувает челку с глаз и на мгновенье задумывается, прежде чем уверенно кивнуть. Его губы растягиваются в широкой улыбке: - Тогда давай сделаем это. Внезапно выражение лица Чонина меняется с удовлетворенного на совершенно озорное, а губы трогает пошлая ухмылка. – Ладно, - говорит он, скользя пальцами по пуговицам на рубашке Сехуна, - ты ведь это хотел сделать? Закатив глаза, но совершенно не сопротивляясь, Сехун только тихо ворчит о том, что Чонин выбирает какие-то странные моменты, чтобы возбудиться. И начинает стаскивать со старшего одежду. Они катаются по полу, лениво вылизывая губы, шеи, ключицы друг друга – Чонин случайно отрывает пуговицу на джинсах Сехуна и стягивает их со стройных ног, бесцеремонно отбрасывая в угол. Через пару секунд туда же летят боксеры Чонина, который тут же обхватывает ладонью уже твердый член Сехуна, собирая большим пальцем смазку с самого кончика. - Давай сюда лубрикант, пока я не кончил тебе в руку, - дыхание слишком частое и сбивчивое, от чего голос беспомощно трепещет где-то в легких, и Сехун жадно толкается в ласкающую его ладонь. - Какой требовательный, - Чонин открывается от своего занятия и опирается локтями по обе стороны от головы Сехуна, чтобы проложить дорожку из легких поцелуев от губ до острых ключиц младшего. Затем он тянется к своей дорожной сумке, вытаскивая флакончик со смазкой, и кидает его на грудь Сехуна, чеширская усмешка которого кажется слегка угрожающей в полумраке комнаты: - Ты меня чуть не убил сегодня утром. - Я тебя умоляю, там всего лишь крошечная царапина, - Чонин подползает на коленях ближе к младшему и движением цепких пальцев поворачивает голову Сехуна набок – длинную шею перечеркивает тонкий порез с уже запекшимися каплями крови. Палец чувствительно проходится по царапине, и Чонин дует Сехуну в шею. Розоволосый парень сдавленно стонет, потому что горячее прикосновение с потоком холодного воздуха посылает заряды в каждое нервное окончание. - Я знаю, тебе нравится, когда на мне синяки и царапины. Знаю, ты извращенец, - Сехун водит прохладными ладонями по груди старшего, царапая чувствительные соски ногтями. Мысли отходят в далекие три года назад, когда они впервые работали вместе – Канзас, полтергейст – и Чонин практически мурлычет: он помнит, как чертовски хорошо выглядел Сехун с губами, окрашенными густо-красной кровью, и темно-фиолетовым синяком-ссадиной на всю скулу. Они снова и снова трахались на заднем сиденье Импалы, из последних сил цепляясь друг за друга. Сехун слишком сильно сжимал лодыжками талию старшего, а его ногти оставляли глубокие следы-полумесяцы в коже плеч. Оба были настолько благодарны судьбе за шанс выжить в ту ночь, что причиняли друг другу боль только для того, чтобы почувствовать, наконец, что-то кроме страха. На следующее утро всё чертовски болело, когда Чонин выпутывался из костлявых конечностей младшего, но только так он смог понять, насколько нужен ему Сехун. Не в работе. Во всем остальном. Зубы смыкаются на нежной коже мочки, а горячее дыхание опаляет ушную раковину, когда Чонин возвращается из своих воспоминаний, потому что бедра Сехуна слишком настойчиво прижимаются к его собственным. - Чонин. Позволь мне сегодня трахнуть тебя. Давясь своим дыханием, он кивает, дает Сехуну перевернуть себя на спину и без лишних церемоний раздвинуть бедра. Чонин шепчет «Боже», когда Сехун дразнит его пальцами, смазанными лубрикантом со вкусом яблочного пирога. Этот раз слишком отличается от предыдущих, думает Чонин, когда Сехун растягивает его двумя пальцами и нетерпеливо подтягивает к себе за бедра после. Чонин не понимает, сколько прошло времени – целая вечность или несколько секунд – когда младший начинает вколачиваться в его тело, слишком отчаянно и исступленно, и Чонин думает, что кровь в реках вен поворачивает вспять от нахлынувших ощущений. Спина слишком неприятно проходится по разогревшейся от движений ткани покрывала, но вечно холодные руки Сехуна крепко сплетают пальцы с пальцами старшего, и это приносит временное облегчение. Чонин жадно ловит ртом дыхание друга, и эта пара розовых мягких губ всегда была причиной, по которой все тело покрывалось предательскими мурашками. Он настойчиво цепляется зубами за нижнюю губу, чувствительно покусывая. В ответ Сехун сильнее вжимается в по-блядски разведенные бедра, а Чонин давит пятками на поясницу друга, позволяя входить еще глубже. - Еще немного, - Сехун задыхается, а Чонин пользуется моментом, чтобы запустить руку между ног и сильно сжать член младшего у самого основания, потому что его собственным совершенно пренебрегают последние несколько минут. - Прикоснись ко мне, придурок, - Сехун чувствует, как ногти грубо царапают кожу на его голове, проходясь сквозь розовые пряди до самых черных отросших корней. Он вздрагивает, когда Чонин целует его во впадинку над грудью, а язык влажно вылизывает беззащитное горло. - Сехун, пожалуйста, - старший оставляет бордовый засос на ключицах друга, перед этим больно укусив, и ухмыляется про себя, когда бедра Сехуна начинают двигается еще сбивчивее и хаотичнее. - Это за то, что чуть не убил меня сегодня утром--- ах,- захлебывается словами, когда Чонин шлепает его, оставляя красный отпечаток ладони на бледной коже задницы. - Ты просто ебаный…, - Чонин устает ждать, когда младший снова найдет нужный ритм, и одним рывком переворачивает его на лопатки, седлая узкие бедра. – Сукин. Сын, - насаживается полностью и чувствует, как напряженный член с каждым ударом задевает чувствительную железу внутри его тела. Сехун вторит звукам, льющимся изо рта Чонина, и не чувствует ни пальцев, яростно вцепившихся в костлявые плечи, ни сводящих мышц, потому что все ощущения концентрируются где-то в районе бедер. Трение потных тел друг о друга доводит Сехуна до предела, и он на гребне оглушительного оргазма смыкает пальцы вокруг истекающего смазкой члена Чонина. И пары сбивчивых движений хватает на то, чтобы старший с утробным рычанием кончил в его ладонь, по инерции продолжая двигать бедрами. Он падает на тело друга, дрожащий и совершенно обессиленный, не обращая внимание на то, как сперма вперемешку с потом неприятно липнет между их животами. Сехун медленно выходит, и Чонин слабо стонет от внезапной пустоты и сильнее сжимает колени на бедрах младшего. - Сехун, - шепчет он снова и снова, пока звук голоса не превращается в непонятное бормотание. И часто-часто целует друга в уголок губ. Его пальцы находят крошечный кулон, который висит на шее Сехуна на изношенном кожаном шнурке; отец подарил его парню на тринадцатый день рождения. Чонин обводит формы изделия: два безымянных двурогих божества несут третий глаз, взгляд которого навсегда заморожен в латуни. Чонин думает, откуда первоначально эти существа, и удивляется, что до сих пор не спросил – младший никогда не снимает этот кулон. Парень просто надеется, что эта вещица действительно помогает его другу оставаться целым и невредимым, потому что он давно понял, что не хочет жить без Сехуна. Слова проскальзывают между зубов прежде, чем Чонин осознает, что только что сказал. Руки Сехуна, рассеянно поглаживающие мускулистую спину, замирают, когда он слышит Я люблю тебя так чертовски сильно – и он думает, что это галлюцинация, потому что Чонин всегда считал подобные вещи слишком очевидными, чтобы говорить их вслух. - Я тоже люблю тебя, придурок, - Сехун бормочет в мокрые от пота темные пряди и находит губы смуглого парня своими, настойчиво проталкивая язык во влажный рот. Они остаются в том же положении еще несколько минут, сплетаясь языками, пальцами и ногами, пока воздух постепенно не остывает вокруг. Чонин издает возглас отвращения, когда чувствует, что они оба с ног до головы мокрые и липкие. - Нам срочно надо принять душ, - ворчит он. - Ага, ты такой отвратительный сейчас, - Сехун собирает капельки спермы с живота старшего и теми же пальцами игриво щелкает его по носу, заливисто смеясь. Он с трудом выбирается из-под тяжелого тела, ловко уклонившись от сильного прицельного удара и игнорируя вопли ты ведешь себя как гребаный ребенок и что с тобой вообще не так, О Сехун. После чего скрывается за дверью ванной, выкручивая на полную краник с горячей водой: сегодня ему почему-то хочется побыть вредной задницей. * Когда они облачаются в привычную одежду: джинсы, клетчатые рубашки и кожаные ботинки, Сехун делает вид, что не знает, куда они направляются. Газы отработанного бензина с шипением вырываются из выхлопной трубы Импалы, когда они, наконец, отъезжают от парковки с холодным кофе в руках и стеклянной банкой кирпичной пыли в багажнике – призраки усопших родственников только слегка атакуют старый дом в Новом Орлеане, но некоторые из них не очень рады присутствию Сехуна и Чонина. И когда Сехун снимает рубашку, старший кидает взгляд на лучшего друга. Оголившаяся бледная кожа, выглядывающая из широких прорезей-рукавов черной безрукавки, буквально светится, и Чонин чувствует острое желание проследить пальцами резкие линии выступающих ребер, но в кармане его джинсов гудит телефон. - Алло? – отвечает он и включает громкую связь, когда Сехун несколько раз стреляет в его направлении вопросительным взглядом. Бэкхён, еще один охотник, с которым они познакомились в марте прошлого года, что-то кричит в трубку, но связь слишком плохая, чтобы сразу разобрать, что к чему. - Что? - Прости, тут совсем нет сигнала. Подожди, я сейчас… тут лучше слышно? Сейчас жутко фонит, но голос слышно более или менее ясно: - Да, говори. - Вам лучше хорошенько запастись серебряными пулями, пока вы не доехали. Чанёль только что понял, что Кровавая Луна уже через четыре дня. - Чертов тормоз, - ворчит Чонин, бросая хмурый взгляд в сторону Сехуна. В трубке сквозь помехи слышится хриплый смех Чанёля и что-то похожее на дела в Портленде совсем плохи перед тем, как Бэкхён говорит ему заткнуться. - Мы заедем по пути к Чунмёну, ладно? – обещает Сехун. Чунмён – их старший друг, тоже охотник, который наверняка знает ответов больше, чем у них вопросов, а это как раз то, что сейчас так необходимо. - Конечно. Увидимся через пару дней, - говорит Бэкхён, а Чанёль хочет добавить что-то еще, но треск помех становится слишком сильным, и связь пропадает совсем, вынуждая завершить разговор. Сехун чуть наклоняется к сиденью водителя: - Кажется, наш отпуск придется немного отложить. Он вытягивает губы вперед и наигранно дуется, а Чонин скрывает желание поцеловать их в широкой улыбке. Вместо этого, он протягивает руку к Сехуну и утещающе сжимает его колено. - Мы рано или поздно все равно туда доедем, - говорит Чонин, а его разум уже дрейфует где-то на берегу залива, рисует картинки раскидистых деревьев, гладких скал и вареных раков, сочных и острых, как вулканическая лава. Ощущение костлявых пальцев младшего, которые тот сплетает с его собственными, выдергивает из дымки мечтаний; Чонин чуть поворачивает голову назад и встречается взглядом со злой усмешкой Сехуна: - Ага. Если ты прекратишь вести машину, как аджосси. Чонин выдергивает свою руку, выглядя обиженным: - Сучка. - Придурок. Сехун глупо хихикает, снова хватает грубую ладонь Чонина в свои руки и откидывается на спинку кресла, периферийным зрением замечая ответную улыбку. - О чем ты думаешь? В голове Чонина привычно мелькают сотни картинок: он с самого первого момента знакомства возненавидел тогда еще темноволосого мальчишку: оба были чересчур упрямыми и слишком хорошо друг другу подходили. Они ездили из штата в штат в абсолютном молчании: только они и коробка с кассетами исполнителей классического рока. Сехун ненавидел эту музыку, но теперь это единственное, что он слушает. Однажды они провели целый день в архивах Вашингтонского Университета, пытаясь найти хоть какую-то информацию о способах убийства стригоаек. День, который закончился жуткой ссорой и крышесносным сексом в университетском туалете. Чонин вспоминает, как целовал каждый порез и шрам на теле младшего, а глаза Сехуна превращались в забавные полумесяцы, когда он довольно улыбался, едва не мурлыча. Еще он думает о том, сколько раз просыпался от идиотского смеха своего друга и, открыв глаза, сталкивался с камерой, направленной на его лицо, и оправданием ты так улетно выглядишь, когда спишь. Думает о том ощущении, когда Сехун сворачивался рядом с ним калачиком, сонно выдыхая в его волосы и ненавязчиво протискивая колено меж бедер Чонина. И Чонин готов идти за ним куда угодно – хоть в самые глубины ада, если это действительно необходимо. - Так о чем ты думаешь, м? – Сехун повторяет вопрос, поглаживая кисть старшего своей прохладной ладонью. - О пудинге, - Чонин только низко смеется, потому что явно не готов высказать вслух всё то, что у него на уме. Закатив глаза, Сехун чуть наклоняется и запечатлевает целомудренный поцелуй на розовеющей щеке друга. Он вытаскивает из бардачка старенькую кассету, ставит ее в магнитолу и выкручивает громкость на полную, пока звучные басы не заставляют потертые стенки Импалы вибрировать. - Бок о бок смерть, идут сквозь мрак, их дьявол дразнит каждый шаг*, - младший тихонько подпевает, а в самых уголках губ плещется едва уловимая улыбка, - ну, давай же, Чонин. Снег заметает, трет следы, сильнее воют псы судьбы, - он замолкает и сжимает руку друга сильнее в своей. Чонин громко смеется, запрокинув голову назад, и начинает подпевать; их голоса удивительно гармонично сплетаются с ревом двигателя старенького автомобиля и хрипами вперемешку с музыкой из магнитолы: - И весть несут, пути верны, чтоб стали явью наши сны. Чонин чувствует приклад ружья под каблуком своего ботинка и сбитые костяшки пальцев Сехуна в своей руке, и этого достаточно, чтобы быть уверенным – что бы ни случилось, он всегда будет рядом. Их путь – до них никто не шел. В них нет пощады, Не ждут пощады. Снег заметает, трет следы, Сильнее воют псы судьбы. Fin. _________________________________ * Все реплики, выделенные жирным, - строчки из композиции No Quarter гениальных Led Zeppelin. Поэтический перевод текста песни – авторская собственность Сергея Паршина.