Привычка

Кэйа никогда не любил осторожничать.        Еще в детстве всегда рвался вперёд, не задумываясь о последствиях, падал, обдирал коленки в кровь и бежал дальше. А Дилюк бежал следом и всегда прикрывал его. Помогал подняться и обработать свежие ранки, а потом ворчал и ругал младшего брата за неосторожность.        Со временем, в общем-то, мало что поменялось. Если не считать, что теперь Дилюк старательно игнорировал Кэйю и совсем не желал общаться с ним. На то были причины.        Хотя старые привычки остались.        Кэйа, может, и стал с возрастом чуть сдержаннее и предусмотрительнее, все равно мало заботился о собственной безопасности. Шёл на сложные миссии и лез в логова хиличурлов в одиночку, а если и брал с собой отряд, то делал все, чтобы никто не пострадал. Ну, кроме него самого, конечно. Кэйа просто не замечал в пылу сражения полученных ран, а потом лишь отмахивался от Барбары и улыбался. Всего лишь царапины, не волнуйтесь.        А после хромал в таверну и сидел там до поздней ночи как ни в чем не бывало.        Дилюк старался не обращать внимания на новые ссадины на давно знакомом лице, правда пытался не замечать, как Кэйа с трудом тянется за бокалом вина и едва заметно морщится от резких движений. Но не замечать не получалось. И несмотря на это он упрямо молчал, ничего не спрашивал и лишь презрительно поглядывал на Кэйю из-за барной стойки. Опять эти Ордо Фавониус ничего не могут.        И все равно внутри каждый раз просыпалась тревога, от которой не получалось избавиться. Тревога за Кэйю? Еще чего. Уж точно не за него. Дилюк просто волновался, что рыцари не справятся с защитой Мондштадта, вот и все.        Именно поэтому на своих ночных патрулях Дилюк выкладывался на все двести процентов, стараясь уничтожить как можно больше монстров за раз. Он уж точно не превращал неприятное липкое чувство тревоги в злость и агрессию и не выплескивал ее на хиличурлов или попавшихся под горячую (в прямом смысле) руку слаймов. Ни в коем случае.        Дилюк был слишком горд, чтобы признать свои чувства и уж тем более поинтересоваться здоровьем Кэйи (все равно ведь опять соврет и скажет, что все в порядке), а Кэйа был слишком упрям и самоуверен, чтобы проявлять чуть большую осмотрительность на миссиях. Так и жили. Кэйа в бинтах, а Дилюк как на иголках.        Всего лишь детские привычки волноваться друг за друга. А они уже давно не дети.        Дилюк даже не собирался выходить из дома в такую метель, но что-то внутри словно тянуло его наружу. Приходилось подчиняться велению сердца или чего-то еще и кутаться в теплое пальто, которое было рассчитано именно на такую погоду. Выходить просто так Дилюк не любил, поэтому и взял с собой родной двуруч и решил немного размяться со слаймами вблизи винокурни.        Слаймов он так и не встретил, зато нашел кое-что куда более интересное.        — Здравствуйте, мистер Дилюк.        Кэйа опять натянуто-фальшиво улыбался, опираясь на собственный меч, и с трудом держался на ногах. Всегда безупречная одежда сейчас больше походила на рваные тряпки, перепачканные в крови и грязи, а прежде идеально уложенные волосы разметались по лицу и налипли на взмокший от пота лоб.        Дилюк на несколько мгновений застыл как вкопанный, пытаясь понять, что вообще происходит. Эта улыбка вызывала слишком сильный диссонанс с остальным обликом капитана кавалерии, который в очередной раз пытался делать вид, что у него все под контролем. Дилюк невольно сжал кулаки, и плотная кожа перчаток со скрипом натянулась.        — Что вы здесь делаете в таком виде, сэр Кэйа? — спросил он, с трудом пытаясь не выдать волнения в голосе и сохранить беспристрастное выражение лица.        — Всего лишь прогуливался после работы, разве не видно? — усмехнулся Кэйа, чуть пошатнувшись, но все же удержав равновесие.        Кулаки сжались сильнее.        — Видно, прогулка не очень-то задалась? — фыркнул Дилюк, закатив глаза. Очередная ложь, хотя чего еще он ожидал от капитана кавалерии?        Холодный ветер унес жалкие попытки Кэйи оправдаться, и Дилюк был рад не слышать их. Он был по горло сыт всем этим бредом, этими ухмылками и враньем, за которыми прятался Кэйа. Между ними уже давно не было того доверия и понимания, как раньше, но сейчас старая привязанность к непоседливому мальчишке и привычка вытаскивать его из всех передряг взяли верх, и Дилюк, проклиная всех Архонтов, быстро подошел к Кэйе и взял того под руку.        — Ничего не говори, если не хочешь остаться тут, — с напускной грубостью пресек все вопросы Дилюк, едва заметив на себе недоуменный взгляд. — Просто держись за меня.        — О, святые Архонты, что это сегодня с тобой, мистер Дилюк? — опять раздражающая ухмылка и лисий взгляд. Дилюку ужасно захотелось сбросить чужую руку с собственного плеча и уйти домой в одиночестве, сделав вид, что он ничего этого не видел.        Но ухмылка быстро исчезла с лица Кэйи, когда тот зашелся глухим, надрывным кашлем. Дилюк лишь чуть крепче сжал талию Кэйи.        — Я же сказал заткнуться, сэр Кэйа, — в ровном голосе Дилюка слышалось нескрываемое раздражение.        Кэйа не стал испытывать судьбу и благоразумно промолчал, за что Дилюк был безмерно благодарен.        Капитан кавалерии еле передвигал ноги, и Дилюку пришлось практически тащить его на себе, поэтому дорога до винокурни заняла непозволительно много времени. Ужасная погода ситуацию лишь усугубляла, так что добрались до дома они оба продрогшие насквозь и мокрые от снега.        Всех работников Дилюк уже давно отправил по домам, и на винокурне сейчас было особенно тихо и одиноко. Кэйа тоже не спешил подавать голос, видимо, не хотел лишний раз раздражать хозяина дома или же просто слишком ослаб, чтобы отпускать привычные колкости. Когда он снова зашелся кашлем, Дилюку даже подумалось, что капитан сейчас выкашляет свои внутренние органы на его дорогущий ковёр. Выглядел Кэйа еще хуже, чем полчаса назад, и Дилюк поспешил дотащить его до гостевой спальни.        Снимать пропитавшуюся кровью одежду было занятием не из приятных, но совместными усилиями они расправились с налипшей на взмокшее тело рубашкой, и взору Дилюка открылись свежие кровоточащие раны, рассекавшие грудь Кэйи. Выглядели они, если говорить прямо, очень плохо, но Дилюк сталкивался и не с таким за время своих скитаний по Тейвату и знал, что делать.        — Все не так плохо, как кажется, — произнес Кэйа, заметив чуть более хмурый чем обычно вид Дилюка. Сведенные на переносице брови и напряженный взгляд винного цвета глаз, задержавшийся на нем, заставляли слегка поежиться от неприятного чувства, подступившего вдруг к горлу.        Кэйа не любил, когда из-за него волновались. Потому, наверное, и улыбался всегда, отшучивался и не подавал виду, когда что-то шло не так — зачем лишний раз беспокоить кого-то? Тем более Дилюка.        Хотя Дилюк вряд ли бы беспокоился о нём. Не в тех они теперь отношениях, чтобы его волновало состояние Кэйи. Но несмотря на это Кэйа чувствовал застывшее в воздухе напряжение. И он не мог бы сейчас точно сказать, что это все вообще значит, хотя всегда с легкостью мог прочесть любые завуалированные эмоции, распознать намеки во взглядах или жестах и с точностью определить намерения человека. С Дилюком все было совсем иначе.        — Просто помолчи и не мешай мне, — чуть спокойнее, чем до этого, но по-прежнему строго сказал Дилюк.        Он уже аккуратно промыл свежие раны влажным полотенцем, будто из ниоткуда взявшимся у него в руках (а на самом деле предусмотрительно прихваченном из ванной по дороге в комнату), и сейчас осторожно, едва касаясь прохладной кожи, наносил заживляющую травяную мазь. Кэйа, привычный к боли, даже не поморщился от неприятного покалывания и лишь шумно вздохнул. Чужая рука на мгновение остановилась, и капитан ненадолго расслабился. У Дилюка на языке вертелся вопрос, он ворочал его, пробуя на вкус и пытаясь решить, стоит ли его все-таки задавать. Ведь какое ему дело, правильно?        — Очень больно? — в напряженной тишине слова звучали чересчур громко, и Кэйе даже удалось уловить едва слышимые нотки старательно скрываемого беспокойства. От этого стало чуть легче на душе, но обольщаться не стоило.        — Совсем чуть-чуть, — ответил Кэйа, натянув фирменную улыбку, которая, впрочем, не возымела никакого эффекта, и Дилюк все также продолжал хмуриться, глядя на него. — Неужели ты волнуешься за меня? — чуть прищурившись, усмехнулся Кэйа.        Дразнить Дилюка, подкалывать его и задавать провокационные вопросы было чуть ли не любимым его развлечением, ведь так приятно было наблюдать, как на всегда каменном лице появлялась смесь непередаваемых эмоций от раздражения и гнева до наивного смущения, когда Кэйа позволял себе чуть больше флирта, чем обычно. Сейчас же красивое лицо, освещенное серебристыми лучами лунного света, падавшими из окна, осталось таким же безразличным, и лишь тонкие губы сжались чуть плотнее.        Конечно Дилюк не волновался, что за идиотские вопросы? Он же именно поэтому дотащил Кэйю до винокурни, уложил в постель, обрабатывал сейчас его раны и старался не причинить лишней боли нежданному гостю. У Дилюка все внутри медленно закипало, и так хотелось ответить Кэйе что-нибудь язвительное, но он предпочел промолчать, чтобы не давать ему повода лишний раз открывать рот.        — Не волнуюсь, — сухо отрезал Дилюк, взяв в руки бинты.        В детстве Дилюк осторожно, с особой нежностью обрабатывал мелкие ссадины на тощих руках Кэйи — с возрастом ранения становились серьезнее, но та нежность и забота, кажется, никуда не делись.        — Спасибо, — усмехнулся Кэйа, но вышло чересчур искренне-благодарно. Улыбка на лице — тоже непривычно настоящая, и Дилюку ужасно хотелось запечатать ее прочнее в памяти — самое ценное сокровище. Нечасто выпадал шанс увидеть ее — полюбоваться.        С бинтами Дилюк управился быстро — сноровка и ловкость рук, нарабатываемые годами. Окинул капитана взглядом, оценил свою работу (вполне неплохо, теперь он хотя бы походил на человека) и молча пошёл к двери.        — Даже не пожелаешь спокойной ночи? — послышалось из-за спины, и Дилюк готов был поспорить, что губы у Кэйи опять растянуты в озорной ухмылке. Промелькнула мысль, что надо было забинтовать ему еще и рот. Для профилактики.        Сразу в голове воспоминания — яркие вспышки быстро сменяющихся кадров — разговоры по ночам, когда уже нужно было спать, тихие смешки в подушки и «спокойной ночи» со всей детской любовью. Что-то внутри неприятно заныло.        Также быстро в голову пришла ужасно глупая идея, которую бы следовало сразу же забыть, но больше бороться с самим собой у Дилюка сил не было. Иногда все же можно было позволить себе быть чуть теплее.        — Я скоро вернусь.        Дверь со скрипом закрылась, и Кэйа остался в полном одиночестве, один на один со своими вопросами и догадками. Было интересно, что задумал Дилюк.        Ждать пришлось не слишком долго.        — Чай? Не думал, что ты будешь таким заботливым, — с трудом усмехнулся Кэйа, обхватив двумя ладонями горячую чашку, которую протянул ему Дилюк. Капитан по привычке подул на чай, чтобы не обжечься, и осторожно отхлебнул. — О… на вкус он как…        — Как в детстве, — закончил за него Дилюк. Кэйа удивленно вскинул бровь и с ожиданием уставился на Дилюка. — Отец всегда заваривал чай по этому рецепту.        Кэйа был готов поклясться, что губы Дилюка едва заметно дрогнули в отдаленном подобии улыбки. Ну или же ему причудилось в полумраке помещения. Кэйа мог и ошибиться, ведь от боли и усталости уже практически ничего не понимал, лишь чувствовал пряный аромат чая и легкое покалывание на пальцах от горячей чашки. Внутри разливалось то почти забытое чувство спокойствия и умиротворения, а тяжелые веки слипались сами собой.        — Я скучал, — пробормотал Кэйа, уже проваливаясь в сладкую дрему, и даже не думал над смыслом, вложенным в эти тихие слова.        Скучал по отцу, по дому или по детству? Дилюк не знал, что имел в виду Кэйа, но он определённо точно скучал тоже. По всему.        Дилюк осторожно забрал почти полную чашку из рук Кэйи, поставил на тумбочку рядом. Бросил взгляд на спящего капитана и поймал себя на мысли, что он ощущался здесь слишком правильно, будто недостающая деталь пазла, без которой винокурня была совсем не той. Пустой, холодной.        Дилюк знал, что сам избегал Кэйю, ограничивал общение и не шел на контакт. Опять же, на то были причины. Но он также знал, что никогда не сможет полностью вычеркнуть этого до невозможного раздражающего рыцаря из своей жизни и никогда не сможет бросить его в беде.        Кэйа никогда не любил осторожничать, а Дилюк всегда был рядом, чтобы прикрыть его. И это вошло в привычку.