Цветы соллии

Конечно же он раньше слышал о ханахаки. Только вот когда об этой болезни рассказывает кто-то другой, это кажется глупой сказкой, которую придумала молодёжь ради глупой романтики невзаимной любви. Да и к тому же, каким образом цветы могут появиться внутри человека? Звучит примерно похоже на, то как детей пугают тем, что семена яблок прорастут у них в желудке. Дилюк придерживался мнения, что ханахаки - это глупость, придуманная каким-то неудачливым автором романов. По-крайней мере он придерживался его раньше. Сейчас он готов был ударить себя из прошлого. Прямо сейчас мужчина с ужасом смотрел на то, как из его рта один за одним сыпятся синие лепестки, покрытые вязкой смесью его слюны и крови. Начиналось всё как безобидный кашель. Долгое время Рагнвиндр предполагал, что просто перетрудился, и даже не обращал на это внимание. Ровно до момента, когда после очередного короткого приступа кашля в его ладони появился маленький синий лепесточек. Дилюк до побелевших костяшек сжал стенки ведра, которое в последнюю неделю стало его лучшим другом. По комнате разносилось тяжёлое дыхание, смешанное с переодическими хрипами. Винодел впервые за долгое время молился архонту, прося, чтобы это всё поскорее прекратилось. В последнее время всё итак идёт как нельзя хуже: фатуи и орден Бездны сильно активизировались, внезапно на поверхность всплыли его чувства, а теперь ещё и эти проклятые цветы. Рагнвиндр устало открыл глаза, смотря на мешанину на дне такого же несчастного как он сам ведра. Её синий цвет был как ножом по сердцу, напоминая виноделу из-за кого он страдает. Хотя, если рассудить здраво, то Альберих нисколько не виноват в том, что нравится кому-то. Таким образом выходит, что только сам Дилюк и виноват в том, что влюблён в абсолютно несносного офицера. Новый приступ согнул мужчину пополам, заставляя наклоняться над ведром всё сильнее. В горле резко встал ком, блокирующий дыхание, разрывающий глотку на части. Хрипя от боли, Рагнвиндр молился, чтобы это не было тем, что он думает. С трудом он смог вытолкнуть это наружу, поспешно выплёвывая комок в ведро. Воздух ещё никогда раньше не казался Дилюку таким свежим, он судорожно дышал, не смея смотреть на то, что только что вышло из него. Это точно бутон, никаких сомнений быть не может. На днях винодел навёл справки по поводу того, как протекает ханахаки. Тогда результат его немного успокоил, но теперь вгонял в ужас. Когда больной начинает выкашивать бутоны, это значит, что цветок внутри уже основательно закрепился и начинает пускать стебли. Если в скором времени после этого причина болезни не ответит носителю взаимностью, то цветы начнут распускаться на коже, а стебли полезут из горла. После этого в скором времени наступает смерть. Только что Дилюк перешёл на предпоследнюю ступень, что значит, что его дни сочтены. Возможно стоило бы попытаться признаться своих чувствах, но Рагнвиндр сделал слишком много, чтобы Кэйа возненавидел его. Он определённо давно переступил порог того, когда ещё можно всё исправить и вернуть на круги своя. Была бы его воля, винодел бы насильно влюбил Альбериха в себя, присвоил себе. Дилюк ударил себя по лицу. Он делал так каждый раз, когда эта мысль приходила в голову. Как бы не хотелось жить дальше без цветов, оплетающих его изнутри и активно лезущих наружу, подчинять себе Кэйю не выход. Наконец мужчина открыл глаза, осмеливаясь посмотреть на цветок. Над другими смятыми и слипшимися лепестками возвышался такой же мятый бутончик. Такой же жалкий, как Дилюк сейчас. Присмотревшись, Рагнвиндр различил в нём цветок соллии. Теперь, когда мужчина наконец узнал, какими именно цветами он кашляет, он мог сказать, что они правда напоминали Кэйю. Люк мог бы насладиться их в меру сладким запахом, приятно заполняющим его тёмную спальню, но, к сожалению, он слишком близок к тому, чтобы возненавидеть их для этого. Мужчина тяжело вздохнул и поднялся на ноги, после чего направился к камину. Он подкинул пару дров и уже приевшимся движением кинул вслед за ними пиро искорку, которая мгновенно схватилась за растопку и разгорелась ярким пламенем. Убедившись, что оно уже не потухнет, Дилюк вернулся за ведром с лепестками. Каждый раз он сжигал их и раз за разом смотрел, как вместе с ними медленно сгорает остаток его жизни. Рагнвиндр уже было замахнулся чтобы выкинуть поганые синие цветы в огонь, но внезапно замер. Поднимая ведро, Люк свободной рукой залез в него и достал предвестника его скорой смерти. Несколько секунд бесцельно попялившись на бутон, он положил его на каминную полку. Пусть это будет ему напоминаем, что с чувствами и словами надо быть аккуратнее. Теперь уже, полный решимости, Дилюк одним движением выкинул содержимое ведра в пламя. Пиро стихия мгновенно поглотила всё без остатка, слюна и кровь даже не сделали её слабее. В очередной раз в голову пришла мысль о том, что он с радостью точно так же выкинул бы все свои чувства к Кэйе. Как жаль, что это просто его невозможное желание. Хотя, учитывая, что ханахаки оказалась вполне реально, могло повезти и во второй раз. Рагнвиндр уселся на пол перед камином и пустым взглядом уставился на огонь. Он думал о том, что было бы иронично, если бы его похоронили среди цветов соллии. Может даже стоит попросить это сделать. Несмотря на то, что думать о смерти, как о том, что ждёт его неизбежно и в скором времени, стало гораздо легче, смириться с этим не так уж и просто. Винодел уже годами рискует своей жизнью в боях. Со смертью в бою свыкнуться в разы проще, так Дилюк хотя бы знал, что погибает, защищая Мондштат и его жителей. А для чего он погибает теперь, ему было совершенно непонятно. Незаметно огонь погас, оставляя Рагнвиндра в полной темноте. С ещё одним тяжёлым выдохом мужчина поднялся на ноги и по памяти направился к кровати. Уже достаточно поздно, ему стоило бы лечь прямо сейчас, если он хочет без проблем встать утром. Завтрашний день обещает быть насыщенным: кроме элементарных дел на винокурне он ещё и будет на вечерней смене в "Доле ангелов". Дилюк точно знал, что по средам офицер любит заглядывать в таверну, так что ждал этой встречи с замиранием сердца. Может быть если он посмотрит Альбериху в глаза, то поймёт что ему делать, может даже осмелится признаться? Окружаемый этими мыслями Рагнвиндр заснул. Всё утро следующего дня Дилюк ходил сам не свой. Выглядел он конечно как всегда, - всё волнение скрывалось внутри, в самой глубине его израненной души, которую медленно оплетали юркие стебли соллии. То и дело мужчина замечал, что у него дрожат руки или дёргается глаз. Сейчас бы он отдал что угодно за простую возможность нормально выспаться, без постоянных кошмаров и нервов. Рагнвиндр только недавно начал понимать, как давно живёт будто в тумане, задолго до болезни. С трудом ему каждый раз удавалось вспомнить, когда он последний раз испытывал искреннее и ничем не омрачённое счастье. Утро, первая половина дня, путь в Мондштадт, - всё пролетело незаметно, и Дилюк, можно сказать, очнулся уже за стойкой в таверне. Ещё несколько часов и ему придется посмотреть в глаза Кэйе, снова смотреть, как тот пьёт и ведёт себя совсем непринуждённо, так, будто между ними никогда не было никакой связи. Каждый раз это оставляло неприятно саднящую царапину на сердце винодела, на которую он однако предпочитал не обращать внимания. Видимо все эти маленькие ранки скопились и разом напомнили о себе сейчас. Рагнвиндр действовал будто на автомате, наливая, смешивая и отдавая напитки посетителям. Можно сказать, что сейчас он здесь действительно только ради одного единственного человека. Внезапно раздавшийся в помещении звонкий мужской голос застал Дилюка врасплох, будто окатывая ведром ледяной воды. По привычке мужчина нахмурился, смотря на вошедшего Альбериха. В ответ на дружелюбное приветствие он только кивнул, уже наливая вино в бокал. Рагнвиндр уже чуть ли не наизусть знал, что капитан будет заказывать. Вообще, Люк был уверен, что они оба знают о друг о друге, больше чем могут предположить. Некоторые вещи просто сами запоминаются с большим числом повторений; или когда человек очень тебе дорог. Мужчина всегда терялся в этой мысли, не зная какой вариант действителен для их с Альберихом взаимоотношений. Дилюк упёрся руками в барную стойку где-то в отдалении от Кэйи, при этом рассеянным взглядом смотря на "брата". С глубоким вздохом он потёр переносицу, приходя к выводу, что офицеру нужен кто-то явно получше, чем он. Да и к тому же, Альберих наверняка его ненавидит. Так что, какой бы вариант Люк не выбрал между признаваться и молча умирать, исход скорее всего один. -Хей, мастер Дилюк, - Кэйа так внезапно позвал его, что Рагнвиндр еле удержался от того, чтобы вздрогнуть, - вы сегодня какой-то особо хмурый. -М, разве? Он просто не может перестать отвечать так, загоняя самого себя в угол. Решив не терять лица, винодел опёрся на локоть и поднял одну бровь. -Думаю вполне, - Альберих усмехнулся, смотря Люку прямо в душу. - Может вам стоило бы присоедениться ко мне в дегустации этого прекрасного вина? Цыкнув, он покачал головой. Забавно, тот, кто является причиной его влюблённости и страданий одновременно, приглашает его выпить вместе, а Рагнвиндр так просто отказывается. Впрочем на то есть причины, причём вполне весомые. Во-первых, Дилюку в целом не нравится вкус вина, и он не умеет его пить, а во-вторых, алкоголь плохо влиял на него, - если Люку повезёт, и он не отключится спустя пару минут после первых глотков, то он начнёт нести чёрт знает что. К примеру, он может проболтаться о своей болезни или, что ещё хуже, о ее причине. Виноделу ни за что не хотелось бы, чтобы это случилось так. Уж лучше он признается на трезвую голову. Дилюк устало провёл рукой по лицу. Чем больше он думал о признании, тем больше ему казалось, что правда стоит это сделать. Хотя бы попытаться или вроде того. В конце концов, если Кэйа отвергнет его, то ничего в целом не изменится, - капитан кавалерии и сейчас его ненавидит, максимум ему станет немного жаль несчастного Дилюка. По правде говоря, этому несчастному Дилюку меньше всего нужна жалость Альбериха. Даже если он не может признаться самому себе в этом, самым желанным для него является взаимность. Ему хотелось бы просто любить и быть любимым, чтобы суетливая судьба оставила его в покое. Как жаль, что с азом жизни это является чуть ли не невозможной мечтой. Остальной вечер Рагнвиндр молча работал и выглядел ещё более угрюмым, чем обычно. Иногда он посматривал на Альбериха, который сегодня тоже был не особо разговорчив. При каждом взгляде на капитана у Дилюка покалывало в области сердца. Это довольно странное чувство, которое мужчина идентифицировал как сомнение и влюблённость, странным образом ощущалось как что-то физическое, будто что-то ежеминутно создаёт микротравмы. Всё-таки человек такое странное существо... Когда Рагнвиндр вернулся на винокурню было уже темно. Оказалось невероятным везением, что лепестки не полезли из него до того, как он оказался в подходящей обстановке. В этот раз он выплюнул на удивление мало, - соллии даже не покрыли дно ведра, а бутон был стабильно один. В этот раз Дилюк не стал задумываться и долго смотреть на плоды своего несчастья, поэтому довольно скоро от них ничего не осталось. -Отдохну завтра, - на выдохе сказал винодел, снимая пальто. Сегодня не стоило затягивать со сном, иначе встанет он часов в десять или двенадцать. Не особо спеша, Рагнвиндр раздевался и уже дошёл до рубашки, когда вспомнил о колющем ощущении, которое беспокоило его раньше этим днём. Он не надеялся там что-то увидеть, мужчину просто мучало смутное любопытство, однако подойдя к зеркалу, он был достаточно удивлен и в то же время напуган. В надежде, что ему просто показалось, Дилюк протёр глаза, но даже после этого он не развидел лепестков на своей груди. Несколько секунд прошли в оцепенении, после чего Люк окончательно скинул с себя рубашку и подошёл к зеркалу ещё ближе. В звенящей тишине он стоял и рассматривал цветы, распустившиеся на его коже по видимому в течении этого дня. Прикасаться к ним было страшновато, да и незачем; что-то подсказывало мужчине, что попытайся он сорвать лепестки со своей кожи, они вырвут за собой и куски мяса. Так что больной благоразумно решил не трогать лишний раз эти чёртовы соллии. Он точно знал, или по-крайней мере догадывался, почему он перешёл на следующую стадию так быстро, причина этому - контакт с причиной ханахаки. Казалось бы, объект воздыхания наоборот должен делать легче, хоть немного освобождать лёгкие от цветов, но на поздних стадиях это видимо делает только хуже. Кэйа нисколько не виноват в этом, он даже не знает, что происходит с Дилюком. Но не винить его по-прежнему сложно. Может если бы этот мальчишка не появился в их с мастером Крепусом доме, то все сложилось бы иначе? Отец может был бы жив, а сам Люк не страдал от растения, оплетающего его внутренности. Как бы не хотелось надеяться, изменить ничего уже нельзя. Пожалуй ему все же стоит попытаться признаться Кэйе, а дальше будь что будет. С этой мыслью Рагнвиндр улёгся на кровать, принял удобную позу, но, уже собираясь засыпать, всё никак не мог этого сделать. Его терзали сомнения насчёт того, как стоит рассказать всё Альбериху. Единственное, в чём мужчина был уверен, - он сделает это лично. Никаких свидетелей, только два человека, чьи жизни причудливо сплетены воедино судьбой-злодейкой. Той ночью Дилюку так и не удалось поспать. Все оставшиеся до рассвета часы он посвятил чёткому обдумыванию своего плана. Было бы плохо полагаться на импровизацию в таком деле. Итоговый результат его устраивал, даже очень. Во всяком случае, это лучшее, что он смог придумать. Мужчина решил, что отошлёт магистру Джинн письмо с просьбой о личной встрече с капитаном кавалерии. В нём будет содержаться просьба о том, чтобы Альберих посетил винокурню вечером завтрашнего дня в случае отсутствия у него иных обязанностей, если же он будет занят(Люк искренне надеялся, что этого не случится), то встреча будет перенесена на день. Далее, после того, как Кэйа придет на винокурню, они поднимутся в кабинет Рагнвиндра. Там и должно будет состояться признание. На словах все звучало очень замороченно, но на деле это было не так плохо. Отсылая официальную просьбу о встрече, Дилюк ограждал себя от некоторых слухов, которые могут поползти, если Альберих придет просто так. Мужчина даже немного был воодушевлён, беспокойства временно подутихли, давая ему выдохнуть. Весь день ушёл на мелкие заботы по делам винокурни и некоторые приготовления к часу икс. К счастью, капитан кавалерии оказался свободен в выбранный виноделом день. Теперь оставалось только ожидать вечера завтрашнего дня. Сутки это ведь всего ничего, да? Да, но не тогда, когда твоя жизнь буквально решится по истечении этого времени. Чем больше Дилюк задумывался о предстоящем разговоре в течение дня, тем неспокойнее ему становилось. Хоть в сердце и теплилась слабая надежда на то, что Кэйа ответит на его чувства, но её чуть ли не целиком съедали паранойя и чувство тревоги, поминутно шепчущие, что он обожжётся о жестокую правду того, что его ненавидят. Следующий день, как и этот, прошёл в беспокойствах. Если не таких же, то ещё больших. Все кто можно было уже заметили, что Рагнвиндр не в порядке. Сложно не заметить, когда он весь день что-то бормочет, вздыхает, хмурится. Похоже на его обычное поведение, но более нервозное что ли. Под вечер Дилюк уже не мог сидеть спокойно, всё время он ходил из угла в угол, про себя проговаривая текст того, что он скажет. Мужчина был не намерен говорить, что болен ханахаки, или о своих душевных переживаниях. Только коротко и по существу. Наверняка если он начнет распинаться о чувствах, то Альбериху станет жалко его, а жалость ему не нужна. Только не жалость. Выглянув в окно и увидев, что по дороге из Мондштата приближается высокая синеволосая фигура, Люк чуть не упал в обморок. Он тут же ощутил рвотные позывы и как можно быстрее постарался избавиться от лепестков, которые могли помешать ему говорить. Времени на их сожжение не было, так винодел просто убрал ведро в дальний угол и понадеялся, что оно не бросается в глаза. На последок Дилюк поправил пышный хвост и плюхнулся за свой стол, замирая в ожидании. Как бы он не хотел этого, волнение сжимало его глотку до острой боли, перекрывая воздух и заставляя мелко дрожать. Раздался стук в дверь, после чего горничная сообщила, что капитан кавалерии прибыл. Рагнвиндр последний раз нервно и вздохнул и твёрдым голосом велел пустить его в кабинет. И снова тишина. Мужчина напрягся до боли в плечах и старался уловить шаги за дверью. И вот наконец скрип разорвал томительное безмолвие, на пороге показался Альберих собственной персоной. -Добрый вечер, мастер Дилюк. Не ожидал, что вы так внезапно захотите встретиться со мной. Я весь во внимании! Хозяин винокурни сжал руки в кулаки, с такой силой, что кожаные перчатки заскрипели, и поднял на рыцаря суровый взгляд. Пути назад нет. И он признался. Точь в точь по тексту, который составил для себя накануне.