Девушка выглядит изящно даже в лохмотьях, главное правильно надеть эти «лохмотья». На свой первый бал, уготовленный бабушкой Изабеллой Ви Холмс, она явилась в свете ламп светильников и уготовленных восхищенных вздохов, которые сменились на звуки падения чего-то очень тяжелого и слишком неожиданные вскрики людей, которые привели своим поведением дедушку Холмса в восторг. Непростительное поведение, чтоб женщина носила мужские штаны и жилет с рубашкой, с умело завязанным галстуком. Не было длинных волос, было каре и цилиндр, который снимать со своей головы девушка снимать не особо торопилась. Ступив в непозволительную близость, она сняла свой головной убор и взяла с подноса за ножку бокал с шампанским, сделав большой глоток едва ли не осушив весь напиток. — Меня зовут Адель Холмс, и я девушка, которая станет первой Леди аристократического рода Холмсов! Запомните меня, мужчины, потому что именно моя стрела пронзит все мишени внутренне-дворянских войн!
Пускай она и сказала столь «торжественную» речь, от которой у бабушки Изабеллы случился приступ, Адель нисколько не смутилась. Она продолжила вести свою жизнь не как полагалось, а как ей хотелось. Расписание подстроила под свое хотение. За место чтения французских романов в свободном часу появились занятия фехтования и стрельбы из оружия. О ней сложили мнение как о несовершенной девушке. Пожалуй, совершенная дева для них — это стереотипная женщина, любящая малевать свое лицо всеми известными красками, обливающаяся всеми известными и дорогими духами, читающая лишь любовные романы. Адель была такой, ну, лишь в некоторых моментах. По вечерам, когда никто не видел ее и не мог ее беспокоить, она садилась на свое излюбленное кресло с книгой «Гордость и предубеждение» Джейна Остина, ну или засматривалась в сторону других романов или же поэзии, уже из разряда «уличной литературы». Она не такая гордая чтобы с предвзятостью и раздражением смотреть на подобного рода литературу. — Ох… и как же он поступит? — девушка сузила свои глаза, глядя зачарованно на страницы книги, будто на них была сокрыта главная тайна существования людей, но нет, это была обыкновенная история о девушке из аристократической семьи, которая позволила себе влюбиться в мужчину по статусу ниже, да и как позже Адель поймет, не особо отличающемуся умом. Дойдя до страницы, где наконец таки главная героиня признается в любви мужчине, который ее сразу же отвергает, сославшись на разницу в возрасте и разные социальные положения, разбивая ее хрупкое девичье сердце, и главная героиня совершает самоубийство. Эти страницы вызывали у девушки обилие слез. Она с сочувствием в сердце вырисовывала в голове картину произошедшего в истории. А ведь все так хорошо начиналось! Но вот парадокс, если бы героиня отнеслась к расставанию как к единственной ошибке, возможно, ее судьба была бы другой. — Глупость… — фыркает она, но тем не менее берется за еще один французский роман, читая его с покрасневшими ушами и поджатыми губами, временами и слезящимися глазами. Мало кто знает, но в шкафу Адель в шкатулке спрятаны все самые разнообразные авторские украшения, которые она носит лишь в своей комнате, красуясь перед зеркалом. Были и дни, когда она надевала платья, но ходила в них не дольше одного часа, отдавая предпочтение простой одежде по типу хлопковой сорочки или же рубашке с панталонами. Однако, совсем скоро все изменится. Шел 1840 год, месяц май. День начался с утреннего туалета и горячего чая, заваренного лично дедушкой. Крепкий чай без сахара и лишней воды пробуждал не хуже бабушкиных разъяренных нотаций о том, что девушки не должны вести себя так, как Адель. Она спустилась в столовую в сопровождении своих юных помощниц и подруг, Лето и Латоны, двух сестер и дочерей слуг матери Адель. С неохотой их Изабелла забрала в свой дом, выдворив старую прислугу, которая в душу к Леди Ви не лезла. — Дальше я сама, спасибо… — она улыбается своим подругам, которые в свою очередь прячут удивленные пары глаз, уходя быстро из огромного зала. Бабушка сидела необычайно тихо, не поднимая своих темных глаз от сырной тарелки и чашки чая. Дедушка работал уже на заднем дворе наравне с прислугой в виноградниках, которые только недавно рассадили. Все шло своим чередом, но девушка чувствовала, как что-то идет не так, будто кого-то в этом помещении подменили. — Адель, сядь, — Изабелла поднимает свои глаза, без всякого блеска добра глядя на застывшую фигуру внучки. В одном лишь взгляде Адель могла прочесть все то раздражение касаемо своего вида: растрепанные темно-синие волосы, разбросанные по спине. Они прилично отросли с момента ее дебюта. Рубашка свисающая чуть ниже пояса и панталоны, спасибо ее благоразумным слугам, которые набросили ей на плечи халат. Девушка села за стол, пододвинув к себе чашечку с горячим чаем, добавив в него пару листьев мелиссы и две ложечки сахара. Чай приятно опалил горло, скользя рекой дальше, оставляя приятное послевкусие. Но услада горячим напитком прервалась. — Адель, тебе уже двадцать лет, — начинает женщина, снимая со своего носа очки для того чтобы их протереть. — Да, прекрасный возраст… Только ты явно хочешь сообщить мне какую-то не самую хорошую новость, — девушка подняла на бабушку глаза, смотря на старшую с любопытством и смиренностью своего трудного положения. Женщина же скосила взгляд в сторону и взялась за чашку, делая очередной глоток чая, более тяжелый. Пришлось делать несколько глотков, чтобы собраться с силами и сказать: — Тебе пора уже выйти замуж. Многие девушки выходят и раньше, я надеялась отстрочить этот момент, но мы подумали с твоим дедушкой и решили, что пора бы тебе занять свое место… — Изабелла затихла, с ожиданием громкой реакции от своей непутевой внучки, но тишина как настала в столовой, так и сохранилась в ней. В ответ на сказанное, молодая девушка лишь улыбнулась так, словно ей сейчас рассказали самую смешную шутку, лишь посмеяться принцесса забыла. Даже не отведав еды, Адель поспешила уйти из комнаты, не снимая со своего лица улыбки, но стоило дверям за ее спиной закрыться, как руки дрогнули, а губы поджались. Во рту пересохло, челюсть потяжелела от застывшего крика и кома в горле. Вот так выглядит сила и безнадега в одном флаконе. Когда ты жаждешь стать сильнее, но вместо этого ставишь себе ограничения в виде правильных путей с логичными завязками, все в угоду своих родственников и ничего больше, о себе забываешь до определенных моментов.***
Прошла неделя с этого разговора, Адель места найти себе не могла. Книги, излюбленные ею, уже казались чем-то вроде злостного напоминания о неизбежном. Но порой она пыталась посмотреть на сложившуюся ситуацию с позитивной точки зрения. Быть может, она влюбиться в этого мужчину с первого взгляда, может быть, у них будет крепкая связь, он будет шептать ей горячим дыханием на ушко все самые сладкие фразы, усыпать ее розами. От таких представлений по сердцу приятно катались капли меда. Как бы сильно ей не хотелось думать об этом позитивом, ею одолевал страх и, кажется, интерес. Кем же был ее будущий муж, как сложится их жизнь, и какова будет их первая встреча? День их встречи в очередной раз перевернул весь мир с ног на голову. Адель никогда так оживленно не бегала по дому, подбирая каждую вещицу с трепетом — хотела показать себя со всех самых лучших сторон. Платье, сшитое по заказу, было украшено и брошкой в форме бабочки, волосы были собраны в высокий толстый пучок, из которого выглядывали прядки. Лицо свежее, как и подобает юным девушкам, взгляд кажется уверенным, но даже в нем видны нотки страха перед неизвестностью. Сердце стучит, кроме девицы никто не чувствует страха, лишь ее верные подруги хотят восклицать и кричать, но их взгляда вполне достаточно, чтобы схватить суть их раздражения. Сад. Высокие кусты. Виноградники. Фонтан. Плакучая Ива. Именно под ней ее ожидал высокий мужчина с зализанными волосами в строгом костюме. Сейчас начало лета, не жарко и не холодно для подобной одежды, однако лицо разглядеть оказалось куда труднее. Незнакомец стоял спиной, тем самым заставляя девичье сердце скакать, как погорелец. «Вдруг он старый и урод какой?» — с возмущенным трепетом рассуждала девушка, ступая чуть неуверенным шагом, будто вместо каблуков у нее были гвозди, впивающиеся в землю. Каждый шаг давался ей труднее, в плечах давило, пот буквально по лбу стекал ручейком, в ногах похолодело. Не успела она дойти и отодвинуть свисающие косы ивы, что стали преградой, разделяющей ее и мужчину, как он развернулся уж неожиданно резко, отчего девушка чуть тут же в обморок не свалилась от прилива чувств, но он поймал ее под лопатки и взгляды их столкнулись.Никогда я еще не испытывала подобного: восхищение и сладостную тягу внизу живота, потому что он держал меня так крепко, будто боялся выпустить.
В ее глазах, как в зеркале, отражалось вытянутое мужское лицо. Он был старше нее лет эдак на пять, но, тем не менее, в его глазах царила какая-то несвойственная молодым мудрость пережитых лет. У него была короткая прическа, на манер военных. Зализанные еще. Острые скулы и такой же взгляд темных глаз, губы у него были поджатыми без тени улыбки. Она видела лишь хорошее в его лице, а что может видеть девушка еще, когда впервые влюбляется? Адель находит в нем что-то завораживающее, такое, что описывается в сладких романах о дешевой любви. Ей хочется расцвести, показаться лучшей, скрыть недостатки, побыть глупой и маленькой женщиной ради того, чтобы он остался с ней здесь, сейчас и навсегда. Он помогает ей встать в устойчивое положение, деликатно придерживая девицу за плечи и всматриваясь в ее слегка удивленное детское округленное личико с большими сияющими невинностью глазами цвета спокойного моря. Его звали Винсентом Ди Банроль, сын покойного графа. О причинах их внезапной женитьбы известно немного, лишь то, что отец Винсента задолжал большую сумму семье Холмс, но этого вполне достаточно для того чтобы устроить свадьбу во имя продолжения рода. Однако, Адель не знала об этом, могла узнать, но не хотела. Сейчас она слепо разглядывала мужчину и рисовала довольно странные образы в своей голове, культурно краснея чуть свесив голову, а Винсент все смотрел на нее слегка затуманено-задумчивым взглядом. Их беседа не была ярко красочной, как бывало у людей с искренними чувствами. Вела разговор в основном Адель, расспрашивая мужчину о любой мелочи, касаемо семьи, не замечая, сколько раздражения в отношении себя сеет в его каменном сердце. Он отвечал ей скупо, холодно, редко глядел на нее, ведь ее улыбка заставляла его лишь раздражаться сильнее от одной лишь мысли, что он жениться на……самонадеянной идиотке Холмс.
Он уходит, даже не попрощавшись, а она стоит на крыльце и влюбленным взглядом, держа замочек из рук у груди, провожает его, слишком часто вздыхая, даже не замечая, с каким сожалениям на свою госпожу смотрят из-под челки Лето и Латона. Уж им-то не знать этот холодный взгляд, они уже испытали на своей шкуре подобное отчуждение со стороны любимого с одной стороны мужчины. Разочаровывать госпожу им тоже не хотелось, смягчить ее боль от грядущего падения — вот что им было необходимо. Вопреки всем ожиданиям, Адель продолжала слепо верить обещаниям своего мужа даже после его выходок: не приходил на ужин, пропускал совместные завтраки, порой и вовсе отсутствовал. Ее лишь радовало то, что он спал с ней, разделяя одну кровать, и она почти всю ночь не спала ради того, чтобы насладиться этим спокойным выражением лица. От недостатка сна госпожа Холмс почти исхудала, побледнела и осунулась, но продолжала улыбаться всем своей совершенной улыбкой, ловя неодобрительно грустные взгляды. «Он обязательно меня полюбит» — думала она, в очередной вечер, ожидая мужа за пианино, наигрывая незамысловатую мелодию, от которой внутри неприятно все трескалось, так же как и в реальности. В этот раз Винсент не вернулся, в следующую ночь тоже, лишь кучер пришел передать записку от него с коротким сообщением, что тот уехал на целую неделю. Беспокойство посетило ее как раз вовремя, сдвигая розовые очки с переносицы и вызывая лишь долгожданную грусть и печаль. Впервые Адель попросила, чтобы слуги принесли ей чай с ликером, Лето даже пыталась отговорить, мол, голова заболит, моя госпожа. Но Латона одним лишь качком головы попросила свою сестру замолчать и молча исполнить просьбу. Каждое исчезновение, каждый непрошенный жест или взгляд со стороны Винсента оставляли по маленькой царапине в душе Адель. Она старалась не плакать, но стоило очередной раз увидеть записку, как сердце вновь падало и разбивалось на кусочки, заставляя женщину кричать и выть от боли. Так протянулись семь лет от их свадьбы, и в 1847 году по воле небес или по гнилой случайности, Адель забеременела. В одно утро они сидели за столом в полном молчании, кто-то хмуро оглядывал новости, а кто-то с усталостью мешал уже пятый кусочек сахара. — Тебе не слишком ли сладко будет? — спрашивает Винсент, подняв взгляд на свою жену, но Адель лишь сдержанно улыбнулась и с горечью отвела взгляд, собираясь в ответ сказать что-то нечто едкое, но слова камнем застряли в горле и тут же понеслись к горлу вместе с содержимым желудка. Лишь стараниями своих верных подруг она добралась до туалета, сжимая до белых костяшек ведро. Слабость только усиливалась вместе со звоном в голове и отвратительным чувством голода, хоть разум с насмешкой говорил ей, мол, какая еда! Тебя же только вырвало! Но разве это будет хуже того, как на нее сейчас глядел муж? Непроницаемый, полностью опустошенный взгляд без тени сожаления, будто он хотел выжечь в ней дыру, вместе с которой она бы и исчезла в их доме посреди Лондона. Винсент с напряжением разглядывал бледное лицо жены, ее грустный взгляд без тени тех лихих огней, почерневшие моря. — Вызовите врача, я уезжаю по делам. Он ушел очередной раз, оставив ее одну. У них не было семьи, о которой она мечтала, у нее кроме верных подруг никого не осталось. Бабушка умерла, а вслед за ней и дедушка. Она — глава рода Холмс, но ее не уважают, потому что она глупая женщина. Так и есть, она глупа, потому что совершила ошибку. Целый день ей было плохо от любой еды. Что только Латона не готовила своей госпоже, будь то пюре или же рисовая каша на молоке, Адель лишь морщилась и бралась за ведро, вжимая его в свою грудь. До приезда врача два дня, она такими темпами и умрет от голодания вместе с не рожденным ребенком. Подступает вечер, ее всю знобит, и лишь поэтому она сжимает в своих руках одеяло, сидя у камина в котором трещат дрова, а вместе с ними будто и ее незамысловатая жизнь. — Госпожа…- Лето зовет осторожно Адель и та, секундно вздрогнув, все же обернулась. Тоненькие темные бровки сошлись на переносице, но взгляд устало и слегка расфокусировано бегал по лицу слуги. Лето и Латона, единокровные сестры-близнецы, однако отличия все же имелись, по крайней мере, в прическах. У Лето элегантная длинная коса из русых волос, родинка под левым глазом. У Латоны мальчишья стрижка и родинка под правым глазом. У обеих сестер были одинаково зеленые глаза, они были далекими родственниками не менее известного рода Мориарти со стороны Лорда Мориарти. Так о чем же я? Лето держала в своих руках серебряный поднос, на котором стояла чашка из серебра, украшенная вырезными узорами из которой веял аромат крепкого чая. «Как у дедушки» — по одному лишь аромату девушка смогла сделать столь простое умозаключение, взяв осторожно чашку за ручку и поднеся к своим сухим губам, делая на пробу глоток. Едкий, горячий, горький, но после сладкий — вот он, идеальный чай дедушки Холмса. Уголки губ Леди Холмс поднялись в ностальгической улыбке, а рука опустилась на живот. Впервые за целый день ей не было плохо. Она уже более уверенно пила чай, и ее губы краснели, становясь живыми, а в глазах появился тот добрый блеск, спрятав измученный взгляд. — Кажется, этот ребенок на нашей стороне… — мягко прощебетала Латона, подойдя совсем тихо-тихо к своей сестре и хозяйке, но те не вздрогнули, словно зачарованные происходящим. На сказанное Леди все же отреагировала, вскинув голову медленно, чтобы голова не закружилась и с мягкой, но гордой улыбкой ответила: — Потому что он часть настоящей меня.***
Рождение детей очень трудное, но приятное дело. Оно будто возвращает в реальность и становится спасительным коконом, в который Адель завернулась с головой. Майкрофт, так она назвала своего первенца, был тихим, хоть и активным, в особенности по ночам. Ребенком он был не проблематичным, рос умным и внимательным. Вместе с ним менялась и Адель. От хрупкой и мечтательной девушки почти ничего не осталось, на их осколках родилась мать, которая умело скрывала свои страхи. Ей тридцать четыре, ее первенцу Майкрофту шесть, она почти не видит своего мужа, он почти не видит отца. Закономерная тихая жизнь, без ссор и нравоучений, потому что ей достался золотой и слишком идеальный сын, из-за которого она порой с тоской думает, что ему от нее ничего не досталось, но это совершенно не так. Адель перестала читать романы и уличную литературу, книжные полки заполнила политическая литература и философия. Все ее наряды имели свою элегантность и утонченность, самое главное — удобство. Штаны, не панталоны и не часть смокинга, слегка мешковатые для перемещения на своих двух и для тренировок, которым Леди Холмс посвящала чуть ли не весь день; рубашка, скрывающая ключицы, но не ложбинку груди; пояс, на котором удерживалась сабля, скрываемая тканью тяжелой, почти королевской накидки с узорами незамысловатыми и сапоги из черной кожи до самых колен. Фарфоровое кремовое лицо, как у дорогой куклы, губы, как алая роза и глаза цвета ночного неба, смотрящие на всех с толикой издевки и холода. Лишь обитатели дома Холмс знали, что моменты, когда она смотрит с нежностью, просто восхитительны. Ее волосы собраны в высокий хвост, пара передних прядей свисали на ее груди, а челка убрана под прядь на левую сторону, в придачу к ее шарму осталось описать диадему, которая осталась в наследстве от бабушки. Серебряная, совершенно не замысловатая, со свисающим сапфиром на середину ее небольшого лба. Многие женщины восхищались ее красотой, в особенности после рождения ребенка. Осиная талия, пышная грудь, сильные руки, острое лицо без морщинок. Мужчины же глядели на ту с раздражением, а порой и животным испугом, причиной этому служил железный нрав Леди Адель. Очередное собрание Лордов, в том числе и Леди, коих было две от силы, включая и Леди Холмс, проходило в поместье Холмсов. Ничего особенного, разве что аристократы, вновь стуча по брюху, смеялись над рабочими классами, унижая и поливая их мусором, как скот. Лишь холодный взгляд Винсента, который особо не любил слушать эту ерунду, а тем более находиться рядом со своей женой, осторожно напомнил о причине всеобщего съезда. — Господа, прошу, тише. Вы, кажется, забыли, что мы собрались здесь ради поимки преступника, что убивает детей дворянских родов… — Винсент кашлянул и краем глаза взглянул на жену, но та лишь смахнула прядь волос со своего плеча и перебросила одну ногу на другую, ловя напряженные взгляды остальных. — Прошу простить, но, может, оставим Скотланд-Ярду? — тот, кто спросил об этом, не имел детей, поэтому представить себе не мог, каково остальным, ведь уже человек пять лишились своих детей. Адель подняла темно-синие глаза и убрала от губ чашку с крепким чаем, вот уже и привычка, на стол. Она переплела пальцы и откинулась на спинку стула, взглянув на мужчину заинтересованно-спокойным взором. — Мистер Артрейд, вам легко говорить об этом, не представляя всей угрозы. Да и что сделает Скотланд-Ярд? — она свела свои брови и поднялась, рукой сметя складки на своей накидке, хлопнув по столу ладонью для того, чтобы все зеваки вмиг проснулись для восприятия информации. — Мы — знатные главы своих родов, Англия в наших руках больше, чем у самой Королевы, и вы при этом скидываете судьбу своих детей, их жизни, в руки глупых людей, которые порой ради своего удовольствия арестовывают невинных людей? Возьмите себя в руки, или же, за вас опять должны работать умные матери, которые хотят защитить свое чадо?! — мужчины, в том числе и Винсент, поджали губы и стиснули челюсти, пряча глаза. Отношения супругов не улучшились, пускай он и стал в последнее время находиться дома, Майкрофт и Адель делали вид, что не замечают его. Собрание очередной раз закончилось двумя мнениями: «эта истеричка всех мужиков со свету сведет» и «вы восхитительно умны, миссис Холмс!» Лишь Винсент сидел, не шевелясь, он взглядом буравил стол, пока его жена взмахом руки попросила Лето подлить ей свежего чая. — Хватит всех подстрекать и ничего не делать при этом, — мужчина сжал кулаки, а от сказанных им слов Адель чуть было чашечку из рук не выпустила, гневным взглядом ударив мужчину. — Это я-то ничего не делаю?! Тебе совершенно, как и этим мужикам, плевать на судьбы невинных детей, из которых могут вырасти достойные люди! При всем этом, именно я буду вести операцию по поимке этого ублюдка ради защиты Майкрофта! — Адель затихла, натолкнувшись на презрительно холодный взгляд темных глаз. Она не испугалась, ей просто стало невыносимо больно от одного представления, что ее ребенок кровью связан с таким отбросом. Он поднялся и ушел, громко хлопнув дверью. — Вот ведь… — женщина сжала челюсти, но вместо крика полного раздражения, она взяла чашку с только налитым чаем, делая большой глоток. — Мама.? — Майкрофт осторожно позвал ее, перешагнув порог гостиной с разрешения Латоны. Они как брат и старшая сестра, никаких «хозяин и слуга». Старшая Холмс устремила свой взгляд в сторону двери и опустила чашку на стол. Один лишь вид ее сына говорил материнскому сердцу, как тому хочется, чтобы их дом не знал слова «ссоры» или «отсутствие любви между родителями». Женщина улыбается мягко и глядит с нежностью на своего сына, подзывая к себе, чтобы поднять на ручки и усадить на колени. Маленький, но взрослый Майкрофт Холмс лишь со своей мамой показывает то, как сильно привязан к ней и как любит эту женщину, которая на глазах других, в том числе и своего мужа, старается показать себя как «железную леди». Смотря на нее, Майкрофт понимает, что никогда его вторая половинка не будет испытывать горечь от несчастной любви, что никогда его возлюбленная не будет делать из себя того, кем он не является. Он пальчиками цепляется за ее пряди и вдыхает аромат ее родного аромата, даже в далеком будущем Майкрофт будет просыпаться в холодном поту и вспоминать запах винограда, исходящий от мамы, и ее нежный взгляд. Ее же руки чуть поглаживали спинку мальчика, пока пальцы сглаживали непослушные прядки волос Майкрофта. — Ты сильный, Майкрофт… Тебе не стоит плакать.***
«Мама снова разозлилась на отца…» — подумал Майкрофт, сидя на веранде их дома, глядя куда-то вперед перед собой, не замечая очередной перепалки между сестрами служанками. Наверное, опять насчет бытовых вещей разошлись взгляды. Майкрофту это, однако, не особо интересно. Он опустил взгляд, разглядывая свои ноги и лицо в зеркале лужи. Темные волосы, как синева северной ночи и глаза, синие-синие, как у мамы. Он на пробу взял себя за щеку, оттягивая кожу, после чего отпускает и смещает пальцы на острый подбородок, и перед глазами невольно вырисовывается образ отца. Интересно, насколько он похож на папу? Будет ли он таким же бездушным по отношению к своей будущей жене? Он качает головой. Он будет сильным, как мама и храбрым, как она. — Опять о чем-то дурном задумался, Майки? — со смешком спросила Латона, склонившись над своим господином, поставив руку на бедро. А мальчик поднял на ту глаза и слегка сконфуженно сжался, спрятав сапфировый взгляд за красными щечками. Уж любила назойливая подруга застать его врасплох, когда он размышлял о своей жизни. Латона вытянула уголки своих губ в красивой улыбке и шлепнула Майкрофта по плечу, от чего юный Холмс едва вскрикнул и поднял свои испуганные глаза на старшую. — П-просто подумал… сильно ли я похож на отца, — мальчик закусил внутреннюю сторону щеки, а Латона удивленно распахнула свои глаза, ну никак не ожидав подобного от Майкрофта. «Ну, он все же сын своих родителей…» — подумала Лето, наблюдающая за ними краем глаза. Слуга уселась рядом, поставив свои руки за спиной, переложив на них вес своего тела и чуть отклонившись назад. Она подняла глаза на небо — голубое, с плывущими облаками. — Знаешь, это нормально, когда дети задаются вопросом, насколько они похожи на своих родителей. Не буду отрицать, от отца тебе досталось лицо, однако от матери тебе досталось сильное сердце… Я это вижу! Знаешь ли, — девушка затихла и склонилась над наследником, почти касаясь губами его уха. От такой близости мальчишка чуть покраснел, а сердце пропустило пару ударов, когда изумрудные глаза глядели на него с толикой интереса и любопытства. — Я в отличие от своей сестры вижу будущее, и знаешь что, — девушка выпрямилась, приложив к своим красивым, как подумал Майкрофт, губам пальчик. Он заинтересованно глядел на старшую в ожидании ее дальнейших слов, но вместо продолжения она щелкнула его по лбу и вместе с этим щелчком сердце юного мальчика затрепыхало. — Ты станешь таким же великим, как и твоя мама. Не старайся быть лучшим для других, защищай то, что дорого тебе. Майкрофт распахнул свои глаза. Вот она, простая мирская истина, доказывающая что он куда уникальнее чем другие, потому что он может избрать свой тернистый путь.***
С собрания прошла неделя, и как заметил Майкрофт, отношения между родителями чуточку улучшились. «Будто подменили…» — с холодом в голосе поговаривали между собой сестры, косясь на Винсента, который, в свою очередь расслабленно вел беседу с Адель. Та же в свою очередь сдержанно отвечала, будто ожидая какой-то атаки, как подумал Майки. Но еще неделя и мама тоже чуть расслабилась и даже стала улыбаться едва заметно своему мужу, но с ноткой издевки, словно этим жестом пыталась напомнить Винсенту о всей причиненной боли. Сказать, что Майкрофт испытал едва заметное облегчение — ничего не сказать. Он был рад тому, что родители хоть чуточку сдружились. — Мамочка! — звонко зовет Адель Майкрофт, и женщина с «ой» отрывается от бумажной работы. За окном уже ночь, но Леди Холмс продолжала работать, подписывая те или иные бумаги, внимательно перебирая важные документы, переданные Королевой лично в руки Холмс. У них была повышенная секретность, и никто не должен был видеть содержание этих бумаг. Женщина поднялась, расправив рукава своей ночной рубашки и складки хлопчатобумажных штанов, убирая бумаги в один из ящиков стола щелкнув ключом несколько раз. Спрятав ключи за книжным шкафом, Адель неспешным шагом подошла к дверям, открывая их и тут же опускаясь на колени перед мальчиком. — Майки, ты чего? — Адель постаралась улыбнуться сыну, вопреки усталости и отсутствию сна в течение нескольких дней. Уголки ее губ поднялись в усталой и кривой улыбке, однако мальчик не смотрел на нее, предпочтя вжаться в ее теплую грудь, в которой нашел для себя защиту и утешение. Майкрофт впервые встал в столь поздний час и теперь плакался на груди своей матери. — М-мне приснился кошмар… Там… Там ты была в крови и папа… его… его голова была в твоих руках, а дом горел! — Майкрофт поджал свои тоненькие губы и задрал голову для того чтобы посмотреть в сапфировые глаза матери, которые тут же зажглись беспокойством. Она качнула своей головой и улыбнулась, прижав своего сына теснее и взяв его на руки. — Ох, ты прибавил несколько фунтов! — задорно сказала Адель, чем вызвала у мальчишки секундное удивление и тут же возмущение в образе надутой щечки и возмущенно сощуренного взгляда сапфировых глаз. Такому личику Адель только улыбнулась, чуть склонив голову, и вместе с сыном она уселась на диванчик, перебирая пальцами пряди его волос. Вместе с этим движением руки она начала петь колыбельную, чуть укачивая на руках своего мальчика и это помогло, Майкрофт уснул крепким сном, а его мама самозабвенно любовалась личиком мальчика, чуть улыбаясь. Проходит несколько месяцев, отношения мужа и жены улучшились во много раз. «Словно и ссор и обид не было» — сказали сестры-слуги, следуя за своей довольной госпожой, что оглаживала свой едва заметно выступающий живот. Конечно, за поясом из атласной ленты этого факта даже с наметанным глазом не заметить. Тем не менее, несмотря на презрение со стороны приближенных к Леди слуг, аура в поместье Холмсов казалась куда приятнее, чем была месяца четыре назад. Майкрофт-то как обрадовался… — У меня будет брат или сестра? — оторопело спросил мальчик, чуть зависнув на несколько мгновений и глядя каким-то неверующим взглядом на своих родителей, что сидели на удивление спокойно и сглажено, даже слишком дружественно. Адель поглядела радостно на своего сына и кивнула, но очередное собрание палаты Лордов забрали женщину, а отец куда-то удалился. Что сказать, Майкрофт был… испуган. Не думал он, что его просьба о пополнении, даже скорее тонкий намек, могут обернуться против него же. И что же, у него правда будет брат или сестра? Интересно, смогут ли они сдружиться… Майкрофт сжался и отодвинул от себя чашечку крепкого чая, подперев щеку ладонью. Он ведь даже не представляет, как общаться с маленькими детьми, да что там, может быть, родиться девочка, и что ему делать.? Вроде как, оберегать и защищать. Что же еще? А если брат… Стать примером для подражания? Мозг кипел, а в сердце таился страх перед неизвестностью. Однако 6 января все изменилось с ног на голову, все свернулось и возродилось с удвоенной силой. Страх за жизнь матери. Сколько за одну ночь он услышал криков, к сожалению его не смогли отправить в дом друзей Мориарти, поэтому Майкрофт оказался в эту ночь рядом с матерью, когда у нее начались роды. Отца не было, он был в важной поездке по какому-то делу, а мама здесь, одна, без мужской сильной руки пытается дать новой жизни существовать. «Я не могу… Ей больно, черт возьми!» — каким образом Майкрофт смог открыть двери, с какой скоростью он преодолел путь до кровати, в которой лежала бледная, как самая чистая простыня, мама. Служанки даже не успели и понять того, что это Майкрофт так резво забежал в комнату и совсем на мгновение зависли, и лишь болезненный вскрик Адель вернул их сознание на место. — Мама… Мамочка… Я рядом! — шептал Майкрофт, сжимая пальчиками руку своей матери, а та из последних сил пытается улыбнуться, но волна боли заставляет ее лицо скривиться. Адель сжимала мальчишью руку, она с такой силой сломает ее Майкрофту, но как же мужественно он все терпел. «Ты так повзрослел…» — женщина в одном перерыве глянула секундно на застывшего сына, что с изумлением и страхом глядел, не моргая на свою маму, даже не обращая внимания на то, с какой силой она сжимает его руку. — Родился! Мальчик! — оживленно заверещала Латона, держа и на скорую руку запеленывая ребенка, пока Лето стояла и подавала стакан воды своей госпоже, но та уснула почти сразу же и даже плач младшего ребенка ее не разбудил. Один лишь Майкрофт, едва отходя от шока, позволил себе подняться и заглянуть на круглое личико мальчика с сапфировыми глазами и светло-синими волосами. Не прям синими, конечно. Они были светлее ночи, как цвет позднего вечера. Малыш затих и поглядел на стоящего рядом юношу, между ними затянулся зрительный контакт и… Мальчишка вновь заверещал, вновь выбив старшего брата из колеи. — Ох, да у тебя рука сломана! — завопила Латона, склонившись над Майкрофтом, который вслед за братом вскрикнул, ощутив волну боли. Шоковое состояние отпустило, но душа облегченно выдохнула.***
Прошло четыре года. Читатели, возможно, уловили нотки трагедии, а Майкрофт ощущал ее в удвоенном размере, будто каждый день он стоял на камнях, и его огромной волной окутывала вода, заманивая к себе, чтобы с огромной силой выбросить в песок. Отец вновь начал пропадать, а матушка стала слишком требовательной. — Совершенно неправильная осанка! Майкрофт, ты хочешь стать главой семьи Холмс или же главой борделя?! Так знай, владельцы борделей и то идут прямой осанкой! — с возмущением в голосе вторила женщина, ударив ладонью по столику, который выполнял роль опоры для ее локтя. На столике стояло блюдце с чашкой чая. Спасибо хоть, что сестры-служанки ушли, и Латона не видит позора Майкрофта. Юный Холмс просто не выдержал бы подобной муки, тем более перед девушкой, которая запала в его душу… «Первая любовь, братик, у тебя получиться!» — верещал четырехлетний Шерлок, а Майкрофт давал заднюю, потому что прекрасно понимал, что Латона вряд ли захочет себе такого мужа. «Малолетка, » — в голове так и крутился образ Латоны, ее изящный образ. Русые волосы, разбросанные хаотично по плечам, лишь челка зализана, оставляя парочку передних прядей обрамлять ее кругловатое лицо, зеленые глаза, горящие изумрудом насмешки, плотно прилегающая черная ткань к ее телу… Майкрофт сжался и книги свалились на землю. Это провал, даже страшно поднять взгляд, но и не нужно даже представлять или видеть с какой злобой на него смотрела Адель. Женщина поднялась и ушла, громко хлопнув дверью. — Мамочка расстроена.? — спросил Шерли, и только до Майки дошло, что он двадцать минут молчит и чистит картошку. Если не смог справиться с заданием — иди и чисти овощи и помогай прислуге. Заведенное Адель правило. Только вот Шерлок-то что здесь забыл? — А ты что здесь делаешь, Шерли? — Майкрофт взглядом острого ножа застал братца врасплох, а тот захихикал и пододвинул к себе поближе ведро с кожурой, продолжая несколько неумело чистить картошку. — Хотел помочь старшему брату! Так… — Шерлок вновь озадаченно отвел взгляд, ножичком водя по кожуре и сбрасывая ее в ведро, пока старший брат наблюдал за ним, точнее лицом младшего. — Да, мама расстроена… Кажется, она вновь поссорилась с отцом, — хмыкнул Майкрофт и вот, они уже в тишине сидели, очищая картошку от кожуры. Каждый размышлял о своем, вплоть до прихода Лето и Латоны. — Вот же! Вы же всю картошку что была в доме очистили! А я хотела сварить ее в кожуре… -расстроенно сетовала Латона, под усталый взгляд сестры-близнеца. Те все-таки выдворили братьев с кухни, отправив их заниматься своими делами, а на вопрос о местонахождении Леди Адель, служанки покосили взгляды и сказали короткое: «меньше знаете, крепче спите». «Да уж, только чем меньше мы знаем, тем больше возникает вопросов, » — удрученно размышлял Майкрофт, ужиная вместе со своим братом и краем глаза рассматривая стул с высокой спинкой. Обычно на нем сидела мама, но ее не было из-за очередных важных дел. Ситуация вроде улучшилась. Оказывается, причиной скверного характера матери была смерть подруги — Леди Мориарти, нет, не той, о которой вы знаете, дорогие читатели. Мать близняшек-сестер, сестра Джеймса Мориарти, старшая. Она умерла от простуды. Черт возьми, от простуды! Сестры тоже были поникшими, но они старались держать планку перед другими, ради госпожи и ради мамы. — Братик, мы столько сладостей купили… — Шерли шел рядом с братом, держа старшего за ручку и глядя с детским восхищением на корзинку, которую несла мама с мягкой улыбкой. Вряд ли ее тяжесть осилил бы Майки или Шерли. Но всю радость смахнуло ветром, когда женщина заметила горящий свет в окнах. «Латона и Лето уехали в Дарен. Винсент уехал черт знает куда и насколько… Остальные слуги разъехались по моей просьбе, » — Адель шла прямой поступью неспешным шагом по направлению своего дома, чуть впереди детей. Не одна она заметила, что что-то не так, Майкрофт тоже это заприметил, но не торопился что-то говорить или подмечать, ведь и так все ясно.В доме посторонний.
— Ах, какой прелестный дом! — восклицала женщина, и Адель готова была поклясться, что голоса этого прежде не слышала. Уж слишком писклявый, как у избалованной девицы, а Леди Холмс уверенна, что эта девчонка — точно дочка очередного аристократа. Только вот что она забыла в доме верной слуги Ее Величества? Шагать пришлось тише, чтобы «жертва» не заметила прихода хозяйки. Вот только дети — не Адель, они и представления не имеют о том, как нужно идти, когда в доме чужак, чтобы не застать его врасплох. Доски скрипнули под весом Шерли и Майкрофта, как же Адель хотелось выругаться, но вместо этого она толкнула ладонью дверь и та распахнулась — замок не был поврежден, тем не менее, двери оставили открытыми. Незваная гостья застыла и поутихла, оборачиваясь несколько медленно. — Ну и кто ты? — спросила Адель, задрав голову и встав перед детьми, заслонив своим телом своих мальчиков. — Я? А ты-то кто?! Я будущая жена моего любимого Винсента Холмса! — женщина уверенно забросила голову, чуть склонив ее к плечу и поставив ладонь на бедро, вцепляясь пальцами в ткани своей пышной юбки оранжевого цвета под стать голубым большим глазам и рыжим волосам, собранным в высокий пучок. «Так вот какие женщины нравятся моему мужу…» — женщина горько усмехнулась, вызвав секундное недоумение у гостьи и у своих сыновей, которые стояли и ни черта не понимали. Шерлок не понимал, а Майкрофт словил, что у отца любовница и она перед ними… — А я нынешняя жена Винсента Ди Холмса, Леди Холм, — было приятно наблюдать за реакцией женщины: она чуть ли не свалилась на пол и рот свой раскрыла, но тут же прикрыла ради приличия. Однако, это не единственное что выбьет эту прошмандовку из колеи. Уж слишком дружественно Адель улыбалась любовнице, после чего она протянула ей свою ладонь, пригласив на чашечку чая и последняя неохотно согласилась. Кто она, перечить хозяйке дома? Может быть они смогут все мирным путем решить. «И я смогу устранить помеху сердца моего Винсе…» — ядовито щурясь думала Весперия Энджел Урсу. — Майки, Шерли… — Адель обернулась и чуть улыбаясь попросила своих детей удалиться, только вот бумажка, на которой она едва заметно что-то быстро начеркала, говорила: «уйдите в соседний дом и спрячьтесь. Ваша мама сама решит эту проблему». Майкрофт кивнул матери и убрал бумажку себе в задний карман, уводя брата на лестницу.***
— Так, ты есть возлюбленная моего мужа… Могу спросить твое имя? — Адель стояла спиной к женщине, та терпеливо стучала пальцем и тихо фыркнула, будто сейчас ей заваривала чай не достопочтенная Леди, а прислуга рабочего класса. — Весперия Энджел Урсу, — хмыкнула дамочка без лишней нотки страха в голосе, скорее, с одной лишь наглостью и уверенностью. Таким дам, Адель прежде не встречала, и видеть «гадюк» прежде не желала. Тем более в своем доме. — И как давно у вас все закрутилось с моим мужем? — чашечка постепенно наполнялась горячей жидкостью. — Хм… Четыре года назад я столкнулась с ним на чаепитии у одного герцога, мы сразу приглянулись друг другу, видели бы вы, как он смотрел на меня… — женщина мечтательно закатила глаза. Адель развернулась и поставила чашечку на блюдце с горячим напитком перед своей «гостьей». Четыре года назад родился Шерлок, и этот человек сразу же побежал за другой юбкой, как отвратно. — Ох, какой вкусный чай… — женщина поднесла к губам пальчики, восторженно хихикая. Адель даже на мгновение подумалось, что свиньи не хрюкают, а хихикают. — Да… В этот чай я добавила белладонну. У вас целых пять штук, эти ягоды сладки, заставляют свою жертву желать большего… Боюсь вас огорчить, но эти ягоды ядовиты, — Адель оторвала спокойный взгляд, заметив, как застыла эта женщина. — Ч-что? — вопросила она, глядя ошеломленно на Леди, но последняя в свою очередь уселась на соседний стул, пододвинув к себе графин с водой, делая глоток воды прямо из него. С ударом она поставила графин, и мадам Весперия готова была поклясться: в глазах этой женщины плясали черти и… ненависть.
Белладонна — травянистое растение с темно-фиолетовыми, почти синими ягодами, по вкусу они сладкие, и у употребляющего их возникает чувство, что ягоды безопасны для организма. Это не так, больше одной ягоды не стоит употреблять. А если употребили — смерть, не миновать. Адель молча и безжизненно наблюдала за тем, как Весперия старательно пыталась утолить возникшую во рту жажду и отвратное жжение, даже не представляя, что таким образом она себя не спасает. Следом шли бредни, она звала Винсента и хваталась за руку Леди Холмс, за что тут же получала по рукам, а когда Весперия умерла, Леди Холмс поднялась и неспешным шагом побрела к выходу, держа в своих руках платок, которым она вытирала свои руки.— Только глупая женщина пойдет против умной женщины. Только гадюка захочет отобрать чужую жизнь.
***
Какой бы Адель не представлялась другим, в особенности мужчинам, она оставалась хрупкой девочкой, которая по-прежнему мечтает о принце на белом коне, которая верит в лучшее. До случившегося. Сказанные этой женщиной слова выбили ее из равновесия, решение пришло слишком быстро, и вряд ли в здравом рассудке Адель бы совершила это убийство. — Заберите Майкрофта и Шерлока, — женщина хмыкнула. Она не хотела бы, чтобы дети знали что их любимая мама собирается делать, однако, Майкрофт и так обо всем догадался. Он глядел на маму внимательным взглядом и чуть поджимал губы, когда она опустилась перед ним и Шерли на колени, целуя поочередно в лоб, как на прощание. От одной этой мысли сердце Майкрофта неприятно сжималось, Шерли даже представления не имел о том, что эта встреча последняя с их мамой. Если бы знал, запомнил бы в сто раз лучше. — Майкрофт, защищай брата и помни, что кроме брата у тебя больше никого не будет, — женщина смотрит на сына со скорбью, когда Шерли так удачно ушел изучать вместе с Латоной повозку. Майкрофт хочет плакать и как раньше, прижаться к маме и обнять ту за шею, просить ту со слезами, чтобы она не уходила. Это не поможет. — Слушаюсь, мам… — Ты стал таким сильным, я горжусь тобой. Ты всегда был идеальным сыном, а Шерли полной твоей противоположностью… Оставайтесь таковыми до конца своих дней и не торопитесь на тот свет, я хочу увидеть будущее вашими глазами, — Адель неторопливо пальцами водила по темно-синим волосам, прежде чем прижать к себе старшего и пустить материнскую слезу. Так будет лучше. Карета тронулась, оставляя Леди Холмс совершенно одну. Эта история ведает судьбу несчастной женщины и девочки, которая засела во взрослом теле. Как бы сильно Винсент не показывал свою неприязнь по отношению к жене, как бы не изменял, она будет его любить даже задрав голову, как истинная королева. Адель с детства помнит о том, что жены всегда должны быть покорны мужам и преданы им, так и она. Никогда Адель не смотрела на других мужчин, хоть и была несчастна, ее муж, тем не менее, позволил себе подобное. Это стало последней каплей в ее не глубоком сердце, которое готово было вот-вот раскрыться и сломаться от пережитых эмоций. Кроме сухих глаз и поджатых губ, на ее лице ничего не отражалось. Винсента встретила девушка, что, несмотря на свой возраст, выглядела как юная девица, у нее были добрые и большие синие глаза. Волосы впервые не были собраны в какую-то греческую прическу, они были по-домашнему разбросаны беспокойным морем по спине, а на ее тельце — красивом и мягком, как у богини Геры, свисала сорочка на тонких бретельках, а на плечах ее была накидка, согревающая от прохладного ветерка. Винсент застыл и оторопело поглядел на ту, ну никак не ожидав подобного приема от своей жены. Слишком мило улыбалась она, искренне чисто и глядела так, будто они не состояли в браке вот уже столько лет. Он был впечатлен и совершенно забыл о чем-то своем. Он был очарован ею, как нимфой. Весь ужин он охотно вел беседу, порой смеялся и следил за ней, отправляя лакомый кусочек мяса один за другим в рот. Вкус, как он выразился, был отменный. — Что же это, говядина, курица? — мужчина задрал голову и поглядел восторженно на свою жену, но она лишь качнула головой, обойдя своего мужа и встав за его спиной. Он нисколько не напрягся и не удивительно, он был так сыт мясом и вином, что совсем расслабился, никак не ожидая суда над самим собой. — Это Весперия Энджел Урсу в единственном экземпляре, — от одних лишь слов, мужчина застыл и зажал свой рот рукой, в неверовании поглядывая на жену через отражение в зеленой бутылке. Однако, сколько не изучай лицо человека, наполненное равнодушием, все равно ничего не поймешь. Винсент Ди даже рот не успел раскрыть для очередного вопроса, как его жена ни секунды не колеблясь, воткнула нож в горло и с силой выдернула его. Лишь когда дыхание у мужчины замерло, женщина позволила себе пролить несколько слезинок и устало улыбнуться. Мама любила отца, он ее — нет. Тем не менее, она позволила отпустить свое отчаянье двумя жертвами, пускай и умерла она в тот же день от разрыва сердца. Никто так и не узнал о том, что Адель совершила убийство мужа и его любовницы, разве что Майкрофт и Шерлок. Но между братьями эта тема почти не поднималась: слишком болезненно.***
— Мама… — Шерлок видит ее образ, тянется к созданному образу, но в ответ на его прикосновения — прохлада. — Шерли, — Лиам сидит тихо и наблюдает за Шерлоком, за каждой секундной сменой эмоции и думает невольно, что страдания женщин — капкан для людей. Шерлок и Майкрофт в этом капкане родились, но выйти смогли.