Сказки об SMP

— Время рассказать вам сказки об SMP, не так ли? С кого же нам начать? — А были ли они настоящими? — звучит вопрос сопровождаемый десятком заинтересованных взглядов. — Мы этого не знаем — может быть эти люди действительно ступали по этим землям, называя их своими. А может, это просто талантливый человек придумал эти истории, имя которого стёрлось временем. — А что если они были настоящими? — Тогда это всё происходило в действительности, и эти люди просто были забыты и вспомнили о них лишь по оставленным ими местам, — мягко следует ответ. — О ком же вы бы хотели послушать? — Можно, о Боге Крови? — он смотрит на всех и видит как все согласно кивают. — Хорошо. Мы начнём с Техноблэйда. Жил на свете воин, меч которого проливал столько крови, что числом своим приравнивали к самому морю. Безжалостен был его оскал, тверда была хватка и по многочисленным слухам, что его когда-то карие глаза приобрели красный оттенок от кровожадности его. И многие уста говорили о нём со страхом, презрением и всесжигающей яростью — особенно те, кто потерял своих родных людей от его меча. Человека прозвали Богом Крови. Смерть была недовольна им. Ей приходилось провожать тысячи всевозможных душ, всевозможных людей, а Бог Крови не жалел никого — она гладила детей по голове своими ледяными пальцами, убаюкивая; тихо пела умирающим юнцам и девицам, что так и не смогли прожить свою жизнь; слышала мольбы мужчин и женщин, что оставили своих детей и супругов одних и выслушивала сожаления стариков, иногда провожая ни в чём неповинных животных убитые ради мгновенного, краткого удовольствия. Каждый раз, видя её на поле боя, кровожадный человек встречал её с оскалом на алых от чужой крови губах, насмешливо разглядывая поле боя с погибшими. В моменты, когда она была так близка к нему, он даже не вздрагивал, лишь осматриваясь вокруг, упиваясь своей победой. — И в этот раз ты пришла не за мной, — хмыкание звучит с издёвкой и сладким триумфом. Воин — убийца — вытаскивает меч с ножны и пальцами проводит по засыхающим каплям крови не отрывая взгляда, словно очарованный этим. — Этого не произойдёт — ты обязательно явишься не на мой вечный покой, а лишь тех, кто преграждал мне путь, — он поднимает глаза — рубиновые, которые светятся удовлетворением и сытостью. Это вопрос времени, когда он опять проголодается и пойдёт за свежей кровью. — Это решать не мне, — ровно отвечает Смерть, подходя к несчастным погибшим. — Рано или поздно, настанет час твой, и я провожу и тебя, — человек хмыкает и смотрит следом на землю со свежей высыхающей кровью. В этот раз, её разлилось много — она окрашивала голую землю, листья редких деревьев и лепестки невинных цветов, покачивающиеся в стороны от едва ощутимого ветра, сильно наклоняясь от привычного веса капель на тонких лепестках. — Судьба, — тянет воин, взмахнув мечем, направив в сторону, словно видя её пред собой и угрожая ей. — Она ничто по сравнению со мной — я решаю кому суждено умереть, а кто достоин жития. Я и есть она, — Смерть молчит, в невидимом для него взгляде её было безразличие, покрытое тонким слоем озадаченности. — За слова свои ты ответишь, — воин посмотрел на неё, взглядом насмехаясь. — Раз ты решаешь кто достоин жизни, то почему ни один человек не выходил живым после битв с тобой? — оскал украсил губы воина. — Значит, что никто не удостожился этой чести. Что не было достоиного и безгрешного, — Смерть тяжело вздыхает — была слышна сама пустота вселенская — и отходит от него чуть дальше. — Что же мне справедливость — на твоих руках кровь тысячи жизней, вплоть до ни в чём неповинных детей. — Эта моя роль — нести праведную кару в этот мир полный лжецов, — воин резко поворачивается к ней — плащ, такой же красный как запёкшаяся кровь, величественно развеелся на долю секунд и подол его тут же упал. — Я есть справедливость и судья. — Почему же я должна считать Бога Крови справедливым, если его упоминают со страхом на устах? — Кто же говорил, что он не может быть правосудным? — Я не считаю детские жертвы как за судность, — Смерть смотрит на него, желая взглядом своим сжечь тело, и заглянуть в самую его очерневшую душу. Воин не отступает, убирая меч на своё законное место, подходя ближе с высоко поднятым подбородком, не позволяя её холоду коснуться его. — Если волка вырастят тысяча овец, не значит что в момент когда он позврослеет нападёт на «свою» стаю, разорвав каждую овцу на мелкие куски. И начнёт он с тех, кто был рядом, — твёрдость была в его тоне, которую не сокрушит ничто — даже сама Смерть, наблюдавшая за ним. — Покуда мне знать, что дети эти не будут такими же? — Но прожить хотя бы до юности они заслуживали. — Проще убить детёныша до того, как он станет большим и в разы опасным, — воин смотрит на неё, скрестив руки на груди покрытой броней — капли крови высохли на ней, запеклись и создовали рисунок самого Ада, с тысячими мучавшихся грешников. Смерть не возражает, продолжая наблюдать за каждым вдохом сопровождающихся сочащуюся храбрости, за твёрдыми шагами сотрясающие землю, за окрашенными красной краской - когда-то тёкшая по венам - волосам. Воин отворачивается и шагает вдаль, уходя от Смерти. — До следующей встречи, — небрежно говорит он, как старому товарищу вместе прожившем многие мгновения. — Увидимся, как обычно, на поле боя, — она провожает его взглядом, долго смотря на след из невидимых человеческому глазу каплях крови, вечно стекающих по рукам воина. Смерть наклонив острие косы, касается головы первого покойного, будя его душу на сопровождение в мир иной.

***

— Вновь здравствуй, — приветствует воин Смерть, с безумным блаженством, азартом и удовлетворением в глазах и на губах, которые не встречались ни у кого — ни у королей, выигравшие войны, отвоевавших звание и корону, плотно закрепив на себе; ни палачей, выпавшим шанс обезглавить самых жестоких преступников, тем самым справедливо наказывая; ни у диких хищников которые пообедали спустя недели голодания. — И я вновь победил в этой битве, — кровь была везде — на коже, не оставляя видимых участков, плотно пропитав волосы и одежду, весь его меч, спутник во всех битвах и войнах, окрасился в бордовый, местами рубиновый оттенок. Смерть ему не ответила, молча гневаясь на воина, крепко сжав рукоять косы, хваткой готовая сломать её. Сзади догорало то, что буквально две ночи назад было одной из процветающих деревень. Дым пропитал всё небо, готовое вот-вот посыпать пеплом и дождём, запахи гари и металла настолько сильно осели в воздухе, что казалось воздух всегда пах разрушением и смертью, что не было аромата свежей выпечки, фруктов, с едва уловимым запахом пороха от фейерверков. — Нечего сказать? — спрашивает воин, громко издав смешок. — Неужели я смог сбить с толку саму Смерть?! Тебе не подобрать слов, не так ли?! — он восхищенно скидывает руки, готовый разразится громким смехом триумфа. — Да, я сделал это! Я! И мне хватило лишь одной — одной ночи! — он подходит к ней быстрым шагом, взудораженно вздыхая. — Ты в первые видишь такое? Такое количество жертв и крови? Сама Смерть не видала та- — Молчать! — кричит Смерть и воин замолкает, в миг сильно напрягшись. — Как ты смеешь говорить такое?! Как ты смеешь утверждать, говорить такие слова и ожидать безнаказанности?! — человек медленно вытягивает меч перед собой в глупой надежде что это защитит его. — Три тысячи душ. Ты лишил жизни три тысячи душ за ночь, и смеешь гордиться этим?! — голос Смерти громко распростроняется по мёртвой деревне, заглушая все звуки в округе. — Это были воины и лекари, родители и дети, старики и совсем юнцы! Ты даже не смел оставить жить животных, что были преданы хозяевам! — гордыня прогоняется с глаз убийцы, постепенно заменяясь плотно скрываемым страхом — Смерть ни за что не обмануть этим. — Какова была причина? Что должно было произойти для такого чудовищного поступка?! — спрашивает она, ударив косой по земле. — Ответь мне, Техноблэйд, что послужило этому бессердечею?! — Одни люди утверждали Бог Крови не заслуживал своего звания. Они посмели посягнуть на мои накопленные богатства и убить мою лошадь, — ровно, без колебаний отвечает он. Гнев Смерти перерастает в ярость. — И эту причину ты считаешь достоенной для такого кровопролития?! Три тысячи жертв из-за пары слов и мелочного поступка?! — Смерть поднимает косу и указывает на руины деревни. — Целая мирная деревня?! — Раньше, во время других моих битв, ты не упрекала меня в смертях, — возражает воин, в глупой попытке возразить ей. — Десятки жизней воинов, знавшие на что они идут, стоят не настолько дороже как три тысячи ни в чём неповинных! Все те жертвы, павшие от твоих рук по сравнению с этой деревней ничто! — На войнах погибают десятки тысяч солдат, — продолжает воин. Смерть впервые издаёт горький смешок. — И погибают они от рук друг-друга, когда как ты самолично лишил столько жизней. Столь ужасный поступок не останется безнаказанным! — она направила острие в сторону воина, когда он зашагал назад, готовый поднять оружие и вонзить в неё лезвие. — Раз ты не понимаешь ценность жизней, то твоя будет тянуться долгие века. Ты будешь беспомощно смотреть как близкие твои стареют и уходят безвозвратно, как проходят года и меняются люди. Ты будешь жить в мире, в котором не останется место для тебя, и возможно тогда ты узнаешь ценность человеческой жизни, — в ответ воин издаёт издевательский смешок, не побоясь взглянуть в самые её бездонные глаза скрытые тенью изношенного капюшона. — Это так глупо предполагать что бессмертие для меня будет проклятием. У меня нет людей, которых я бы назвал друзьями или семьёй. Я слишком другой, понимающий мир по другому — остальные же ужасаются моих взглядов. Ты и вправду считаешь что мне будет по кому тосковать? — Смерть грозно возвышается над ним, но он не отступает, твёрдо оперев ноги на усталую от многих шагов землю. — Нет человека, что способен понять меня. А бессмертие это для меня лишь благословение — то, что желательно даровать достойным учёным, лекарям и мудрецам. Ты действительно считаешь что это праведная кара? Не должен ли я гореть в аду среди самых ужасных грешников? — Смерть для многих благословение, и не важно сколько грязи на руках человека — он заплатит за это в Аду, и вновь вернётся на Землю, или возвысится как святые. Все те люди, которых ты упомянул, понимают ценность жизни человеческой. Они не хотят жить без конца своего, полностью зная что бессмертие им незачем. Раз ты считаешь что это не так, почему бы тебе не прожить жизнь длинною в бесконечность? — воин молчит, ожидая что же Смерть скажет ещё. — Раз Бог Крови одинок, то почему бы не дать ему единомышленников, что будут с ним везде, во всех ситуациях, начинаниях и стремлениях, всячески давая поддержку? — О чём же ты? — она не отвечает, и как показалось ему, ухмыляется. — Я, сама Смерть, проклинаю тебя на жизнь вечную, без возможности сомкнуть глаза навсегда. Что бы не произошло, каких бы ран ты не получил — ты выживешь. Тебя будут сопровождать спутники вечные, что будут существовать лишь с тобой и для тебя, сквозь деревни, города стран и века, — поднялся ветер, разгоняя дым и запах меди; побежали по небу тяжёлые облака, ослепительно сверкнула молния и послышался изгневанный гром. Смерть продолжала указывать на него косой, ветер развевал подол изношенной мантии, обнажая костлявые ноги. — Это будет длится пока я не решу, достойный ли ты смерти, или продолжишь ли ты скитаться по земле. Воин не двигался — всё тело сковывал страх, добираясь до самых укромных мест тела и разума, мучительно медленно поглощая его в себя. Смерть отвернулась и зашагала в сторону деревни, собирать и сопровождать три тысячи душ в мир иной. Дождь продолжал лить, гневаясь на убийцу и оплакивая жертвы, смывая реки невинной крови. Воин схватил меч посильнее, сжимая пальцы, ожидая со чуждым для него страхом.

***

Долго злился человек на Смерть, убивая всё на своём пути, ожидая её часами, днями иногда и неделями. Сама же она молчаливо смотрела на его ярость, выраженную в виде рек и озёр крови, спокойно продолжая делать свою работу. Встретились они лишь несколько раз за целый век, только видя силуэты друг друга — остальные же разы воин не дожидался неторопливую Смерть, что ждала его ухода. — Избавь меня от этого проклятия! — гневно закричал он, как только увидел край подола мантии краешком глаз. Смерть остановилась, медленно переведя свой взор — воин едва заметно вздрогнул, вздохнув. — Были ли твои слова просто словами, сочащимися гордыней? — Я бы наслаждался всем этим бессмертием, если бы ты не прокляла меня голосами в голове, что никогда не замолкают! Я прожил так целое столетие, каждый божий день мучаясь от вечного шума в голове! — он подходит к ней, взмахнув мечем — совсем новый, самый острый из всех орудий во всём мире. — Разве ты не должен наслаждаться ими? — воин разозлился сильнее. — Не смей измываться надо мной! Они никогда не замолкают, чем либо бы я не занимался! И кричат они хуже чем все те жалкие люди, павшие от моего меча, оглушительным хором! Каждая капля крови всегда сопровождается удовлетворёнными криками и возгласом-! — Крови для Бога Крови, — хмыкает Смерть. Он сжимает кулаки, костяшки которые белеют. — Ты знала? Ты знала о чём они ежеминутно толкуют в голове моей, не давая мыслить мне? Я не помню и момента, когда я мог мыслить в тишине, без вечного шума! Избавь меня от этого, — воин подходит вплотную, вновь поддавшись безумию вызванный нескончаемыми звуками голосов. — Эти голоса поддерживают тебя в главной твоей страсти. Так в чём же твоё недовольство? — Хватит делать вид что тебе не известно, — рычит воин. — Я терпел всё это целое столетие, не считаешь ли ты что урок мой усвоен? — Ты понял причину твоего наказания? — Ты не хотела чтобы я был вечно в сопровождении одинок? — Смерть долго смотрит, и кратко качает головой — капюшон мантии едва шелохнулся. — Ответ неверный. Пожалуй, увидимся в следующем веку, — она отворачивается и начинает медленно шагать в сторону усопших — в этот раз Бог Крови, что уже долгое время на устах народов и наций, в виде живого мифа, что никогда не умирает, убил двадцать семь солдат. Последние несколько декад, воин не решался убивать людей сотнями, давая другим сбежать — явно пугаясь что наказание станет хуже. Смерть останавливается, когда ощущает как за подол потянули. Обернувшись, она увидела как сам Бог Крови предстал перед ней на коленях, наклонившись и хватая изношенную ткань. — Молю тебя, — хрипит он, судорожно вздохнув. Его поза напоминало как также люди преклонялись перед ним, моля о пощаде — своей, родных, людей. Воин не жалел никого. — Избавь меня от этого проклятия в виде голосов. Клянусь, я готов на что угодно, лишь бы остаться одним в мыслях своих, — он поднимает голову, совсем не думая что выглядит он жалко, также как и люди которых презирал. Смерть молчит. Воин ожидает. — Урок твой не усвоен. Сколь не было трудно, ты должен понять его, Техноблэйд, — она отходит от него — воин не держал мантию, что свободно упала от его схватки. Смерть не обернулась, но знала что он не шевелился, сжав челюсть и сдерживая слёзы, слыша насмешку хора голосов. — А Смерть сжалилась над воином? — Этого мне неизвестно, — он качает головой. — Может быть, Бог Крови усвоил урок, и она разрешила ему уйти в мир иной. Может быть он всё ещё странствует, видя как сменяются десятилетие за десятилетием, меняются люди, заменяя друг друга, и не находя покоя даже в мыслях. — Вот бы он усвоил, — грустно звучит голосок. — А по-моему, это круто быть бессмертным! Можно успеть сделать кучу всего! — возражает мальчиший голос. — Но это же ужасно! Особенно с голосами в голове! — скидываются девичьи руки в сторону. — Ами права, Лен, — мальчик скрещивает руки. — А почему она его наказала? Он ведь убивал до этого! — другой мальчик — Макс, слегка ползает вперёд на коленях. — Он лишил три тысячи душ разом. Вот чем эта причина отличается от других, — отвечает он. — А будут ли другие сказки о нём? — надежда загорается в глазах детей. — Будут, — кивает он. — Но вернёмся мы к нему позже, хорошо? — разочарование опускает плечи всех. — У нас ведь есть другие, ведь так? — они переглядываются, задумываясь кого же выбрать.