Беседа со смертью

Дазай лежал на холодном полу, хватаясь за грудь в истошном кашле, надеясь на скорую кончину. Содрагаясь в каких-то немых конвульсиях, он несчадно улыбался, чувствуя, что на этот раз выжить ему не удастся. Описать его чувства в тот момент можно одним словом - безумие. Хотелось засмеяться над собой, над своими надеждами на светлое будущее, над собственной глупостью и бесчисленным количеством вещей, что будоражили его память и сердце, не давая вновь и вновь умереть. Как же было невероятно наивно считать, что у него получиться стать хорошим человеком и найти ту самую нить, тот маленький тусклый огонëк в бесконечном мраке одиночества и безразличия других. А даже, пусть и нашëл бы он его, то не смог бы сберечь, оставив на съедение кровожадной судьбе, держащей чуть поодаль, но всë также чрезмерно близко, чтобы Осаму не вздрагивал от страха, на поводке смерть, готовую вырваться и уничтожить всë живое, всё родное и близкое. Дазай и сам знал, что никому не нужен и его труп найдут через неделю, месяц, или год, лишь тогда, когда соседи почувствуют неприятный запах доносящийся из квартиры, а, быть может из-за мышьяка, что он принял, тело будет разлагаться так долго, что он пролежит здесь полвека, пока его кости окончательно не обглодают черви. Единственное, что грело его потерянную, едва живую, душу, так это понимание, что четыре года назад у него был кто-то, кто заметил бы его исчезновение, кому он был нужен. Однако, судя по количеству неудачных попыток покончить с жизнью, его отринула даже смерть. Она морщится, хмурится, едва давая ощутить свой покой и неосознанность, прикрытую глубоким, пусть и фальшивым, пониманием, а после выплëвывает его обратно в чертов бренный мир, такой надоедливый и ужасно, ужасно отвратительный. Благо, в этот раз, у неё не получится, ей придëтся его принять, потому что иначе он раскроит ей глотку и с силой будет долго и несчадно бить, бить, пока та не перестанет дышать. Приступ безумного смеха вновь накрыл его, как же глупо быть таким простым и привыкшим к насилию человеком, чтобы ставить, нет, опускать смерть на один уровень с собой, представляя, что он, такой ничтожный, способен расправиться с собственной создательницей, ведь смерть это и есть та же жизнь, просто более старая и уставшая, уставшая сама от себя. - О, нет, ты ошибаешься, не пытайся понять само мироздание, мои мысли и поступки, Осаму Дазай. Пусть ты и умëн, но далëк от меня. - Раздался одновременно отовсюду будоражащий сознание голос, описать который не подвластно ни одному человеку. Дазай знал, с кем говорит, знал, что это та, кого он ждëт уже очень давно. - Позволь задать тебе лишь один вопрос. - Хрипло и задыхаясь, произнëс Дазай, нервно пытаясь схватить хоть капельку воздуха. - Спрашивай. - Также богоподобно отозвалась госпожа смерть. - Кто я? - Он не видел еë, глядя куда-то в неизвестность как у детей наивными глазами, ожидая чего-то особенного, Чего-то, что могло оказаться тем самым огоньком света. - Единственный из всех, Неполноценный человек. Кукла в моих руках, слишком вдумчивая, в какой-то степени гениальная, но всё равно ничто, прекрасно понимающее это, марионетка, временами забывающая о том, кто она, пытающаяся сорвать петли и забраться в мои объятия, сменив свою высшую из возможных позицию на самую низшую, означающую полное исчезновение. Вот, кто ты. Дазай ничего не ответил, просто вставая и не чувствуя такой ужасной боли, как прежде, он подошел к смерти, пусть и не видел еë, вцепился руками и обнял, крепко-крепко, а после стал еë частью. Она лишь задумчиво пожала плечами, и двинулась прочь, туда, где всë началось. В безграничный омут мерзкой ядовитой тьмы, в котором нет никого и ничего, туда, где будем мы все.