Just Imagine

      Поездка в холодную Бурятию с самого начала не вызвала у тебя особого восторга. И дело было не столько в непривычных и некомфортных по сравнению с Санкт-Петербургом или Москвой кусачих зимних температурах, сколько в какой-то внутренней тревожности, что поселилась в груди, как только партнеры Разумовского порекомендовали ему распространять «Vmeste» все дальше от культурной столицы.       Сергей встретил такое предложение с распростертыми объятиями, но ввиду собственной занятости, бесконечных презентаций, которые все сыпались и сыпались на него, как желтые листья в Пушкинскую осень, мужчина сам не смог поехать. И поэтому парламентера пришлось выбирать из того крошечного штаба доверенных программистов, которых филантроп тщательно самолично отобрал, чтобы одному не возиться со всеми серверами. Которых, кстати говоря, из-за стремительно возросшей популярности социальной сети, насчитывалось уже великое множество.       И, как неудивительно, единогласным решениям всего коллектива – за исключением, пожалуй, самого создателя сети, который рьяно отговаривал тебя, просил сослаться на стандартную отмазку «заболела» или вообще забить на все и дождаться его, тоже, как будто предчувствуя что-то неладное, – ты уже находишься в Улан-Удэ в течение четвертой недели.       А ведь для «прощупывания почвы», составления договоров о грядущей демонстрации обновленной и усовершенствованной «Vmeste» требовалось всего лишь не больше недели! Но отвратительная нелетная погода, бьющая в Бурятии все рекорды за последнее десятилетие, решила все за тебя.       А главное, в столь заснеженной ситуации ты почти не могла нормально пообщаться с Сережей: только редкие SMS, которые еле-еле удавалось отправить, когда метель худо-бедно затихала, и буквально пара минут разговора по Skype. И то без видеосвязи, и то исключительно по работе.       А тебе так хотелось хоть на секундочку увидеть любимую немного застенчивую улыбку, мягкие рыжие волосы, к которым ты так любила прикасаться. И под конец оказаться в столь согревающих родных объятиях дорогого сердцу человека.       Однако, когда пятая неделя уже подходила к концу, перспективы не становились даже чуточку безоблачнее, а с последней SMS из Петербурга прошло уже целых пять дней, то твоя тревога, что немного приуменьшилась во время разгребания проблем с инвесторами и притупилась под массой обычной рабочей рутины, вспыхнула как стог сена в знойную засуху.       И когда по телевизору в новостной сводке Северной Столицы, которую ты пыталась отслеживать каждый день – благо, хотя бы с электричеством все было в порядке – внезапно все больше и больше начали мелькать сообщения о пожарах, а очевидцы в один голос твердили, как заведенные, что всегда рядом с местом происшествия оказывалась темная фигура в плаще и с маской птицы, то мозг уже во все колокола трубил о вернувшейся беде.       И вот, спустя сутки, ты, бросив свою единственную сумку прямо на первом уровне, уже поднимаешься в просторном лифте на самый верхний этаж стеклянного небоскреба, параллельно пытаясь стащить теплую шубу, матерясь сквозь зубы и молясь, чтобы не случилось самого страшного.       — Он отключил все камеры ровно два дня назад. Распустил всех по домам и велел, цитирую: «Гнать всех к чертовой матери, если кто-то осмелится припереться», — не здороваясь и сразу переходя к сути, механический голос, на удивление, звучит немного встревоженно. Какой раз ты поражаешься, сколько человечности Сережа смог вложить в свою электронную помощницу. — Однако, я посчитала, что Вас, мисс Т/ф, судя по вашим с Сергеем близким отношениям, никак нельзя причислить к «кому бы то ни было».       Только можешь усмехнуться изобретательности и хитрости компьютера, что все больше в твоих глазах приобретала черты настоящей женщины.       — Спасибо большое, Марго. А не боишься, что он не одобрит такую трактовку своих приказов? — нервно поправляешь распущенные пряди, перекидывая через руку шубу, стараясь хоть как-то унять дрожь в пальцах и прекратить впиваться ногтями в ладони.       — Надо четче формулировать пожелания и требования вместе со своими хотелками, — совершенно ничего не смущаясь, произносит компьютер. — Я просто выполняю свою работу.       Только хмыкаешь и отстукиваешь пяткой каждый этаж на пути к цели. Сердце болезненно сжимается, а в голове бешено пульсирует кровь от напряжения. Вдруг все-таки опоздала, и он смог захватить контроль? Находясь на предпоследнем, шестьдесят девятом этаже, пытаешься выровнять дыхание, чтобы своей взмыленной персоной не пугать любимого в три часа ночи. Но когда звонкий шум разбивающегося стекла и неминуемо следующая за ним металлическая очередь падающих банок газировки грохочет как пушечный выстрел, просто выпускаешь верхнюю одежду из рук и протискиваешься в только начавшие расходиться тяжелые створки.       — Удачи, мисс Т/ф, — напряженный голос Марго не выходит за пределы кабины.       Столбенеешь от того, во что успел превратиться кабинет Разумовского за какой-то месяц. Хотя смутные подозрения, что все изменения произошли за последние несколько дней, являются более точными: битые стекла от автоматов, разлившаяся липкая жидкость, капли которой стекают не только со стола, дивана и всех горизонтальных поверхностей, но и с идеально выбеленных стен, образуя неприятные разводы от Coca-Cola. Кучи коробок из-под пиццы – свидетели, что Сергей снова начал ночевать на работе, а не в вашей уютной квартирке. Летающие по всему помещению перья, выпущенные из подушек, и разбросанная, кое-где поломанная мебель.       Пытаясь перебраться через перевернутый кверху ножками диван, лихорадочно бегаешь глазами по всей комнате, стараясь отыскать того, кто все это учинил. И только заглянув под стол, замечаешь парня, судорожно обнимающего себя за ноги, а голова уткнулась в колени, закрываясь от всего мира. Разумовского бьет крупной дрожью, а тело нервно раскачивается взад-вперед.       — Сережа, — становишься на колени и протягиваешь руку, желая дотронуться до огненных прядей. Но когда тебе остается всего жалкий миллиметр, Сергей резко поднимает лицо. Затравленно смотрит на тебя своими невероятно синими глазами и поспешно уползает вглубь, стремясь уйти от прикосновений. — Сережа…       — Нет, уйди! Ты не она! Не она, — нервный, истерический шепот звучит очень глухо, как будто бы Разумовский хранил молчание несколько дней и только сейчас решил заговорить, и давалось ему это с большими усилиями. — Убирайся из моей головы!       — Сережа, это я, — пытаешься последовать за возлюбленным, но золотые радужки, что столь быстро вытеснили синеву, заставляют мгновенно замереть. Он снова вернулся. — Сереженька, очнись. Я здесь, я с тобой. Все в порядке, — всей душой хочешь достучаться до разума возлюбленного, но на его искусанных губах застывает лишь столь несвойственный звериный хищный оскал.       — Нет, Сереженька, здесь только я. Твоя милая Т/и тебя бросила. Ни черта ты ей не сдался. Все уходят от тебя, — язык словно в нервном тике проходится по правому краешку нижней губы. — Олег бросил тебя, твоя ненаглядная Т/у-л/и* сбежала. Только я есть у тебя. Один лишь я. Ты больше никому не нужен.       Сергей запускает пальцы в волосы, стискивая их у самых корней. Его глаза постоянно меняют цвет, а интонация чередуется с пугающей на испуганную:       — Нет, это не так. Ты не прав. Она любит меня. У нее работа. В Улан-Удэ снегопады – я узнавал. Она любит меня!       — Неужели ты, правда, думаешь, что нужен этой продажной шлюхе? Ей нужны только твои бабки и все! — голос опять приобретает стальные нотки, но безудержные всхлипы неконтролируемо вырываются изо рта Разумовского, а твои губы дрожат от той боли, что ты испытываешь, наблюдая за всей этой картиной. И боль не за все обидные слова – прекрасно понимаешь, что это думает и говорит вовсе не твой милый Сереженька, а Птица, что хочет всеми правдами и неправдами заставить Разумовского думать, что он один во всем мире и что ближе Птицы для него никого нет, – а от того, как мучается Сережа. — Она получила всю информацию о «Vmeste», перепродала конкурентам, а теперь преспокойненько свалила нежиться куда-нибудь на Гавайи. Но мы найдем ее и заставим заплатить за предательство! Мы заставим их всех заплатить! И те сожженные по всему городу покрышки и гаражи станут только началом! И ты мне не помешаешь, хоть и слишком отчаянно сопротивляешься!       — Нет, это неправда, неправда, неправда! Я не буду ничего этого делать! Т/и любит меня! Она никогда меня не предаст! — контроль разума опять переходит к законному хозяину, и парень только уверенно мотает головой, прикрывая уши ладонями. А ты, замечая эти изменения, пользуешься моментом и, быстро подкравшись, крепко-крепко обнимаешь трясущееся ознобом тело, гладишь по спине, нашептывая слова любви и беспрерывно зовя возлюбленного. Уменьшительно-ласкательно. «Сереженька». На удивление, его собственное имя в твоих устах всегда служило якорем, за который Сергей хватался всякий раз, стоило Птице попытаться выбраться на поверхность сознания вновь.       Приступ отступает, а Разумовский утыкается тебе в плечо, вцепляясь обеими руками в твою руку, пониже локтя. Дыхание сбито, как будто бы он только что пробежал марафон, а ты отчетливо слышишь, как быстро колотится сердце под темно-бордовой рубашкой. Проводишь пару раз по мягким прядям, не замечая, как слезы бесконтрольно мочат медную макушку, и сама облегченно выдыхаешь.       — Т/и, — спустя минут пять, сознание окончательно проясняется, а любимые глаза цвета спокойного вечернего моря встречаются с твоими заплаканными т/ц/г. — Т/у-л/и, милая, ты чего здесь? Давно приехала? Почему ты плачешь? — быстро тараторит, сцеловывая твои слезы, но когда в поле зрения попадает разруха, что царит в кабинете, глаза в ужасе расширяются, а голос опять дрожит: — Он опять приходил? Да? Скольких людей я убил? Кого сжег? — но тут Сергей словно спохватывается, а обе ладони, касаются твоих щек: — Я не сделал тебе больно? — цепкий испуганный взгляд неотрывно изучает твое лицо на наличие синяков, порезов, ушибов или еще каких-то следов.       Накрываешь трясущиеся мужские руки своими и только тепло улыбаешься, оставляя поцелуй на самом кончике длинного носа.       — Все хорошо. Со мной все в порядке, — уже ты оказываешься в надежных объятиях. — Ты никого не убил, никто не пострадал, он всего лишь сжег пару пустых помещений, но никого так и не убил!       — Точно? — Разумовский отстраняется, пытаясь найти на твоем лице хоть толику лжи, направленную на то, чтобы попросту успокоить его, уберечь от жестокой, горькой истины и самого себя.       — Точно, — видит только правду. — И скажу больше, ты, похоже, очень сильно сопротивлялся своему Демону. Ты молодец. Я тобой горжусь. Сильно-сильно, — перелезаешь на колени любимого и оставляешь очередной поцелуй, но уже на все еще немного бледных губах.       — Но он же… Он же вернулся. Опять. Спустя целых два года спокойной жизни. Снова. А вдруг это случится вновь? — тонкие пальцы перебирают складки на твоем свитере, а и без того четко выраженные скулы заостряются еще больше.       — Нет, он не вернется, — отрицательно машешь головой, большими пальцами оглаживая ключицы в вырезе рубашки Сережи, что всегда его успокаивало.       — С чего ты так уверена?       — С того, что больше я от тебя в командировки ни ногой, как ты и просил. — Поднимаешь раскрытую левую ладонь вверх, давая клятву, словно тебе снова четыре, и машешь второй, демонстрируя, что средний и указательный не переплетены крестиком: — Обещаю. А ты без меня. Идет?       — Идет, — отзеркаливая твои действия, Разумовский прикладывает свою ладонь к твоей, а после сплетает ваши пальцы в замок. И сам уже закрепляет вашу клятву трепетным, нежным поцелуем. — Кстати, — отстранившись, Сережа хочет задать вопрос, который только сейчас осенил его умную голову: — а как у тебя получилось вернуться? Я же узнавал: в Бурятии нелетная погода. Или буран неожиданно закончился?       — Нет, милый. Буран не закончился, — поудобней устраиваешься на мужских бедрах, закидывая руки на шею миллиардера. — Когда я только узнала, что в Петербурге участились поджоги, то сразу же собрала все документы, запаслась топливом и на попутках и снегоходах рванула к тебе.       — По железной дороге?       — Обижаешь! Поезда тоже не ходят, иначе бы я приехала гораздо-гораздо раньше. Я рванула через границу, прямо в Монголию.       — Прости, Солнышко, ты «чего»? — пальцы, что порхали по твоей спине, неожиданно замирают, а ты совершенно невинно улыбаешься.       — Да, ты не ослышался. Через границу, в Монголию. Там добралась до Улан-Батора, благо, таксисты оказались адекватными и, что невероятно, говорили на русском. А от туда, потратив почти все деньги, которые ты мне выделил и немножечко аванса – в Питер. Поначалу хотела через Москву, а потом на «Сапсане» – так как на самолете было бы быстрее, но прямых до столицы еще попросту не существует. А мне была дорога каждая минута... — Сережа лишь пораженно, не веря, открывает-закрывает рот, словно рыба, выброшенная на берег, а ты немножечко смущенно заканчиваешь: — Ну, дорогу от местного аэропорта я не буду тебе пересказывать во всех подробностях. Скажу только, что не ожидала, что отечественные Жигули могут с легкостью выжимать около двух сот километров в час.       — Ты ненормальная. Просто сумасшедшая, — выпаливает Разумовский на вздохе. — А как ты обошла Марго? Я… То есть он вроде бы отдал приказ никого не впускать.       — А это пусть останется нашим маленьким женским секретиком с мисс Т/ф, — искусственный интеллект, что до сих пор соблюдал безмолвие, отвечает быстрее, чем ты успеваешь придумать маленькую безобидную ложь, чтобы не подставлять блондинку.       — Значит, сговорились против меня, негодницы? — твой заливистый смех, вызванный легкой щекоткой, звучно отражается от стен, а Сережа лишь мысленно обещает обсудить твои гонки по стране чуть позже. Ведь сейчас лишь нежность, благодарность и счастье заполняют его сердце, от того, что такая целеустремленная любящая девушка досталась именно ему, хотя сам он полагал, что такого подарка судьбы совершенно не заслужил.       Ведь ты была для него тем самым маяком, который всегда сможет вывести его из непроглядной обжигающей тьмы, как бы далеко она его не уводила.