12 сентябрь
Драко шёл по Хогвартсу абсолютно без настроения. Сбор Пожирателей прошёл по всем фронтам удачно. И от этого было тошно. Метка загорелась шесть часов назад, призывая его в поместье. И он пошёл. Не мог не пойти. Волдеморт, ах, да, тот-кого-нельзя-называть, сегодня выбрал себе нового ученика. И кто бы это мог быть? Малфой нервно усмехнулся. Не такой чести он ожидал. А сейчас будет ещё хуже. Он войдёт в башню и у него снесёт крышу от того, как Грейнджер будет сочувствующе на него смотреть. Изучать, как диковинного зверька, из-под опущенных пышных ресниц. Как будет кусать нижнюю губу, старательно пытаясь спрятать свой интерес к изучению его скромной персоны, маскируя его интересом к книжкам. Это было что-то… Необъяснимое. Они… Несовместимые. Он — чистокровный маг. Она — магглорождённая волшебница. Его тянуло. Её интересовало. Но они жили на противоположных сторонах Луны — она на светлой, он на тёмной. Глубоко внутри рождалось желание встретиться где-то на середине. Стягивая по пути изумрудный галстук, он думал лишь о том, что его нужно не ослабить, а затянуть сильнее. Чтобы навсегда. И не дышать больше. Его сторона никогда его не поймёт. Драко всего лишь хотел с ней поговорить. Узнать, что изменилось. Две недели она была тише воды. Словно дуновение лёгкого бриза создавала непонятное ощущение дома в гостиной старост. Не попадалась на глаза. Не язвила. Да и он не плескался ядом. Они боялись. Оба. Боялись будущего. Страшного для обоих воинствующих сторон. Это было так смешно. Почти семь лет они друг друга ненавидели. Получив значки префектов, ни разу не заговорили друг с другом. Прошептав пароль портрету, Малфой надеялся увидеть что угодно, но никак не… — Грейнджер? — он застыл на входе, не поворачиваясь обратно к двери, чтобы закрыть, пытаясь нашарить металл ручки рукой. Она… Гермиона Джин Грейнджер. Самая умная волшебница своего поколения. Лучшая студентка школы волшебства и магии, староста девочек. Танцевала на журнальном столике под громкую маггловскую музыку. В до стыда коротких шортах. В топе на голое тело. Извивалась, раскачивалась с бокалом огневиски в руках. Всполохи камина переливались на её волосах янтарным блеском. Глаза прикрыты, пухлые губы искусаны. Щёки красные от алкоголя и слёз. Её загорелая кожа так и манила к ней прикоснуться. — Привет, Малфой, — она не останавливалась. Не открывала глаза. — Не хочешь выпить? — Выпить? С…? — он хотел сказать «с тобой». Хотел выпить. С ней. Но Гермиона оказалась быстрее. — Да. Выпить с грязнокровкой. Не побрезгуешь? Она спрыгнула на пол, легко приземляясь ступнями на мягкий ворс коричневого ковра. Даже пьяной она была грациозной. Контролировала. Контроль — её второе имя. Схватив бутылку за горлышко, она налила себе, а потом плеснула огденского во второй бокал, стоящий на камине. Пара капель алкоголя попали на горящие поленья, вызывая тихое шипение. — С грязнокровкой не смогу. Меня потом линчуют за такой каприз, — отозвался парень. — Но я тут таких не вижу. Вижу Гермиону Грейнджер. Надеюсь, она не побрезгует выпить с Пожирателем? Он принял бокал, наблюдая за тем, как безмятежно-усталое выражение её лица сменяется неподдельным удивлением. И усмехнулся, поднимая вверх уголок губ. Слова сами просились наружу. Они взрослели. Стереотипы разрушались. И этот непонятный разговор мог всё расставить по местам. Они вернулись в Хогвартс после летних каникул. И всё изменилось. — Не вижу тут Пожирателя. Вижу Драко Малфоя. Познакомишь меня с ним настоящим? Она улыбнулась и взмахнула палочкой, делая музыку немного тише. От этой улыбки стало на несколько градусов жарче, словно она распалила камин сильнее. А потом упала на диван, поджимая под себя ноги. Драко несколько секунд стоял неподвижно. Не понимая, к чему это всё приведёт. Парень скинул мантию на столик. На воображаемую сцену Гермионы. Закатал рукава рубашки и расстегнул верхние пуговицы. — Тебе не идёт чёрный цвет, — вдруг выдала девушка, похлопывая по дивану рядом с собой, приглашая его сесть. И он принял приглашение. Сбросил ботинки и носки, затолкав обувь под диван, и зеркально повторил её позу. — А тебе не идёт школьная форма, — он отпил из бокала и уставился на неё, рассматривая каждый изгиб её стройного тела, напрягшегося под его взглядом. — А что мне идёт? — два голоса прозвучали в унисон с их сердцами, и студенты рассмеялись. — Тебе больше идёт что-то кремовое. Оно оттеняет твою бледность. А в чёрном ты выглядишь болезненно. И слишком замученно. — Я и правда очень устал, Грейнджер. А тебе больше идёт вот такой домашний вид и собранные кудри. Они так выглядят аккуратнее, — Драко потянулся и заправил выбившийся в танце локон ей за ухо. — Мы так и будем разговаривать нормально, словно не находимся по разные стороны баррикад? — Мы сейчас на одной стороне. Гермиона залпом осушила стакан под поражённый взгляд блондина. И поманила его пальчиком в центр комнаты. Он встал, отставив в сторону свой пустой бокал. Музыка стала громче. Гермиона взяла его за руку и подняла вверх, проходя под ней, будто кружилась в танце. — Что ты делаешь? — шепнул Драко, удерживая её пальчики в своей ладони. Мягкие. Нежные. Она подушечками задевала его линию жизни, которая, казалось, оборвалась, когда он получил метку. — Танцую. И ты танцуй, — её пьяный взгляд сосредоточился на его серых радужках. — И что мы будем танцевать? — То, что говорит музыка, — шепнула девушка, обжигая дыханием его ухо. По позвоночнику прошли мурашки от того, какой она была не собой. Но если с ним она будет такой, то он готов прямо сейчас продать душу дьяволу за самый лучший подарок в его жизни. — И что говорит музыка? — Малфой стоял без движения. — Твист. — Твист? — переспросил Драко. — Как это делать? — Ты куришь? — Нет. — Тогда просто представь, что у тебя в руках сигарета. Бросай её под ноги и пытайся затушить носком. Сначала одной… Потом другой… И помогай себе руками. Вот так! Грейнджер, прикрыв глаза, задвигалась под музыку. Согнув руки в локтях и туша воображаемую сигарету под маленькими аккуратными ступнями. Расслабившись, Малфой повторял за ней нелепые движения, полностью отдаваясь во власть музыки и своего учителя танцев. Девушка, прищурившись, посмотрела на него и засмеялась. — Ужасно, да? — Нет. Ты, наверное, не смотришь фильмы. Но есть один. Он в списке любимых. «Криминальное чтиво». Он вышел всего три года назад. Там гангстер и жена его босса танцуют твист под песню «Ты никогда не сможешь сказать». — Грейнджер. Он взял её за руку и закружил в спонтанном танце, смешивая вальс, танго и фокстрот. Прижимая её к себе всем телом. Ныряя рукой под её топ. Гермиона вложила свою ладонь в его и оказалась прекрасной партнёршей, угадывающей каждое его движение. Создавая из хаоса Вселенную. — Малфой, а что бы ты никогда не смог сказать? — тихо спросила Гермиона. Все странные ощущения, которые были с ней в начале вечера, стёрлись. Она знала, что у него не было выбора. Как и у неё. Они были заложниками обстоятельств. — Что ты очень красивая, — Драко мазнул губами по её шее, пытаясь унять сердцебиение. — А ты? — Я бы очень хотела быть твоим другом, Драко Малфой, — ответила Гермиона, поворачивая голову и утыкаясь носом в его висок. Сумасшедший танец закончился. И они стояли почти недвижимые — взяли сердца друг друга в руки и задыхались от непонятных чувств. — Ты будешь жалеть о своих словах утром. Как только увидишь Поттера и Уизли. — Не важно, что будет завтра утром. Я здесь и сейчас. Она обняла его за шею и подняла глаза. Алкоголь выветрился, оставляя после себя тошноту и скручивающийся в узел желудок. — Гермиона… — Драко, — она всхлипнула, услышав сомнение в его голосе, когда он произносил её имя. — Обещай, что не будешь пытаться меня исправить, — он уткнулся лбом в её лоб и закрыл глаза. — Обещаю. Я просто знаю, что ты другой. Мне понадобилось шесть лет и две недели, чтобы это понять. Я знала, но убедилась. — Но нам не стоит пытаться. Будет больно, — с каждым словом его губы становились всё ближе к её. — С днём рождения, Грейнджер. — Спасибо, Малфой. Я уж думала, что ты и не поймёшь, по какому поводу у меня вечеринка, — она хихикнула. — Так, пьянчужка. Идём спать, — он отстранился, понимая, что пользоваться положением, целуя пьяную девушку — не по-джентльменски. — Ты самовлюблённый павлин, — она шикнула, когда он подхватил её на руки и быстро поднялся по лестнице в её комнату. — Останешься со мной? В честь праздника? — попросила девушка, когда он уложил её в кровать и накрыл одеялом. — Утром не ищи меня, — поставил ультиматум парень, укладываясь сзади. И она не искала. Ни в это утро. Ни в следующее. Ни в какое из других. Засыпала, когда он был рядом, под его хриплый голос и разные истории. Просыпалась, оставаясь одна.11 октябрь
От адской боли в метке Драко не спал уже четвёртые сутки. Не выходил из своей спальни, старательно создавая видимость того, что его вообще нет в башне старост. Крик Малфоя и звон битого стекла заставили девушку проснуться. Было около трёх ночи, если не врал будильник на прикроватной тумбочке. Нажав на глаза до цветных мушек, она быстро поднялась с постели и отправилась на шум, шлёпая по полу босыми ступнями и морщась от холода. Он не приходил к ней ночевать целую неделю. И целую неделю Гермиона была сама не своя. Нет, они не занимались сексом. И даже не целовались. Просто каждую ночь Малфой приходил к ней в комнату, ложился на вторую половину кровати, поворачивался спиной, и они засыпали. Просто спали. Иногда утром он просыпался от того, что её кудряшки щекотали нос, но уходил до того, как Грейнджер проснётся. Это было… Странно. И пугающе. Впервые нормально поговорив в её день рождения, они, взведя курки друг на друга, просто засыпали вместе. Говоря один час в день, по их странному расписанию, с одиннадцати до полуночи. И только беглые, но многозначительные взгляды в течение дня ранили, словно шальные пули. — Малфой? — она приоткрыла дверь его спальни и заглянула, просовывая голову в образовавшуюся щель. Парень сидел на коленях, упираясь ладонями в пол и скулил, слёзы текли по бледным щекам. Никакого лоска, идеальной прически и отглаженных рубашек. Только он. В одних штанах. С растрёпанными волосами и искусанными в кровь губами. Толкнув деревянное полотно, которое с треском ударилось о стену, Гермиона присела рядом с ним, обхватывая его лицо ладошками. — Драко, Драко, посмотри на меня, прошу, — она прошлась по его лбу, покрытому испариной, мелкими поцелуями. — Драко, я тут, с тобой. Всё хорошо, — шептала девушка, притягивая ближе. Стараясь стать единым целым. Забрать боль. Любую. Физическую и душевную. Он кричал ей в плечо, плакал, пытался обнять за талию, зацепиться за неё — единственную, к которой он шёл как к свету в конце тоннеля. Он ломался. Он искал поддержку в её руках, когда все до единого от него отвернулись. Он не знал, как назвать то, что между ними происходило. Но каждую секунду он хотел к ней. Хотел с ней. Гермиона никогда не видела, как плачут мужчины. Драко… Он не показывал свою слабость сейчас. Он делился с ней самым сокровенным. Тем, что его беспокоило. Снимал свою маску плохого парня с каменным сердцем. Он не каменный, не железный. Он живой. Такой тёплый, разбитый. И такой родной. И он сейчас казался гораздо сильнее, чем когда сидел в гостиной со стаканом огденского и видом «у меня всё под контролем». — Я не могу больше, — он неожиданно заговорил, срываясь на хрип. Лёгкие саднило от крика. — Я слабак, Гермиона. Не хочу бороться за идею, которую не поддерживаю. Не хочу воевать не на той стороне. — Нет… нет… ты сильный! Твоя сила — она не в том, что ты непоколебимый, милый. Твоя сила — она в любви. Ты же любишь, — шептала девушка, запутывая пальцы в платиновых волосах, которые шёлком растекались под подушечками. — Давай вспомним, что ты любишь. — Я… Я люблю маму. Очень люблю, — хрипел Драко, укрываясь от наступающей тьмы в её объятиях. Её голос гипнотизировал и уносил куда-то в другой мир, где не было мучительно больно. — Квиддич люблю. Запах леса после дождя. Пончики с сахарной пудрой. И когда ты сосредоточена. Ты тогда особенно прекрасна. Кажется, что можно услышать звук шестерёнок в твоей кудрявой голове. — Мама — это святое. Нарцисса — прекрасная женщина, — Грейнджер оперлась спиной о каркас его кровати, даже не замечая, что ягодицы, казалось, покроются льдом от сидения на каменном полу. И решила, что может говорить с ним так, как говорила бы с самым близким человеком. Опустив из вида вышесказанное признание. — Гермиона, прости меня, — он потёрся щекой о ткань топа, обнимая сильнее. — Тебе не за что извиняться, — она поглаживала его обнажённые плечи, касаясь губами макушки и вдыхая его аромат, — всё будет хорошо. С ней он чувствовал себя нужным. Он проявлял свою заботу вот в таких мелочах, как укрыть её спящую ночью одеялом, или неожиданно подложить в сумку шоколад, который она так любила, или перенести уснувшую в гостиной в постель. Этой заботы могло хватить на сотню человек, но вся доставалась ей одной. Он мог что-то говорить, и этот рассказ был для неё интересным, даже если на самом деле было не так. Он знал, что странные рассуждения в полночь об акромантулах — не мечта девушки, сворачивающейся клубочком у него под боком. Он мог улыбнуться за завтраком и получить её улыбку в ответ, ничего не требуя взамен. — Тебе нельзя сидеть на холодном, — он вдруг резко очнулся, тряхнул головой, будто прогоняя сон, подхватил её на руки, что Гермиона успела только охнуть, и двинулся в сторону её комнаты. — Мы куда? — удивилась девушка, хватаясь за широкие плечи. — Я не усну без тебя. В этой чертовой комнате один я сойду с ума, — ответил Драко, будто не было этой истерики мгновениями ранее. — Я умирал, засыпая один. Уложив её, как он делал, казалось, всю жизнь, Драко лёг рядом, уставившись в потолок, на котором сияли неоновые звёзды. — Давно ты их повесила? — парень прочерчивал мысленную линию, соединяя светила и понимая, что они соединяются в него — созвездие Дракона. — Мне очень тебя не хватало эту неделю, — прошептала Грейнджер, не отпуская его руки. — Знаешь, чего я боюсь больше всего на свете? — тихо спросил Драко после долгих минут молчания, казавшихся вечностью в пространстве её комнаты. — Чего? Первый раз Гермиона позволила себе наглость и улеглась у него на груди, обнимая за талию. Мягкое одеяло накрыло их, пряча от мира. Малфой перебирал её кудри и понимал, что на вопрос «Что ты любишь?» не смог сказать: «Твои волосы». Её безумные, дикие кудри, к которым хотелось прикоснуться губами и вдыхать аромат карамели. Но он не мог позволить себе такой вольности. — Не высоты, нет. Не боли. Не умереть. Я боюсь, что когда это всё закончится, я не смогу найти тебя. — Ты меня позови, и я приду на твой голос. Ты меня представь, и я буду с тобой во сне, разгоняя кошмары, — шепнула Гермиона, оставляя невесомый поцелуй в области его сердца, — так ты никогда меня не потеряешь. — Я не могу пускать тебя в свои мысли, — признался парень и услышал тихий всхлип. Она всё это время старалась сдержать слёзы, которые сейчас горячими каплями стекали по его груди. — Я, конечно, один из сильнейших окклюментов, но он может увидеть. Я не могу позволить тебе пострадать. — Это «не могу», Драко… — Грейнджер заплакала в голос, сильнее обнимая и переползая, прячась в его руках от слов, которые ранили, проходили как горячий нож сквозь масло и резали сердце тонко и искусно. — Когда-нибудь мы сможем. Мы сможем быть рядом. Сейчас нельзя. Ох, Мерлин, — парень застонал, закидывая левую руку за голову и мечтая отрубить её прямо сейчас. — Что такое? — она поднялась, стирая слёзы. — Метка. Ничего, ох. Ничего страшного. Давай немного поспим? — нагло лгал о том, что его ничего не беспокоило, и почему-то она верила каждому его слову. Он поманил её обратно, и она беспрекословно подчинилась. — Драко, мы и правда сможем? — Да, милая. Сможем, — шепнул Малфой, глубоко вдохнув, чтобы сохранить в лёгких карамельный аромат.10 ноябрь
Гермиона завошкалась. Ощущение, что кто-то неотрывно смотрит, заставляло кровь сворачиваться от страха даже в полудрёме. Засунув руку под подушку и нащупав палочку, она резко открыла глаза и уставилась в серые напротив. — Привет, — шепнул Малфой и протянул руку. Чтобы убрать кудри с её лица, на котором застыло удивление. За два месяца он никогда не ждал, пока она проснётся. Но сегодня он больше часа заворожённо смотрел, как мерно поднимается её грудь от спокойного дыхания. Как трепещут ресницы от наступающего пробуждения. Как она сладко причмокивает. — Драко, — выдохнула Грейнджер и отпустила палочку, оставляя её под подушкой. — Я полный идиот, совершивший самую большую ошибку в своей жизни, — продолжал шептать парень, поглаживая её щёку. Это было поистине самое невероятное утро. Проснувшись и увидев ангела в ярком солнечном свете, Драко просто не смог уйти. Впервые за всю осень солнце светило так ярко, что слепило. Уют её комнаты, оформленной в светлых тонах, колышущиеся от лёгкого сквозняка белые шторы создавали ощущение того, что они попали в рай. — Какую? — улыбнулась девушка. — Я никогда не смотрел, как ты просыпаешься. Это самое красивое, что я видел в своей жизни. — Ты совершил ещё одну непростительную ошибку, Драко, — на полном серьёзе произнесла Грейнджер, упиваясь его спокойным видом, отсутствием синяков под глазами, благодаря спокойному сну и нагло-хитрой улыбке, поселившейся на устах. — Какую? — передразнил её парень, проводя большим пальцем по её полным, нежным губам. — Ты никогда меня не целовал. — Сейчас не самое подходящее время, — он смотрел так растерянно, что сердце сжималось. Но ещё сильнее, без желания продолжать биться, оно сжималось от осознания, что ты не можешь поцеловать того, в кого влюблён. Не сейчас. — У нас никогда не будет подходящего времени. У нас никогда не будет завтра. Нужно жить здесь и сейчас, — резко ответила Гермиона, поднимаясь с кровати. — Я не хочу умереть, зная, что никогда не чувствовала вкуса твоих губ. Не чувствовала, как ты обнимаешь меня в порыве. Не чувствовала ничего, потому что ты не даёшь мне стать ближе, прикрывая свой чертов зад и оправдываясь моей защитой! Я влюблена в тебя, идиот! Поэтому пошёл вон из моей комнаты и никогда больше сюда не приходи, если не чувствуешь ко мне ничего подобного! Жди подходящего времени, которое может никогда не наступить! — заводилась Гермиона, кидая в Драко его одежду. Стащив собственные брюки с шеи, он поднялся и встал прямо напротив дрожащей от разочарования и такой прекрасной в своём гневе Гермионы. — Я не уйду, — он взял её за плечи и потянул к себе. — Пошёл вон, Малфой! — продолжала настаивать девушка, внимательно наблюдая за тем, как его пальцы подхватывают сползшую по плечику лямку топа и возвращают на место, обводя линию ключицы. Она смотрела снизу вверх. Господи, какой он был высокий и крепкий. Стена, за которой можно спрятаться. — Я хочу тебя целовать, — он прислонился своим лбом к её, закрывая глаза и позволяя словам вырваться на свободу. — Я хочу обнимать тебя. Я хочу любить тебя. И… Он не успел договорить. Губы Гермионы жадно впились в его. Будто глоток живой воды. Будто такой желанный воздух после того, как вырвался из плена глубины. Самый счастливый момент в его жизни. И как будто птицы запели. И все салюты взорвались. И радуга появилась. И солнце засияло. И сердце забилось в ускоренном темпе. Когда её маленькие ладошки надавили на шею, притягивая ближе. И ближе. И ближе. И ещё… — Герм, — он оторвался, но опустил ладони на её талию, пробираясь под этот невыносимый топ, в котором она танцевала на столе в свой день рождения. — Если ты не продолжишь, то я тебя возненавижу. Хотя мне кажется, что я не смогу ненавидеть тебя сильнее, чем сейчас, — она мягко улыбнулась, когда его губы снова накрыли её. Она отвечала так неловко и так трепетно, что Малфой решился. — Я люблю тебя, мой свет. Сильнее жизни, — шепнул Драко и спросил: — Это же твой первый поцелуй? — Странное совмещение признания и вопроса, — хихикнула Гермиона, подтянувшись на носочках и чмокнув его в щёку. — Ответ, — он поймал её, уворачивающуюся от его бережных объятий. — Даже если и первый, то что? — задыхаясь от шуточной борьбы, спросила девушка. — То сейчас будет второй. Надеюсь, ты набралась опыта, — захохотал Драко и снова прильнул к её губам. Смелее. Глубже. Горячее. Изучал её рот языком. Пробовал на вкус. Наслаждался. Задыхался. И она. Старалась словить хоть глоток воздуха, но в лёгкие попадал только его запах. Такой родной и знакомый до каждой нотки. — Пусть об этом знают только стены этой комнаты, — шепнул Драко. — Я люблю тебя. — И я люблю тебя, Драко. Второй поцелуй был уже лучше. Давай третий? — хихикнула девушка. А он пытался спрятать крылья, которые выросли от знания того, что он первый. Боже, даже поцелуй первый. Он его украл. Украл у обстоятельств Гермиону. Украл у судьбы своё счастье. Рассматривал её, стараясь запомнить каждую веснушку и крапинку в янтарных глазах. — Малфой, вернись ко мне, — она погладила его по щеке, — опять метка? — Нет, опять ты. Ты, Гермиона, — он отрывисто вдохнул, прижимая к себе, отчего Грейнджер растерялась и просто обхватила его за шею. — Что я сделала? — испуганно спросила кудрявая. — Ты подарила мне желание жить. А сейчас мы пойдём на зельеварение. Снейп не любит опоздавших, — он нежно коснулся её губ и поставил девушку на пол. — Драко, а давай не пойдём? Будешь учить меня искусству поцелуев, м? — Что я слышу? Самая умная девушка школы предлагает мне прогулять? — засмеялся Драко, собирая с пола свои вещи и приводя их в порядок с помощью магии. — Вот твою ж просто! Поцелуй меня дементор! Парень начал ругаться, даже не обращая внимание на то, что Гермиона, предчувствуя его отказ на своё желание первый раз в жизни пропустить занятия и целый день провести с ним, стояла немного поодаль уже в одном нижнем белье, скинув пижаму и натянув кружевной бюстгальтер. И смотрела за его странными движениями, слегка наклонив голову вбок. — Что опять не так? — спросила Грейнджер и мгновенно смутилась под пристальным взглядом хитро прищуренных серых глаз. — Я не умею завязывать галстук. А вчера так хотел спать, что, когда его скинул, даже не заметил, что он развязался. — Я даже не слышала, когда ты пришёл, — констатировала девушка и забрала у него из рук изумрудный аксессуар. Закинув на его шею, вдруг скомандовала: — Сядь, Малфой, я не такая жирафа, как ты! — Не такой уж я и высокий, просто ты — полторашка, — он послушно сел на кровать в полном одеянии, сложив рядом мантию, и только педантичная Грейнджер продолжала маячить перед ним в одном белье. — Я пришёл поздно, ты так сладко спала, что я не стал будить. Просто вырубился, как будто год не спал. — Мне иногда кажется, что ты год и не спал. Ты стал совсем бледный и растерянный. — Сочту за комплимент, — хмыкнул Малфой, притягивая её ближе. Завязывая изумрудный галстук, девушка прикусила кончик языка и так старалась, что очнулась только от нежных прикосновений его пальцев к рёбрам. — Ты не такая правильная, как кажешься, — шепнул Малфой и поцеловал своё открытие — её татуировку. Небольшую, в виде нарцисса. — Нарцисс? Что он значит? Продолжая стоять перед ним, девушка вздрогнула от прикосновения его губ к своему сердцу, которое гулко застучало, и вдруг поняла, что совсем не одета. Мурашки побежали по светлой коже, и Драко, видя её замешательство, стащил одеяло и накинул ей на плечи, усаживая к себе на колени. Гермиона устроила голову у него на плече и, вцепившись в рубашку, начала тихий рассказ. — Это любимый цветок. Мой и моей мамы. Легенда гласит, что у Нарцисса была сестра-близнец. Он, когда её потерял, ходил к озеру смотреть на своё отражение, чтобы хоть немного утешить своё горе. И чем дольше он всматривался, тем хуже ему становилось, и, не выдержав отчаяния, он бросился в воду, словно в объятия самого дорогого человека. На месте его гибели вырос нарцисс — цветок любимых, которых мы потеряли. Я очень похожа на маму. И когда папа дарил ей букет, у меня всегда оказывался такой же, только меньше. И он всегда говорил: «Маленькой копии моей Джин — маленькую копию букета». Я, когда стёрла им память, чтобы они были в безопасности, каждый день подолгу смотрела в своё отражение, вспоминая родителей, которых потеряла. И сделала его — маленький нарцисс. Это моя память, Драко. — Наша память — это погибель и спасение. И только нам выбирать, чем она будет для нас, — шепнул Малфой и подумал о том, что прогулять занятия — лучшая идея за это утро.9 декабрь
— С Рождеством, красавица, — Драко выловил девушку в коридоре между большим залом и проходом на лестнице, когда она после ужина направлялась на дополнительные занятия по рунам, которые ну очень плохо давались самой умной волшебнице школы. Прижав Гермиону всем телом к стене в небольшой нише, которая скрывала их от посторонних глаз, он целовал её, пищащую от негодования, с таким упоением, словно не видел несколько лет, а не неделю. — Сволочь!.. — она оторвалась от его губ и влепила сильную пощёчину. — За дело, — хмыкнул парень, потирая алеющую щёку и снова припал к её губам. Она отвечала. Со всей злостью и любовью, которые переплетались в ней, извивались как змеи, сплетаясь в тугой узел внизу живота. Странное, странное ощущение. Раньше такого она не испытывала, даже когда они почти обнажённые лежали в одной постели и целовались. Боже, как же он скучал. Каждую секунду мечтал о том, что недельные рождественские сборы Пожирателей закончатся раньше времени. Что над Малфой-Мэнором разразится буря, которая разрушит его до основания. Что во дворе появится вулкан, который затопит лавой дом и всех уничтожит. И что он просто сможет сбежать к ней. — Прости меня, — Драко вклинивал слова между поцелуями, оглаживая податливое тело девушки, которая каждым своим изгибом прижималась к нему, очень неловко касаясь животом паха и чувствуя его напряжение. — Драко! — она всхлипнула и, разорвав поцелуй, повисла у парня на шее, тяжело дыша. — Я так тебя ненавижу! — И я тебя люблю, мой свет, — он спустился поцелуями на шею и, отодвинув носом воротничок её форменной рубашки, провёл языком по линии ключицы. Кожа Гермионы покрылась мурашками, и она тихонько застонала, сильнее вжимаясь своей грудью в его. — Пойдём, я не смогу сидеть на дополнительных занятиях, зная, что ты нецелованная целую неделю. — Он хмыкнул, переплетая пальцы и высовывая голову из-за колонны, чтобы убедиться, что все ушли. — Хотя, стой. Он развернулся и сжал её ягодицы, прижимая к колонне, и снова начал целовать как в последний раз. Нагло запуская руки под её рубашку, вытянутую из юбки, и позволяя себе немного больше, чем обычно. Гермиона поднялась на носочки и запустила пальцы в его волосы, второй рукой хватая за шею и притягивая ближе, стараясь стать с ним единым целым. Холодная ладонь Малфоя поднялась выше, и пальцы начали оглаживать сосок через шёлк бюстгальтера. Изогнувшись, Гермиона застонала ему в губы, обмякая, как тряпичная кукла в его крепких руках. — Теперь идём, — он резко поставил растерянную девушку на пол, поправил её одежду и быстро чмокнул в уголок губ. — Извращенец, — прошептала Грейнджер, щёки которой покрывались румянцем смущения.***
— У нас теперь ещё одна маленькая тайна, родная, — Драко перевернулся на бок и положил ладонь на её живот, оглаживая большим пальцем шёлковую кожу вокруг пупка. Гермиона повернула голову и убрала чёлку, небрежно упавшую на его лоб, в то время, когда они… Это было не так, как говорили подруги. Немного страшно от неизвестности. Но не больно. И совсем не было крови. И Драко… Он был таким нежным. Таким внимательным и осторожным. И то, что с сентября он ни разу даже не намекнул на такое развитие их отношений, говорило о том, что его намерения серьёзны. И Гермиона от этого взлетала. Парила, раскрывая за спиной большие белые крылья, накрывая ими Драко, который в её объятиях прятался от тьмы. Слезинка скатилась по её щеке. Она подняла его руку, поцеловала тыльную сторону ладони и подползла, укладываясь под бок, чтобы ощущать тепло его тела. — Я люблю тебя, Малфой, — она потёрлась щекой о его грудь и прикрыла глаза. — И я тебя люблю. Сильнее жизни. И если вы, мисс Грейнджер, не перестанете лить слёзы, то я самоликвидируюсь, чтобы ты отплакала по мне один раз. — Дурак! — воскликнула Гермиона и звонко ударила его ладошкой по животу. А потом защекотала, укладывая парня на лопатки. — Ты что так резко! Аккуратней! — он беспокоился о её самочувствии, но продолжал улыбаться, одной рукой придерживая любимую за талию, а второй найдя одеяло и накрывая их. — Ты… Ты как? Я был… — Всё хорошо, — она улыбнулась ещё ярче, — не больно, честное-волшебное! — отсалютовала кудрявая, лёжа на парне сверху и закидывая кудри за плечо, чтобы они не мешали его целовать, и вдруг заговорщически зашептала: — Но ты просто обязан научить меня всему. Мне кажется, что это очень… — она задумалась, подпирая голову кулачком, и выглядела как студентка на занятии, а не девушка после первого секса. — Грейнджер! — он захохотал в голос от её забавно-задумчивого вида и чмокнул в нос, поднявшись на локте. — Что? — она будто очнулась от сна. — Это было захватывающе. Я хочу ещё. — Смотри, — как-то незаметно он достал палочку из-под подушки и направил в сторону её туалетного столика, на котором появилась маленькая ёлка, украшенная такими же маленькими игрушками и гирляндами, а рядом — небольшая коробка в грифиндорских красно-золотых цветах. — С рождеством, мисс Грейнджер. Подарок получишь утром, как самая хорошая девочка, — он многозначительно улыбнулся и подмигнул. — Ты пошляк-интриган, Санта-Малфой, — она поцеловала его ключицу и улеглась удобнее. — А я не подготовила тебе подарок, Драко. — Спи, мой свет. Ты — мой самый лучший подарок, — он поглаживал её обнажённую спину до того момента, пока она не засопела у него на груди, подкладывая ладошку под щёку.***
В гостиной старост раздался грохот, будто туда ввалилось стадо гиппогрифов. Гермиона тихонько застонала и открыла глаза, повернув голову — Драко мирно спал, крепко обнимая её за талию, словно боялся проснуться и не обнаружить её рядом. — Чёрт, — зашипела девушка, стараясь максимально аккуратно выбраться из его объятий, чтобы не разбудить. — Ты куда? — Малфой открыл один глаз и заговорил сиплым от сна голосом. — Только Гарри знает пароль от картины. А если он зайдёт в комнату… — То я его убью, — рыкнул Драко, накидывая ей на плечи плед. — Я спущусь и узнаю, — Грейнджер чмокнула его в губы и вылетела из постели, плотнее запахивая плюшевую ткань на обнажённом теле. Каждый шаг по лестнице сопровождался гулким ударом сердца, которое билось в диапазоне между отчаянием и надеждой, и криком «Нет!» в её голове. Она чувствовала, что эта встреча не предвещает ничего хорошего. И знала, что выйдя в гостиную, пути назад уже не будет. Сглотнув, Гермиона сжала мягкую ткань в кулаках и молча смотрела на лучшего друга. А сердце требовало вернуться обратно в тёплую комнату и горячие объятия любимого человека. Душа рвалась на части. С одной стороны, она знала, что без неё Гарри и Рон не справятся, а с другой — она не хотела прямо сейчас начинать поминки по своим чувствам. — Нам пора, милая, — Поттер поднял на неё глаза, перестав гипнотизировать носы своих ботинок. Рон, стоя сзади, не проронил ни слова, лишь внимательно вглядывался в её лицо, в мгновение застывшее в ужасе. — Прямо сейчас? — прошептала девушка. — Да. Не бери много. Мы ждём тебя здесь, — ответил Гарри, ободряюще сжав её плечо, но девушка стряхнула его руку. На ватных ногах она поплелась по лестнице, спотыкаясь на каждой ступеньке и сжав зубы до скрипа. Не сейчас. Драко не должен знать, что ей настолько больно. Но только толкнув дверь вперёд, она упала на колени, сдаваясь ему, не в силах сдержать рыдания. Малфой сидел на краю кровати, покручивая палочку меж пальцев, но тут же оказался возле рыдающей девушки. — Заглушающее, — всхлипнула Грейнджер. Парень наложил заклинание, оставляя их защищёнными от посторонних ушей. Она рыдала. Кричала, кусая его плечо, выплёскивая весь страх в пространство вокруг них. И словно коконом Драко накрывал её своими объятиями, даже не пытаясь успокоить и давая выплакать. — Я ухожу, Драко. Сейчас, — рвано глотая воздух, проговорила Гермиона. И ей как будто отключили чувства. Внутри разграбили, оставляя сквозняк и пыль. Он смотрел сквозь. И только одно слово сорвалось с его губ. Нет… Нет. Нет! — Прошу тебя, прошу, молю, Гермиона, нет. Откажись. Скажи, что не в силах. Что заболела. Прошу, нет. Это же… Мерлин! Милая, смерть и так наступает нам на пятки, не дай ей догнать тебя раньше положенного. Мы… Нет! Прошу, пожалуйста, — он судорожно водил руками по её трясущейся спине, покрывая мелкими поцелуями плечи и макушку. Слова не складывались в предложения, только глаза наполнялись слезами. Мужчины не плачут? Чушь! Бред. Ложь. Враньё. Мужчины рыдают, разрывая глотку криком. Они бьют стены. Рвут на себе одежду. Ломают мебель. — Милая, прошу, не дай этой ночи стать последней в нашей жизни, — прошептал Драко, сидя перед ней на коленях и держа её личико в ладонях. Слёзы горячими каплями катились по её щекам, падая им на колени. — Я люблю тебя. Люблю. Люблю тебя, — Гермиона схватила его за шею и впилась в губы поцелуем. Словно последним. Словно уходит навсегда. Ведь никто не знает, каким будет их завтра. — Люблю тебя, Малфой, — она шептала, кусая его губы, ощущая железную хватку на своей талии. Плед свалился с её плеч, и девушка, такая маленькая, хрупкая и незащищённая, сидела у него на коленях, обхватывая талию ногами, и дарила все невысказанные чувства. — Я люблю тебя больше жизни. — И я тебя, Гермиона. Люблю. Люблю тебя… Ты не останешься… Не сможешь. Ты заранее знала, — он оторвался, всматриваясь в любимые карамельные глаза. — Прости меня. Прошу, прости. Ради всего, что было, — она смотрела в его глаза не отрываясь, запоминая каждую крапинку, каждое дуновение ветра в его грозовых серых, которые стали темнее на несколько оттенков. — Мне нужно собираться. Она поднялась, оставляя его одного на полу, и подошла к шкафу, натягивая на себя удобное бельё и тёплый свитер. — Какие вещи тебе сложить с собой? Драко подошёл сзади совсем неслышно и обнял, целуя в висок. Его объятия — оковы и цепи, из которых не хотелось спасаться. — Что-нибудь тёплое. И… не знаю. — С рождеством, — он наклонился вперёд вместе с ней, подхватывая ту самую подарочную коробку. — Утро наступило сейчас. Это подарок для самой важной девушки в моей жизни. Потянув за бант, Грейнджер дала лентам возможность скользить по их рукам, падая на пол, а Драко сбросил крышку, вырывая из её груди тихий восторженный вздох. Зеркальце. Небольшое дамское зеркальце, крышечка которого была усыпана множеством изумрудных кристаллов. — Истинной гриффиндорке — слизеринский декор, — он уткнулся носом в её щёку, пока Гермиона вертела в руках предмет. — Когда захочешь со мной связаться, просто подыши на зеркальце и напиши послание. Я его увижу и приду к тебе. — Как? — восхищённо прошептала девушка, поднеся зеркало к губам и позволяя поверхности запотеть от её дыхания. А потом написала: «Люблю тебя, Малфой». Драко положил на ладонь жетон, который появился у него только в эту ночь. Раньше он его не носил, она бы заметила. На жетоне её аккуратным почерком появлялись написанные ею слова. — И я тебя люблю, — уже вслух заверил её парень. — Ты сможешь видеть мои ответы тоже. На стекле. Не буду объяснять как, слишком сложно, гоблинская работа. Долгие проводы — лишние слёзы. Надень колготки, — скомандовал парень, хлопая её по попе и подталкивая по направлению к куче с одеждой, которая с помощью магии была вывалена на кровать. — Малфой! — хихикнула девушка при упоминании такого предмета её гардероба. — Когда всё закончится мы будем жить счастливо. И заведём детей, а как их заводить, если ты себе всё отморозишь? — Драко шутил сквозь стену желаемого молчания, сдерживающего истерику. — И все будут нам завидовать. Нам и нашей любви. Там холодно. Тебе нельзя болеть, иначе Золотой мальчик не справится с поставленной задачей и не спасёт наши задницы. Любовь. Люблю. Эти два слова выталкивали из комнаты отчаяние, запирая в их сердцах только тепло разговоров, тел, душ. — Всё, — через несколько молчаливых минут выдохнула девушка, завязав шнурок на ботинке. — Береги себя, — он прикоснулся губами к её лбу, не желая отпускать. Но у них не было выбора. — И ты будь осторожен. Обещай, — она подняла к нему руку с оттопыренным мизинчиком. — Клянусь тобой, любимая, — он зацепил её пальчик и покачал им в воздухе.8 январь
«Я не могу больше без тебя». «Где ты?» «В Запретном лесу, возле озера». «Через полчаса. Там есть сваленное дерево. Иди от него вглубь и не останавливайся». И она шла. Шла. Шла. Шла… Упав на колени, намочив брюки в снегу, она отряхнулась и пристроилась на большом пне, словно на стуле, и смотрела в темноту, мысленно отсчитывая время, прошедшее с его послания. Обновляла согревающие чары. И ждала. Ждала. Ждала. Ждала… Они не виделись почти месяц. Только редкие послания «Я жива» и «Я люблю тебя» озаряли медальон парня и зеркальце, с которым девушка засыпала и просыпалась. Гермиона подышала в замёрзшие ладони и потёрла щёки, покрасневшие от мороза. — Чёрт! — ругнулся Малфой, когда ветка оцарапала лицо. Было уже темно. И прошло гораздо больше получаса, чем он обещал своей Гермионе. Он пробирался сквозь чащу, кусты и кочки, спотыкаясь, торопясь. Ноги заплетались от перенесённых Круциатусов, которыми отец воспитывал его после проваленного задания. К ней… Грейнджер озябла. Оттого, что не чувствовала его рядом. Столько дней. Часов. Минут. Секунд. Редкая слеза ночью согревала щёки, словно единственное, что вообще могло согреть. Услышав шорох, девушка тихо встала, направляя палочку на источник звука. Тише воды. Ниже травы. Она перестала дышать. — Девочка моя, — прошептал Драко, останавливаясь под прицелом её волшебной палочки. — Драко, — всхлипнула Гермиона, не веря своим глазам. — Драко! Она побежала. Спотыкаясь, нелепо размахивая руками, проваливаясь в снежные насыпи и вытирая слёзы. А он стоял. Как вросший в землю. Вот она. Живая. Почти невредимая. В ботинки попадал снег, холодными лужицами делая из носок мокрые тряпочки, но он не замечал этих мерзких ощущений, ведь главное чувство сейчас заставляло сердце бешено биться о рёбра навстречу той самой единственной. — Родная моя, — шептал Малфой ей в макушку, пока Гермиона жалась к нему как брошенный щенок. Всеми лёгкими вдыхал её аромат, смешанный с запахом костра и мороза. — Милая Гермиона, — через толщу одежды он старался коснуться каждой её клеточки. — Драко! Ты живой! Живой, — она рыдала у него на груди, не поднимая головы. — Я так соскучилась. Не хочу больше. Без тебя не хочу. Давай сбежим? — прошептала девушка, звуки тонули в шерсти его пальто. — Мы не можем, родная. Нет, не сейчас. Вы ещё не победили. А мы не проиграли. — Эта война может длиться годами. А я с ума схожу, Драко, — она подняла заплаканные глаза и уставилась на него, изучая каждую появившуюся морщинку на лице. За этот месяц он словно стал на несколько лет старше. — Знаешь, я так соскучился… И поцелуй. Горький. Больной. Глубже. Яростнее. Сплетаясь языками. Больно сжимая тела ладонями. Кусаясь. Постанывая. Отдаваясь друг другу. Здесь, на забытой богом опушке Запретного леса, стоя под полной Луной, двое, наконец, были на одной стороне. На середине. Шаг назад, и они снова по разные стороны. Свет и тьма. День и ночь. Инь и Ян. Неделимые. — Я тоже! Тоже очень соскучилась, — девушка, собрав всю волю в кулак, оторвалась от его таких желанных губ. Мерлин! Если бы ей сейчас предложили продать душу за ещё один его поцелуй, она бы не раздумывая согласилась. — Мне скоро нужно уходить, — прошептал парень, целуя её лоб, огненный от нахлынувших чувств и мороза, с наступлением темноты становившегося сильнее. — У тебя с собой сумочка? — Да… Да, зачем она тебе? — расстегнув замок на куртке, Гермиона взяла в ладошки свою бисерную сокровищницу. — Я переживаю, Гермиона. Не голодна ли ты и не мёрзнешь ли, поэтому… вот. Под удивлённый взгляд своей принцессы, которую он так никогда не называл, что, несомненно, нужно исправить в будущем, Малфой из своего кармана, на который тоже было наложено заклятие незримого расширения, извлёк консервы (и откуда он только взял их в магическом мире!), свежие булочки (велено было съесть сразу же, и Гермиона, не споря, начала жевать ароматную выпечку), тёплое бельё и носки. — И ещё сюрприз. Надеюсь, что он не превратился в кашу. — Кто? — с набитым ртом спросила Грейнджер, не понимая, за что ей достался такой заботливый Малфой. Драко снова опустил руку в карман пальто, доставая термос и передавая его девушке, а затем пластиковую коробку с двумя кусочками торта. — Это Добош? — воскликнула Гермиона, запихивая в рот последний кусочек булочки и не боясь показаться невоспитанной особой. Он! Принёс! Её! Любимый! Торт! Она ведь всего один раз обмолвилась о том, что полюбила этот кондитерский шедевр, когда они с родителями путешествовали в Венгрию, и больше никогда такого вкусного не ела. Он запомнил. Здесь. Посреди зимы и войны, страха и боли, они стояли между сугробами и глазели на коробочку с тортом, который сейчас был дороже всех подарков и важнее всех слов. Запоминал. Каждую мелочь, связанную с ней. Каждый взгляд и каждый её вздох. Каждую кудряшку, веснушку, родинку и шишку на среднем пальце правой руки, оттого что она много писала. Запоминал, как она щурится и потирает переносицу, когда устала над книгами и пергаментами в вечера, занятые приготовлением домашней работы, как поёт в душе, и это пение похоже на то, будто кошке наступили на хвост. Как прихрамывает после переходов на длинные расстояния и преодоление лестничных пролётов, потому что в детстве падала со странной маггловской штуки под названием «велосипед» и ломала ногу. Запоминал её. Всю. — Он самый. Давай выпьем чаю, и я пойду. Малфой направил палочку на её пень, наколдовал на нём мохнатую подстилку, чтобы не замёрзнуть, обновил согревающие чары и утянул Грейнджер за собой, усаживая рядом. — Я не буду есть, если ты после этого уйдёшь, — она всхлипнула. — Если ты не будешь есть, то я всё равно уйду. А ты так и не узнаешь, понравился ли мне твой любимый торт, — он улыбнулся, так нежно и сладко, что слёзы не заставили себя ждать, но Драко быстро их стёр большим пальцем и задержался касанием на её личике, поглаживая щёку. — Не капризничай, родная. Скоро всё закончится. Они ели этот дурацкий торт. Хихикали, посматривая друг на друга. Поили чаем из своих кружек и убеждались, что в кружке любимого напиток вкуснее. Молчали. Потому что вдвоём молчать легче. И целовались. Их поцелуи были со вкусом карамели.7 февраль
Гермиона сидела на кровати, завернувшись в одеяло. Гарри и Рон снова ссорились на улице, думая, что она не замечает их ругани и постоянных обид. А она думала, что они не замечают её вечно отчуждённого состояния и того, что она постоянно смотрела на себя в зеркальце. Парни говорили, что это на неё не похоже. Не очень женственная Гермиона никогда не носила с собой зеркальце в школе, а тут, в лесу, у неё вдруг откуда-то взялся ювелирно-украшенный аксессуар, с которым девушка не расставалась даже во сне. Поттер пытался. Правда пытался и разговорами, и уговорами, и хитростью узнать, кто завладел её сердцем и душой, но девушка не раскрывала главную тайну своей жизни. Рон, казалось, догадывался о том, что Грейнджер влюблена. Потому что она отвергала его и его чувства. Однажды, в момент очередного выяснения отношений, она прокричала: «Ты не он!» И потом не разговаривала ни с кем несколько дней, лёжа лицом к стене, накрывшись одеялом почти с головой. И постоянно плакала. Плакала. Плакала… Вспоминая искры в его глазах, которые были как молнии на грозовом небе. Его крепкие руки, объятия и ласки. Его поцелуи и мягкие губы. Его аромат, который ни с чем не спутаешь: свежий, мягкий, с нотками лимона, ландыша и кедра, каждый раз открывающийся с новой стороны в зависимости от его состояния и настроения. Вспоминала его шрамы от Сектумсемпры, которые страшно-красивой паутиной расползлись по крепкой груди. Его поджарое тело, к которому хотелось прижиматься круглосуточно. Его интересные рассказы и их тихие разговоры по ночам. Она вспоминала его. До каждой клеточки. Опустив глаза, она всматривалась в своё отражение в зеркале, мечтая увидеть его сегодня хотя бы пять минут. Они снова не виделись месяц, будто их жизнь начала делиться такими отрывками: последний раз в январе, когда Драко принёс вещи и еду. А сегодня… Самый дурацкий праздник на свете — день всех влюблённых, в который они не могут быть со своими любимыми. Драко сидел на полу в своей комнате. Мама обещала, что он сможет исчезнуть на целый день. Только сегодня. Она прикроет его перед отцом. Пока тот-кого-нельзя-называть отправился на тайную миссию, о которой было позволено знать только особо приближённым ПСам, Малфой-старший поубавил свой гнев и остановил показательный воспитательный процесс настолько, что Драко уже вторые сутки не получал Круциатусов, от которых болела каждая клеточка тела и не сходили синяки и гематомы. — Иди. У тебя будет четыре часа, — Нарцисса заглянула в его спальню и вошла, запирая дверь на какое-то неизвестное заклинание. — Спасибо, мам, — Драко обнял женщину и сжал в руке свой жетон. Он знал, что они всё ещё в Запретном лесу. «Через пятнадцать минут на той же поляне». Грейнджер потёрла глаза кулачками и неверящим взглядом уставилась в зеркало. Пятнадцать минут. И её главное желание сбудется. «Санта-Малфой» — вдруг всплыло в её кудрявой голове. Исполнял её желания даже на расстоянии. Подскочив, девушка опустила руку в сумочку. Прозрачная помада, расчёска, собрать кудри и заколоть той заколкой в виде дракона, которую парень ей подарил после очередной вылазки в поместье, чтобы ей не пришлось больше вешать неоновые звёзды на потолок своей комнаты, а просто сжать украшение в ладошке. — Гермиона! Ты куда? — обернулись всё ещё ругающиеся парни, когда Грейнджер пулей вылетела из палатки в метель и пасмурную погоду и, сильнее запахнув куртку и завязав шарф, ступила на тропинку. — Прогуляюсь, — небрежно бросила девушка, не смотря на них, и двинулась в сторону сваленного дерева, а потом на их поляну, которую по праву уже можно называть именно так. И шла. Спотыкаясь, отряхивая с лица мокрый снег, валивший с неба, бубня себе под нос разные ругательства, проклиная погоду, и вдруг обомлела. Снег закончился, туман развеялся. А их поляна… Была полностью покрыта белыми нарциссами! Её любимыми цветами, которые распускались прямо под её ногами и источали прекрасный, просто умопомрачительный аромат спокойствия и абсолютного счастья. Оторвав глаза от качающихся на ветру бутонов, Гермиона всё таким же немигающим взглядом уставилась на парня, который стоял посреди этого великолепия и ждал только одного — пока она окажется в его объятиях. — Дракон! — завопила Гермиона и запрыгнула на него с ногами, расцеловывая каждый миллиметр его лица, по которому расплылась блаженная улыбка. — Привет, принцесса, — он даже не мог нормально говорить от переполнявших чувств и её сладких поцелуев. — С днём всех влюблённых. — И тебя, милый, — она остановилась, повела головой, осматривая поляну и восторженно зашептала. — Весна, Драко! Ты сотворил весну! За пределами небольшого пятачка бушевала метель и было пасмурно, но они находились в другом мире, созданном специально только для них двоих. Сотворённом с помощью магии и любви, где юные сердца находили покой друг в друге. — Садись, — он сбросил мантию на землю и жестом пригласил разделить с ним трапезу, на скорую руку организованную эльфами поместья. — Ты в прошлый раз был в пальто, — подметила девушка, усаживаясь, но не отпуская его руки. — После я должен буду начать патрулировать вместе с егерями. Будь осторожна. Замаскируйте ваше место всевозможными способами, и не выходи из палатки до утра, хорошо? — он оставил лёгкий поцелуй на её губах, всё ещё холодных после дороги. — Хорошо, — согласилась девушка и сняла куртку. А потом поднялась и переместилась к нему на колени, продолжая целовать. Расстёгивала рубашку дрожащими пальцами и оставляла на шее влажные дорожки поцелуев. Малфой, крепко придерживая её за талию и поглаживая обнажённый от задравшегося свитера участок поясницы, бережно уложил её на тёмную ткань. Было даже мягко, ведь они упали на примятые разгорячёнными телами нарциссы. Драко водил ладонями по её телу, вспоминая каждый изгиб, целовал ключицы, шептал на ушко, что она самая красивая на свете, и ругал, что сильно похудела, ведь выступающие рёбра стали явно ощущаться под его прикосновениями. Она спустила рубашку с его широких плеч, царапала ноготками спину. Проведя пальчиком по животу, девушка ухватилась за пряжку ремня и… — Нет, мой свет, — Драко накрыл её ладонь своей. — Пожалуйста, — захныкала Гермиона, завошкавшись под тяжестью его тела, и попыталась вывернуть руку и завершить желаемое. — Драко, пожалуйста. Желала. Она его желала. Ощущать. В себе. Полностью. Растворяясь без остатка. И сколько сил потребовалось Малфою, чтобы остановиться. Это было опасно и безрассудно. Глупо и так по-детски. Война изменила их. Слишком взрослые, чтобы любить как дети. Они поняли, что у каждого действия есть последствия. Сейчас последствия всех их действий — возможность жить. — Нет, прошу. Не здесь. Ты достойна большего, Гермиона. Не сырой земли, а мягкой кровати. Я хочу любить тебя долго и трепетно, — он с надрывом её поцеловал. — Речь самовлюблённого павлина, — он хмыкнул и накинул рубашку, но не застегнул, усаживаясь и сгребая её в охапку. — Ты мне всегда говоришь, что надо жить сегодня, ведь подходящего момента может и не быть. Но у нас он будет. Нужно подождать, мой свет. — Ты прав, Драко. Так, наверное, только хуже будет. Эти воспоминания будут нашей погибелью. — Ты же помнишь, что я обещал научить тебя всему… — он театрально подпёр подбородок и сделал вид, что задумался, как и его любимая девушка в рождественскую ночь. — Захва-а-а-тывающему, — нарочно растягивал буквы, стараясь нарисовать на её лице подобие улыбки. — Драко! Не дразнись! — она захохотала и шутливо толкнула парня в плечо. — Я помню. Прости, просто я соскучилась. Очень соскучилась. Я подожду, обещаю. А ещё у меня есть подарок, — немного стесняясь, произнесла девушка, притягивая к себе за ремешок бисерную сумочку. — Заинтриговала, — Драко посадил её меж своих ног и обнял за талию, потираясь носом о её щёку, пока Грейнджер пыталась найти в сумке тот самый сюрприз. И он до глубины души поразил парня, хотя был банальным и простым. — У нас будет первое совместное колдо? — мурлыкал Малфой ей на ушко, посасывая мочку. — Да, — Гермиона развернула колдоаппарат к ним и ткнула парня под рёбра. — Улыбнись, Малфой! И он улыбнулся. И взял её за щёки свободной рукой, повернув лицом к себе. И это было прекрасное колдо: двое любящих друг друга молодых людей, посреди огромной поляны с нарциссами, её пальчики на его щеке, развевающиеся на ветру кудри и его растрёпанные после ласк пряди, прикрытые в блаженстве глаза и самый сладкий поцелуй. Рассматривая карточку, Драко бережно держал её в руках, даже не осознавая, что счастливые люди на колдо — они. — С праздником, Драко. С днём всех влюблённых. Береги её и носи у сердца, — шепнула девушка, снова утопая в его объятиях как в омуте. — Ты всегда в моём сердце. Ты — моё сердце, — Малфой поцеловал её в макушку и прикрыл глаза. — А что там? — поинтересовалась Гермиона, заметив рюкзак за его спиной. — Праздничный ужин. — Давай сначала просто посидим. Она свернулась калачиком на его коленях и уложила голову на груди, слушая мерное биение его сердца. Драко поглаживал её растрёпанные кудри, пропуская прядки между пальцами и распутывая узелки, и это было лучше любой медитации. И они сидели. Обнимались. Говорили. Ели невероятно вкусное жаркое и пили глинтвейн, ловили виноградины ртом и целовались. Ведь другого раза может и не быть.6 март
Гермиона застонала от сильного удара. Её бросили. С размаху швырнули, как неживой предмет. На камни. Проведя ладонью по поверхности, она, не открывая распухших от отёков и синяков глаз, предположила, что это пол. Милая, просто выпей, тебе нужны силы. «Я, наверное, в каком-то помещении. Судя по тому, что нет шума, а только эхо — это точно», — судорожно соображала девушка, пока воспалённый разум подавал сигналы глазам открыться. — Круцио! — раздался женский голос сбоку. Гермиона закричала от волны невыносимой боли, пронзившей острыми стрелами каждую клеточку слабого, почти безжизненного тела. А кричала ли? Она не слышала. В ушах пульсировала горячая, густая кровь, которая не хотела течь по венам. Ты жива, мой свет. Сейчас не будет так больно. И она вспомнила. Как Гарри и Рон снова поссорились. Как кричали. Как на свободу вырвалось имя. То самое, которое нельзя называть. А потом бег. Такой, что лёгкие сгорали от попадавшего в них кислорода. Мышцы на ногах становились деревянными. И страх, сковывающий каждое движение. А потом… — Круцио! — снова завопила Беллатриса и присела рядом со скорчившейся от боли девушкой. — Как вы попали в моё хранилище? Всё пройдёт, ты только будь сильной. Женщина ткнула палочкой в шею Гермионы, сбивая её и так редкое дыхание. Слабый кашель. И всё. Лучше умереть. — Нет! — закричала Грейнджер, когда руку начало разрывать невыносимой болью. С нескрываемым удовольствием Лестрейндж пускала магию по её венам, оставляя на месте светлой кожи кровавые буквы «Грязнокровка». От текущей по коже горячей крови стало тепло, будто её положили в ванную с водой и пеной. И так спокойно. А ещё темно… — Открой глазки, мой свет. Драко держал её на руках, сидя в темнице в подвалах поместья. Умирал. С каждой её пыткой. И с каждым её вдохом оживал. И только ошалелый взгляд Поттера следил за любым его движением. Силенцио — и никаких проблем. Золотой мальчик уже привык к тому, что, с каждым приходом Малфоя в подвал, его волшебством заставляли молчать. Первые несколько дней он старался привлечь к себе внимание, колотя по решёткам, но быстро понял, что Малфой спасает Гермиону, которая подвергалась жестоким пыткам, в отличие от них. Слава Мерлину, что Рон находился в другом конце подвалов и не видел происходящего. — Драко, — она слабо улыбнулась и попыталась поднять руку, но от боли слёзы хлынули из глаз. Малфой стирал их, размазывая по её коже пыль, грязь и запёкшуюся кровь. — Очнулась. Он крепче прижал её к себе и поцеловал в лоб. Девушку бил озноб. Она потеряла много крови и сильно пострадала. Поднеся к губам склянку с витаминной настойкой, он влил содержимое ей в рот. — Гарри, — прохрипела кудрявая. — Всё нормально. Они оба целы. Завтра вас отсюда вытащат. Потерпи немного. Ещё одно зелье, и станет легче, крёстный дал. Он на вашей стороне, милая, — шептал Драко, боясь, что будет услышан патрульными, хотя заклинание обмана зрения должно работать ещё как минимум полчаса. — Помоги сесть, дышать тяжело, — попросила девушка. Драко прислонился спиной к стене и усадил её к себе на колени. Это уже давно вошло в привычку. В любой ситуации Гермиона садилась к нему на колени, прижималась к груди, и два сердца бились в унисон, стирая боль, страхи и сомнения. Даже если бы планеты поменяли орбиты или в землю врезался метеорит, они бы не оторвались друг от друга. — Я так люблю тебя, Малфой, — прошептала Грейнджер, закрывая глаза. — И я тебя люблю. Всё будет хорошо. Завтра ты будешь на свободе. — Не нужно нам помогать. Ты можешь попасться. Драко, я сильная, я потерплю, — каждое слово давалось с трудом, но было идеально обдумано. Она осознавала всё, что происходит. А главное то, что она — его слабость. А бьют всегда по самому больному. — Не говори глупости. Я без тебя теперь не смогу. Сейчас важно вытащить вас отсюда. Вы должны победить, — он укачивал её, нашёптывая любимую колыбельную.Ты сияй, звезда ночная! Где ты, кто ты — я не знаю. Высоко ты надо мной, Как алмаз во тьме ночной. Только солнышко зайдёт, Тьма на землю упадёт, — Ты появишься, сияя. Так мигай, звезда ночная! Тот, кто ночь в пути проводит. Знаю, глаз с тебя не сводит: Он бы сбился и пропал, Если б свет твой не сиял. В тёмном небе ты не спишь, Ты в окно ко мне глядишь, Бодрых глаз не закрываешь, Видно, солнце поджидаешь. Эти ясные лучи Светят путнику в ночи. Кто ты, где ты — я не знаю, Но сияй, звезда ночная!
Закрыв глаза, Грейнджер засыпала под мерный стук его сердца и дыхания, согревающего щёки. Он невесомо касался её губ своими, будто пытаясь вдохнуть силы и жизнь в крохотное дрожащее тело в его объятиях.***
Резко раскрыв глаза, она мгновенно проснулась и почти подпрыгнула в мужских руках. — Гарри! — девушка вцепилась в толстовку друга. Она чувствовала! Чувствовала даже сквозь сон, что это не руки Драко её обнимают. И что не губы Драко касаются её лба. Но это был слишком прекрасный сон посреди катастрофы. Или не сон? — Что у вас с Малфоем? — тихий голос Поттера звучал, как утробный рык готовившегося к нападению животного. — Я люблю его, а он меня. Всё просто, — шепнула Гермиона, стараясь выбраться из цепкой хватки друга. — То-то он носился сюда каждую ночь. И передал тебя мне. Любовь, оказывается, — зло хмыкнул Гарри, не отпуская её. — Не дергайся резко, он просил не беспокоиться о нём. Хотя я не верю ни ему, ни тебе. Ты не могла быть такой дурой. — Да плевать мне, веришь или нет, — заплакала девушка, чувствуя себя истеричкой, которая рыдала после каждого сказанного ей слова. — Главное, что он мне верит. И я ему верю. Нас сегодня вытащат отсюда. А он останется. Ты увидишь Джинни. А я не увижу Драко. И не знаю, когда получится его обнять. Так что да, мне плевать, что ты думаешь. Я жизнь свою поставила на чашу весов, помогая тебе. А ты ко мне спиной, — после такого продолжительного монолога она всё-таки выбралась и встала, наворачивая круги по темнице. Сил было достаточно, чтобы снова захотеть жить. И всё это благодаря Малфою. — Гермиона, он целовал тебя. А ты его. Что это было? — продолжал напирать брюнет. — Это была любовь, Гарри! — воскликнула Грейнджер, размахивая здоровой рукой. — Ты разве не целуешь свою любимую девушку? Не занимаешься с ней сексом? Мы достаточно взрослые, Поттер, чтобы решать кого любить. И я буду слушать сердце, а не тебя. Ведь ты ночами не приходил вытирать мне слёзы. И не выпил со мной в мой день рождения. Тебя не было рядом, когда ты был так нужен. А он был. Поттер хотел верить. Но они не совпадали. Ни в какой из Вселенных. И он не мог представить их рядом. И не верил, что его любимая и самая близкая подруга полюбила врага. — Не веришь? — Гермиона подняла глаза и уставилась в его зелёные. Их разговор был прерван громкими шагами пожирателей. А потом снова боль. Страх. Круциатус. Любимые серые глаза, в которых отражалось отчаяние. Его тихий шёпот: «Сейчас». Разбитая люстра. Добби. Аппарация. Ракушка. Слёзы по погибшему эльфу. И снова неверящий и подозрительный взгляд Гарри.5 апрель
«Гермиона? Ты спишь?» «Нет. Думаю о тебе». «Выйдешь за меня замуж?» «Выйду». «В ночь с 30 апреля на 1 мая». «Где?» «Заберу тебя от гремучей ивы». «Жду. Люблю». «Скоро увидимся. Я соскучился за эти полтора месяца». Гермиона улыбнулась, глядя в потолок на неоновое созвездие Дракона. Замуж за Малфоя. Глупо делать этой сейчас. Точнее, послезавтра. Но «Сейчас или никогда» — это её жизненный девиз. И за кого ещё, кроме него? Ни за кого. Он единственный, с кем девушка хотела связать свою дальнейшую жизнь. И плевать на нападки друзей, общества и предрассудки. Они могут уехать хоть на край света и быть счастливыми. Начать новую жизнь. Немного поёрзав в постели, Грейнджер встала и сняла с себя рубашку Драко, раздобытую в его спальне. Она знала, что он не шутил. Была в этом уверена. И в глубине души разгорелся огонёк надежды на светлое будущее с любимым человеком. И ещё капля расчёта. После войны, когда всё закончится, а в победе добра и света Гермиона не сомневалась ни на секунду, пожирателей наверняка будут судить, а брак с ней, с той, которая была на светлой стороне, явно сыграет ему на руку. И Гермиона сейчас готова была даже заставить его это сделать, чтобы спасти. Открыв шкаф, стоя перед полками обнажённой, она долго смотрела на вешалки не моргая, пытаясь понять, что хочет завтра надеть. На улице было очень тепло, сверху можно было просто накинуть кофту. Конечно, штаны и джемпер никто не отменял, но почему бы не сделать из этих нескольких часов маленькое свидание посреди хаоса? И девушка совершила самое безрассудное, что только могла. Достала с верхней полки коричневую коробку и развязала бант. Села на край кровати и скинула крышку, пробегая пальчиками по нежнейшему кремовому шёлку. Идеально. Она купила это платье… Нет. Они с Джинни просто гуляли. И увидели новую витрину в ателье мадам Малкин. И его — великолепие для глаз. Гермиона, даже стоя на улице в холодном ноябре чувствовала, как его ткань ласкала кожу. Тонкие бретели невесомо держали платье на плечах. Струящиеся волны шёлка идеально скользили по телу, превращаясь в пену из кружева в районе колен… Грейнджер примерила его, поддавшись уговорам подруги. Оно идеально село по фигуре, нежно показывая все прелести округлой груди и красивых ягодиц. Покручиваясь возле зеркала, она ощущала на себе взгляд любимых грозовых, которые смотрели сквозь витрину. Малфой сидел в кафе напротив и гипнотизировал любимую, прекрасную в этом наряде. Задержавшись на секунду на его глазах, девушка увидела лёгкий кивок в качестве восхищённого одобрения её выбора. Как тут не купить? Слушая восторженные вопли подруги и вспоминая реакцию Драко, Гермиона решилась на покупку, мысленно подсчитывая галлеоны, которых не хватало, потому что она одолжила их Уизли на покупку её идеального наряда. Грейнджер тогда смущённо стояла возле кассы: Джинни уговаривала вернуть её платье и выбрать что-то попроще или срочно связаться с Молли, чтобы им обеим хватило на исполнение маленькой мечты, но их спор прервал колокольчик. Пэнси Паркинсон, змеиная королева, вышагивала, цокая каблучками, а вот свита парней выглядела не очень счастливой. Забини, Нотта и его ледяное высочество Малфоя не прельщала перспектива торчать в ателье, пока подруга выбирает платье, для которых уже не было места в шкафу. Когда Драко прошёл мимо, Гермиона зажмурилась. Было неловко. И так непривычно знать, что эта игра «Ненавижу тебя!» на публику закончится ночью в её комнате тихим шёпотом «Я люблю тебя больше жизни». Карман её мантии заметно потяжелел. Парень подмигнул и сладко улыбнулся, а девушка достала мешочек галлеонов с фамильным гербом Малфоев. Очень неосторожно с его стороны, благо никто из присутствующих не заметил. Вечером Малфоя ждал большой скандал, в котором он узнал, что она самостоятельная и не нуждается в его подачках. Потом слёзы из-за того, что ей было стыдно и неловко. Затем долгие-долгие поцелуи. А потом демонстрация покупки, от которой у него текли слюнки. Но тогда, в ноябре, он держался, зная, что их первый раз должен быть особенным. Тряхнув головой, отгоняя воспоминания, девушка уверила себя, что слова Драко «Наденешь на наше первое настоящее свидание» относятся именно к этому самому моменту. Ведь тут вроде как даже свадьба намечается. Весь следующий день девушка была как на иголках. Она проснулась в полдень, потому что половину ночи после поисков платья провела с Гарри и Роном, изучая важную информацию и тренируя боевые заклинания. Потом она собиралась: убрала все мятые складки на платье, приготовила аккуратный шерстяной кардиган, уложила кудри. И подумала, что трусиков без лифа будет вполне достаточно. Стоя под гремучей ивой и трясясь то ли от прохлады, которая долетала до неё от воды Чёрного озера, то ли от предвкушения встречи с любимым, девушка заламывала руки, не зная, куда себя деть. — Ну что, идём? От тихого шёпота Гермиону словно подбросило на месте. Повернувшись, она испуганно ткнула палочкой парню в грудь, не осознавая, что перед ней Малфой. Нервы на пределе. — Ты очень красивая, — продолжал шептать Драко, смотря как испуг на её лице сменяется сначала удивлением, а потом неподдельной радостью. Взял её ладошку, забирая палочку и убирая себе в задний карман. — Ты тоже ничего, — хмыкнула девушка, смотря на Малфоя: тёмно-синяя футболка, слаксы и лёгкий джемпер на пуговицах. — Ты — прямо не ты. Где мантия, мой любимый Пожиратель? — Моя богиня справедливости, хватит болтать. Лучше поцелуй меня. Потому что, смотрю, и ты без мантии. Чисто по-маггловски, да? — Ты же сказал надеть его на наше первое свидание. Я и надела. Как тебе? — она прошла под его рукой, демонстрируя платье. — Восхитительно, — шепнул парень, притягивая её к себе за талию и сминая ткань ладонью. — Но без платья лучше, — мазнув поцелуем по её шее, он поднимался выше, проводя кончиком носа по её бархатной коже, и припал к таким желанным губам. Её прохладные, чувственно-пухлые губы были такими… Со вкусом карамели. Словно она вся — желанный и долгожданный десерт. Драко оторвался и снова бегло осмотрел её прищуренными глазами. — Что ты так пялишься? Лучше поцелуй ещё раз! — скомандовала Грейнджер и закинула руку ему за шею. — Вот ты серьёзно? — раздался за спиной голос Поттера. — Серьёзней некуда, — ухмыльнулся Малфой, обнимая любимую и не отводя взгляда, словно играя в гляделки с Золотым мальчиком. — Я думал, что ты пошутила, — растерянно произнёс Гарри, проиграв Малфою и переведя взгляд на подругу. — Нет, таким не шутят, Гарри, — спокойно отвечала девушка, вжимаясь в грудь любимого. Ощущение лёгкости сменилось полнейшим раздраем: ладошки потели, коленки подкашивались. И было ощущение, что она ходит по битому стеклу. — То есть посреди войны ты ходишь на свидания при полном параде? И ладно бы к кому! К врагу! — рыкнул Поттер. — Уйми свою ревность, Поттер, — уверенно произнёс Драко, чувствуя, как девушка напрягается в его руках. — Решение за тобой Гарри. Я не буду оправдываться за свою любовь. Если примешь меня, не пытаясь исправить, как это сделал Драко, то знай, что я всегда тебя жду. Пойдём, пожалуйста, — Гермиона отвернулась от друга и обняла Малфоя, прикрывая глаза, и вдруг оказалась парящей над землёй: крепкие руки дарили спокойствие. — А я уже могу называть тебя женихом? — хихикнула девушка, обнимая его за шею, пока они направлялись куда-то. Он опять что-то задумал, и Гермиону это не могло не радовать. Несколько часов с любимым — о чём ещё можно мечтать? — Можешь, невеста. Ты правда выйдешь за меня? — Ещё спрашиваешь. С первого раза не поверил? — бубнила девушка, опаляя горячим дыханием его шею. — Поверил. Я сейчас аппарирую, потом верну тебя обратно, хорошо? Закрой глаза. Она послушалась. Всегда его слушала. Его мозг давно думал на десять шагов вперёд, опережая события и находя нужные варианты для её безопасности. И ещё ни разу его действия не шли вразрез со словами. Доверяла. Вихрь магии закружил их в медленном танце, делая приземление мягким и безболезненным. — Мы на месте, — шепнул Драко, давая возможность прислушаться к шуму прибоя. — Море, — Гермиона распахнула глаза и уставилась на волны, накатывающие на берег. — Море! Драко! Я никогда не видела море! Она заплакала, вставая на тёплый песок. Серебряная дорожка света Луны звала войти в воду не мешкая. — Сейчас или когда? — Драко переплёл пальцы и сделал шаг вперёд, утягивая невесту за собой. — Гермиона? — он остановился и смотрел на застывшую посреди пустынного пляжа девушку. Лишь её тихие всхлипы и птичьи трели разрушали тишину. Даже море решило молчать, чтобы они слышали только друг друга. — Я думаю, погоди. На магический брак не нужно разрешение. И не нужно подтверждение. О нём узнают в Министерстве в любом случае, — произнесла девушка, загипнотизированная видом, который ей подарил Малфой. — Драко, это твоя страховка от Азкабана. Женись на мне по расчёту. Я согласна на фиктивный брак. — Надеюсь, что твои слова — просто обидная шутка, Гермиона, потому что я хочу жениться на тебе по-настоящему. И пусть меня запрут в тюрьме. Я буду знать, что ты меня любишь и ждёшь. И неважно, что нам только восемнадцать. Мы слишком рано повзрослели. Но у нас ничего нет для ритуала. Кроме них, — он расстегнул верхние пуговички рубашки и достал свою цепочку с двумя тонкими обручальными кольцами из платины. — Если ты правда готов, то есть. У нас всё есть, — Гермиона взяла в руки подол платья. — Я готов. Только с тобой, — он подарил ей короткий, ободряющий поцелуй. Оторвавшись друг от друга, они в тишине делали то, что было необходимо волшебству, чтобы соединить их узами брака. Связать вместе. Навсегда. Ведь магический брак нельзя было аннулировать. Поэтому сейчас его никто не заключал. Люди не были уверены в своих чувствах. И в желании прожить с одним человеком всю жизнь. Скинув с себя одежду, Малфой стоял обнажённый и разглядывал задумавшуюся Гермиону, снявшую только кофту, которая комом валялась у неё под ногами. — Сомневаешься? — он подошёл вплотную и убрал за ухо выбившиеся локоны. — Нет! — воскликнула девушка, словно очнувшись от сна. Проведя ладонью по его груди, она опустила глаза, рассматривая его. Скучала по его телу. По ощущению близости. По ощущению целостности. — Я люблю тебя, — он спустил лямки платья с её плеч, позволив шёлку скользить вниз, открывая вид на её хрупкое тело. — И я тебя, — ответила Гермиона. Поддев трусики рукой, переступила с ноги на ногу, чтобы избавиться от белья. Наклонившись, она подняла платье и одним резким движением оторвала кружева, которые лёгкими стежками были пришиты к ткани, чтобы от них можно было избавиться по желанию, а потом протянула ему. — Мне не хватит сил. Оторви ленту. Портя платье, Драко отрывал длинную шёлковую ленту, а Грейнджер расстегнула его цепочку, встав на цыпочки, сняла кольца и застегнула её обратно. — Давай, — она положила кольца на ладошку, и Малфой пропустил сквозь них полоску шёлковой ткани. И слова клятв лились рекой, словно были продуманы и отрепетированы заранее, но они просто шли от самого сердца. — Гермиона Джин Грейнджер. Я связываю с тобой мою жизнь, душу и сердце. Это не была любовь с первого взгляда. Но она будет до последнего вздоха. Быть с тобой — бросать вызов. Себе, тьме, всей жизни. И побеждать. Побеждать ради одного — твоей улыбки. Запомни, все мои победы — для тебя. И с тобой, мой свет, я хочу провести все отведённые годы на этой планете. И если будет нужно, украсть тебя у обстоятельств, судьбы и высших сил, чтобы прожить её ещё раз в другом месте. Клянусь быть твоей опорой, твоей стеной и защитой, твоим плечом, на которое можно опереться, мужчиной, с которым будет сладко и спокойно. Клянусь дарить яркие дни и жаркие ночи. На этом свете и, даже если меня не станет, быть тем, кто никогда не даст тебя в обиду. Клянусь любить вечно, пока вечность не закончится. Гермиона смотрела в его глаза. Слёзы безостановочно текли по щекам от его обещаний. И хотелось только одного — дарить себя в ответ. Гермиона подала парню левую руку, на которой тут же появилось обручальное кольцо с протянутой через него лентой. Драко держал её ладонь своей правой и нежно сжимал, уверяя, что всё будет ещё лучше. — Драко Люциус Малфой. Я связываю с тобой мою жизнь, душу и сердце. Беру твою фамилию и гордо буду называть себя женой самого прекрасного в мире мужчины, который каждым взглядом, словом и касанием дарит большие белые крылья. Я думала, что любить — это сложно. Но оказалось, что это — самое простое, что мне приходилось делать в этой жизни. Всё просто — я люблю тебя. Я знаю, что в нашей жизни будут трудные времена, но я хочу, чтобы мы прошли их рука об руку, как бы больно и тяжело нам ни было. Я хочу подарить тебе продолжение нас и уверена, что ты будешь прекрасным отцом. Клянусь быть твоим тылом, хранителем всех тайн, поддержкой. Я буду стоять за твоей спиной вечно, пока наша вечность не найдет своего конца. Гермиона надела кольцо ему на палец и взяла своей правой ладошкой. Их руки сплелись в знак бесконечности. Под воздействием древней магии лента поднялась свободными концами в воздух, увеличиваясь в длине, закручиваясь вокруг их запястий и поднимаясь выше, оборачиваясь вокруг обнажённых тел, связывая. Навсегда. Навечно. Их вечность никогда не закончится. Опустив руки, Драко наклонился, чтобы запечатлеть на её немного припухших губах поцелуй. Поцелуй-клятву. Вдруг лента исчезла, рассыпаясь на миллионы золотистых кристаллов, словно они стояли посреди звездопада и загадывали одно желание на двоих. Драко подхватил девушку на руки и крепко прижал к себе, заставляя сердце биться ещё быстрее. На грани взрыва. На грани остановки. От ощущения обнажённой кожи сносило крышу. Они — единое целое. — Драко, — она поглаживала пальчиком его кольцо. — Нет. Не так. Мой горячо любимый и многоуважаемый муж. Ты притащил меня на море, и мы не искупаемся? — вдруг засмеялась уже-Малфой. — Такой момент испортила, миссис Малфой, — подхватил её смех Драко. — Обычно мужья уносят жён со свадьбы на руках. Так вот, мы идём купаться, — он перехватил её удобнее, шагая к морю. Тёплая солёная вода ласкала обнажённую кожу, тела сливались в древнем как этот мир движении, и на пике наслаждения оба выдохнули: — Я люблю тебя, муж. — Я люблю тебя, моя жена. Люблю. Люблю! Люблю… — Драко. А можно мне оставить двойную фамилию? В память о родителях? — прошептала Гермиона, неистово обнимая его за шею. — Конечно. Никогда не спрашивай — это твоя память и твоя кровь. Я не вправе отобрать их у тебя, — он заверил свои слова поцелуем. — Уже первое мая, — задумчиво проговорила девушка. — Поженились в апреле, сейчас май, Драко, получается мы уже два месяца как женаты. — Мне нравится твоя логика. Еще десять минут и нам нужно возвращаться. Хорошо? — с сожалением произнёс парень, за этот вечер ставший мужчиной. — Хорошо. Но скоро нам не придётся расставаться. Я точно знаю, что скоро всё закончится…4 май
… но никто из них не предполагал, что всё будет настолько скоро. Вернувшись в поместье, Драко только успел, что получить несколько Круциатусов за длительное отсутствие перед финальной битвой, о которой он не знал. Единственное, что его сейчас беспокоило — мысль, бившаяся в голове раненым зверем: лишь бы Гермиона не пострадала. Он стоял перед Хогварстсом, ставшим рядом с ней домом, и думал об одном: «Не высовывайся, пожалуйста». Зажав в руке жетон и поправив капюшон мантии, Драко тяжело вздохнул, приковывая к себе, а точнее к своей руке, удивлённый и обеспокоенный взгляд Нарциссы. — Вчера, мам. Я просто очень сильно её люблю, — прошептал Драко, беря женщину за руку и зная, что она поймёт. — Я даже представить не мог, что может быть так. Что я смогу так полюбить. И она… Она тоже меня любит. Мам, я счастлив. — Я так рада за тебя, сынок, — также шёпотом ответила Нарцисса, ободряюще сжав руку сына, — рада за вас обоих. «Береги себя». — И ты будь осторожен, любимый, — прошептала Грейнджер, пряча зеркальце в карман. А дальше всё как в тумане. Драко просто искал знакомые кудри в толпе. С надеждой среди живых. И с верой не увидеть среди погибших. Она высматривала платиновую макушку. Ведь «её жирафу» будет видно издалека даже ей, «его полторашке». Сердце билось где-то в горле. Или в пятках. Или не билось совсем. И нечем дышать. Или воздуха слишком много. Губы сохнут. Глаза слезятся. Пальцы немеют. И колени дрожат. Страшно. Очень страшно. Не за себя. За любимых. Вспышки заклинаний. Защитные барьеры. Склянки из-под зелий. Хруст осколков под ногами. И бег. Падения. Разодранные в кровь колени и ладони. Синяки и ссадины. Порезы и ожоги. Осязаемая боль умирающих. Счастливые крики победивших. Какофония звуков, в которых нужно было услышать только своё имя. И не оборачиваться. Только вперёд! Только разрушая преграды. Только убивая, чтобы жить. Вверх по лестнице в небо, и вниз в преисподнюю. Только чтобы найти друг друга. Волдеморт. Большое поле. Рассвет. Невилл. Меч. Нагайна. Гарри живой. Они победили. И снова битва. Проигравшие пытались. Они пытались просто уничтожить. И крик. Самый страшный, который она только слышала. Его голос. Он кричал её имя.Гермиона!
Краем глаза она заметила Долохова, который направил на неё палочку, и не успела увернуться. Только яркая вспышка. И больше ничего… — Милая! Милая! — он бережно касался её щёк, прижимая к себе. Слегка встряхивал, чтобы привести в чувство. — Оно ведь смертельное, — слабо улыбнулась девушка. — Заклятия Долохова не обращаются. — Обращаются! Не говори глупости! — он шептал, но горло драло как от крика. Только не сейчас. Только не сегодня. Они победили. Всё закончилось. Драко сидел на сырой мощёной дороге перед Хогвартсом, прижимая к себе любимую жену. Отдавая тепло своего тела. Согревая её ледяные ладони. Огонь в его когда-то горящих серых глазах угасал с каждым её редким вдохом. — Драко, перестань. Всё будет хорошо, — она подняла руку и коснулась его лица, стирая появившуюся на его щеке слезу. Отчаяние затапливало Малфоя с головы до ног, вырываясь наружу солёными каплями. — У тебя всё будет хорошо. Нарцисса, аристократка до мозга костей, упала рядом с ними на грязную землю и всеми силами пыталась обратить заклинание. Но они все знали, что это бесполезно. Молча принимала выбор сына, пытаясь разделить его боль. Он с силой сжал челюсти, и зубы, казалось, могли осыпаться мелкой крошкой. — У меня не будет хорошо без тебя. Нет. Нет, милая! Нет! — закричал Драко, встряхивая её, закрывшую глаза. Голова заваливалась вбок, Гермиона Малфой уткнулась носом ему в грудь. Парень словно поймал то же заклятие. И умирал вместе с ней. Стал призраком, которого призвали глупые дети, и он потерялся в этой реальности, в которой не было её. И не мог найти дорогу обратно. Гермиону накрывала странная нега. И она была счастлива, ведь он так нежно обнимал. Через силу открыв глаза, она постаралась набрать в лёгкие как можно больше воздуха. Каждый удар сердца отбивал строгий ритм, который становился всё медленнее, а она не успела сказать. Сказать самое важное. — Драко, я умираю самой счастливой, — прошептала девушка, собрав всю волю в кулак. Удар. — На руках у своей первой любви. У своего единственного мужчины. У мужа. Удар. — И пусть мы были женаты всего один день. Этот день был самым счастливым в моей жизни. Я люблю тебя, Драко. Остановка. — Я люблю тебя, мой свет. Слова Нарциссы долетали словно сквозь вакуум. Драко её не слышал. Он не хотел слышать никого, кроме Гермионы. Малфой опустил голову, прижимаясь губами к её лбу, словно он был марионеткой, управляемой злым кукловодом. Ни чувств. Ни эмоций. Только всепоглощающее отчаяние. Их больше нет. Они растворились в вечности.3 2 1 Июнь. Июль. Август.
Всё слилось воедино. Похороны. Он хотел умереть вместе с ней. Просто лечь в могилу, и чтобы сверху засыпали землёй. Дышать без неё не хотел. Неверие. Он был оправдан на суде. Благодаря ей — самой любимой жене на свете. И Поттеру. Который не принял. Но помог. В память о ней. Одиночество. Он спал, обнимая рамку с их первой и единственной колдографией. Плакал в те моменты, когда оставался один. И смотрел на её счастливое улыбающееся лицо, которое он никогда не расцелует. Пил. Очень много пил. Забывался, путая реальность и сон, пока однажды она не появилась перед ним полусном-полуявью и не напомнила: «Ты меня позови, и я приду на твой голос. Ты меня представь, и я буду с тобой во сне, разгоняя кошмары. Так ты никогда меня не потеряешь». Отчаяние. Он поступил в маггловский университет, сдав экзамены досрочно. Учил ночами программу обычной лондонской средней школы, чтобы сдать экзамены. И чтобы не видеть сны, в которых была только она. Обещание. Он попал в «Гарпии». Тренировался до потери сознания. Чтобы исполнить свою мечту. Нарцисс. Небольшой. Прямо у сердца. Будто одно его билось за двоих. Это его память. Те воспоминания, которые спасают. Любовь. Чтобы стать сильнее. Ведь его сила — в любви. Он помнил.***
Нарцисса стояла немного поодаль. Каждый день она смотрела, как её сын умирает заживо. Она не знала, когда это всё началось. Но видела как закончилось. Она тогда сидела вместе с сыном, пытаясь забрать его боль. Обнимала его, укачивающего в руках безмятежно спокойную девушку, которая никогда больше ему не улыбнётся. Не возьмёт за руку. Не станцует в белом платье под глупую песню о любви. Не будет ворчать, если он придёт домой немного выпивший, отмечая победу. Не будет сидеть на трибуне, заламывая руки в ожидании результата. Не подарит детей. Не будет бегать с ним, пытаясь поймать маленького человечка, семенящего босыми ножками по полу поместья. — Драко… — Нарцисса подошла ближе, протягивая поднос с тремя тарелками. — Привет, мам. Прости, не зашёл домой. Спасибо за торт, — он улыбнулся, ставя одну тарелку на землю. — Я помню, ты говорил, что Гермиона его любит. С днём рождения, милая, — она нежно улыбнулась, потрепав по голове игрушку. — Он очень похож на это рыжее чудище, которое сейчас катается на шторах в гостиной. Клянусь, дети мои, я его прибью и сделаю ковёр. Малфой засмеялся. Мама его понимала как никто другой. Не говорила, что он помешанный. Верила, что у них и правда были счастливые моменты. И это был не плод его фантазии. Мама закрывала его от нападок Поттера, который думал, что всё это фарс. Не позволила похоронить Гермиону на общем кладбище и организовала всё, чтобы сделать это на семейном. И предложила выгравировать на памятнике двойную фамилию, как хотела девушка. Нарцисса Малфой приняла невестку полностью. И видела то, чего не видели другие. Она видела их связь. — Мам, как думаешь, Гермиона сможет мной гордиться? — спросил парень после долгих минут молчания. Женщина сидела рядом с ним, поглаживая платиновую макушку, которая покоилась у неё на коленях. — Конечно. Она уже тобой гордится. Всеми твоими начинаниями и достижениями. Всеми победами. Тем, что ты стал спокойнее, как и обещал. А ещё, я уверена, она очень рада, что ты за два месяца смог добиться того, чего она так хотела. Я не понимаю, как ты умудряешься совмещать учёбу на первом курсе юридического с квиддичем. — Это для неё, мам, — прошептал Драко, чувствуя, как ветер касается щёк, на которых появились влажные дорожки от слёз. — Я буду жить за двоих. И за неё, и за себя. — Я тоже тобой горжусь. И люблю тебя, сынок. Как и Гермиона, — Нарцисса вытерла его слёзы и поцеловала горячий лоб. — Не задерживайся, холодает. Гермиона не оценит, если ты заболеешь перед важными сборами. — Я скоро приду, мам, — Драко сел, морщась от прохлады сентябрьского вечера. — Оставишь нас? — Конечно. Тихий голос Нарциссы пробирался мурашками по коже. Её шаги по пожелтевшей траве шуршали о том, что он жив. Что ему нужно жить. Ради Гермионы. И ради мамы. И он жил. Использовал каждый момент. Каждую секунду. Рвался, бежал, стремился. И находил покой только здесь — возле могильной плиты с именем любимой. — Я ещё не всё сказал, милая, — он горько улыбнулся. Драко уткнулся лбом в холодный мрамор могильного камня, вдыхая лёгкий аромат нарциссов. Покрутил обручальное кольцо, тепло улыбаясь, будто это делала она. Её свет рядом с ним никогда не погаснет, освещая дорогу в будущее, где её маленькая призрачная ладошка всю оставшуюся жизнь будет лежать на его плече, подбадривая. — Вчера после игры меня спросили, есть ли кому мне посвящать свои победы. Я сказал, что все мои победы посвящены моей жене. Они так удивились. Гермиона, все мои победы для тебя… Знаешь, я так соскучился… По твоим рукам. По твоим губам. По твоему смеху и карамельному аромату. И время не лечит, моя любовь. Легче не становится… Я в тот твой день рождения сказал правду. Ты очень красива. Я люблю, Гермиона. Люблю тебя до сумасшествия, мой свет. Наша вечность продолжается.