Совиные разборки

      У Жилина была просто отвратительная жена. Ему об этом прямо и без обиняков говорили постоянно, жестко, задавливая авторитетом солнечных очков и железным хребтом под кожей. На эмоции вывести пытались, да старую обиду припомнить, но он, наученный временем, внимания не обращал. Руки в перчатках все норовили посильнее сжать шею, пока он качает головой, лениво отмахиваясь и ухая: как бы не бесился Стрельников со своей шайкой ОПГшников, его так просто, силком, не возьмешь.       С ним нужно поосторожнее, поласковее. Покивать, посидеть рядом, послушать, а потом взять всё в свои сильные руки, перенаправить реку в другую сторону и сказать, что приехали, полковник, теперь либо ЗАГС, либо могилка в лесочке для тебя.       Только вот, никто из ОПГшников такого ему предложить не мог. Жилин, хихикая, заявлял, что поэтому они и бесятся, таскаясь на разговоры, заключения мировых с просьбами не заезжать сегодня-завтра на рынок, пока за несчастную двадцатку Стрельников с Малиновским войны устраивают. У Жилина они все в документиках есть с пометочками красной ручкой и восклицательными знаками в делах, он бережно оберегает бумажечки и в ответ на каждое заявление ухает.       На слабо его взять сложно. Очень сложно, какой бы образ полковник не создавал.       А жена и силой смогла, и на слабо. Поэтому и жена была. Выбора ему другого не оставила.       Жилин усмехается и откладывает в сторону дело Стрельникова, только уже младшего, похоже, в первый раз притронувшегося к алкоголю и угнавшему батину машину. И если бы только угнавшему, так он и разбить умудрился, чудом оставив женщину на остановке в живых, пьяным лепетом вызвав ей скорую и пообещав все-все оплатить, хотя она перепугалась только. Что-то в мозгу Артема переклинило, и он затормозить успел. Вот вроде не ребенок уже, а взрослый восемнадцатилетний мужчина, посадить бы на пятнашечку в клеточку, да Григорий Константинович договориться примчался сразу, как весточку из милиции получил.       Сказал, что мозги вправит получше пятнашечки в клеточке. Жилин ему поверил. Сделал вид, что дело будет замято, а сам поставил заметочку с женой посоветоваться. Она женщиной умной была. Нравилась ему сильно.       Познакомились они, кстати, довольно странно. И нет бы как-то красиво: он приехал по вызову в парк паковать неудачливых алкашей, выбесивших соседских бабушек, стоял весь в форме и подтянутый, строго отчитывал их и говорил про грозящую двенашечку, удерживая сразу двоих на месте, пока она, вся легкая, воздушная, с цепким ледяным взором скользила по намокшей из-за дождя улице, спрятав руки в карманы черного плаща и ловко избегая попаданий в лужи.       Но, подняв на него взгляд, она бы ахнула и оступилась, а Жилин, как настоящий мужчина (не то, что этот Артем Стрельников) поймал бы ее, алкашей с ноги закинув в машину и дверцу захлопнув, сам бы испачкался в луже и заслужил ее восхищенный взгляд. Темные глаза из льдышек превратились бы в сердечки, и он, довольный своим подвигом, позвал бы ее на свидание.       Только вот, с первой встречей красиво не вышло.       Жилин и правда поехал на вызов, и правда к алкашам, но они шустрыми оказались. Один на тяге адреналина, смешавшегося с алкоголем, вместе с початыми бутылками бросился прочь из парка, пока второй отвлекал, цепляясь и вешаясь на красивую и только вычищенную форму. Мерзкое ощущение проползло мурашками по телу, будто бы Жилин уже упал в лужу, правда, без Арины. Он закудахтал, что мол, голубчики, вы себе двадцаточку целую выбиваете, когда в лицо ему с перегаром и неприятной вонью понесся ржач.       Рассердившийся полковник скрутил неудавшегося нарушителя порядка и спокойствия. А второго сумочкой выбили с захода на огромную дистанцию, после чего ударили высоким каблуком в колено, заставляя рухнуть наземь. Жилин, будто в замедленной съемке, поднял удивленный взгляд на хрупкую черноволосую девушку, приложившую неудачного бегуна и нахмурившуюся, высматривая того, кто заставил его быстро делать ноги, да еще и с претензией на ровность.       В темном сумрачном небе прогрохотала молния. Жилин влюбился.       Дождливые капли ударялись в капюшон ее темного плаща и стекали мерзлыми дорожками, серебрясь в грязном свете фонарей. Тяжело дышащая и стоящая рядом с мерцающей слабой улыбкой, пока полковник успокаивает буйных недотеп, вызвавших у него толику гнева своим поведением, она была прекрасна. Как фарфоровая красивая куколка, сияющая изнутри, роскошная, к которой вроде и руку протянуть хочется, а вроде и боишься, что одним прикосновением разобьешь, и она разлетится на части.       Засевшие в машине алкаши подуспокоились, но чистая форма, подготовленная им с утра, кажется, именно для этого момента, помялась, волосы растрепались, нервные движения рук все выдавали.       — Спасибо, гражданочка, как говорится, за помощь, — произнес он дрогнувшим и почему-то скользнувшим на несколько тонов вверх голосом, после чего прокашлялся, поправил фуражку и открыл водительскую дверь. Из салона послышались недовольные пьяные полустоны, которые и репликами язык назвать не поворачивался.       Она фыркнула и усмехнулась, качнув головой. Блестящие намокшие волосы, выпадающие из-под капюшона, качнулись. Дамочка закусила губу, продолжая смотреть на него как-то снизу и сбоку: очаровательная головка была склонена к плечу. Только взгляд пронизывающий, препарирующий прямо. Жилин даже ухнул и выпрямился, хотя раньше с людьми никогда такого не чувствовал.       Даже Стрельников, уважаемый Григорий Константинович, однажды снявший при нем очки и глянувший пустыми прозрачными глазами, не казался настолько удушающим и доминантным.       Иного сравнения даже сейчас в голове не возникало.       — Меня Арина зовут, — протягивая руку, произнесла она. Тонкая лямка небольшой сумочки (и как только с такой силой алкаша по лицу огрела, что он аж вылетел в астрал от неожиданности?) скользнула к локтю. Она выжидательно уставилась на полковника, даже не моргая.       — Полковник Жилин, — привычно отозвался он. Сразу же поняв, что нужно было с имени начать, открыл было рот, чтобы исправиться, но она перебила.       — Хорошо, полковник Жилин. Я вас запомнила.       И улыбнулась. Он навсегда ее улыбку в памяти запечатлел. Предвосхищающую что-то, ждущую. Будто хищница затаилась, увидев лань у водопоя, отвлекшуюся и не обращающую внимания на то, что вокруг происходит. Жилину от такого взгляда еще более не по себе стать должно было, наверное, но у него словно камень с души слетел. Распрямив плечи и стряхнув с них проникшие в ткань ледяные дождевые капли, он позволил мигающему желтому свету фонаря поползти по радужке глаза и кивнул.       Залез в машину, шикнув на опять заговоривших (застонавших) голубчиков и достав зонт. Старый, потрепанный, тасканный-перетасканный, но единственный, который у него был лет с тринадцати. Протянул Арине, наивно посмотрев большими глазами. Людей вокруг всегда удивлял его чистый взгляд, заставляющий доверять и располагать к себе.       Она благодарно кивнула и взяла зонтик, тут же раскрыла его, ныряя под спасительную от везде проникающей влаги ткань и поднимая на него заинтересованный взор.       — В следующую встречу верну, полковник Жилин.       Как сказала, так и исчезла быстро во тьме парка. Намочила наверняка туфли, цокающие по липкой намокшей земле, скрылась за ближайшим деревом, завернув на другую улицу. Он еще минуты две стоял и вслед смотрел. Бешеные алкаши, проникшись моментом, начали печально завывать какую-то непонятную из-за заплетающихся языков песнь, прислонившись чугунными головами к прохладным окнам, пока Жилин садился за руль и выворачивал в сторону отделения заполнять дела и сажать этих голубчиков на целую пятнашечку.       Смущенный, умиротворенный и чувствующий в душе светлую эмоцию. Как будто кто-то бледно-желтый шарик внутрь запихнули, и тот принялся летать по организму, щекоча легкие с сердцем.       Арина же нагло забралась под язык и засела там. Растрепала ладонью черные волосы, прочертила дорожку по коже от виска до подбородка, а когда он резко обернулся, прищурившись и вглядываясь в темноту кабинета, распахнув широко усталые глаза после длительного дежурства, с показавшимся ему смехом испарилась в воздухе. Жилин покачал головой и заварил себе чая, бросил скупой недовольный взгляд на дрыхнущих нарушителей правопорядка и принялся выяснять все про эту гражданочку, потому что он, полковник, в Катамарановске всех знал и все знали его.       Арина была кем-то новым. Живое лицо, глоток свежего воздуха в тягучей раздражающей духоте коррупции, обмана и лжи. Катамарановск весь этой паутиной опутан, люди в нем покрыты толстым слоем пыли, зачахающие и обычные. Обычные. Жилину не нравится.       Ему давно хотелось чего-то живого, яркого, нового. Даже подумывал в отпуск не на дачу как обычно поехать, а куда-нибудь в путешествие. В ту же Москву. На людей посмотреть, вспомнить, что мир не заканчивается чертой города, деревенькой неподалеку и лесом с болотами, по которым каждое воскресенье с двенадцати до пяти он Игоря вылавливает, чтоб тот не захлебнулся, а то знает он его, наскипидаренного.       Жилин почему-то был уверен, что увидит ее в ближайшее время. Столкнется на улице с приехавшей девушкой, пригласит ее на чашечку кофе, получит обещанный зонтик обратно. Либо она сама его найдет, принесет этот самый зонт как предлог и останется дождаться, пока он закончит с работой и отведет ее в Канарейку или Бирюзу: смотря, какая пора дня будет и что она захочет.       Но он никак не ожидал, что, выезжая на дело с обворованной дачей Григория Константиновича, пересечется с Ариной на деревенской улочке. Она стояла на пороге деревянного домика, хмуря брови и разговаривая с какой-то рыжей девицей в развевающемся черном платье чуть ниже колена. Жилин даже притормозил, жадно вглядываясь в ее образ, а Арина, заметив его, заторможенно кивнула, приоткрыла дверь и мотнула головой, чтобы вторая дамочка скользнула внутрь.       Обеспокоенная она скрылась за ней, черная коса, лежащая на плече, блеснула в лучах яркого солнца. Жилин остановил машину. Вышел. Замер. Поводив вспотевшими руками по брюкам, стараясь унять колотившееся в горле сердце, прокашлялся и приблизился к старой калитке, легко дотронувшись до нее и приоткрыв. Поднялся по кривым ступенькам, мимолетно отметив, что надо бы их отремонтировать, постучался.       Дверь ему распахнула еще одна пигалица, вытащившая голову. Тряхнула короткими золотистыми волосами, дотронулась ладонью до пылающих румянцем щек и нахмурилась.       — Вы к кому?       Оторопевший Жилин, готовый поговорить с Ариной и предложить ей чашечку кофе, настроившийся лишь на это, медленно оглянулся вокруг. Тихая деревенька, несколько мальчишек играющих в другом конце улочки, старая разбитая дорога, которую и дорогой сложно назвать.       — Арину можно?       Блондиночка блеснула болотными глазами, напоминая, что сегодня воскресенье, и полковнику Катамаранова еще вылавливать, оперлась костлявым плечом на косяк двери и отрицательно качнула головой.       — Арину нельзя. Занята сейчас.       — Чем? — невпопад поинтересовался Жилин. Пигалица слабо улыбнулась.       — Съезжать готовится.       Почувствовав, что внутри что-то оборвалось, он поднял большие наивные глаза на нее. Улыбка блондиночки от этого взгляда померкла, она несколько секунд сверлила мужчину взглядом, после чего, сделав для себя какие-то выводы, с тяжелым вздохом отошла в сторону, открывая шире дверь и пропуская его внутрь. Потом снова высунула любопытную голову, огляделась хищно по сторонам, захлопнула со стуком и лязгом старого замка дверь, оставляя полковника в тесном полутемном коридорчике.       Внутри пахло выпечкой и какими-то цветами, слабый свет падал из нескольких комнат, а напротив начиналась деревянная лестница на второй этаж. Сведя брови к переносице и привыкая к отсутствию такого же яркого света, как на улице, Жилин сцепил ладони перед собой, послушно ожидая последующих указаний от девчонки.       Та обогнула его, закручивая на палец нежно-голубую ткань сарафана, заглянула сначала в одну комнату, видимо никого там не найдя, потом, пройдя несколько шагов вперед, в другую. До Жилина доносились приглушенные женские голоса, что-то быстро обсуждающие, но как бы не напрягал он слух, разобрать слова не мог.       — Секундочку, полковник, я ее позову.       Послушно кивнув, он оперся плечом о стену, принявшись разглядывать несколько сумок на полках напротив, разную обувь: туфли, балетки, ботинки, сандалии. Скучающий взор скользнул чуть выше по черному плащу и зеленой накидке. Узнав одежду Арины, он даже слабо улыбнулся, заметив висящую на еще одном крючке ту самую сумочку, которой она помогла ему обезвреживать второго алкаша.       Голоса затихли, послышались приглушенные шаги, прикрытая дверь распахнулась, и в коридоре появилась Арина. Быстро приблизившаяся к нему и остановившаяся совсем рядом, сложившая руки на груди, посмотревшая на него хмуро и выжидающе, она заставила долбанный шарик внутри разрастись до неимоверных размеров и встать комом в груди, не позволяя даже вздоха сделать.       — Вы ведь знаете, что следить за девушкой некрасиво, полковник Жилин? — фыркнув, саркастично спросила. Увидев, что тот в ответ стыдливо опустил глаза в пол, усмехнулась. — Я сейчас занята и не смогу уделить вам времени. А вот завтра вечером в семь в Канарейке — вполне, если вы только придете.       Он вздрогнул и от неожиданности отлепился от стены, выпрямляясь и выравниваясь. Выше Арины голове на две, но чувствующий себя подвластным ее словам, кивнул согласно, вовремя, правда, остановив руку потянувшуюся к фуражке. Чуть не добавил «слушаюсь, командир». Она улыбнулась еще шире.       — Та пига… девушка сказала, что вы съезжаете, — спешно исправившись под препарирующим взглядом, произнес он. — Отдыхать приезжали?       — Частично, — пожав плечами, отозвалась она. — Сначала к подружкам погостить. Сейчас думаю еще на немного остаться. Причина появилась, — более тихо закончила она, глядя прямо в большие глаза полковника. Даже без улыбки. — А теперь уходите, меня ждут.       Жилин послушно кивнул. Попрощался, сделал комплимент платью и волосам, покраснел не по-детски и пулей вылетел прочь. Недовольный задержкой Григорий Константинович поджидал его перед машиной, вертя в руках ключи. В спешке выпрыгивая из-за руля к дому Арины он, похоже, забыл вытащить их, что и подметил проницательный Стрельников.       Сейчас Жилину кажется смешной цепочка последующих событий. Он устало собирается домой, к жене, а перед глазами так и мелькают яркие картинки. Ужин в Канарейке, когда она рассказывала ему о себе, о том, что приехала, только закончив университет, готовая к новую делу. Что мечтает открыть художественную школу и рисовать-рисовать-рисовать, дарить красками миру новые расцветки и образы.       Полковник ее слушал, как сладостного соловья, выводящего прелестные трели. Он будто помолодел душой за тот ужин лет на десять. И грешным делом подумал, что был создан для того, чтобы поддерживать ее и ловить каждый раз, как что-то будет не получаться, чтобы в следующий раз она забралась на еще более высокие творческие ступени на пути к своей мечте.       Он тогда сказал, что художественная школа в Катамарановске — прекрасная идея, а сейчас вез в багажнике подарок. Завтра было открытие.       Арина не оказалась девочкой из сказки, всей такой сахарной и беспомощной. Она была сильной, упорной, железной, Жилин готов был поспорить, что хребет у нее не хуже, чем у Стрельникова. Еще и хитрости хоть отбавляй. Три лисицы свалились ему на голову, две подружки не отставали. Дачу Стрельникова вот снесли, прятались успешно от расправы Железных рукавов и ему мозги пудрили.       И если бы Жилин не понравился Арине, то потерял следы двух подельниц в ворохе расписания приходящих и уходящих поездов, перепроданных другим ОПГшникам бумаг и раскупленных посторонними людьми предметов. Если бы он не приехал к ее новому дому с цветами, поднявшись на нужный этаж, позвонив в дверь и дернув ручку по привычке, оказавшуюся открытой, нахмурившись, не вошел внутрь, увидев мешки с украшениями и кучу запакованных коробок, которые рыжая и блондинистая пигалицы укладывали и заклеивали в гостиной, не услышавшие его звонка, то, скорей всего, отловивший их первым Стрельников принес ему только вытащенные почки и сердечки от воровок, чтобы дело закрыл и не маячил.       Приезжие и плохо знающие, к кому сунулись, они были легкой мишенью.       Жилин от удивления выронил цветы, Арина вывернула из кухни с исказившимся лицом. В их недавнюю прогулку по ночному Катамарановску она взяла его на слабо, что такой усердный и упорный полковник не сможет отпустить преступника, совершившего что-то не очень страшное и с основанием. Он тогда посмеялся, польщенный ее мнением о себе, кивнул и потянулся за поцелуем.       За их первым поцелуем. То ли смелости набрался, то ли еще что, но Арине понравился подобный жест, она встала на цыпочки и первая коснулась губ полковника.       Глядя на нее удивленными большими глазами, он пересохшим языком потребовал объяснений. Отмахнулся от ее быстрого потока речи о том, что у них не было выбора и чего-то еще, спросил, участвовала ли она в грабеже.       Арина отрицательно качнула головой. Только помогала следы подружкам замести. У Жилина будто камень с души и упал.       — Вот тебе и прощу, — сказал только. Но голос прозвучал пусто, в темных радужках плескалось разочарование. Новое лицо оказалось впутано в мерзкую паутину Катамарановска слишком быстро.       — И им прости, — тут же воскликнула Арина. Даже не воскликнула, потребовала. — Потому что ты тоже виноват в том, что Стрельников, — с отвращением выплюнув его имя, продолжила давить. Темная аура будто начала клубиться вокруг ее образа, лед в глазах резал Жилину кожу. Фантомные ощущения были почти как настоящие. — Может спокойно преступления творить, откупаясь от закона, шлюх держать и невинных девочек в этот бизнес затягивать.       Женя, та рыжая, худая и со злыми зелеными глазами, осклабилась. Оказалось, долги какого-то родственника отрабатывала. Жилин не вник, какого.       Арина умела убеждать. А у него совесть все еще была.       Поэтому помог купить билеты на поезд и беспроблемно покинуть Катамарановск, наверное, поэтому забрал себе небольшой процент сворованного, принеся Стрельникову со словами, что вот, утопился похититель от безысходности, да немного вещичек всплыло. Игорь по старой дружбе подкинул выловленный в какой-то реке (то ли Енисее, то ли Волге, Жилин не вникал) мужской труп, с оставшейся Ариной под дребезжащим светом полудохлой лампочки на кухне в его доме сплели легенду о том, что он наемником того родственника был.       Все равно сдох в пьяной драке недавно. Поминай, как звали.       На следующий день Жилин поменял лампочку в квартире, Стрельников вроде бы поверил ему и успокоился, либо что-то понял, но принял как есть. А Арина еще на ночь осталась, потому что идти ей в Катамарановске некуда было. И еще. И еще.       Хорошенькой оказалась и дальше, а не только, чтобы его доверие заполучить, как полковник думал. Призналась потом, что он в план не входил. Он и сам понимал, что глупо было бы так подставляться, поэтому поверил. Предложение ей вон даже сделал, чего сам от себя не ожидал. А Арина придумала, как мелких правонарушителей наказывать, да и его заброшенную дачу, еще от отца доставшуюся, на ноги поднимать.       Те картошку копали, она занималась своей художественной школой, а Жилин контролировал размах преступности, чтобы перебора не было. Блондинка еще несколько раз возвращалась в город и продолжала подворовывать у ОПГшников, на третью поимку признавшись, что они ее сами нанимали, а рыжая… рыжая Стрельникову неплохо запомнилась.       Заворачивая к дому, в котором горит яркий свет, любовно поглаживая машину и с умиротворенным вздохом поднимаясь на нужный этаж их квартиры, Жилин подумал, что надо бы за Ариной получше последить. Еще придумает, как бывшую шлюху, ныне пассию Григория Константиновича, силой усаженную рядом и придерживаемую на коротком поводке (видимо, за воровство, он не вникал) вытаскивать, а ему, полковнику, проблем больше не надо.       Один раз на слабо взяли и хватит.