Тебе нельзя

Окна просторной спальни были плотно зашторены, не позволяя солнечному свету проникать в помещение. День ли сейчас вообще? Глубокая ночь? Серёжа не знал. Он провел на одном месте слишком много времени — это факт. Некрасиво сутулил спину, уронив лицо в раскрытые ладони. Не обращал внимание на тянущую боль в пояснице и лишь изредка позволял себе пошевелиться, поднимая сухие усталые глаза и сквозь темноту рассматривая спящего Олега. Прислушивался к дыханию — своему и Волкова — и возвращался в исходное положение ещё на некоторое время. А дальше снова по кругу. Боль, которую он испытывал, казалась ничем по сравнению с тем, что пережил Олег в плену у людей Алтана. Волче выглядел хреново даже во сне. Густые брови были сведены к переносице, рассечена губа, рваный порез на виске. Каждый сантиметр его кожи покрыт ссадинами и чернеющими гематомами. Кое-где ещё виднелись засохшие пятна крови, напоминая о недавнем прошлом. Побои на теле близкого человека заставляли сжиматься даже его холодное сердце. Но главное — он был жив, и как никто другой нуждался в отдыхе. Перед тем, как отключиться, Олег строго запретил Разумовскому обращаться за медицинской помощью, даже к проверенным лично специалистам. Настоял на том, что и без посторонних мог безошибочно оценить собственное состояние. Сейчас у него даже пулевых не было, а остальное, он уверен, заживёт как на собаке. Бороться с его упорством не мог даже Серёжа, которому во многих вопросах упрямства было не занимать. Глядя в затянутые красной паутиной капилляров глаза, смелости у него хватало только на неловкий кивок головой и безропотное согласие. Всё время, пока регенерация делала своё дело, восстанавливая жизненные силы Олега, Разумовский был рядом, крепко сжимал его ладонь, переплетая пальцы, и молился тому, в кого никогда не верил. Мысли мучали голову, то и дело всплывали воспоминания, как когда-то в Италии Олег проводил ночи у его постели, охраняя его сон, и не бросил даже в самые тёмные времена. Когда Лера бесшумно приоткрыла дверь, несмело заглядывая внутрь, Серёжа обернулся через плечо и молча кивнул ей, позволяя войти. Никаких приветствий и вопросов. Девушка проскользнула в комнату и хмуро осмотрелась по сторонам. Обстановка вокруг не изменилась с тех пор, как она заходила несколько часов назад: всё тот же тяжелый сумрак, спящий Олег, потерянный в собственных переживаниях Разумовский, одинокая бутылка минеральной воды на тумбочке. Всё та же тишина. Телефон в кармане разрывался от входящих сообщений, но шестое чувство подсказывало, что уехать домой сейчас было бы самым неправильным решением за всю жизнь. Не то чтобы присутствие Леры что-то меняло, но так Разумовский ощущал поддержку, знал, что не один. Чтобы не мешать, девушка отступила на пару шагов назад и выхватила гаджет из кармана. Пальцы забегали по клавиатуре, набирая заученный наизусть текст. «Задерживаюсь на работе, не ждите. Целую.» Пока галочки напротив сообщения оставались серыми, Лера вернула смартфон на место и закусила губу, размышляя о том, стоит ли предложить Серёже хоть немного поесть. Она знала, что не приходилась ему прислугой и думать о его состоянии была не обязана, но смотреть на то, как тот борется с потребностями организма одним крепким кофе без молока и сахара, тоже не могла.       — Тебе нужно поесть, — вполголоса произнесла девушка. — Там остались бутерброды. Если хочешь, можно доставку заказать.       — Нет-нет-нет, вдруг Олегу что-то понадобится, — запротестовал Разумовский.       — Я могу при...       — Лер, не надо, я не голоден, — торопливо говорил он, перебивая, — а вот тебе не помешало бы съездить домой. Родители точно не поверят, что ты столько времени была на работе.       — Чуть позже, ещё немного побуду здесь, — ответила девушка. Спорить никто не стал. Вся следующая неделя была похожа на зацикленный плейлист. Один и тот же сценарий, поставленный на повтор. По утрам, когда Олег только открывал глаза, Разумовский тут же оказывался рядом, запрещая тому даже подниматься с подушек. Приносил завтраки в постель, менял бинты, нежно касался повреждённой кожи губами и виновато улыбался, глядя прямо в глаза. Волкова распирало от эмоций. С одной стороны, он млел от мыслей, что за столько лет ни разу не видел его таким отзывчивым, переполненным нежностью и бегущим по первому зову. Серёжа привык выражать чувства по-другому, а Олег просто знал об этом и никогда не пытался менять под себя. В конце концов, разве смысл любви не в том, чтобы принимать друг друга со всеми достоинствами и недостатками? С другой, чувство беспомощности, вызванное гиперопекой любимого человека — худшее, что мог испытать бывший военный. Его послужной список состоял из ножевых ранений, пуль, осколков разорвавшихся снарядов, но он всегда выбирался живым. Даже когда никого не было рядом. Поэтому едва доносившееся до слуха полюбившееся Серёже «тебе нельзя напрягаться» вызывало противоречивые чувства, которые быстро сходили на нет, когда кожи касались тёплые ладони.

***

Через неделю состояние Волкова заметно улучшилось. Хотя его тело до сих пор переживало последствия похищения и напоминало поле битвы, на месте ещё недавно свежих кровоподтёков уже затянулись корочки, а синяки заметно посветлели. Что действительно изменилось — так это глаза. Волчий взгляд вновь наполнился жизнью, а Серёжа, видя это, забывал дышать. К выздоравливающему Волкову также быстро вернулся былой энтузиазм, и, как только строгий доктор Разумовский позволил ему самостоятельно передвигаться по квартире, тот постоянно норовил зажать его в одном из углов. Но ситуация каждый раз играла не в его пользу. Серёжа по-прежнему чересчур осторожничал, шлёпая мужчину по ладоням каждый раз, как оказывался в медвежьих объятиях, но продолжал носить обтягивающие задницу брюки и узкие рубашки, доводя Олега до точки кипения. Иногда «нельзя» было ещё из-за постоянного присутствия Леры, которая стала приезжать чаще, чем нужно, и целыми днями сидела в гостиной, залипая в телефон. Конечно же, ни о каких тренировках не могло быть и речи, поэтому так девушка просто убивала время, поддерживая легенду о работе во «Vместе». В день, когда Макарова наконец решила взять «выходной» и остаться дома, комнату всецело оккупировал Серёжа, разложив по периметру кучу бумаг, а сам устроился в центре хаоса, методично перебирая стопку за стопкой. Проснувшийся позже обычного Олег застал его склонившимся над небольшим столиком и соблазнительно оттопырившим аппетитную филейную часть. Оценив открывшийся вид, Волков двинулся в атаку:       — Привет, — приблизившись, он обхватил ладонями манящие бёдра и рывком прижался к ним своими, отчего тот резко разогнулся, едва не врезаясь затылком в нос Олега. — Работаешь?       — Просто разбирал бумаги, — на выдохе сказал Разумовский, почувствовав на себе тяжёлые ладони. Убедившись в отсутствии угрозы, он заметно расслабился и развернулся в кольце сильных рук. — Как ты? Я не сильно мешал?       — Сносно. Проснулся, увидел, что Валеры сегодня нет, и... … и как же сильно он хотел Серёжу. Даже неделя без возможности стиснуть в объятиях любимое тело, прижаться к нему во сне, казалась вечностью. Пока рыжеволосый болванчиком повторял заученное «тебе нельзя», Волков практически скулил от желания, жадно вдыхая носом его запах. И вот теперь он находился прямо перед ним, значительно более походивший на здорового и, если не считать синяки, готовый к большим делам, засидевшиеся гости не маячили на горизонте, так почему бы не получить то, чего так давно желал? Пока Разумовский ласково и довольно безобидно поглаживал его по плечам кончиками пальцев, Волков всё для себя решил и с нажимом провёл ладонями по его спине, от лопаток до талии. Не задерживаясь на одном месте, спустился ниже, любовно обвёл ладонями обтянутые тканью поджарые ягодицы, заставляя рыжеволосого судорожно вздохнуть:       — Мм, ты что… творишь? Тебе…       — Ещё раз скажешь, что мне нельзя, и я прострелю тебе колено при случае, — в своём стиле с усмешкой рыкнул Волков прямо в его губы, подтягивая за бедра наверх.       — У тебя на это есть полное право, — внезапно слишком серьезно шепнул Серёжа, оказавшись на весу. Когда Олег усадил его прямо на стол, заваленный бумагами, Серёжа, почувствовавший под собой твёрдую поверхность, уверенно обвил ногами бёдра мужчины и одним движением притянул его ближе к себе. Этого было катастрофически мало, хотелось ещё теснее. Не в силах больше сдерживаться, он порывисто прижался своими губами к чужим, раздвигая их языком и сразу же проникая внутрь. Поцелуй получился мокрым и до одури голодным. Предохранители срывало так, будто прошло не семь дней, а семь грёбаных тысячелетий. Не ожидая такого напора, Волков удовлетворённо хмыкнул в приоткрытые податливые губы. Пальцы быстро пробежались по кромке черной водолазки, задирая её наверх к груди. Разумовский нехотя разорвал поцелуй, встряхнув упавшими на лицо волосами, и поднял руки, позволяя Олегу стянуть мешающую вещь. Затем сразу же вернул их на сильные плечи, притягивая к себе для нового поцелуя. Избавляя Волкова от домашней футболки, он очень старался не задеть кожу грубой тканью, поддаваясь остаткам здравого смысла, но руки предательски тряслись от возбуждения. Его лихорадило, движения выходили рваными и неосторожными, отчего рыжеволосый тихо чертыхался. Олег в итоге не выдержал возни и, перехватив серёжины руки за запястья, одним движением завершил начатое:       — Я ведь не фарфоровый, смелее.       — Ещё не все зажило, не хочу, чтобы…       — Меньше болтай, — строго сказал Олег, возвращая руки на ягодицы и сжимая их. Разумовский не стал спорить, просто облизнул ладонь и ловко просунул её под резинку спортивных штанов Волкова. Желваки на его лице заиграли и прежде, чем из груди вырвался первый стон, он жадно припал губами к шее Серёжи, собирая ими выступившую испарину. Казалось, что воздух в комнате нагрелся непозволительно быстро, и дышать стало гораздо сложнее, чем ещё пару минут назад. Когда Разумовский в порыве страсти, наконец, послал к чертям всю излишнюю осторожность и громко потребовал снять с него джинсы, где-то сбоку раздалось негромкое «ой», после которого ведущая в гостиную дверь с шумом захлопнулась. Громкий хлопок заставил мужчин отпрянуть друг от друга, подтягивая оставшуюся одежду, а Олег, закатив глаза, мысленно порадовался тому, что штаны, крепко удерживаемые ногами Разумовского, всё ещё оставались на нём. Он знал, кто именно ворвался в помещение в самый ответственный момент, и сконфуженно уставился в хитрые глаза напротив:       — Твою мать, — Серёжа неловко уткнулся носом в плечо Олега и затрясся от смеха, — это Лера была. Зря мы до спальни не дошли.       — А мы собирались? — скептически изогнул бровь, — Лично я планировал разложить тебя прямо здесь.       — Нет, ну ты дурак? Знаешь, даже хорошо, что она пришла, — Разумовский легко хлопнул любимого по груди и ловко спрыгнул со стола, бросая на Олега игривый взгляд через плечо. — Тебе ведь всё равно нельзя.