«Твоя любовь издавала звуки,
Похожие на шум океана»
Дождь стучит по старому карнизу, который вот-вот да отвалится навсегда из-за слишком сильного напора воды. Сквозь щели и уже давно не закрывающееся до конца окно капли попадают в тёмную небольшую комнату. Скользят вниз по голым, холодным и будто бы вечно мёртвым стенам. В этой комнате, на кровати, на мятой простыне, укрывшись от мира огромным тёплым одеялом, сидит дрожащий мальчишка. Его глаза, бывает, сами собой закрываются от страха, а сердце падает глубоко вниз каждый раз при оглушающем звуке грома. Электричество в такую грозу никогда не работает, поэтому комнату освещает лишь свет от частых молний за окном. Зрелище красивое и действительно восхищает ребёнка. Тот даже мог бы взять карандаши или краски, чтобы запечатлеть эту красоту в своей памяти, но страх почему-то оказывается сильнее его. Внезапно в дверь кто-то стучит, и мальчик резко поворачивает голову в её сторону. Он никого не ждёт. Никто и не может к нему прийти, тем более, в такую погоду. У него нет друзей. Никому нет до него дела. Мальчик старается дышать тише, чтобы внезапный гость подумал, что в комнате никого нет и ушёл, хотя в этом даже нет необходимости — гроза заглушает, кажется, любой, даже самый громкий звук. К несчастью мальчика, это не срабатывает — в дверь снова стучат, и, видимо, устав ждать ответа, самостоятельно её открывают. — Серёж, ты тут? — Олег? — голос тихий, но в нём всё равно невозможно не заметить удивление. — Что ты здесь делаешь? — Как что? К тебе пришёл, — говорит Волков самое очевидное. — Зачем? — Серёжа действительно не знает. Олег поворачивает голову на его голос и наконец замечает рыжие длинные волосы, торчащие из-под одеяла. — Ты ведь сам как-то говорил, что боишься грозы, — Олег проходит в комнату, закрыв за собой дверь. С ногами залазит к Разумовскому на кровать, запоздало спрашивая разрешения и в темноте замечая неуверенный кивок головой. — Ты запомнил? — Конечно. — Но почему? — Серёжа мило хмурит брови, хоть в темноте этого и не видно. — Мне кажется, так поступают друзья. — Друзья? — Ну да. Мы же друзья?.. — Олег внезапно мрачнеет и опускает голову вниз. — Или ты так не считаешь? Серёжа в ответ не произносит ни слова. Он только неотрывно смотрит на Олега, прикусывает губу и задумывается. Олег не такой, как все. Олег удивительный, и это трудно не заметить. И очень трудно принять. Серёжа ведь к такому не привык. Он знает язык насилия, ненависти и презрения, обращенный в его сторону. Язык дружбы и любви ему чужд. Он не понимает его. О нём ему до Олега никто никогда не рассказывал. Серёжа привык к своим синякам, к тому, как все смеются над ним и его идеями. Он не привык к тому, что этого может не быть. Не привык, что его руку могут держать с такой нежностью, целуя костяшки и запястье. Не привык, что кто-то может полезть в драку, прикрывая его собой. Олег действительно другой, и Серёжу это пугает. Он не доверяет людям, не может. Не мог. Серёжа пытается перехватить взгляд Волкова и с сомнением поджимает губы. Они ведь познакомились, можно сказать, совсем недавно: Серёжу в который раз отчитывали на уроке под насмешки одноклассников, когда новенький внезапно заступился за него. Серёжа тогда впервые в жизни почувствовал в груди тепло. Испугался, конечно, но захотел ещё. Новенького звали Олегом, и уже на следующий день Разумовский смущённо протянул ему свою булочку в столовой. В благодарность. Олег тогда улыбнулся ему, разломал булочку пополам, отдал Серёже больший кусочек и смылся. Эту улыбку Серёжа запомнил надолго. Искренности в детдоме он до этого не видел. Они пересекались ещё пару раз. Бывало, болтали ни о чём, а карандаши Серёжи всё чаще выводили знакомый профиль на листах бумаги. Разумовскому это не нравилось. Он не привязывался к людям. Не знал, почему хочет видеть улыбку Олега чаще и почему улыбается сам. А Олег тем временем всё ещё был настоящим. Не только физически. Он искренне восхищался рисунками Серёжи, искренне говорил, что у Серёжи красивые веснушки и знал, что у Серёжи ещё и умные мысли. Пожалуй, единственного, чего Олег не знал, это почему ему хочется так часто смотреть в голубые глаза и зарываться рукой в рыжие волосы, на которых ему даже нравился запах обычно раздражающего, не отличающегося от других, шампуня. Резкий звук грома прерывает мысли Серёжи, но он всё также смотрит на Олега. Выдыхает громко. — Да. Друзья. Он улыбается и протягивает свою руку Олегу. Тот обхватывает бледные пальцы своими и прижимает к своей груди. — Серёж, тебе всё ещё страшно? — Олег волнуется и это заметно. Разумовский видит это тоже, но всё ещё не верит. Он прислушивается к своим ощущениям и к грому за окном. Как такового страха нет. Рядом с Олегом действительно спокойнее, но при этом и волнительнее в сто раз. С Волковым Серёжа боится не грозы, а чувств, что тот в нём вызывает. Серёжа думает ещё несколько секунд. Ему действительно уже не так страшно, но он всё равно кивает на вопрос Волкова. — Побудешь со мной ещё немного? — спрашивает с опаской, боясь услышать отказ. — Я буду рядом с тобой столько, сколько понадобится, — Олег обнимает его, ложась и утягивая Серёжу за собой. — Даже если это будет вечно? — Тем более, если это будет вечно. Серёжа пытается скрыть счастливую улыбку в темноте, но уверен, что Волков всё равно её замечает и улыбается сам. Он прикрывает глаза и прислушивается к звукам на улице. Дождь всё также стучит по карнизу, однако что-то меняется. Мелодия. Её раньше не было. Серёжа жмётся к Волкову ещё ближе. Голос у Олега красивый. Очень. Поет он неспеша, и делает это также искренне, как его рука перебирает длинные рыжие пряди. Целует в макушку и смущенно прячет лицо. А Серёжа представляет себя на берегу океана, наблюдающего за волнами и слушая их звук. Слушая удары чужого сердца и, кажется, самый красивый в мире голос. Серёжа впервые счастлив в грозу.***
«Твоя любовь подавала руки,
Чтобы залечивать ими раны»
— Серёж, — тихий голос эхом ударяется о стены коридора, и мальчик с ярко-рыжими волосами резко вскидывает голову вверх, взглядом натыкаясь на его хозяина. — О-олег? — Ну а кто ещё? — Волков подходит ближе, садясь перед Серёжей на колени. — Ты чего плачешь? — Я не плачу, — Разумовский шмыгает носом и смотрит на лучшего друга. — Я заметил. Что случилось? Серёжа качает головой. — Всё хорошо. — Эй, — Олег протягивает свою руку Серёже и обхватывает бледные пальцы своими. — Мы уже говорили об этом. Ты можешь мне всё рассказать, я могу защитить. — Я помню, но… Я думал, ты это просто так сказал. Так часто делают. Точнее, не делают. Точнее, говорят, но ничего не делают. Олег не может сдержать лёгкой улыбки, но она быстро сходит с его лица. — Серёж, ты мне веришь? Серёжа отворачивает голову, прикрыв глаза. Он не верит людям. Не верит никому, но только не Олегу. — Да. Волков снова улыбается, и эта улыбка уже дольше задерживается у него на лице. Он внимательно осматривает Серёжу, подмечая для себя очередные раны и синяки. — Они снова это сделали? Серёжа кивает, пока Олег неосознанно сжимает руки в кулаки, а его улыбку не заменяет ярость и ненависть к тому, кто это сделал. — Они пожалеют об этом. — Олег, не надо. — Серёж, если ничего не делать, они так и продолжат тебя избивать, а я не хочу этого. Я не позволю этому больше случиться. Серёжа ласково касается пальцами лица Олега, кладёт свою ладонь ему на щёку и легонько поглаживает. — Я знаю. Они молчат несколько секунд. — Давай я обработаю раны. — Медсестры нет, не получится взять лейкопластыри и… — Тшш, — Олег прикладывает указательный палец к губам Серёжи. — У меня всё есть. Волков ненадолго отстранятся и лезет к своему рюкзаку, до этого висевшего у него за спиной. Действительно достаёт оттуда всё нужное и снова тянется к Серёже. Выливает на ватку немного зелёнки и прикладывает её к разбитой скуле. Приклеивает туда лейкопластырь и аккуратно целует поверх него. Водой промывает Серёже ладони и мажет их специальной мазью. Целует запястье. Мажет еще пару синяков на ногах и руках. — Откуда у тебя это всё? — Одолжил когда-то у медсестры. — Она хоть знает об этом? Олег смущается и отводит в сторону свой взгляд. — Через пару часов ещё обработаю. Вопрос остаётся без ответа, который оба прекрасно знают. — Спасибо. — Не за что. Олег садится рядом с Серёжей. — И всё же… Почему? — Что? — Ты всегда мне помогаешь. Почему? — Мы ведь друзья и… — Олег. Волков замолкает. Переводит свой взгляд в стену напротив и думает. Через несколько минут смотрит на Серёжу и тихо говорит. — Но это правда. Я помогаю, потому что мы друзья и потому что я хочу этого. Ты… Замечательный и мне хочется тебя защищать, быть рядом и помогать тебе, просто потому что ты — это ты. Ты мне нравишься. Ты. Мне. Нравишься. — Что? — Ты мне нравишься. Мысли твои, рисунки… Веснушки твои ещё эти. На этот раз Олег сдерживается, чтобы не отвести взгляд. Он смущён, но даже это не может заставить его перестать смотреть на Серёжу. Длинные рыжие волосы падают на лицо, но даже сквозь них Олег может разглядеть улыбку. — Спасибо. Олег улыбается в ответ. Серёжа не говорит ему «ты мне тоже», но ему и не надо. Олег это чувствует. И всегда будет.***
«Твоя любовь прижимала к сердцу
Так тихо-тихо и не отпускала»
Воздух в школе был насквозь пропитан алкоголем, счастьем и звонким смехом, кажется, впервые за всё её существование. Выпускники толпились во дворе, фотографируясь, рассказывая о своих дальнейших планах и незаметно подливая себе в безалкогольные напитки чего покрепче. Играла тихая музыка, под которую танцевали редкие пары. Прошла уже половина вечера и веселье было в самом разгаре. Разумовский стоял в стороне. Он ненавидел каждого, кто здесь присутствовал, и не имел ни малейшего желания с ними разговаривать, а потому в полном молчании задумчиво смотрел в свой бокал с тёмно-красной жидкостью. Наконец он перевёл свой взгляд на рядом стоящего Олега. — У этих людей совершенно нет вкуса. Не вино, а дерьмо какое-то. Олег тихо хмыкнул, крутя в пальцах почти докуренную сигарету. — Не ворчи. Вряд ли кто-то из нас мог бы позволить купить себе что-то поприличнее. Серёжа печально вздохнул. — Надеюсь, однажды мы с тобой сможем себе это позволить. — Обязательно. Ты же знаешь, — я в тебя верю. — Это единственное, что я знаю наверняка, — Серёжа смущенно улыбнулся. Оба стояли молча ещё какое-то время. — Не хочешь потанцевать? — Волков смотрел на две танцующие пары, прикидывая, не слишком ли смешно они будут смотреться на их фоне. — А ты приглашаешь? — Серёжа приподнял уголки губ и бровь в ухмылке. Олег выкинул окурок и молча протянул ему свою руку, раскрытой к верху ладонью. Серёжа вложил в неё свою. Вторая рука Волкова аккуратно легла ему на талию. — Не боишься, что увидят? — Олег притянул Серёжу ближе к себе, начиная медленно двигаться в такт музыки. — Похуй. Пусть смотрят и завидуют, — Серёжа закинул свободную руку Олегу на шею, опустив голому ему на плечо. Оба прикрыли глаза в наслаждении, пытаясь как можно лучше прочувствовать такую близость и запомнить этот момент на всю жизнь. Через пару минут уютную атмосферу нарушил пьяный в хлам одноклассник. Слава богу, с этого дня уже бывший. — Э, вы чё? Педики, что ли? Серёжа, тяжело вздохнув, открыл глаза и посмотрел в его сторону. Олег последовал примеру Разумовского. — Может и педики, — Серёжа хмыкнул, кинув быстрый взгляд на Олега. — Повтори. Повторять, разумеется, ему никто ничего не собирался. Показав ему сразу два средних пальца, Разумовский коварно улыбнулся, и прямо на виду у парня прижался к губам Волкова своими, сминая их в жарком поцелуе. Видимо, опешив от таких действий, одноклассник сначала впал в ступор, а после, краем уха услышав о новой открытой бутылке водки, махнул на Олега и Серёжу рукой. Чего только не сделаешь ради того, чтобы наебениться ещё больше. — Еблан. — Полностью согласен. Серёжа потёрся носом о нос Олега, оставил лёгкий поцелуй на его щеке и снова коснулся его губ своими. Пьяные крики. Смех. Выпускной. Два парня кружатся в танце, сжимая друг друга в крепких объятиях, пока всё также тихо играет музыка, а на небе появляются первые звёзды. Листва деревьев шуршит под дуновением ветра, и парням в этом шелесте слышатся одни и те же слова. «Сердце к сердцу. И никогда не отпускать.» Впрочем, они и не собираются.***
«Твоя любовь возвращала в детство, Дарила всё, чего не хватало»
Вид на город открывался невероятный. Люди — почти незаметные серые пятна, передвигались по улицам: кто-то из них смеялся, кто-то бежал, а кто-то просто был. Деревья, целые парки, дома — всё казалось невероятно маленьким по сравнению с рядом находящимся небом. Ярко-оранжевое, оно красило облака в подобные оттенки и сливалось с волосами молодого парня, сидящего на краю крыши. Рядом с ним, обнимая его за талию, сидел второй. Они наслаждались друг другом, забыв об окружающем их мире и изредка лениво целуясь. Где-то внизу раздавались гудки машин, приглушённые такой высотой, пение птиц постепенно смолкало, а на крыше становилось всё прохладней. Вечерело. Приближалась осень. Разумовский поёжился от холода и сильнее прижался к тёплому телу друга. Заметив это, Олег накинул Серёже на плечи свою куртку и взял его за руку, переплетая пальцы. — Волнуешься? — Немного. Завтра — их первый день в университете, поэтому поволноваться было о чём. Серёжа давно мечтал попасть туда, поэтому усердно трудился, сдал все экзамены на отлично и поступил на бюджет. И не потому, что сирота, а потому что он — действительно готовился к этому почти всю свою жизнь. Мечтал о новых возможностях, о новой жизни. Мечтал показать всему миру на что он способен на самом деле. Олег же всё это время был рядом, поддерживая его и ни капли в нём не сомневаясь. А узнав, что у Серёжи правда получилось, поцеловал его в краешек губ и прижал к себе, обнимая. «Ты смог», — всё, что тогда сорвалось с его губ. И Серёжа был безмерно ему за всё благодарен. Олег всегда давал, дарил всё, что Серёже так не хватало: поддержку, любовь, счастье и веру в самого себя. Выпустившись, они наконец-то стали свободны и последний день этой свободы, перед несколькими годами ещё более усердной учёбы, они, как и всегда, решили провести вместе. Нашли крышу, на которую попасть не составляло труда, забрались туда и прижались к друг другу, как будто в последний раз. — Я люблю тебя. Закат, как и Олег, невероятно красивый. Серёжа смотрит на него, и воспоминания сами всплывают у него в голове. Когда-то очень давно, ещё в раннем детстве, он также сидел на берегу моря и наблюдал за красно-розовыми переливами уходящего солнца. Громко кричали пролетающие над ним чайки, а мама, ещё живая мама, шептала, как сильно она его любит. Сейчас о такой нужной любви ему говорит совершенно другой человек, но Серёжа всё равно улыбается. Улыбается, и сильнее сжимает чужую ладонь, потому что чувствует тоже самое. — Я знаю. Он никогда не говорит об этом вслух, но Олег всё равно видит его любовь в голубых глазах, чувствует в быстро колотящемся сердце и понимает её с полуслова, сцеловывая так и не произнесённое в ответ признание с обветренных розовых губ. Олег легонько целует его в макушку и заправляет рыжую прядь за ухо. «Так не делала даже мама», — всё, что проносится в Серёжиной голове.***
«Твоя любовь — это так красиво, Твоя любовь — этих тактов сила, Твоя любовь — лишь моё светило, Твоя любовь — это так красиво»
Когда Олегу исполняется девять, Серёжа дарит ему кулон. «На удачу, Волче», — смущенно шепчет почти в самые губы. Когда Серёжу достают другие детдомовцы, Олег встаёт на его защиту и учит Серёжу давать отпор. Когда Серёжа впервые касается губ Олега своими, передавая тому всё, что чувствует, Олег отводит свой взгляд в сторону, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце. Когда Олег впервые слышит неровное, переходящее в стоны дыхание Разумовского — единственное, что он понимает, что это точно конечная. Сердце, твой выход. Когда Серёжа слышит тихое пение Олега, пока тот в душе, на его лице появляется тёплая улыбка и он откладывает всё ещё не законченный реферат в сторону, прислушиваясь к любимому голосу. Когда Олег каждый день находит заснувшего от усталости прямо за ноутбуком, скрюченного в неудобной позе Разумовского, он аккуратно тормошит его за плечо. Серёжа просыпается, но всем своим видом показывает, что никуда не пойдёт. Когда Серёжа чувствует, как его подхватывают сильные руки и несут в спальню, он только сильнее хватается за шею Волкова, сквозь тонкую ткань футболки чувствуя горячее тело и холодный металл давно подаренного кулона. Когда Олег кладёт Серёжу на кровать, целуя того на ночь, он думает о том, как ему повезло. Когда Серёжа каждую ночь прижимается к сзади лежащему Олегу, он понимает, что действительно счастлив. На протяжении всей их жизни их любовь придаёт им сил. Она светит им в холодные, тёмные ночи и в тёплые, ясные дни. Она наполняет их жизни смыслом и красотой. И это неудивительно, ведь красоту они находят в друг друге.***
«Твоя любовь — это так красиво, Твоя любовь этих тактов сила, Твоя любовь меня доводила»
Кажется, вся их жизнь пошла наперекосяк. С того дня, как Олег извиняющимися глазами посмотрел на Серёжу и сообщил ему о том, что уходит в армию, Серёжино сердце рухнуло куда-то вниз и на место так и не вернулось. Серёжа Олега не винил, смотрел только как-то потерянно на него на перроне, глотал солёные слёзы и просил писать так часто, как это возможно. Олег прижимал его к себе, целовал его щёки, веки, веснушки на носу и губы под осуждающими взглядами незнакомцев. Вот только на эти взгляды им было плевать. Они их не замечали, не видели. Они прощались с друг другом. «Год — это не так уж и много, Серый». Серый. Именно таким стал когда-то самый любимый город — Питер, для Серёжи после отъезда Волкова. Все краски куда-то пропали, а солнце почти каждый день скрывалось за облаками, уступая место дождю. Батареи Серёжу не грели. Купленный плед за ночь спадал с худых плеч. Тёплого, родного тела рядом не было. Спина давно начала болеть после частых засыпаний за столом в неудобной позе. Рук, которые бы нежно будили Серёжу и несли прямо в постель — рядом не было тоже. «Вернусь. Ради тебя, вернусь», — поклялся. Серёжа кивнул и поцеловал напоследок. Олег никогда ему не врал. «Погиб». Серёжа погиб тоже. Больше он клятвам не верил.***
«Но твоя любовь — это так красиво»
Серёжа не верит. Прямо как в ту ночь с грозой, когда они ещё были детьми и Олег пришёл к нему. Серёжа не верит. Видит, но не верит. Всё точь-в-точь как тогда. За окном — гроза. Олег стоит перед ним, а перед Серёжей всё ещё маячит роковое «погиб». Но он живой. Стоит напротив. Несмело тянется к нему рукой, боясь, что он оттолкнёт. Серёжа не отталкивает. Наоборот, притягивает к себе и сжимает до хруста костей. Кажется, своих собственных. Слёз он не сдерживает. — Ну чего ты, малыш? Я же рядом. Я здесь. Олег целует Серёжу в висок, слыша, как тот всхлипывает. — Я думал, ты… — Прости. Серёжа прощает. Его сердце наконец-то возвращается на место. Он тянет Олега за собой и тот послушно следует за ним, не разрывая рук и зрительного контакта. Падает на холодную постель и слышит, как грохочет гром. Рядом Олег, поэтому Серёжа этого звука не пугается. Сейчас он боится не грома, а то, что Олег ненастоящий. Но тот целует его аккуратно. Придерживает за подбородок и запускает пальцы в непослушные рыжие волосы. Целует в шею, сбрасывает ненужную сейчас одежду и руками касается обнажённой кожи. «Серёж, ты вообще ешь?». Волнуется. Серёжа целует напористо, выбивает из Олега тихие стоны и послушно раздвигает ноги. Олег всегда нежный. Всегда заботится о нём и Серёжу от этих мыслей потряхивает. — Я скучал. — Я боялся, что потерял тебя. — Прости. Олег не перестаёт извиняться. Шепчет тихое «прости» с каждым новым поцелуем, с каждым новым касанием и с каждым новым толчком. А Серёжа прощает его каждый раз. Прощает, ведь наконец-то верит. — Я люблю тебя. Впервые Серёжа произносит это вслух.