Часть 1
4 августа 2021 г. в 23:51
Мне кажется, я полюбила ее с первой встречи. Тоненькое существо в голубом шелке и дорогих кружевах, глаза цвета летнего неба и невесомые, почти белые кольца кудряшек. Дочь отцовского военачальника.
Увидев такую несказанную красоту, я обомлела. Таким приносят дары, и я протянула ей на ладони самую дорогую свою добычу — огромного блестящего жука. Моя Клара и вправду была воспитана прекрасно — побледнев, она взяла жука двумя пальцами за спинку и присела в благодарственном книксене. Куда она дела его потом, когда я, красная от смущения, сбежала от нее прямо через клумбу — я не знаю.
Нам было по восемь лет — маленькую Клару пригласили во дворец, дабы она служила для меня примером хорошей воспитанной девочки. Я же предпочитала проводить время с теми сыновьями придворных, кто не боялся залезть на самое высокое дерево или взять в руки живого ужа. Вышивание и игра на арфе уже тогда наводили на меня смертную тоску. Зато Клара играла на арфе прекрасно, а ее вышивки были самыми красивыми во дворце.
Благодаря ей учитель музыки стал видеть меня чаще — ведь на уроках я могла слушать ее нежный голосок, что пел о пастухах и пастушках, рыцарях и прекрасных дамах, королях и королевах. А когда мы учились вышивать, всегда можно было притвориться, что я не усвоила все эти чепуховые премудрости, и тогда Клара садилась совсем близко и спрашивала: «Чем я могу помочь тебе, принцесса Вээра?». Только она так мягко и протяжно произносила мое имя.
К четырнадцати годам мы стали не разлей вода. Лучшими подружками. Ну, или я тогда думала, что это так называется. Весь день вместе, в обнимку или за ручку, поверяя друг другу все свои мелкие девичьи тайны. Она сделала из меня кого-то, кто был более похож на принцессу, чем на деревенского сорванца, и моя мать нарадоваться не могла. Клара же принимала ее благодарность и расположение с очаровательным смущением, как и подобает прилично воспитанной девушке. Но время от времени мы сбегали от придворного этикета в наш огромный сад, где моя Клара, дрожа от испуга, нащупывала надежные ветки дерева своей ножкой в крохотном атласном башмачке, но отчаянно лезла за мной выше и выше.
Когда нам было пятнадцать, я заставила конюхов оседлать двух самых быстрых коней. Я хотела, чтобы моя Клара ощутила, каково это — лететь над дорогой в седле, навстречу ветру, и захлебываться необъяснимым счастьем на грани реальности и полета, хватая ртом воздух, летящий в лицо. Можно на миг представить, что в мире есть только ты и ветер.
Я была эгоистична, как все подростки. Клара не испытала радость полета — испуганная, она вцепилась в гриву коня, как только он чуть ускорился, и закрыла глаза от страха. Она не умела ездить верхом, ведь женщины высокого происхождения передвигались только в карете.
Я вовремя оглянулась. Остановив ее коня, я помогла ей спешиться и обняла, успокаивая. Нежные руки Клары сомкнулись на моей талии, а огромные испуганные глаза смотрели на меня так, как будто я спасла ее от геенны огненной.
Тогда мы и поцеловались в первый раз. Губы моей девочки были нежными, как лепестки, и сладкими. Она везде была сладкой и нежной. После мы старались урвать крохи наших запретных удовольствий в любом месте, где только могли спрятаться от вездесущих слуг и приятелей, благословляя придворную моду на огромные декольте, которые почти не скрывали ее маленькую грудь с нежно-розовыми сосками, и пышные юбки — мне так нравилось искать в них атласную кожу ее бедер.
А в шестнадцать мою девочку выдали замуж. За вельможу одного из приграничных государств. Я сразу возненавидела его самодовольное туповатое лицо. В ночь перед тем, как она уехала, я поклялась, что никогда ее не забуду и приеду забрать, чего бы мне это ни стоило.
В семнадцать нашелся охотник и на мое приданое. Его и принцем-то назвать с трудом можно было — так, сын королька из северных земель, с которыми папеньке необходимо было налаживать отношения. Рыжий, как осенний лист, с веснушками даже на члене. Мы подрались с ним сразу же, в первую брачную ночь. Сидя на мне верхом, он ржал как конь и говорил, что лучшей жены ему и не надо. Через пару лет его отец прямо с поля боя въехал в небесные чертоги на своем коне, как и положено славному норду, а Эргель стал Предводителем (ха-ха, в нашей жизни почти ничего не изменилось).
Я считаю, что мне повезло с мужем — хоть он и любил трахать все что шевелится, но это было и к лучшему. Родив ему двух сыновей, я заслужила уважение подданных и была освобождена от этой повинности, уступив свое место в королевской постели адъютанту мужа — высоченному норду с гривой светлых, совсем как у моей Клары, волос. Иногда, забавляясь, я заплетала ему драконовы косы, пропуская волосы сквозь пальцы и представляя, что причесываю свою девочку.
Были в моей жизни другие женщины — смелые и решительные норды, что воевали рядом с мужьями — придворных дам в шелках и бархате тут не водилось. Бывало, что и я брала в руки меч, ведь серебряные рудники наших земель манили окрестных королей и корольков с непреодолимой силой. И как же я любила после очередной победы, еще не смыв с себя кровь побежденных, увлечь в королевский шатер одну из тех мечниц, с кем только что была рядом в битве, или хрупкую девчонку, что прикончила десяток-другой врагов из лука. Ласкать ее, еще в эйфории от победы, и слышать рядом рык мужа, вцепившегося в плечи адъютанта до синяков.
Мне нравилось быть королевой нордов, и я благодарила своего отца, спихнувшего ненужную дочь варварам. Ни разу не осудила его за это — у него было еще четыре сына, и головная боль о том, куда их всех пристроить, сверлила его голову, наверное, каждый день. Я была почти счастлива. Почти. Мне не хватало только моей Клары.
Мои сыновья уже уверенно владели мечом и крепко держались в седле, когда глупый король мелкого королевства — да-да, того самого, куда отдали замуж мою девочку — решил, что два серебряных рудника у самой границы ему значительно нужнее, чем нам. Как я могла оставаться в королевском доме, если мой рыжий Эргель уходил туда?
Остановились мы уже в столице. У стен королевского замка. Разбили шатры и стали ждать, когда королек опустит мост и вышлет парламентеров. На переговоры муж меня не взял — почти извиняясь, напомнил, что по южным варварским обычаям женщина неровня настоящим мужчинам. А я уже подзабыла об этом, живя среди нордов.
Мне скинули ее под ноги, как пленную рабыню. Подарок. Эргель потребовал ее как часть добычи, и король приказал отдать. Муж не посмел защитить ее. Теперь она стала совсем моей. Я могла целовать и трогать ее, живую и настоящую, а не призрака из моих снов.
Я увела мою Клару в свой шатер и уложила на самые теплые шкуры. Высыпала ей в подол самые красивые драгоценности из трофеев — она ведь так любила блеск золота и камней. Накинула на плечи соболиные меха. Если бы солнце и звезды можно было сложить в ларцы — я подарила бы Кларе и их.
Мы любили друг друга всю ночь, прямо на рассыпанном золоте, которое больно впивалось в ребра. Я давно уже не была наивной неумехой, и девочка стонала и выгибалась, когда мой язык путешествовал от налитых, зрелых грудей вниз, к светлым курчавым завиткам. И, кажется, кричала мое имя, когда я касалась нежных лепестков, проникая внутрь и даря ей наслаждение. Только ей — я не хотела и не просила ничего для себя, я улетала вместе с ней, пила ее стоны и была счастлива так, как не была ни с одной из норд.
Мы уснули прямо так — голые, на шкурах и драгоценностях. Сквозь сон я слышала, как рыжий Эргель накрыл нас теплым мехом.
А через неделю я провожала ее домой, к мужу и детям. Она сказала, что не может остаться. Не сможет так — делить любовь на четверых и жить с чувством вины за то, что оставила семью. «Да и мужа я бросить не могу — он же дурачок у меня, его любая окрутит, и выгонит детей, для своих расчищая место», — сказала она мне, рвано, нервно накручивая на палец все такой же пепельно-серебристый локон.
Я приняла ее решение. У нордов не держат птиц в клетках и собак на цепи. Нельзя привязать любовь веревкой. Я собрала ей повозку с дарами, привязала к повозке самого славного коня — она сказала, что теперь умеет ездить верхом — и проводила до замковых ворот, думая о том, что мой рыжий никогда бы не отдал меня, а если бы вдруг у него размягчился мозг и он это проделал — что бы я сделала с ним, когда вернулась.
Каждую весну королева нордов зачем-то посещает соседнее королевство, где проводит неделю в охотничьем замке короля, который достался правителю нордов в качестве контрибуции. Кто навещает ее и что происходит внутри — не знает никто, а тот, кто видел, как под покровом ночи невысокая фигура в плаще входит в ворота, ведя под уздцы серебряно-белого коня, держит язык на замке.