Мама

По какой-то неведомой причине Майки ужасно нравилось моё любительское пение. В частности ему нравилось слушать его ровно в тот момент, когда далеко-далеко вверху, сквозь толщи бетона и другого стройматериала, над нашими головами вставало для жителей города привычное яркое и согревающее солнца. Словом, я пела ему своеобразные колыбельные, под которые зелёный, покладисто подложив ладони под щёку и неуклюже скрючившись на кровати, засыпал до следующей ночи. Что таить, во многом из-за своей простоты идея и мне пришлась по душе: никто не требовал от меня высот певческого искусства. Остальные братья, что казалось мне странным, тоже поддерживали эту «игру», соглашаясь с носителем нунчаков во мнении. Хотя, возможно, мой голос и вправду действовал успокаивающее… «Берегами дальних морей, Бесконечными дождями в алых шелках парусов, Беспощадными врагами в жарких боях за любовь — За её любовь, мой серебряный». Я честно старалась менять песни каждый новый день, несмотря на то, что арсенал знакомых составлял не так уж много экземпляров. Приходилось чистосердечно выискивать свежие самородки, закачивать в плеер и повторно слушать оригинал, дабы разучить слова и ритм мелодии. Удивительно, но к пятой по счёту такой процедуре, я поняла, что и сама жду наступления утра. Впрочем спустя время у Микеланджело появились и любимые хиты, которые порой находились в ходу неделями. «За морями ты сыщешь её, За холодными волнами небо темнеет от стрел, За холодными глазами… отдашь ли ты все, что имел, За её любовь, мой серебряный? За цунами лишь флейта поет Золотыми голосами в бездонной тьме, в тишине, Золотыми волосами — не скроешься даже на дне От её любви, мой серебряный». — Это очень грустная песня. — Борясь с зевотой, заявил оранжевый. — Но мне очень нравится, как ты её поёшь. Неопределённо хмыкнув, я пожала плечами. — Всё удивляюсь, как эта мысль вообще пришла тебе в голову. Я ж не профи. Майк по-детски наивно улыбнулся: — Когда ходишь в наушниках, нередко начинаешь петь вслух. — Ну да. И что же? — М… В общем это однажды случайно услышал Раф и… Угу. Случайно. Вот оно, значит, что… — Ты не подумай, ты действительно хорошо поёшь. — Тут же защебетал младший, вскочив на ноги. — И мне очень нравится, что… Ну вот это всё. И остальные, они правда думают так же. Я кивнула. Дождавшись, пока он вновь займёт спальное место, в установленном порядке коснулась плеча. — Хорошо, я поняла, Майки. Можешь не переживать. В тёмных глазах на мгновение блеснули всполохи беспокойства. — Только… Только я не говорил тебе про Рафи. Вздох, наполненный спокойствием. Ты как никогда прав, дружок. Эта неуправляемая вспыхивающая по щелчку пальцев махина весьма нестабильна уже на протяжении последних 48-ми часов. Словно какая лихая жужжащая муха укусила его прямо в постыдное место. Так что, если эта маленькая тайна неожиданно вскроется, виновных найдут быстро… — Рассчитывай на меня. Буду нема как рыба. Лицо черепахи просияло радостью. Улыбнувшись в ответ, я поднялась со специально предоставленного стула и, слегка наклонившись, коснулась губами прохладного лба. — Спокойной ночи, —лихо подхватила с полки пёструю книгу, прижав оную к груди. Уже у выхода меня догнал безмятежный голос: — Спокойной ночи, мама. Мама. Это всё ещё звучало странно. * * * Свет горел в убежище всегда. В особенности в главном зале. Привалившись спиной к каменной стене, я разглядывала расположившийся на первом этаже миниатюрный мостик. Он почему-то и стал той самой единственной точкой, про которую ещё древние сложили известную поговорку. Образ красной дуги отчётливо врезался в сознание ровно в той степени, чтобы распознать её среди других объектов, однако перед глазами стояла лишь серая пелена с иногда появляющимися белыми кругами, которые исчезали при первой же попытке их рассмотреть. В мыслях гулял пустой холодный ветер. Я тщетно гнала от себя чувство давящего внутри камня. Снова. Снова. И снова. — Эй, у тебя проблемы? Появившийся для меня будто из ниоткуда Раф как и следовало ожидать был зол. Сильнее сжав твёрдый переплёт, я отрицательно качнула головой. Из комнаты слева послышалась возня, и на пороге появился второй представитель антропоморфных — Дон. — Опять задираешь Майки? — Не сразу заметив меня, обратился он к братцу. — Если бы… Фиолетовый оглянулся. Я, приветствуя, встала ровно, всё ещё цепляясь за бумажное изделие. Не знаю, что именно в моём виде показалось технику странным, но он с особой осторожностью, однако не медля, приблизился. — Что-то случилось? Ты какая-то грустная. — Заботливо забирая из моих рук предмет, поинтересовался тот. Сглотнув, смочив тем самым пересохшее горло, я отмахнулась: — Это были лишние волнения. Со мной всё в порядке. Спасибо, Донни. Красный фыркнул себе под нос. — Раф… — Отозвался укором мастер шеста. — Спокойно, умник. — Примирительно поднял ладони саеносец. — Мне тоже не безразлична чужая судьба. — Поравнявшись, спросил: — Как прошёл очередной процесс укладывания, мама? — Выделил он последнее слово. — Полагаю, тебе было слышно, разве нет? — Ровно парировала я. Для меня самой осталась загадкой причина резко ухудшения состояния, однако в теле действительно вдруг появилась слабость, а в висках заломило пока что отдалённой тупой болью. Рафаэль, отвернувшись в сторону, выразительно хмыкнул. Я было потянулась за книгой, но мою конечность перехватили пальцы Дона. — Идём провожу вниз. Всё равно по пути. * * * В какой-то момент всё кануло в Тартарары. Я не знала, да и не могла знать, как, когда и почему именно это произошло. Не могла отследить или объяснить. Оно просто рухнуло мне на голову, не забыв приложить обухом. Растворившись, поставило перед неоспоримым фактом. Но впрочем, это было далеко не самое страшное. Стараясь не реагировать на шарящие по телу жёсткие руки, я поймала потерянный направленный на дрожащие плечи взгляд. — Боишься? — Голос отдавал хриплым тоном от недавнего стона. Под ладонями нервно дёрнулась для очередного судорожного вдоха грудная клетка. Язык не слушался своего обладателя, однако, превозмогая сковывающее смущение, Дон тихо шепнул: — Нет… Изгиб шеи опалило жаркое сбивчивое дыхание, а волос, перекидывая их на одну сторону, коснулись кончики пальцев. — Даже мне ясно, что это хрень полная, — мстительно кусая нежную кожу, съязвил Раф, вызывая тем самым очередную волну возбуждения. Я почувствовала, как одновременно с колким ощущением лёгкого холода в районе талии, словно змея ползущему вверх, бёдра обожгло от резкого дарящего едва различимое тепло импульса. — Хочешь поспорить? Живой куклой меня стиснули в подчиняющих объятиях. — Раф!.. — Смешиваясь с желанием, рёбра пронзила боль. — Извини, мама, — отозвался красный. Всё также пытаясь оставить как можно больше следов на моей шее, он прижался ещё ближе, отчего низа спины дотронулась твёрдая плоть. — А с тобой мы позже поговорим, умник. Наконец цель была достигнута, и я не сдерживаясь рвано вскрикнула, когда грудь накрыла, не забыв по-садистски сдавив горошину соска, массивная рука темпераментного парня. Вместе с разрывающим чувством взвинченной пружины окончательно поплыл и привычный мир, где уже не имело значения хоть сколь-нибудь обозначенные рамки приличий. Всё превратилось в липкую тягучую тьму, в коей для меня находилось лишь одно место и одно предназначение, а ориентирами, направляющими служили движения: хаотичные, подавляющие, олицетворяющие всепоглощающую страсть — первые; ровные, огранённые, вычурные с точностью до малейшего просчёта — вторые. Две сущности вечного кольца. Два воплощения противоположностей. Два притягивающих полюса. Приглушённым разрядом по лицу ударило электричество. Вновь задохнувшись невнятной просьбой, я ощутила мягкое, но меж тем настойчивое притрагивание к своим приоткрытым сухим губам, которое быстро переросло в настоящий несущий желание близости поцелуй. Казалось, теперь контраст чужих рук чувствовался везде, в каждом миллиметре кожи, что заставляло ещё больше нетерпеливо извиваться на месте и выгибаться навстречу любой грубой или же, напротив, аккуратной ласке. И всё же окончательно потерять хрупкий контроль над своими рвущимися неудержимой рекой эмоциями мне было не дано. — Прекрати. Услышат. — Сквозь туман в мыслях расслышала я жёсткие слова Дона. Это неизменно подействовало отрезвляюще, и, открыв глаза, я встретилась с ним взглядом. — Донни… — В саднящем горле запершило сорванными нотами. — Успокойся, — только теперь я с запозданием поняла, что обращались не ко мне. — Она кричала не потому, что ей плохо. И хотя лица находящегося за спиной Рафа мне видно не было, я поняла, что он победно ухмыляется. — Я знаю физиологию, можешь не сомневаться. И всё же не стоит сваливать все обязанности на других. — О чём это ты? Мне казалось, я выкладываюсь на все сто. — Не иначе как из вредности он, дразня, плавно очертил линию ключиц. — Да и будем честны, тебе гораздо проще занять её маленький ротик. Усмешка, не успев вылиться в нечто большее, исказила моё лицо, вызвав немой вопрос в янтарных глазах напротив. Таки взяв себя в руки после недавней прелюдии, я, потянувшись к запретному, подалась немного вперёд и прогнулась в пояснице. — Он прав. Теперь буду осмотрительнее. — Ногти заскользили по уязвимому открытому боку. — Что ты?.. Выдерживая зрительный контакт, я продолжила свой путь, иногда задерживаясь на линиях пластрона, чтобы в конце концов, пошло закусив губы, будто случайно дотронуться до напрягшегося достоинства, вызвав тем самым ответный едва подавленный вздох. Это была ошибка. Меньше всего мне хотелось показаться неискренней, ведь в отличии от этих двоих в моих шкафах сидело не по одному древнему скелету, и меня вовсе не привлекала перспектива открывать их именно сейчас. Куда лучше я чувствовала себя в роли пусть и условной, но жертвы инстинктов. Как нельзя кстати, вторя борьбе разума, Раф неприятно коснулся внутренней стороны бедра, помогая окончательно склонить чашу весов. Тень сомнения на мгновение омрачила стройный план, и я действительно заволновалась, что сразу упустила такую важную деталь, однако всё же решилась спросить: — Я надеюсь… — Держи, — не дав закончить, красный уверенно вложил в ладонь нужную вещь, а после, не теряя времени, снова, но теперь уже без какой-либо ревности, обнял за талию. Я с потаённой завистью отметила, помня о прошлых опытах, его удивительно крайнюю понятливость и точно такую же запасливость. Или предусмотрительность? — Ты… Не должна… — С трудом откликнулся тяжело дышащий Дон. Моя рука по-прежнему навязчиво, порхая, то поднимаясь, то опускаясь вновь, дрожала около возбуждённого органа. И хотя техник меньше всего заслуживал таких страданий, видеть его искажённую гримасой какого-то первородного болезненного чувства мордашку мне ужасно нравилось. — Удачно, что вы не умеете краснеть, — скорее себе под нос промолвила я. — Возможно… Если приложишь чуть больше усилий… — Проверю это на тебе, если не возражаешь. — Посмотрим… — Судя по хриплому шёпоту саеносец тоже находился у грани. Из уютной перепалки нас выдернул очередной стон. — А ещё меня называют пошляком… — Донни… — Придвигаясь ближе, позвала я. — М… Ма… Мама… — Безвольно наблюдая за моими незамысловатыми действиями, он предостерегающее взял меня за запястье. — Н-не надо… Я отрицательно кивнула. — Доверься мне. Дабы не закричать, я сама поймала его губы, не раздумывая углубляя поцелуй, вместе с тем медленно приближаясь вплотную. — Сделай… это… Повторять не пришлось. Приподняв за обвитые вокруг панциря ноги, меня ссадили на бёдра, отчего и без того разгоряченную чувствительную кожу обожгло прикосновение к чему-то поистине горячему. Без возможности к движению я лишь безуспешно попыталась сдвинуться с места, за что тут же была укушена за нижнюю губу. Возбуждение новой ещё более сильной волной накрыло моё сознание, и я забилась в экстазе, желая лишь того, чтобы очередная пытка скорее закончилась. Смешиваясь с витающей какофонией повисшего напряжения, в комнате загустел, превратившись в молоко, влажный воздух. Очередной разряд кипящей энергии, проникая в кровь, заставил моё сердце неистово застучать в диком животном ритме, побуждая, несмотря на ту нежность, с какой длинные пальцы Дона гладили, то и дело запутываясь в волосах, крупные иссиня-розовые пятна на шее, просить, протяжно застонав, таким образом о большем. Вопреки внутренним противоречиям, что до сих пор въедливо перетягивали натянутые струной нервные окончания, я хотела вновь испытать давно забытое ощущение наполненного единства, которое могла дать лишь истинная близость с партнёром, и последний оплот самообладания в виде беспричинного вторичного страха был наглухо вытеснен из бунтующей души, когда носитель фиолетового цвета, порывисто притянув к себе, ненароком коснулся меня там, где совсем недавно, двигаясь по ломанной линии, находилась рука Рафа. — Потерпи… Сейчас… Опаляющий жар сбившегося дыхания дотронулся щёк, и я почувствовала бережный, но уверенный толчок. С губ само сорвалось имя. Это была черта невозврата, за которой переставало существовать как «до», так и «после», оставляя только замершую в одном мгновении воплощённую в слаженном такте тел реальность. Вцепившись в плечи, я задрожала от долгожданной сладострастной боли перерезанного закрученного узла внизу живота, изгибаясь, словно кошка, жадно ловя удовольствие от каждого известного скольжения. Более не выказывая сопротивления, я полностью подчинилась ведущему к краю пропасти опасному танцу, тщетно силясь удержаться от того, чтобы не пасть в беспросветную бездну. Словно оказавшись взаперти, я лишилась не только памяти, но самой личности, собственного «я», которое впрочем уже не имело никакого значения. Окончательно потерявшись в навязанной воле, я вовсе не различала белого и чёрного, правильного и скверного. Будучи здесь и сейчас, я не осознавала последствий, не задумывалась о выборах. Вселенная была сжата до размера одного события, имеющего смысл именно в той конкретной точке и разделяющего прошлое и будущее на два враждующих лагеря. Лагеря фракций-противников: севера и юга. Среди коих, оставаясь на перепутье, стояла, метаясь, фигурка. Сжимая до бела в костяшках, блуждала в осколках разума и чужих судеб. Остервенело двигаясь до ломоты в мышцах, продвигалась вглубь барханов адской пустыни. Крича до появления глухоты в ушах, ныряла в ледяные воды вечного океана. Умирая при восхождении, воскресала на вершине. Претворяясь другой, оставалась собой. Напрочь лишившись голоса, я молчаливо откинулась назад, удачно угодив в распростёртый капкан переводящего дух Рафа. — Думаю, с тебя на сегодня хватит, — хоть и бесполезно, но стараясь отогреть, сдавленно сказал он, пряча в кольце рук. — После такого понадобиться настоящий отпуск, верно? — Откидывая с мокрого лба светлую прядь, улыбнулся подсевший Дон. Как в банальной мелодраме, я демонстративно посильно моргнула. — И что это значит? — Я беззвучно рассмеялась, видя посилившееся недовольство во взгляде. — Ты же вроде бы больше нас проводишь время с Майки. Это значит «да». Мастер сай, возведя глаза к потолку, громко фыркнул. — Жест из этих сопливых киношек… Оригинальности хоть отбавляй. — А по-твоему надо было?.. — Кивнуть. Всё просто, м? — Может быть, если бы не твоя хватка. О какой манёвренности тут говорить? Красный поглядел на мою торчащую макушку. Решив попробовать, я утвердительно махнула головой. — Да уж… Ты оказался прав… — Как будто могло быть по-другому. Я с сожалением подумала о том, что ни о каких песнях мне не представиться думать ещё очень долго. Собираясь поделится наблюдением, я уже набрала в грудь воздуха, но вовремя спохватилась. — Так… И что теперь? — Думаю, обсудим это завтра. Ты же хотел выяснить пару нюансов. — Да… А знаешь, забей. — Это на тебя не похоже. — Считай, что мы в расчёте. Жутко клонило в сон. Сомкнув веки и устроившись, будто на подушке, я мысленно повторила: «Берегами дальних морей, Бесконечными дождями в алых шелках парусов, Беспощадными врагами в жарких боях за любовь — За её любовь, мой серебряный».