_не дай ему исчезнуть_
Оглушительный удар по столу, исполненный собственными руками, пугает не меньше, чем внезапный голос у себя в голове. Замерев, Притчард упирается шальным блестящим взглядом в экран монитора, и спиной пытается почувствовать чьё-то таинственное присутствие. Злое или доброе? — никто до сих пор не приставил к виску пистолет и не всадил нож в шею, поэтому, наверно, последнее. Фрэнсис сглатывает, борясь с очередным приступом нервоза, а затем он слышит новое:_не пускай его туда; не пускай_
Заболевшие от крепкого сжатия губы расходятся. С них срывается шумный нестройный выдох. Мираж, построенный по формуле самого последнего ожидания, принимается сильнее волновать лёгкие и сердце, добираться до живота, заставляя в нём всё похолодеть. Мельком взглянув на замёрзшие пальцы, Фрэнсис затем с вернувшейся осознанностью смотрит на киберсхемы и карты, тянется набрать что-то на клавиатуре, только мозг отказывается работать с прежней молниеносностью. Поворот головы и взор на тумбочку, что между шкафом и выходом из спальни, на два билета к предстоящему кинопросмотру, который они с Дженсеном уже всячески обговорили. Им захотелось вспомнить детройтскую романтику; американизированность их помыслов уж очень удачно сошлась не просто на абы каком сеансе, но на фильме, сценарий к которому написал Фрэнк (под псевдонимом). Тишина бросает тень мрачности, тянущуюся из коридора. И не потому, что хакер находится в квартире совершенно один. — Элиза? Элиза, это ты? Он узнал голос, что когда-то принадлежал картинке, считавшейся погибшей. Теперь им обладает намалёванная телевизионная пародия, да и то — нюансы тона и говора мигом считываются, различия между старой Элизой Кассан и новой покажутся огромны, если просто внимательно прислушаться, попивая утренний кофе. Сейчас ответное безмолвие заставляет сглотнуть снова, а затем Притчард медленно разворачивается на офисном стуле, осматривая спальню. В зеркале как будто что-то мелькает, но презрение к хоррорам мотивирует порывисто встать и смело приблизиться, не обнаруживая какое-либо чудовище. Зато обнаруживая себя — взвинченного, тревожного, всклокоченного. Притчард хмурится отражению, а то словно вовсе сердится. Наконец, вдоволь насмотревшись, он разворачивается обратно и тут же спотыкается о собственную ногу, едва не падая. — Элиза?.. Вот же ж, — он почти врезается в стол, когда снова за него садится. На экранах монитора и планшета с поразительной быстротой начинают всплывать новые окна, выдающие системные протоколы, радарные снимки, таблицы и формулы. Всё это выглядит жутко, но куда сильнее задевает Фрэнсиса план расположения усилителей защиты, видимо, главного сектора комплекса — до того неизвестная системная нагруженность теперь оказывается полностью обнажена. Успев проверить, как там поживает файерволл и не запущен ли новый пинг, он наблюдает за раскрытием межпроцессного взаимодействия, как вдруг дёргается при виде протокола механизмов синхронизации. Абсолютно всех процессов киберактивности, протекающих внутри главного сектора, всех! — пиратской чёрной меткой струятся коды с повторяющимся окончанием._они знали, что он придёт; они знали и ждали_
Наложение таймера ловушек на все входы и выходы сектора. Едва ли не Куб из одноимённого фильма._ты должен остановить его; скоро станет поздно_
— Дженсен? — надо удержать изображения, сохранить их, пока не пришлось шустро сворачиваться, чтобы до Праги не полетели какие-нибудь истребители. И в дверь не постучали особые личности. — Дженсен, где ты сейчас? Ответь мне. «Что за паника?» — Паника, что ты не отвечаешь, — раздаётся в ответ гаркающе. И потом Фрэнк натыкается взглядом на выскакивающие сами собой снимки с камер в реальном времени, его горло сдавливает… — Дженсен, тут что-то не так. Это ловушка. Нужно немедленно сворачивать операцию, иначе тебя достанут. «Что значит, достанут? Мне удалось взломать несколько компьютеров на месте, перенастроить задачи для их вооружения. Тревога не поднята, а я уже совсем близко к…» — Послушай меня! — он не хотел повышать голос, бога ради, не хотел, но этот идиот так и напрашивается, — послушай меня, Дженсен! Прямо сейчас у меня перед глазами буквально рентген того бункера, к которому ты приближаешься. И там нет ни одного Иллюмината. Ни одного! Из тех, что нам известны. Зато есть наёмники в повышенной боевой готовности. Роботы. Турели. Мне перечислять дальше? «Всё это не может быть там просто так, ты же прекрасно понимаешь. И нам с самого начала было очевидно, что комплекс будут охранять по высшему разряду». — Просто скажи мне, где ты. Первая проверка — машинные интеллекты из уровня центрального отдела безопасности внезапно оказываются переключёнными в действие ожидания. Вторая проверка — теплосенсорные видеокамеры и кабельная сеть на крыше комплекса уже давно вычислили колебания вторжения. Не хватает всего ничего для активации протокола капкана, и у него слишком филигранно меняющиеся значения в кодах, из-за чего такое сразу, с первой секунды уловить невозможно. Только благодаря неожиданной помощи извне Притчард осознаёт свою полную некомпетентную самоуверенность, ведь он действительно как слепой котёнок толкался в нору, из которой не веет знакомым запахом матери-кошки. Элиза демонстрирует запись в режиме реального времени, чей-то кабинет, где собралось трое вооружённых и полностью экипированных людей. Один из них переговаривается по рации. После этого все дружно вскидывают оружие и куда-то уходят. — Дженсен? — лампочки микросхемы начинают играть свето-музыку, однако Фрэнсис успевает стабилизировать ситуацию до того, как она стала бы критической. Его «черви» выедают новые слои чужой киберзащиты. — Дженсен, прекрати меня игнорировать, ты должен сейчас же… «Остановиться? Нет, Фрэнк. Просто нет». От этих слов мороз по коже. Элиза снова шепчет, снова предупреждает. Притчарду и хочется, и не хочется её слушать; он жмурится до ощущения рези в глазных яблоках. Наконец, ему самому удаётся вычислить точное местоположение Адама — в предпоследней ветке воздуховода, почти вплотную к стене главного сектора комплекса, за которой вот-вот гостеприимно встретят. Точка на карте задерживается, почему-то не двигается. Благодаря несложным манипуляциям становится очевидно, что перед Адамом ещё одна заблокированная дверь. Притчард перехватывает киберпоток от одной из программ для взлома. «Твою мать, Фрэнсис! Ты что, всерьёз решил стопорнуть и заточить меня здесь? В вентиляции?» — Мы можем выбрать любое другое место в Праге. «Я не вернусь в Прагу, пока не доберусь до них». — Их там нет! — приходится уже с драматическими паузами говорить, после чего Притчард не выдерживает и высылает новые радарные данные, точки почти всех боевых единиц. Борьба со скоростью идёт нешуточная. Когда инфолинк передаёт смачное и будто бы хмельное «блять», Притчард заряжает в письмо несколько заскриненых моментов, кажущихся ему особенно важными. — Ну? Убедился? Я тебе выслал полную проекцию здания и полную проекцию его сердцевины, в которой совершенно точно нет того, что тебе нужно. Но зато абсолютно ясно, что если ты туда сунешься, тебя тут же схватят. И скорее всего сразу же отрубят от меня, при этом послав за мной же кого надо. «Это… это неправильно, Фрэнк». — Что неправильно? — Глаза округляются возмущённо и зло. С тем же настроем рука сжимается в кулак. — Дать себе шанс ещё пожить? Я говорил, что работа на Коллектив тебя до добра не доведёт, а в итоге замечаю, что пора вызывать специалистов высшего разряда. И вовсе не программистов-аугментистов. «Если ты боишься за свою безопасность, то можешь вырубать связь прямо сейчас. Я же пойду искать другой проход, который точно есть и точно где-то рядом. Жди меня дома с победой». Да он, сволочь, не слышит его… Не слышит, ублюдок! Мразь; всё это надувается и возбухает в голове Притчарда, когда он с сокрушённым стоном откидывается на спинку стула, заставляет её прогнуться с жалобным скрежетом и прячет лицо в ладонях. Ещё более громкое мычание и будто бы смех, от которого два раза дёргается кадык. Страх липкими пальцами проникает под кожу, лапает её с внутренней стороны и будто мнёт. Страх слишком активен и проворен — добирается до лёгких, до сердца, от желудка по кишечным каналам до, собственно… Фрэнсис уводит ладони выше, чтобы вцепиться в собственные распущенные волосы. Что ему делать? Что, блять, ему делать, когда даже веские доводы не помогают остановить ополоумевшего Супермена? Только на сей раз тот прилетел не за потерянной Лоис Лейн и в принципе ничего не потеряет от гибели, кроме себя самого. Ну, что? Как здесь, чёрт возьми, быть?!_ты_
«Ты». И Фрэнсис чувствует, будто падает в саму бесконечность._ты должен попросить его вернуться; он послушает_
…руки роняются и свисают будто в полном бессилии. Спальня вновь погружается в тишину. Её нарушает лишь звук лопающейся лампочки в ближайшем уличном фонаре. Устроенная возле заброшенного туристического центра драка уж давно закончилась. На мозги давит горечь — самая нелюбимая по жизни подруга, была ведь надежда, что с ней больше никогда не удастся столкнуться. Притчард сглатывает, закрывает глаза. Ему не хочется курить — лишь только стакан воды. Ну и, быть может, дольку апельсина. Сладкую дольку. Дженсен всегда старается избегать кислых фруктов. Казалось бы, только ради себя. Но что ещё Притчарду чувствуется, когда он в очередной раз смотрит в широкую спину, обтянутую в броню и плащ? «Фрэнк?» — ну неужели для чего-то всё-таки понадобился; однако когда хакер вновь садится ровно, он видит, что горе-собеседник попросту не сдвинулся с места. Видимо, надеется, что ему по доброте душевной таки откроют дверь. Святая наивность. — Тебе совершенно неважно, что говорит специалист, хотя все весомые аргументы у него в руках? «Я не выражал сомнение в твоей компетентности, — зато сам Фрэнсис уже знатно себе подгадил мысленно, обхаял старательно и теперь сидит с видом полного остекленения. Если не считать прикусывания нижней губы изнутри. — Просто твоя паника тоже может быть не совсем обоснованной. Очень странно, чтобы Иллюминаты весь этот комплекс напичкали силовыми средствами лишь ради поимки меня. Здесь точно должно быть что-то ещё. Пускай даже не они сами, но какая-то часть их разработок, ценных тайн, секретов, планов». — А то, что мы не сумеем сходить в кино, для тебя не ценно? Насколько же это подло с твоей стороны, Дженсен. Я был о тебе лучшего мнения. Думал, ты хоть немного исправился за эти три года. Идиотски озвученный каприз вдруг заставляет по ту сторону замолчать. Ещё немного, чтобы наклониться вперёд, упереться локтями в столешницу и сжать виски. Чтобы задержать одну ладонь на лбу, а другую опустить перед собой, начать рассматривать. Каждую видимую вену под бледной кожей. Эти вены Дженсен однажды столь же пристально изучал, подумав было, что Притчарда напичкали чем-то серьёзным, вроде неона. А ещё зачем-то вспомнилось, как руки вовсе бесконтрольно дрожали, и поэтому пришлось просить помощи, чтобы вколоть дозу нейропозина. В правое бедро или левое? Вот это уточнение уже давно уплыло из сознания. — Адам. «Пожалуйста, вернись домой». Молчание на той стороне продолжается, а потому, выдохнув, Фрэнсис повторяет просьбу, только теперь в полной для неё форме. Он поднимает глаза и принимается поочерёдно перелистывать все окна на экране монитора, смотреть, как дышит и кипит мощный электронный организм, который никогда не будет ему властен. Или скорее уж не сейчас, не с имеющимся ныне жалким оборудованием: надо всё же поговорить об этом с Дженсеном, определённо. Он, конечно, невероятно щедрый на делёжку пространства, но как-никак, полноправный хозяин квартиры. Не надо наглеть, лучше снова попросить. — Ты нужен здесь, дома, Адам. Пока ещё не поздно, пожалуйста, разворачивайся и выбирайся оттуда. «Хорошо». От твёрдости и беспрекословности ответа Фрэнсис аж вздрагивает. Хотя, сколько раз за последний час это происходило? — припомнить косяк не позволяет обжигающее «хорошо, Фрэнк, я выдвигаюсь обратно», и потому что приходится быстро выстраивать вокруг заветной точки узлы киберзащиты, дабы ни в коем случае не произошло обнаружения. Столь же быстро происходит соединение с Чикане, зависнувшем в воздухе неподалёку. Ему объясняется, когда именно стоит подлететь обратно к комплексу, дабы протокол капкана так и оставался в режиме ожидания. Очередная ругань, что миссия похерена. И затем Притчард начинает ждать. Промозглое утро превращает Прагу в удивительно романтичное место. На будто проржавевшие кровли крыш ложится пепельно-розовая пелена. Туман, растянувшийся по всем узким улочкам Прекажки, рассеивается очень медленно. Потемневшие стены с облупленной краской и штукатуркой почти чисты, будучи освобождёнными от очередных вандальных перфомансев. Из окна, теперь открытого в гостиной, веет приятным холодом, сладостью росы и свежестью, что пощипывает кожу. Медленно огладив лицо, Притчард натягивает несчастные рукава свитера, сжимает их концы в кулаках да заталкивает под подмышки, продолжая наблюдать за рассеивающимися перистыми облаками. Позади звенит электронный замок входной двери. Стиснув зубы и дёрнув нижней челюстью, Притчард не сразу оборачивается — дожидается другого знака, что можно. Лишь когда в глухом шаге он узнаёт знакомую манеру, он сначала шумно выдыхает, а затем полностью предстаёт перед Адамом Дженсеном, как и тот перед ним. Чёрный плащ усеивает множество капель воды, придавая роскоши образу человека, кто и без того красив донельзя. Фрэнсис запрещает себе смотреть прямо в искусственные глаза, когда Дженсен убирает линзы и медленно запирает дверь, но он всё равно это делает. После они оба замирают, не решаясь что-то сразу сказать. По лицу вернувшегося агента эмоции считывать сложно, то та въедливая пристальность, которой он отвечает на внимание к себе… Просыпается страх, однако иного рода: перед первым откровенным словом, перед первым не случайным касанием. Спрятанные кулаки Притчард сжимает крепче и при этом плечи немного сутулит, поэтому слои радужек имплантов резко сдвигаются, предательски раскрывая фокусировку на деталях. Впрочем, первый шаг навстречу волнует куда сильнее. С прежней неторопливостью Адам пересекает ступень прихожей и оказывается непозволительно близко. Во взгляде его затаивается что-то, тоже вызывающее тревогу — та ослепляет зноем, начинает беспокоить всё внизу, доводя до взвинченности. Фрэнсис выдыхает носом, стараясь не отворачиваться, будто от этого зависит ценность его гордости; когда перед ним размыкают губы, он понимает, что попросту засмотрелся. — Так насколько короткий? — вдруг звучит сипло, но источая иронию. Фрэнсис играет бровями, выказывая непонимание; Дженсен делает ещё шаг, почти врезаясь в него грудью. — Насколько короткий поводок мне нужен, Фрэнк? Чтобы ты точно был всегда за меня спокоен и мог в любую секунду достать, откуда угодно. Вот оно что. Давняя шутка. Стоит позволить себе хотя бы слегка улыбнуться. — Очень короткий, — выдавлено, вырвано, шёпотом сказано. Слишком сокровенно, буквально до дрожи.