На брудершафт

Так бывает гораздо чаще, чем можно себе представить. Когда знаешь наверняка, что звонит некий конкретный человек, и никто другой, хотя оказаться мог бы любой, кто угодно. Сергей знал наверняка, чей услышит голос на этот раз, еще до того, как увидел от кого поступил звонок. - Привет. - Привет. Долгая пауза не успела наступить в последнюю секунду. - Ты это из-за того, что я отказался выпить с тобой на брудершафт? Сережа чуть было не рассмеялся, едва успел удержаться от смешка, однако Тихон безошибочно уловил просто в его дыхании то, что настроения ему отнюдь не подняло. - Смешно ему. – буркнул тот, следом от души булькнув сомнительно, что чайком с лимоном. - Ты про вчерашний спектакль? – уточнение было излишним. – Про то, как я поцеловал Ильюшку? Считанные мгновения, ранее не имевшие места быть не на одном из представлений «Цветов», момент чистейшей импровизации, каких оказалось особенно много на этом показе, запросто мог кануть в лету. Но было бы даже странно, если бы такой пассаж не оказался увековеченным на видео, мигом попавшем в интернет, хотя бы несколькими зрителями. - Вот спасибо-то! – возмутился и окончательно скис самый дорогой в мире голос. – Буду теперь точно знать, кого благодарить. А теперь скажи еще, что это роль такая. А то, что я отказался с тобой выпить на брудершафт, тут вообще не причем! «Трижды отказался, Тиш, точно в легендах о рыцарях короля Артура, стойко преодолевающих искушения от лукавого». – чуть было не пошутил Сережа Горошко, мысленно вернувшись к интервью «У Георгия». Выключил не успевший закипеть чайник, выудил из лежащей на кухонном столе пачки сигарету, уселся на стул, вытянув ноги, закурил и услышал, как вместе с ним синхронно щелкнул зажигалкой Тихон. Улыбнулся. - Сережка, ну, прости, но не маленький же ты, в конце концов, и не дурак, не можешь не понимать, что нам обоим конец, если бы я согласился! Мне этого сам знаешь, как тогда хотелось! Всегда хочется, захотелось еще до того, как ты меня поцеловал впервые, на что я бы так и не решился в отношении тебя, и потом сожалел об этом до конца своих дней! - Знаю. – тихо ответил Сергей, наверное, слишком тихо, потому не был услышан. Жизневский продолжал о своем, изрядно к вечеру наболевшем. Оставалось лишь слушать, давая ему возможность выговориться, от чего Сереже сразу вспомнилась другая его вчерашняя импровизация, вернувшая на лицо улыбку. Ангелами они с партнером дуэтом были, санитарами тоже, а тут ему захотелось сыграть соло - психиатра. У которого на приеме сидит пациентка, что повсюду, днем и ночью, во сне и наяву, преследует рыжий такой доктор. Зал не мгновенно распознал, о чем идет речь, как и было задумано, а как затем все смеялись и орали от восторга, любо-дорого вспомнить. И потом, какой радостный общий крик поднялся, когда он станцевал с, как выяснилось, фанаткой «МГДЧ» зажигательно-страстное танго. Его понесло вдохновением и продолжало нести на одной волне со зрителями до самого конца, пожалуй, что лучшего, по его внутренним ощущениям, спектакля в сезоне. Так, как это происходит на рок-концертах, где исполнитель и зал передают друг другу по нарастающей, бурно бьющую через край энергию, заряжая ей друг друга и полностью в ней растворяясь. - Не хочу тебя расстраивать… - с грехом пополам вписался Сережа в короткую наступившую паузу, почти некрасиво оборвав без удержу говорившего Тихона на полуслове. - Что?.. – не своим голосом, убито выдохнул тот. – Все серьезно, да?.. Знаю я тебя, как самозабвенно ты влюбляешься… Что, все, да?.. - Что – все, с ума сошел? – настал черед возмутиться Сергею, с силой ткнувшему сигаретой в пепельницу, туша окурок. – Я хотел сказать… - Ты меня все еще любишь?! – вот теперь в на глазах ожившем голосе, с отчетливо прозвучавшими в нем пьяными слезами, совершенно явственно отразился каждый принятый Жизневским на грудь немалый градус. - Ты мне дашь договорить?! – резко поднялся Сергей на ноги, нервно зашагав вперед. – Кстати, извини, что отдых вам с подругой испортил. - Что ты хотел сказать?! - Что тебе не понравится то, что ты услышишь. - Так ты меня или этого твоего Илью любишь?! – разозлился и Тихон. – Хоть это можешь мне сказать по-человечески? - Тебя, успокойся! Тебя одного! Никто другой мне на хрен нужен! А сказать хотел, что с тобой тот поцелуй никак, читай, твою мать, по буквам, совершенно никак не связан! Ровным счетом никак абсолютно! - А вот сейчас было и правда обидно… - послышалось в ответ после длительной паузы. После чего рассмеялись они оба. Не сказать, чтобы особо весело. - Но на брудершафт тебе со мной тогда все-таки выпить стоило. – пошел ему на встречу Сережа, озорно улыбнувшись вновь. - Вот! Я так и знал, что все дело в этом! – не особо уверенно произнес и засмеялся менее нервно Жизневский. – Моя ошибка, признаю, готов искупить. - Мне долго ждать, когда ты решишься позвонить? - Так я ж… - В дверь. – с этими словами Сергей щелкнул дверным замком, и, как и предполагал, увидел Тихона сидящим у себя на лестничной площадке, с полупустой бутылкой дагестанского коньяка и горой хабариков, аккуратно сложенных в пустой пачке, откуда были предварительно вытряхнуты все сигареты. Повисла самая долгая пауза, которую нарушил Тихон, кое-как приподнявшийся, едва не разлив остатки, после чего встал он не на ноги, а на колени, победно воздев бутыль, и смотря на него при этом настолько умоляюще, что Сергею самому чуть плакать не захотелось. - На брудершафт? - Да хоть замуж за тебя. – рассмеялся наконец-то Сережа, громко и весело, присаживаясь рядом с ним на корточки, обхватывая его лицо в ладони и горячо, крепко целуя. Что ему, он в подаренном фанами халате как у Разумовского по Санкт-Петербургу запросто ходит, с огромным удовольствием, еще и не такое может себе позволить. В отличие от прочих, вынужденных делать лишь то, что можно, но никак не то, чего просит душа. Как в опере «Князь Игорь»: «О, дайте, дайте мне свободу!». Дайте ему… Возьми сам! В свои руки. Что князь и сделал.