Что пожелаете, Ваше Величество?

             Кто же мог подумать, что Хаджиме будет заваривать чай на каблуках и в платье французской горничной?       Такую сцену точно не увидишь в будние дни, разве что во время каких-нибудь особенных мероприятий. Костюм выглядел новым и прямо с иголочки. Он будто сошёл с обложки журналов для взрослых, раз длина юбки была непозволительно короткой, и упругую задницу скрывал только пышный подъюбник.       Нагито смотрел на эту картину маслом с упоением и какой-то гордостью, ведь лишь он является зрителем этого представления.       Конечно, на такое важное мероприятие нельзя прийти в чём попало, поэтому новый черный костюм был на Комаэде в самый подходящий момент. Сильнее всего выделялась белая рубашка с серым атласным галстуком, который неаккуратно торчал из-под застегнутой чёрной жилетки. Брюки тоже были очень элегантными и дополняли весь образ.       Слишком ранним утром ощущалась лёгкость в движении — это неудивительно, ведь многие люди спят, и каждое необдуманное действие или любой шум могут привести к самой настоящей катастрофе. Никто не был готов нарушать тишину, поэтому все молчали. Комаэда был мастером в спокойном поведении, хотя иногда ментальное равновесие сходило на нет.       Хината же ощущал какое-то нетерпение или даже жгучее желание побыстрее начать саму игру. От подобных мыслей щеки потеплели, давая понять, что нужно держать себя в руках. Колени и ступни начали болеть из-за неудобной обуви. Серьёзно, если бы не то милое и восторженное лицо, которое скорчил Нагито, когда Хаджиме примерял одежду и обувь, то эти туфли давно бы лежали в коробке, так и не заставив кого-нибудь страдать.       Маленький чайник будто парил, разливая горячую воду по чашкам. Нужно не забыть добавить в свой стакан сахар и аккуратно размешать его, чтобы поберечь свои уши.       — Через сколько лет мне можно будет попробовать чай и тебя? Я такими темпами просто состарюсь! — Нагито похлопал в ладоши и закинул ногу на ногу, походя на представителя какого-то благородного статуса.       — Ты и так уже седой, тебе нечего терять, — аккуратно развернувшись, Хината на каблуках направился к довольному собой Комаэде, — Когда ты научишься завязывать галстук? Это ведь не так сложно!       Нахмурившись, Хаджиме в белых перчатках начал развязывать кривой узел, который смотрелся комично и неуместно. Нагито же наблюдал за действием с обожанием и детским любопытством, пытаясь не дышать и не портить момент. Ладно, он всё же отвлекал Хинату поцелуями, которыми осыпал открывшуюся шею и кусочек ключиц. Хаджиме сжал губы.       — Я это уже говорил, но у тебя превосходные руки и язык.       Подобные слова заставили Хинату вздрогнуть и покраснеть, ноги начали подрагивать. Комаэда, улыбаясь во все 32 зуба, обхватил чужие ладони, прижимая к собственным щекам. Недовязанный галстук остался висеть на шее, портя всю картину.       — Ты не можешь говорить такие смущающие вещи! — пытаясь спрятать свои глаза, Хаджиме начал осматривать кухню.       — Хината, ну не нервничай ты так! Будто мы никогда до этого не занимались любовью, — Нагито убрал чужие руки с щёк и притянул парня за талию к себе, сжимая ткань платья.       Хаджиме втянул через зубы воздух, пытаясь совладать с собой. Комаэда часто вёл себя, как ребёнок: он мог резко рассказать что-то, неподходящее под ситуацию, совершенно случайно вспомнить о важном событии или же самостоятельно предложить организовать что-то весёлое и интересное. Хината иногда чувствовал себя отцом Комаэды, но сейчас приписать подобные роли просто невозможно.       Особенно когда рука потянулась к подъюбнику.       — Ты ведь понимаешь, что привыкать достаточно сложно, тем более с тобой…       Хаджиме пытался абстрагироваться от мысли, что чужие руки начали залезать туда, куда не нужно было (для душевного спокойствия), то сжимая, то разжимая мягкие места. Желанный десерт совсем скоро подадут, остаётся только достать салфетку и приготовить столовые приборы.       — Тогда я не против повторять наши сеансы как можно чаще!       Воспрянув духом, Нагито как можно аккуратнее и плавнее встаёт и тянет Хинату за собой. Это не очень хорошо сочетается с его пламенной речью, но случайно навредить своему возлюбленному ой как не хотелось, особенно в таком затруднительном положении.       Сейчас все действия происходят будто в тумане, и только цоканье каблуков о паркет разрывало тишину. Комаэда пытался предположить варианты дальнейшего развития событий, но мозг будто не собирался работать и лишь приказывал идти быстрее в спальню.       Это утро пройдёт незабываемо.

***

      Больше всего на свете Хаджиме проклинал ту драматичную и артистичную сторону Нагито, которая обожала идти по какому-то своему сценарию, из-за чего приходилось краснеть и стараться не пролить этот горячий чай на эту милую физиономию.       Комаэда ещё на прошлой неделе шутил, что не прочь иметь себе служанку в лице Хинаты, которая помогала бы ему в домашних делах. Наверное, стоило просто пресечь эту шутку и не развивать тему, но слишком подвешенный язык имеет свои последствия.                     — Хааааааджиме, где мой чай?       Стоя перед дверью, Хаджиме собирался с силами, чтобы побороть свой голод, который был слишком сильным и заставлял желать Нагито во всех смыслах.       — Уже несу, — пропев последнее слово, Хината аккуратно открывает дверь одной рукой и выглядывает из проёма.       Комаэда спокойно сидел на кровати, облокотившись на подушки вместе с книгой в руках. Солнце своими нежными лучиками аккуратно подчеркивало скулы Нагито и его лёгкую ухмылку. Он идеально подходил антуражу светлой и прибранной комнаты. Если бы у Хинаты было всё свободное время, отобранное у каждого жителя Земли, то он был бы не против любоваться столь прекрасным образом.       — О, как хорошо, что ты в порядке! Я думал, что ты упал где-то, Хината-кун. Не заставляй меня так нервничать, — Спрятав книгу, Комаэда вытянул руки и с довольным лицом посмотрел на Хаджиме.       — Если бы я упал, то это было бы слышно на всю квартиру.       Хината недовольно цокнул, но протянул поднос с чашкой чая. Кофе Нагито на дух не переносил, ведь по его словам он чувствовал, как его «энергия слишком быстро иссякает». Комаэда посмотрел на напиток с милой улыбкой и, быстро забрав, протараторил:       — Спасибо большое! Всегда знал, что на тебя можно положиться, — Нагито что-то пропел себе под нос, но резко стал серьёзным, ставя чашку на тумбочку, — и мне нужно, чтобы ты оказал мне одну услугу.       Радостного настроя больше нет, есть только ожидание выполнения приказов. Хаджиме пытался спокойно смотреть в эти серьёзные и полуприкрытые глаза, но внутри завязывался тугой узел. Возможно, погляди он на себя в зеркало, заметил бы румянец на щеках и немного блестящий лоб.       — И какую именно?       Ком прокатился по горлу, и Хинате казалось, что в тишине это было слышно всем.              — Тебе нужно сделать мне массаж ног! Знаешь, я так долго ждал тебя, что они начали затекать, а это совсем не приятно.       Казалось, детская натура вновь взяла верх, поэтому хотелось просто взвыть от обиды, но огонь в глазах и выжидающий взгляд заставляли подчиняться и играть свою роль на сцене.       — Да, конечно.       Поднос со звоном ставится на пол, отчего Хаджиме, сидя на коленях, вздрагивает, но лёгкий пинок от Комаэды заставляет его оживиться и вернуть своё внимание Нагито. Ноги стоят прямо перед Хинатой в черных и длинных носках, требуя к себе должного ухода. Комаэда что-то забирает с кровати и начинает говорить:       — Теперь снимай с меня носки и бери в руки масло.       Как повезло, что Хаджиме недавно читал статью о массаже по наставлению Нагито, ведь по его словам «после тяжёлого дня обязательно нужно снять напряжение с ног и дать им покой». Скрипя зубами Хината снял носки и положил их рядом с подносом, не забывая снять с рук свои белые перчатки.       Это всё выглядело вычурно и странно: сами капроновые чулки тёрлись об пол, доставляя лёгкий зуд; ноги в туфлях, которым было сложно принять устойчивое и удобное положение; юбка с корсетом, которые обтягивали талию и грудную клетку, от чего обязательно останутся красные следы. Хаджиме пытался справиться с напряжением, но мог только поправлять свои рукава-фонарики и разглаживать юбку.       А нет, уже не мог. Ведь ему всучили в руки масло.       Комаэда смотрел на всю картину сверху вниз, чувствуя превосходство. Тёплые и жирные руки начали нежно распределять масло по всей стопе. Было мило наблюдать, как смущённый Хината пытался скрыть всё своё недовольство, пока Нагито просто игрался с ним. Но чувствуя, как жар медленно добирается до паховой области и затуманивает рассудок, Комаэда уже не мог быть так уверен, что это действительно умиляет.       Нежные круговые движения заставляли лишь кусать губы, Нагито хотелось взвыть. Это была только одна нога, но желание бросить всю затею и потянуть Хаджиме на кровать становилось невыносимым и даже удушающим. Жара окутывала разум, показывала сладостные видения, но стремление ещё немного насладиться такой заботой заставляло держать себя в руках.       Подобный спектакль устраивался лишь из любопытства, насколько долго Хината будет подчиняться ему, и до чего вообще дойдёт это представление. Комаэда мог лишь чувствовать восторг и обожание к человеку, который разминал каждый палец стопы.       В брюках стало узко и жарко. Почти невыносимо сдерживать себя, когда счастье так близко, и к нему можно спокойно дотянуться руками.       Образ Хаджиме с распластавшейся юбкой будет ещё долго появляться в голове Нагито, когда он резко заскучает на работе или будет в поиске идей для следующего раза. Зрение начало плыть, отчего мозг не мог цепляться за картинку и утопал в чувствах и ощущениях.       От того, как Хината сосредоточенно, волнообразными движениями массирует стопу и совсем не обращает внимания на разгоряченного Нагито, хотелось смеяться и плакать. Но единственное, что мог делать Комаэда — подрагивать из-за своего сокровища, стараясь не потерять контроль.       Наверное, точкой невозврата стал момент, когда Хаджиме поднял голову и встретился с Нагито взглядами. Оба были красными и последними силами пытались сдерживать себя. Это было похоже на бурю чувств и эмоций, которые они прекрасно понимали и знали, к чему всё идёт.       Комаэда гортанно простонал, откидывая голову назад, будто освободившись от удушающих оков.       — Залезай ко мне. Я хочу тебя трахнуть.       Просить Хинату два раза не нужно, особенно сейчас, так что пышный подъюбник оказался рядом с Нагито, который направился вглубь кровати.       — Как… Как ты хочешь всё устроить? — Хаджиме выглядел сконфуженным, поправляя своими руками подол платья, из-за чего Комаэда лишь прыснул смехом. Совсем недавно они обсуждали эту тему, а всё уже идёт наперекосяк.       — Мне неважно, как заставлять тебя чувствовать наслаждение, главное для меня — конечный результат, когда ты будешь просить меня о большем, умоляя стать единым целым.       Глаза разбегались, пока Нагито пытался совладать со своими мыслями, чтобы не потеряться в своём воображении. Чувство жара охватило тело, а в голове вспыхивали различные сцены неприличного характера.       Комаэда тоже не лучше.                     — Нагито, ты неисправим.       Наклоняясь ближе, Хаджиме оставил лёгкий поцелуй на лбу, от чего тело названного покрылось лёгким зудом. По-идее, это должно остудить чужой пыл, дать немного передохнуть и помочь собрать мозаику в единое целое.       Но Комаэда лишь улыбнулся и притянул к себе свою жертву.       От подобных действий Хината успел только пикнуть и почувствовать, как прижался своей грудью к лицу Нагито. В голове начало стучать, пока сердце в быстром темпе разгоняло кровь.       Один, два, один, два, раз-два, раз-два-раз, два, один, два-один-два, раз, два…       Послышался тихий смешок от Комаэды, из-за чего в груди защекотало, и Хаджиме притянул к себе ноги и удобнее устраивался на чужих коленях. Если бы не обстоятельства, Хината постарался бы как-то подтолкнуть Нагито к действиям, но когда он прижался ближе нижней частью тела, озарила мысль:       Они оба твёрдые.       — А-ах… Пожалуйста, Хаджиме, давай начнём.       Это была даже не просьба, а предупреждение перед тем, как Хината почувствовал, что его толкают в матрас. Послышался тихий стон, после которого Хаджиме покраснел и посмотрел на возвышающегося Нагито.       В комнате царила тишина, поэтому казалось, что время давно остановилось, и в этом мире больше нет никого, кроме них. Светло-розовые лучи играли с белой постелью и с платьем Хаджиме, делая его сладким на вид и похожим на конфеты.       Комаэда больше предпочитал солёное, но не был против съесть такой десерт.       Бледные руки полезли под юбку, приподнимая её, чтобы показать скрытую от всех красоту:       — О, ты надел для меня то кружевное белье?       Чёрные и нарядные трусы были немного влажными и не могли скрыть желание Хинаты в полной мере. Это лишь подстрекало Нагито и заставляло ощупывать их пальцами. Хаджиме, пытаясь скрыть свой стыд, вздыхал тихо и с прикрытым руками лицом, зажмурив глаза от нетерпения.       — Замолчи, Нагито, просто замолчи, пожалуйста. Прошу тебя, умоляю, давай просто начнём.       Такие родные глаза наполнились влагой и расфокусированно смотрели на Комаэду, утаскивая в мир желаний и плотских утех. Конечно, Нагито мог бы возмутиться, с чего это ему вдруг «приказывают», но столь приятные мольбы об освобождении заставили его чувствовать священный долг помочь своей жемчужине.       Разве Нагито мог обманывать?       — Если ты так просишь меня, то я не могу тебе отказать.       Для того, чтобы начать, пришлось потянуться к одеялу, доставая из-под него спрятанный лубрикант. Тюбик спокойно лежал в руке Комаэды, но от одного взгляда Хаджиме успел ещё больше раскраснеться и спрятать свой взгляд в простынях.       Нагито лишь тихо хихикал, забавляясь реакцией своего партнёра. Наверное, будь у них больше времени, небольшая забава или колкости могли бы разогреть атмосферу, но Комаэда чувствовал себя, как на углях. Вставший член стягивала ткань брюк, поэтому каждое движение сопровождалось всё большей потерей разума.       Пристроив свой пах к промежности, Нагито наблюдал за Хаджиме, который зашипел, как вода, попавшая в огонь костра. Заветное удовольствие непостижимо далеко и слишком близко, но Комаэда хочет доиграть свою роль хотя бы в этот раз. Руки опирались на колени, и Нагито решил задать вопрос с улыбкой:       — Хината-кун, а нам нужны презервативы?       — Нагито, я прямо сейчас плюну тебе в лицо и достану вибратор.       Комаэда театрально ахнул и потянулся к чужим трусам. Рюши и узоры покрывали незначительный участок кожи, но этого было недостаточно, чтобы почувствовать облегчение. Стянуть их было достаточно легко и просто, отчего Нагито присвистнул, когда увидел чужой вставший член, Хаджиме в свою очередь сжался от холода и задрожал, тихо выдыхая.       — Ты думаешь, что тебе поможет жалкий вибратор? — Комаэда облил свои пальцы смазкой, — я прекрасно знаю, что ты нуждаешься во мне, — кровь стучала в висках, когда пальцы обводили проход, — так что будь так добр: просто наслаждайся и не пытайся сломать всю атмосферу.       Два пальца медленно проникли внутрь, погружаясь в манящее тепло, заставляя весь мир терять и без того блеклые краски. Нагито протолкнул ком в горле, наблюдая за лицом Хинаты и пытаясь запечатлеть на корке сознания эти алые щёки с тоненькой ниточкой слюны и потерянные глаза, которые медленно закатывались наверх.       Были не желание или нетерпение, а трепет и пребывание в сладостной неге.       Проталкиваясь всё глубже, Комаэда начал растягивать анал, пытаясь левой рукой расстегнуть ширинку на штанах. «Умей использовать каждую секунду своей жизни, чтобы насладиться ею» — единственная мысль, которая крутилась в голове, когда Нагито увидел пояс своего клетчатого нижнего белья.       «Может, стоит уже начать?»       Глаза окинули столь желанный образ, задавая немой вопрос Хаджиме. Терпения уже нет, и приходилось ёрзать на кровати, чтобы не накинуться на своё счастье. В ответ Комаэда получил тёплую улыбку и кивок, заставивший грудь наполниться совсем другим теплом.       Пальцы покинули отверстие с хлюпаньем, от чего Хината мяукнул, сжимая простынь под собой.       Нагито наконец снял штаны, тихо вздыхая и проклиная весь мир. Верхняя часть тела пылала, находясь в заточении рубашки с длинными рукавами и жилетки. Комаэда варился в собственном поту, чувствуя покалывание под кожей.       «Просто уже начни»       Член плавно проник в анал, и Нагито опустил взгляд на место соединения. Они вместе, они неразлучны, они — одно целое.       Хаджиме сжал зубы, сдерживая стон. Не хотелось быть услышанным соседями, чтобы потом краснеть от стыда, пока Комаэда ухмылялся, довольный результатом своей работы.       — Пожалуйста, не скрывай свой прекрасный голос.       Нагито проталкивался дальше, ощущая влекущее тепло вокруг члена. Диафрагма сдавливала лёгкие, чтобы дать им возможность наполниться воздухом до конца.       Хината наблюдал за движениями Нагито, ощущая спокойствие. Его окутало чувство наполненности и законченности — и всё это из-за Комаэды. Одно лишь его имя крутилось в голове. Член проникает всё глубже, заставляя ощущать себя открытым и беспомощным.       Платье горничной, в частности корсет, сжимало грудную клетку, поэтому стоны были слишком высокие и короткие, но подобные крики о помощи подстрекали Нагито, заставляя идти дальше, проникая в самый эпицентр наслаждения.       Войдя до конца, Комаэда пытался не кончить раньше времени. Дыхание не имело постоянного темпа, стенки анала сжимали член. Эта любовь должна быть не быстрой и страстной, а медленной и нежной, чтобы можно было смаковать её вкус и потом остаться с надеждой, что пиршество повторится.       На данный момент Нагито пытался привыкнуть к ощущениям и дать Хаджиме шанс расслабиться. Двигаться просто невозможно.       Этот случай напомнил Комаэде об их первом разе: обоим пришлось отпроситься с работы на день, чтобы не быть заваленными бумажной волокитой и получить несколько часов на передышку. Нагито тогда заранее купил презервативы и смазку, пытаясь скрыть своё красное лицо под медицинской маской, пока ему отдавали товары. Хината же пытался устроить романтическую атмосферу с приглушённым светом, старым фильмом, бокалами вина и закусками.       Никто так и не досмотрел кинокартину, каждый выпил по глотку вина, а Нагито забыл использовать презервативы.       Лёгкий удар чужих ног по бедру заставил Комаэду выйти из воспоминаний, возвращая в реальность. Хаджиме выглядел обиженным, что про него забыли, но сказать об этом прямо слишком сложно. Нагито почувствовал узел внизу живота.       Он до сих пор внутри.       — Нагито… Можешь начинать двигаться, — румянец Хинаты больше не казался таким ярким и нездоровым и спал до отметки «невинное смущение».       Конечно, Комаэда готов это исправить.       Отступление назад, и Хаджиме постепенно заглатывает воздух, готовясь к следующему приближению. Комаэда пытался сохранять толчки медленными, чтобы подготовиться к дальнейшим действиям. В голове были воображаемые часы, чтобы период оставался прежним. Разумеется, человек проигрывает устройствам по точности, но Нагито нужно хотя бы делать вид, что ситуация под контролем.       Пружины и гайки, что работали внутри него, раскручивались всё сильнее и сильнее, пока шестерёнки вращались с неописуемой скоростью. Комаэда — сломанный механизм, который устраняет свои неполадки с помощью стонущего Хинаты, так прекрасно распластавшегося под ним.       Толчки становятся чаще.       Каждый раз, когда Нагито понимает, что потерял частичку себя, он прибегает к Хаджиме, чтобы разобраться со всем, сыграть нужную роль, которая будет ему по душе и наполнить свой сосуд жизнью. Мир слишком жесток, раз отнимает все краски, но пока его вторая половинка цела, остальное не имеет значения.       Притягивая Хинату за бедра ближе к себе, Комаэда оставляет следы ногтей на коже, словно он хотел сохранить доказательства того, что всё взаправду, и парни помогают друг другу. Конечно, они быстро пройдут, ведь это не синяки, которые так красиво смотрятся на немного загорелых веснушчатых бедрах.       Пытаясь выбрать лучший угол, Нагито поднимает чужую левую ногу, закидывая её на плечо — поза, которую он видел давно на сайте или в журнале, даже не подозревая на тот момент, что может отдавать и принимать любовь и ласку. Хаджиме только успел протянуть букву «а», когда Комаэда начал попадать по простате.       Позже не было никаких попыток скрыть своё возбуждение под маской стойкости. В уголках Хинаты появились капельки слёз, пока губы были широко раскрыты, выкрикивая слова, напоминающие имя возлюбленного. Хаджиме словно был полностью разрушен, чтобы потом стать собранным бледными руками по кусочкам, как ценная ваза, запрятанная в стеклянном ящике, чтобы ей мог любоваться только Комаэда.       — Н. Нагито! Ах!       Пружины с гайками больше не хотели покидать свой механизм, когда Хината звал Комаэду к себе, с собой, куда угодно, но только не обратно. За пределами их квартиры теперь нет мира, который так будоражит сердце, ведь они стали друг для друга чем-то большим, чем просто «партнёрами».       — Ха… Хаджиме.              Подъюбник шелестел от каждого толчка, пока Нагито вдалбливал своё сокровище в кровать.       Глаза закручивались в спираль, Нагито лишь стонал. Нет аккуратного образа с милыми бантиками и уложенным низом, остался только беспорядок и хаос, который показывал всю страсть.       Всё из-за Нагито.       Хаджиме больше не цеплялся за простынь, а лишь поддавался течению, выкрикивая стоны. Это было слишком громко. Комаэда старался как можно лучше запомнить их и запечатлеть в своей памяти, наслаждаясь своей работой. Наверное, нужно как-то предложить Хинате снять какое-нибудь хоумвидео, чтобы пересматривать в одинокие часы.       Их соседи точно не рады подобному времяпровождению.       — На… Нагито, я скоро кончу, — пытаясь сбалансировать дыхание, Хаджиме смотрел прямо в глаза Нагито, моля о помощи.       Стеснение и неловкость давно ушли на второй план, Хината был полностью открыт и подан Комаэде на блюдечке с голубой каёмочкой, как желанный десерт, который будет мучать мысли Нагито, будто наркотик, что попал в руки несчастному человеку.       — Сделай это для меня, — эгоистичная просьба, чтобы доказать себе, что Нагито может быть счастливым. Единственное, чего он желал — действительность того, что Хаджиме будет с ним всегда.       Толчки стали более размеренными, но резкими, поддерживая заданный Комаэдой темп. Пружина начала резко закручиваться, желая освободиться. Однако ж пока нельзя, ещё рано.       Хаджиме потянулся к лицу Нагито, втягивая в жадный поцелуй. Комаэда что-то промычал, но поддался желанию, отмечая, насколько сильно у него колотится сердце.       Наверное, не будь у Хинаты хорошей растяжки, Нагито бы и не осознал, насколько замечательно ощущать сейчас поцелуй. Слюна так и вытекала, покрывая собой подбородок, отчего всё было грязным и липким, но это точно не волновало влюбленных, особенно сейчас, когда Хаджиме, отстраняясь, протяжно простонал, высвобождая себя от сладостных нег.       Комаэда смотрел на это с очарованием, не забывая про свой темп. Хината вернулся на исходную позицию, но выглядел таким расслабленным и спокойным, что Нагито не мог смириться с этим. Теперь, остался только раскаленный Комаэда, который пытается ощутить желанное спокойствие, излучаемое Хаджиме.       Последние глубокие толчки, и Нагито заполняет собой то, что принадлежит ему. Одобрительный стон и усталый вздох, и на лице Комаэды вырисовывается улыбка. Это звучит странно и неправильно, но он больше не может думать, а лишь падает рядом со своей драгоценностью.       Их наряды были грязными от спермы и мокрыми от пота. Оба устали и не могли нормально дышать, но Нагито мог чувствовать себя целым, ощущая всю прелесть жизни, пока под ним дышало такое любимое и обожаемое создание.       Хотелось, чтобы этот момент никогда не заканчивался.