Зимняя ночёвка

Это был день зимних каникул. Подруги собрались в доме Харуми, так как он пустовал несколько суток. Прошедшие четырнадцать часов выдались весьма бурными, поэтому сейчас, почти в два ночи, девушки спали без задних ног. Футоны были расстеленны рядом, вплотную — идея Юдзу для "сохранения тепла". Вот только сама она расположилась с Мэй, в то время как остальные лежали напротив. Мацури периодически прилетал пинок от Нэнэ, над ухом похрапывала блондинка — сон так и не приходил. А когда ладонь Намуры в очередной раз шлёпнула девушку по лицу, она вздохнула, с раздражением откинула от себя надоедливую конечность и перевернулась на бок, к Харуми. Недолго думая, придвинулась к ней ближе. Та не отреагировала. Тогда Мидзусава и вовсе залезла к ней под одеяло. — Что ты делаешь? — спросила вдруг шёпотом шатенка, не открывая глаз. — Обнимаю свою девушку, очевидно, — довольно хмыкнула Мацури и устроила ногу между чужих, руку — на животе, а ладонь — на одном из пышных полушарий — в такой позе они спали или просто валялись чаще всего, — Я думала ты спишь. — Спала, но твоя возня меня разбудила, — беззлобно пояснила Танигучи. — Нэнэ-сан пинается во сне. — Кто бы мог подумать, — Харуми ощутила прикосновение пальцев светловолосой к своим и рефлекторно переплела их, — В пансионе она спала как убитая. — Ты тоже. У меня даже фотка осталась, — в комнате было темно, но Танигучи точно знала, что Мидзусава ухмыльнулась прямо сейчас. — Что у тебя за мания фоткать спящих людей? — За кого ты меня принимаешь? — наигранно оскорбилась младшая, — Я фоткаю только тебя. — А-а-а, ну тогда другое дело, — также притворно протянула старшая. После пары секунд тишины обе не сдержали смешка. Мацури уткнулась в плечо Харуми и подумала вслух: — Интересно, соберёмся ли мы также через год? — А что нам мешает? Ответа не последовало. Шатенка вздохнула, собираясь с мыслями, и осторожно продолжила — знала, что её девушку эта тема беспокоит и расстраивает: — Конечно, после выпуска у нас будет меньше времени, которое мы сможем проводить вместе, но это не значит, что мы перестанем быть подругами. И в универе тоже есть каникулы, так что без проблем можно будет собраться так снова. — ...На самом деле я бы хотела провести больше времени с тобой наедине в следующем году. — Ты уж определись: меня ты хочешь или зимнюю ночёвку, — фыркнула Танигучи. — Тебя, — Мидзусава приподнялась, чтобы посмотреть на неё, но темень была непроглядной; зато она поняла, что их лица близко, когда тёплое дыхание коснулось щеки, — Тебя на зимней ночёвке. — Чт- — шатенке не дали сказать ни слова — уста напротив накрыли её собственные весьма неожиданно. Это было нежно, но настойчиво. Мацури всегда была такой. Когда они целовались, голова Харуми тут же опустошалась. Она не знала, почему эта девчонка влияет на неё так. Причём постоянно. Наверное потому, что её губы такие невообразимо мягкие. Или потому, что она по уши влюблена. Хотя, тут скорее оба варианта. И светловолосая чувствовала то же самое. Однако, будучи сверху, ей лучше удавалось сохранять остатки самообладания. Танигучи не могла не отвечать на поцелуи. Её поцелуи. Она делала это почти сразу же. И сейчас не было никаких исключений. Шатенка даже сама углубила его, а Мидзусава расценила это как сигнал к действию и через ткань легонько ущипнула сосок на груди, на которой всё это время покоилась её ладонь. Невероятно приятное ощущение расползлось по всему телу и пустило мурашки по коже. Харуми бы позволила Мацури двигаться дальше, если бы они были здесь одни. — Постой... Погоди немного... — уперевшись несколько ослабшими руками в худые плечи девушки над собой, шептала старшая, когда они ненадолго отрывались друг от друга, — Мацури... Остановись... Младшая прикусила нижнюю губу и послушно прервалась, но лишь для того, чтобы прильнуть к шее и оставить засос, доставляя болезненное удовольствие. — М-мацури... — звала Танигучи, цепляясь за ткань кофты и последние намёки на трезвость ума, пока влажный язык оставлял холодящие дорожки на шее, а затем кончиком касался уха, — Послушай... если кто-то... проснётся, то- — Не беспокойся, Хару-чан, — Мидзусава несильно укусила мочку, — Просто будь тише, я знаю, ты это умеешь. — Какая же ты зараза... — Но тебе же это нравится, не так ли? Мацури вновь поцеловала Харуми, не предоставляя возможности ответить, а её рука смело начала забираться под кофту и ползти вверх. Вообще, светловолосая была тут той, кто обладала высокой чувствительностью, но её действия всегда были чуткими и правильными, поэтому тело шатенки получало нереальное наслаждение от каждого прикосновения, а её разум затуманивался. Раньше она бы никогда не позволила такому случиться. Заниматься сексом, когда подруги спят буквально в двадцати сантиметрах от тебя? Какой стыд, какой разврат! Но эта розовая дьяволица сводила с ума. С ней рушились все внутренние запреты, все принципы, и просыпались страстные, пошлые желания. Когда Мидзусава была сверху, Танигучи чувствовала полную власть над собой, и не хотела сопротивляться. Она отдавалась ей, отдавалась этим рукам и задыхалась от контраста, что создавали дерзкие укусы и знакомая нежность. Небольшая ладонь нередко игралась с большими грудями, но в постели это было совсем иначе. Она сжимала их по-особенному, пальцы задевали и стискивали соски, заставляя их твердеть, и когда это происходило, Мацури задирала одежду и касалась их языком, вбирала в рот, посасывая и чуть покусывая. Этого было достаточно, чтобы Харуми возбудилась — её девушка просто великолепна. Они делали это достаточно часто, чтобы выучить определённые движения друг друга, своеобразные знаки. Например, когда старшая выгибается в спине и запускает пальцы в розовые волосы, младшая переходит к другой груди. Когда старшая упирается лоном в чужое колено, младшая начинает опускаться к животу, чтобы оставить щекотный укус возле тазобедренной кости. Когда старшая начинает демонстративно ёрзать, младшая хватается за резинку её пижамных штанов и тянет их вниз вместе с нижним бельём. Вот только сейчас одной рукой это делать трудно, из-за чего Танигучи приходится помогать, и тогда они обе хихикают. А потом забывают, как дышать, ибо Нэнэ резко принимает сидячее положение и начинает сонно бормотать что-то о "ХаруЮзу". — Нэнэ-чан, это не то, что ты- — попыталась оправдаться Харуми, но Мацури заткнула её, приложив указательный палец к её губам: — Тш-ш-ш, она болтает во сне. И спустя пару мгновений в подтверждение этим словам Намура рухнула обратно на подушку и сладко засопела. — Так, на чём мы остановились? — ухмыльнулась светловолосая — Харуми, опять же, не нужно было видеть, чтобы понять это, — Ах, да... На этот раз Мидзусава воспользовалась обеими руками, чтобы стянуть одежду, а после накрыть обеих одеялом, втиснуться меж пышущих жаром бёдер и урвать ещё побольше поцелуев. Их тела тесно прижимались друг к другу, и Танигучи требовательно потянула кофту возлюбленной вверх, дабы ощутить ещё больше её тепла. Та помогла ей в этом, поцеловала в шею, в плечо, в ключицу, пробежалась пальчиками по рёбрам, пощекотала живот, вызвала хихиканье, и наконец опустилась к точке, что больше всего жаждала прикосновений. Кончики фаланг моментально намокли, и Мацури самодовольно хмыкнула Харуми на ушко, вынудив её в лёгком смущении спрятать запеленённый карий взгляд в сгибе локтя. — Как тебе только удаётся быть такой горячей и милой одновременно? — с восхищением вопросила Мидзусава не в первый раз, быстро найдя средним пальцем клитор и несильно на него нажав, получив незамедлительную реакцию желанного тела — оно вздрогнуло. Она покусывала разгорячённую кожу повсюду. Покусывала уши. Покусывала губы, которые после этого краснели и побаливали. Младшая любила кусаться, а старшая больше не могла и не хотела без её укусов. Это стало неотъемлемой частью их сексуальной жизни. А они стали неотъемлемой частью жизни друг друга. Круговые движения, сосредоточенные на комке нервов, повысили уровень возбуждения шатенки до предела. Её дыхание сбилось и теперь было слышно, однако его, благо, заглушал храп. Она стала такой мокрой и скользкой, что пальцы то и дело невольно уходили с нужной точки вниз. Тогда Танигучи подавалась бёдрами вперёд, чтобы они оказались внутри. Но если у неё и получался сей трюк, то лишь на секунду-другую, поскольку дразниться светловолосая любила не меньше, чем кусаться. А ещё она любила, когда Харуми чуть ли не умоляла её. Прямо как сейчас. — Мацури... Пожалуйста... — Пожалуйста что? — Я хочу... Внутри... — Что-что? Танигучи скрестила ноги позади спины Мидзусавы и толкнулась вперёд, но это ничего не дало. И стало последней каплей. — Войди в меня уже, чёрт возьми, — раздражённо захныкала она, нахмурившись и притянув к себе Мацури за воротник кофты для поцелуя. Это было ещё одной вещью, что так нравилась младшей: старшая сама начинала кусаться, когда выходила из себя или терялась в страсти. Их уста разъединились, и Мидзусава с неизменным самодовольством выдала: — Иногда ты бываешь такой нетерпеливой, — и незамедлительно погрузилась в Танигучи на всю длину двух фаланг, заставив её вцепиться в подушку Мэй над головой, выгнуться и впервые полноценно застонать. Такой реакции не ждал никто, поэтому светловолосая даже испугалась немного и остановилась, чтобы сказать: — Воу, Хару-чан, — медленный толчок, — Мне, конечно, очень приятно наблюдать такую картину, — второй, — но будь тише и не буди Мэй-сан, — третий, — если хочешь, чтобы я продолжала, — четвёртый, пятый, шестой... Харуми лишь послушно закивала, отпустила подушку Аихары и обняла Мацури за шею. Жар охватил всё её тело до самых кончиков ушей, и, казалось, только усиливался с новыми движениями внутри неё. Они постепенно ускорялись и углублялись, пальцы упирались во что-то внутри, вынуждая всё больше кусать губы. А когда третья фаланга пошла в ход, ещё один стон прозвучал громче предыдущего, из-за чего Мидзусава тут же закрыла рукой рот Танигучи. — Прости, Хару-чан, но если ты не поубавишь громкость, кто-нибудь и правда может проснуться. Шатенка снова закивала. Сводящие с ума движения возобновились, немного болезненно, но так чертовски приятно растягивая изнутри. Как прежде, медленно, но набирая скорость, они возносили старшую к самому пику, с которого она так хотела сорваться вниз. Мацури не была бы Мацури, если бы не тормозила наступление сего желанного момента — ей хотелось продлить удовольствие обеих. А ещё ей нравилось, безумно нравилось, как Харуми прижимает её голову к своей мягкой груди и в нетерпении подмахивает тазом в такт пальцам с жаждой скорейшей развязки, помогает собственной рукой, шире раздвигает бёдра и мычит в её намокающую ладонь. Мидзусава отметила последнее, совершая финальные резкие толчки, что наконец подарили долгожданный оргазм. Мощный и яркий. Старшую неслабо затрясло и продолжало потряхивать, даже когда она расслабилась и задышала ещё более рвано. Эта девчонка творит с ней поистине невообразимые вещи. Убедившись, что со стонами покончено, младшая убрала одну руку от пересохших губ, но сразу же просунула между ними кончики пальцев другой, давая Харуми почувствовать вкус собственной влаги. Та с готовностью провела по ним языком, позволяя Мацури протолкнуть их глубже, вытащить почти до конца, а затем вернуться обратно. Неторопливо и тягуче, туда-сюда, раз, третий, пятый, пока не осталось ни следа от солоноватой смазки. На пальцах, по крайней мере — в спокойном, ленивом поцелуе светловолосая поймала её привкус. И да, это было ещё одной вещью, что она так любила. Достаточно скоро уставшая похлеще остальных Мидзусава возвратилась в любимую позу, перед этим не забыв помочь Танигучи натянуть штаны. Она зевала, пока её кратко целовали в лоб — именно такой жест заставлял её сердцебиение ускорятся, и никто не мог понять, почему так происходит. В такие моменты девушка думала, что она и вправду влюблена. Так сильно влюблена. От этого хотелось крепче прижаться к шатенке и не отпускать её ни за что и никогда. Они были счастливы, искренне счастливы, и не представляли даже, что может быть иначе. Они не задумывались, что в будущем это может обернуться против них и разбить их сердца вдребезги. Им не было так важно, что будет потом, и уж тем более им было глубоко плевать на прошлое. Они жили настоящим. Моментом, что происходит сейчас. Моментом, в который они рядом друг с другом.